Глава 3. Первые выстрелы Патрона

Кто-то сгорает под стенами рая,

Умоляя уснувшую даль,

А я зову Азазеля и руки ломаю

О холодную чёрную сталь.

Метеон. Азазель

Моя душа вернулась. Я снова был собой. И даже лучше, чем раньше, ведь теперь я знал эту прекрасную леди, что живет во мне, по имени. Я мог приглашать ее, обращаться к ней, иногда принимать ее форму.

И конечно же, стоило мне вернуться к реальности, вопреки всем ожиданиям вернув себе душу, я стал осмыслять все произошедшее. Что это было — поглощение, одержание, ритуал приворота, жертва, призыв сил бездны?

Ритуал жертвоприношения козла казался мне попранием всех человеческих границ, и я был этим весьма горд. Но, в сущности, в такой практике нет ничего особенного. Во всех культурах существовало жертвоприношение животных, и только христианство подменило непосредственный контакт с жизнью и смертью безжизненной метафорой, причем подменило настолько, что люди, считающие себя далекими от христианства, все еще испытывают предубеждение к практике жертвоприношений, хотя, в сущности, курица в супе приносится в жертву ради того, чтобы мы утолили голод.

Правда, цель жертвоприношения была сомнительной. Любовь без любви, страсть без страсти, ненависть и желание отыграться. «А была ли женщина?» — справедливо интересуется призванный во мраке ночи месье Саллос.

Но куда более интересным оказывается другое. Я начинаю анализировать структуру ритуала. Козел и баран приносились в жертву древними евреями в праздник Искупления, причем если баран приносился в жертву Яхве, то козел, на которого возлагались все грехи мира, приносился в жертву Азазелю, о чем сказано в библейских текстах и что само по себе уже странно для строго монотеистической культуры. Здесь же все жертвы были принесены... Кому? Саллосу? Ну вряд ли, если бы Саллос оказался тем, кто принимает, результат был бы иным, куда более худшим для меня. Просто слепому хаосу? Но у ритуала есть структура, идея, миф, явно выходящий за грань стандартного приворотного ритуала. Мне начинает казаться, что на самом деле, строя ритуал таким образом, я как будто хотел чего-то большего, чем сам мог осознать. Что даже появление Черного зеркала было нужно для того, чтобы я провел этот ритуал.

И вот на этих рефлексиях моя мысль впервые со всей ясностью сталкивается с Ним. Сперва — смутные догадки о нем, потом — поток впечатляющих синхронистичных совпадений и уже гораздо позднее — личное знакомство. Эллоиза была первой, кто пришел из вселенной воображения и открыл врата, но следующим пришедшим из глубины сокровенной души был Он. Азазель. Прямо иллюстрация к теории Юнга: сначала Анима, потом Самость.

Первое изрядно поразившее меня совпадение, вокруг которого и стала закручиваться реальность: день жертвоприношения совпал с праздником Йом Киппура — тем самым праздником, когда древние приносили жертву искупления. Впрочем, было и существенное отличие, смысл которого станет ясен потом: древние приносили козла в жертву без крови, переламывая конечности и отправляя в пустыню, я же просто перерезал ему горло.

Тогда я всерьез стал задумываться о том, кто же такой Азазель. И вот тут мне попадается Книга Еноха, описывающая бодрствующих ангелов во главе с Азазелем как первых прогрессоров рода человеческого, принесших им все тайны науки, искусства и магии, а также открывших самую сокровенную и запретную часть всего магического арсенала — сексуальную магию.

Сексуальная магия — это, пожалуй, одно из самых таинственных и самых непонятых магических искусств. На примитивном уровне под сексуальной магией понимаются грубейшие манипуляции в стиле магии Хаоса, по принципу «кончая в женщину, подумай, как ты хочешь новый автомобиль». Не отрицаю, что строго фактически такого рода практики могут быть успешными. Я убежден, что всякий, кто имеет хотя бы небольшое представление о сакральном, сочтет это чудовищным кощунством.

На втором уровне сексуальная магия неотделима от магии трансгрессии. Магичность определяется неприемлемостью, нарушением, фактом выхода за грань и получения энергии от этого выхода. Здесь важно не само сексуальное действие, а акт нарушения общепринятого порядка. Например, в ритуале Нюит-Бабалон жрец должен слизнуть свою же сперму из лона жрицы, что приведет в ужас любого, кто будет просто читать описание этого ритуала. Любые формы табуированной сексуальности также могут считаться магией трансгрессии. Впрочем, мой печальный опыт «курицы в шоколаде» от шефповара Каина уже давно отбил любые желания превращать свое пространство в непрекращающуюся оргию. Трансгрессия тем и хороша, что представляет особый, исключительный акт, в противном случае она не есть трансгрессия.

Наконец на третьем (и первом полноценном) уровне сексуальной магии ключом становится только один принцип — способность увидеть в своем партнере божество, архетип, сакральную фигуру, соединяющую с высотами и глубинами Иного. Иными словами, в подлинной сексуальной магии всегда участвуют четверо: мужчина, женщина и их зеркальные двойники — Анима и Анимус. Звучит обескураживающе схематично, но любой, кто имел опыт полноценной сексуальной магии, знает, что на самом деле именно этот опыт есть одно из самых интенсивных и ярких переживаний, доступных человеку вообще.

На следующих уровнях появляются свои тонкости, когда речь идет о выстраиваемом поле, когда вместо Анимы и Анимуса действуют самые глубинные образы, связанные с Самостью или, как это определяется во внутренней традиции Серебряной Нити, — Истоком, когда сакральные двойники Анима и Анимус не просто переносятся на партнера, но и получают возможность «подвинуть» сознательное эго. Здесь мы погружаемся в настоящий океан столь изысканной чувственно-психологической изощренности, по сравнению с которой любовные ухищрения Дона Гуана были потугами неотесанного чурбана.

Но только когда происходит достижение САХ, когда удается соприкоснуться с чем-то действительно вечным, возможна подлинная сексуальная магия. А все попытки практиковать сексуальную магию до достижения САХ — это практически всегда что-то вроде «траха под восточные благовония». В лучшем случае это будет секс по аркану Императрица, полная аннигиляция, растворение как желанная цель, в то время как на самом-то деле раствориться должно «все кроме».

Либо, наоборот, у адептов мужчин, будет инстинктивное возведение границ между собой и партнершей, глубоко неосознанный страх перед «вагина дентата», компенсирующийся иллюзией контроля и включением принципов власти. А что может быть дальше и противоположней подлинной сексуальной магии, чем принцип власти и дистанции в любом виде? Даже в некоторых текстах ритуалов сексуальной магии у Кроули, вроде ритуала ИнСе, где включается элемент бичевания, БДСМ, — это на самом деле всего лишь стремление слабого эго сохранить иллюзию контроля, избежать полной трансценденции.

Однако для нас важен именно базовый принцип сексуальной магии — увидеть в партнере Божество, Небесного двойника. Так что участвуют не двое, но четверо. Ангел и мужчина. Богиня и женщина. И именно в такой сексуальной магии высшая степень опасности для монотеистического бога. Более всего Яхве ненавидел богов и богинь, связанных с сексуальностью.

А если подумать, разве миф об Азазеле и его Ангелах, спускающихся с небес, чтобы взять в жены дочерей человеческих, не об этом? Разве в этом иносказании не ключ? Даже средневековые каббалисты понимали, что ангелы, не имея плоти, могли сделать это, только войдя в их мужей духовно. Это и было первой формой сексуальной магии.

Ко всему прочему, я начал смотреть на главную картину моего проекта несколько новыми глазами. Ангел. Женщина. Соблазнение. Я стал чувствовать, что, благодаря падению в хаос Черного зеркала, я впервые осознанно прикоснулся к своему индивидуальному мифу, который дополнял мировоззренческую карту, построенную на заимствовании у других магических систем.

И открытие Азазеля было как удар молнии, как прозрение, как радость долгожданной встречи. Неужели я наконец-то обретаю свой миф? Все, что я знал до этого, — было так или иначе позаимствовано, взято у важных людей, прочитано в книгах. Но Азазель был не только книжной правдой. Он — моя правда, написанная живым серебром поверх кожи души. И, черт возьми, ради этого столило спуститься в горнило Черного зеркала.

Я начал понимать. Во всем происходящем есть один ключ — Азазель. И конечно, пространство стало подтверждать мое понимание. Например, позвольте разделить с вами еще одну изысканную синхронию, которые я собираю с такой же тщательностью, с какой старый коллекционер собирает серии почтовых марок разных лет в один альбом. А Азазель порождал синхронии. За неделю, не сговариваясь, мы и наши ближайшие питерские друзья объявляем мероприятия, посвященные одной и той же теме. Ну и как вы думаете — какой же теме мы посвящаем наше внимание? Бинго! Азазелю. Да, наши подходы отличаются, у нас это культурно-архетипический экскурс, а у них опыты гоэтии, но самого факта синхронии от этого никто не отменяет.

А через три дня приходит главная весточка. Метеон, находясь очень далеко от всех нас пишет текст своей лучшей песни. «Азазель». Написал, находясь так далеко от всех наших процессов, споров и дискуссий, как это только возможно. Внезапно рога Азазеля стали торчать практически из каждого эпизода.

Вокруг вопроса об Азазеле начались конфликты с некоторыми старыми членами клуба. Едва ли эти процессы были по-настоящему определяющими для меня или для проекта. Но все же о них невозможно не рассказать. Какая роскошная иллюстрация человеческой ограниченности, абсурдности любых попыток вторгнуться в чей-либо магистерий, исходя из любых сколь угодно добрых чувств!

Конфликты начались, после того как я добавил Азазеля в пантеон. На меня тут же посыпались обвинения, что, добавив к Люциферу Азазеля, я предал традицию Мартиэль и в связи с этим рискую на этот раз окончательно утратить свою душу.

Вершина абсурда была в том, что никто из критиков даже не удосуживался спросить у нее, а что она об этом всем думает. К слову сказать, сама Марти наблюдала за происходящим с неожиданным оживлением и интересом, мол, «ну наконец-то у вас что-то живое стало происходить». Заткнуть или выстебать «оппозицию» Марти справедливо считала ниже своего достоинства и предпочитала наблюдать театр абсурда — святую инквизицию, обрушившую хулу на еретика от ее имени. Что может быть бредовее? Для Тёмных звезд недопустимо вмешательство в чей-то путь даже со своим советом, если вас до этого не попросили. Но это были паладины. Конфликт перешел в острую фазу, главный паладин после небольшой провокации был исключен, после чего, казалось, мы восстанавливаем обычный рабочий режим.

Впрочем, все описанные выше дрязги интересны разве что как экспонаты духовной кунсткамеры. Гораздо интереснее оказалось происходящее под шелухой. Впервые в поте, крови и гное мне удалось родить полностью свой, индивидуальный миф. Миф, который с годами будет совершенствоваться, обрастать новыми гранями, деталями, сюжетами и символами.

Как же удивительна и парадоксальна жизнь! Сколь же эффективно «злые» силы в нашей жизни служат нашему выходу на иной уровень развития! Своему первому духовному опыту семнадцать лет назад я обязан лжеучителю, который пытался меня использовать. Моему Городу, моему смыслу, моей истинной Воле я обязан серому аватаре — который просто сделал мою жизнь в старых границах невыносимой. И вот снова я достигаю полной реализации Малого Магистерия, сначала услышав свою душу как отдельную личность, а затем достигнув Знания и собеседования с САХ благодаря появлению в моей жизни Черного зеркала — наихудшей из наихудших. Воистину, при встрече не с метафизическим, а с реальным злом в нашей жизни нам чаще стоит вспоминать слова Мефистофеля: «Я часть той силы, что вечно зла желая, творит благое». Только сейчас я понимаю смысл слов, которые всегда говорит Мартиэль на ритуальном круге, прославляя все силы, и помогающие нам, и нам мешающие, тем самым все равно способствуя выходу на иной уровень.

 

Глава 4. Конец Черного зеркала

Всё очень круто, бэби,

Я эдак стану святым!

Всё очень круто, бэби,

Соблазны тают, как дым.

Когда мы встретимся, бэби,

Боюсь, я стану друим...

...Я вовсе не был приучен

Искать забвенье в труде.

Я частный случай, бэби,

Четвертый круг на воде.

Но кто швырнул камень в реку, бэби,

Тот знает, кто он и где...

Сергей Калугин. Короткий поводок

 

Я освобождался. День за днем, неделя за неделей после возвращения Элли я шаг за шагом возвращался к самому себе. И чем больше рвались нити, за которые Черное зеркало дергало, как марионетку, тем в большую ярость приходило Черное зеркало.

В тот день была лекция. Кажется, мы вновь говорили о нашей любимой теме: трансгрессия, предел, нарушение, выход за предел.

Лекция, как водится, переходит в пир, и наш круг увлеченно обсуждает природу магии, трансгрессии, риска и ставки.

Черное зеркало смотрит на меня, и вдруг говорит:

— Все вы — мастера языки почесать. А в чем ваша трансгрессия в реальности? Где вы ставите себя на кон? Только трахаться и красиво говорить умеешь. Хоть один пример, хоть одно нарушение, хоть один момент, где кто-то из вас реально пошел бы на риск жизнью, можете назвать?

Это вызов. Это потрясение. Это удар в самое сердце. Когда и правда я трансгрессировал? В Армален, ставя весь свой круг общения и свою репутацию на кон. Но разве это риск жизнью? А какой по большому счету риск в жертвоприношении несчастного козлика или попытке повторить парижские работы Алистера нашего Кроули? Нарушение, взрыв своих границ — да, пожалуй. Но можно ли все это назвать трансгрессией в самом высоком, батаевском смысле?

И кто говорил? Слова любого или любой другой — я бы забыл достаточно легко. Но это было Черное зеркало во всей надменности, презрительности и царственности Исаис Черной.

Что я могу сделать? Какое действие могло бы стать действительным риском? Действие, которое бы имело реальный смысл и не выглядело как пустой понт и искушение судьбы, но при этом содержало бы реальный риск, реальную ставку, после которой я мог бы, глядя ей в глаза, презрительно ответить: «Я — да, а ты?»

Можно выдумать много умозрительных трансгрессий и рисков, но что было бы настоящей, живой, трансгрессией, которая бы обладала бы красотой? Нечто созвучное русской рулетке, но не столь бессмысленное и гротескное.

Вопрос встал передо мной со всей безжалостностью.

А всего через неделю в дружественном нам альманахе вышел анонимный перевод: Салман Рушди, «Шайтанские айяты». Или «Сатанинские стихи». Впрочем, к какому-либо «сатанизму», который давно перестал быть опасным, книга отношения не имела. Художественный роман, чем-то похожий на булгаковский «Мастер и Маргарита», разве что в исламских декорациях, роман столь сложный, что читать и понимать его сможет разве что профессиональный филолог, привыкший к изыскам Джойса и Пруста. Славу этому роману снискал его запрет в мусульманском мире и смертельный приговор, вынесенный автору. Любое издание этой книги сопровождалось скандалами, погромами, столкновениями, так что независимые аналитики называли эту книгу «самой опасной книгой двадцатого века».

Ходит слух, что в России эту книгу хотел издать лидер какого-то крупного издательства, имевший даже поддержку властей. Этого редактора нашли утонувшим или, что более вероятно, — утопленным. Правда это или нет, я не знаю, в нашей среде слишком много слухов. Но даже факт перевода скрывают как огромную тайну.

— Как думаешь, спецслужбы могут заинтересоваться? — как-то спросил я приятеля.

— Вот они-то как раз нет, это им ничем не мешает. Скорей наоборот — люди в черных костюмах просто будут наблюдать...

Вот оно! Вот он — единственный возможный ответ на вызов Черного зеркала. Договориться с анонимным переводчиком в сети не представляло сложности, он разве что удивился моей неосмотрительности. И вот — в очередном прорыве выходит Салман Рушди.

Сперва — восемьдесят экземпляров. На удивление — никакого спроса на нашем проекте. Зато независимые книжные буквально вцепились в новинку, не рискуя однако выложить ее в открытую продажу. Книга оставалась самой востребованной в этих магазинах даже «по личной рекомендации».

Первый тираж улетел быстро. Второй тираж — сто экземпляров. В какой-то момент пространство изменилось. Книгу стали заказывать люди с нерусскими фамилиями. Заметили? Игра проиграна? Само пространство дышало угрозой. Стало ясно — это не просто русская рулетка. Если продолжать действовать дальше — это гарантированный приговор. Но могу ли я остановиться? Имею ли я на это право? И если имею — в какой момент? С каждой неделей атмосфера все больше сгущались, мне стали приходить странные анонимные письма, еще без угроз, но весьма двусмысленные и напряженные. А независимые книжные просят еще. Похоже, они поняли что было сделано. Магазины, выкладывающие антиправительственные и анархические книги на главную полку, «Аяты» продавали только из-под полы.

Я до конца жизни запомню разговор с одним из директоров книжного мира, который минуту жал мне руку, восхищаясь и благодаря за то, что я сделал. «Я не люблю оккультизм, но за одно издание этой книги я могу сказать, что вы — самое андеграундное издательство, вы настоящий герой». Между тем герой чувствовал, что поле вокруг него сгустилось и, быть может, осталось совсем немного до развязки, страх продирал до основания. Если кто-то скажет вам, что лишен страха, — не верьте. Можно лишь не дать воли страху, немного отстраниться и продолжать следовать своему пути. Я навсегда запомню, как привозил заказ наших книг вместе с Рушди к «Президент-Отелю» и покупателем оказался человек восточной наружности в машине бизнес-класса. Три дня после я постоянно оглядывался, нет ли кого-то за спиной...

Третий тираж? Независимые книжные обрывали мне телефоны, прося добавки... Надо — значит, надо. Возлюби судьбу, как говорил Фридрих Ницше, возлюби судьбу превыше ближнего и дальнего.

Произошло чудо. Как раз когда я запросил третий тираж, хозяин типографии с, которой я сотрудничаю, случайно узнал, что отпечатано в его типографии. В мой адрес ожидаемо последовала серия весьма эмоциональных и не самых цензурных высказываний. Разумеется, о каком-либо продолжении тиража больше не могло быть речи, спасибо, что со мной вовсе не разорвали договор. Оставалось прикинуться валенком, который «не знал и не понимал».

Если бы не эта счастливая случайность, после которой я, уже не кривя душой, мог снять эту книгу с продажи (те немногие экземпляры сейчас стоят больше десяти тысяч, но, увы, у меня не хватило ума сохранить для себя несколько экземпляров), скорей всего, сейчас я бы не писал эти строки.

И через пару месяцев после того самого разговора Черное зеркало заглянуло к нам на огонек. К тому времени она уже почти перестала появляться. И с какой же довольной улыбкой я мог наконец подарить ей эту книгу.

Девочка не поняла. Должно быть, при всей силе Исаис, Черное зеркало по природе своей слишком глупо, чтобы понять, что на самом деле произошло. А значит, в уточнениях не было необходимости...

Что-то незримо изменилось. Я стал верхом добродушия, а вот Черное зеркало как будто была охвачена бессмысленной и непонятной для нее самой ненавистью. На одной из постановочных «психодрам» она буквально стала кричать на меня и даже напала, пытаясь «выбросить в окно». Я лишь надменно улыбался. Сдулось, пало, рассыпалось Черное зеркало на осколки, и даже ее соблазнительные ужимки стали напоминать скорей ужимки дешевой проститутки, нежели чудовищную Исаис.

Очень скоро она ушла. Просто после того, как она целый месяц пыталась рекламировать свои мероприятия, ни разу не зайдя на наши, я сделал вежливое замечание, что нехорошо использовать ресурс чужого пространства, даже не участвуя больше в его работах. На этом все было закончено, она ушла, и я больше никогда ее не видел. О чем ни капли не жалею.

Казалось, главный кошмар моей жизни остался позади. Упоминания об издании Рушди исчезли со всех сайтов, и понемногу я вернулся к обычному рабочему режиму. Впрочем — когда думаешь, что все позади, как правило, все только начинается...

 

 

Глава 5. Ослепление

В падении нет места поворотам.

Ксения Хохлова. Падение

Можно выдохнуть? Буря позади? Если бы все так просто! Живем как в сказке — чем дальше, тем страшнее. И только прошла гроза, как начался шторм. Выстрел гремит в сентябре, а пуля возвращается в январе.

Наше повествование приближается к событиям, в которых я потерпел самый большой крах. Законы духовной жизни, в сущности, одни и те же, говорим мы о какой-нибудь строго праворучной традиции типа христианского подвижничества или крайних формах Пути левой руки. После взлета неизбежно происходит откат. После откровения наползают тени. Чем выше удается подняться, тем жестче на следующем этапе последует падение. Чем ярче солнце, тем чернее тень. И самое главное — всякий раз, когда ты выпускаешь чудовищ в угоду примитивным желаниям и страстям, эти чудовища возвращаются обратно. И самый большой ужас в том, что, даже понимая все это, оказавшись в определенной ситуации, невозможно сопротивляться захваченности или ослеплению.

История, предшествовавшая родам Магды, — мой самый большой позор и одновременно возвратная волна всего, что было выпущено раньше.

А коли ты дал повод, Серый поставит свои капканы по-настоящему ювелирно. Это не было искушением корыстью, алчностью или чем-либо подобным. Самые страшные ловушки практически не заметны.

Уж не помню, кто говорил, что сатана начинается с пены на губах от правденого гнева у ангела. Святая истина! Самые страшные ошибки мы совершаем не в те моменты, когда стремимся «отдаться путям зла», а когда убеждены, что действуем и поступаем всецело правильно, в соответствии с высшими идеалами.

Как вы уже знаете, ранее на нас обрушилась беда. Один из самых важных людей, гений, поэт, виртуоз и менестрель Бабалон оказался в тюрьме.

Иначе как атакой Иалдабаофа это было назвать просто невозможно. Под ударом окзаался именно тот, чье творчество казалось мне мечом Лилит, мечом освобождения, войны с пуританством, морализмом и всей мерзостью, коей полнится современный мир.

Спасти любой ценой! Собирали деньги на адвоката, выполняли коллективные ритуалы и церемонии на его освобождение, подключились даже отдельные телемиты из-за рубежа. Разрабатывались самые безумные, самые невозможные, самые абсурдные планы его освобождения. Все магическое сообщество превратилось в потревоженный улей, даже старые противники забывали о своей распре, чтобы сделать какой-нибудь, хоть небольшой ритуал за нашего гения.

И тут начала разворачиваться главная история. История единственного в моей жизни предательства, когда я и не подозревал, что делал.

Подруге гения, с которой они на тот момент не были официально расписаны, пришла в голову «гениальная» идея. А что если записать дочь Магды, которая должна вот-вот родиться, на нашего гения как ее отца? Наличие малолетних детей — аргумент для суда, чтобы освободить или хотя бы скостить срок. И разве истинный телемит упустит случай наебать систему? Дело было за малым — уговорить Магду.

Уговаривал сначала ближайший круг нашего гения. До родов оставались считанные дни, и глашатаи приходили прямо в больницу. Подруга гения обладала каким-то роковым даром убеждать, так что всему близкому кругу казалось, что стоит только подписать документ о подложном отцовстве, и суд немедленно выпустит гения из заключения. Самое абсурдное в разыгравшемся трагифарсе было то, что последующий разговор с юристом опроверг эти возникшие откуда-то из хаоса призрачные надежды. Уверенность, построенная на песке. Только подпиши, только сделай, это же всего лишь бумага. Коллективное помешательство на гране предела.

Единственное, что могу сказать я в свое оправдание, — сперва я не поддавался, сопротивлялся коллективному безумию и старательно изображал нейтральность и готовность поддержать любое решение. Слишком глубоко отпечатывается в сердце правоверного телемита главный запрет — запрет на вмешательство в чужую волю, запрет на навязывание, продавливание чего бы то не было. Уж что что, а этот запрет плотно вколачивается в Ордене и уже никогда не выйдет из крови и плоти.

Поэтому первые дней десять коллективное безумие меня не захватило. Я просто молил всех богов, чтобы она согласилась. Что она теряет? Разве весь наш круг до единого не знает, что это мой ребенок? Разве он перестанет быть моим из-за надписи в паспорте? Тем более что главным просителем и инициатором была женщина гения. Если это не задевает ее, то почему должно задеть меня?

Первые десять дней я сохранял молчание и уклонялся. Держался. Но градус напряжения перед родами нарастал. И общая волна захватила и меня.

Слом наступил тогда, когда одна из самых уважаемых и влиятельных членов клуба, Альрауне, услышав, что мать Магды против этой затеи, стала собирать группу, чтобы идти к ее матери, и пытаться с ней сторговаться, хотя в реальность ее мать вообще не знала о чем речь.

И вот тут я сломался. Альрауне. Самый влиятельный, самый авторитетный член клуба с очень большими связями. Если она верит в эту затею — значит в этой затее есть реальная истина.

В первый и, хвала богам, единственный раз я предал все, что является основой телемитского закона, — святость чужой воли. Я стал давить. Давить всем своим политическим навыком. Сначала — мягко. Увещеваниями, обещанием гарантий, улещиванием и заискиванием. В ответ Магда молчала. Обещания становились все более конкретными, я клялся, что если она запишет ребенка на арестованного, через пять лет после его освобождения я официально впишу дочь в свой паспорт. Манипуляция, торг. Магда снова отвечала глухим молчанием.

Черт возьми, гибнет гений! Человек, чьи песни — вызов системе, прославление Богини, идеология свободной сексуальности. Неужели ты такая же, как люди этого мира, неужели ты не можешь проявить высшую доблесть, нарушить их запреты, совершить трансгрессию, преступление, обмануть систему? Неужели ты не ненавидишь систему так же, как и я? — некстати стала поднимать голову иллюзия, созданная Черным зеркалом несколько месяцев назад. Ты же знаешь, что люди разделяются на два типа — рабы и свободные. Рабы несут хомут закона, свободные его нарушают. Значит, ты всего лишь раб, не можешь подписать ничего не значащую бумажку, не можешь нарушить закон.

Ответ Магды был по-настоящему великолепен. В нем была глубинная правда, которую я могу понять только сейчас.

— А что есть трансгрессия и что есть большее нарушение закона? Весь закон нашей среды во главе с тобой обрушился на меня, пытаясь заставить сделать то, что — я знаю — делать нельзя ни в коем случае. И что для меня большее нарушение — идти против тебя и против почти всех людей, кто стал моим кругом? Или нарушить ничего не значащий закон государства? Неужели ты не видишь, что отказываясь, я делаю куда большее нарушение против тебя как самого близкого мне человека и тех друзей, кто составлял мой мир и теперь хочет использовать нашу дочь разменной монетой?

Ответ суверенной женщины. Ни убавить, ни прибавить. Если бы я был хоть немного осознан тогда! Но ослепление продолжалось, подогревалось: я же прошу не ради денег, корысти, власти или чего-то низшего, животного, человеческого. Мы просим ради спасения нашей главной надежды: тут — пустая бумажка, которая не значит ничего ни для кого, там — перспектива долгого заключения в тюрьму где не будет ни стихов ни песен.

Я стал уходить. Давить холодом и подчеркнутым презрением. В конце концов, уже совсем захваченный Серым, я решил растоптать ее. Символический жест — в кругу магов символы определяют реальность. На ее место, пока она была в больнице, я поставил женщину, с которой у меня только разгоралась близость. Пеймона. Она-то меня понимала. Она-то говорила, что уж она на месте Магды не стала бы думать о пустых бумажках и послушании закону. С ней-то я мог полностью опустошится, очиститься от Черного зеркала.

Это действительно было предательство. Другого на моем месте бы не простили — ни люди, ни боги. Должно быть, особую благодать простирает надо мной Тетрада, что даже после этого предательства ни Магда не оставила меня, ни сами боги не отвернули лица.

Что меня несказанно удивило — две мои близкие подруги, Иштар и Чинни, достаточно резко поддержали Магду. Существует распространенное представление, будто женщины, имеющие связь с одним мужчиной, неизбежно будут врагами. Это ложь. Точнее, так бывает, но далеко не всегда. Иштар и Чинни были готовы защищать Магду до последней капли крови. (главы разных частей книги, не всегда помещены в хронологическом порядке для связности различных историй — так последняя глава прошлой части заканчивается потерей Чинни, в то время как описываемые здесь события разворачиваются значительно до).

В аристократическом кругу параллельные связи не заботят никого — если, конечно, кто-то не строит особых планов. Так вот, женщины, о которых идет речь, не просто дружили, они поддерживали друг друга. На фоне общего безумия именно две другие женщины, с которыми я был также близок, оказались меньшинством, выступившим на стороне Магды, и пытались меня вразумить, объяснить, насколько все происходящее является подлостью.

Магду любили. Первая жрица «Касталии», само появление которой создавало в официальном пространстве съемного зала атмосферу домашнего уюта и тепла. Ее любили даже те, кому по законам жанра надо было бы интриговать против нее, формальные соперницы, Иштар и Чинни оказались единственными, кто сохранил независимость в коллективном безумии и хоть как-то смог поддержать ее в этом падении в бездну.

Беда не приходит одна. Ко всему прочему ее роды были одним из самых сложных процессов, на них срочно вызвали медицинское светило из другой больницы. Роды продолжались двенадцать часов, во время которых она думала только об одном — о том, что каждый неосторожный вдох может убить нашего ребенка. «Так проходят бездну». Когда потом под шелухой я на йоту соприкоснулся с этими ощущениями, я понял, почему у женщин в древности не было инициаций. Роды всегда были естественной инициацией через смерть в жизнь. А инициация Магды шла по самому крайнему сценарию.

Никогда раньше и никогда позже я не был настолько во власти Серого хозяина, как в эти дни.

С этого момента наши отношения, бывшие до этого самыми доверительными и теплыми, какие только могут быть, треснули по швам. И во вселенную Магды пришла Сама. Матушка. Геката. И предстоял долгий путь во льдах, на котором мы все-таки смогли спасти нашу близость. И я уверен, что это было возможно только потому, что сама Магда настолько полна любовью и гармонией, и это естественная языческая любовь, для законов которой все есть ритуал. И что для нас, цивилизованных людей, являлось пустой формальностью или возможностью классно обмануть систему, для нее как для природной язычницы означало магическое отречение от ребенка. Магда сражалась против меня за меня, и, черт возьми, она победила.

В чувство меня привел только разговор с Мартиэль. О как же я рвал и метал!

— Марти, представляешь, Магда за Иалдабаофа, она не способна к нарушению закона, она недостойна! Наш брат гниет в тюрьме! Она законопослушна, как чертов обыватель!

Я ожидал чего угодно. Ответ Марти был как будто продиктован по нотам:

— А с какой стати она обязана использовать своего ребенка? Гений, конечно, гений, но знать, где он оступился и косякнул перед богами, должен он сам — и с ними и разбираться. При чем тут, вообще, она? И вообще, формальные процедуры — тоже одна из разновидностей магии. Ты правда такой идиот, что не понимаешь, подо что тебя подписывали?... Ты на уровень выше глянь...

Вообще-то Марти очень деликатный человек. Обычно Марти предпочитает невмешательство и почти никогда не дает прямых указаний. Но тем сильнее бывает воздействие слов, когда она отказывается от своей обычной тактичности.

Первое правило братства Черных звезд: «Когда что-то непонятно, звонить Марти». Увы, правило не сработало вовремя, ведь здесь мне все казалось слишком понятным, так что не было сомнения. Поэтому, когда после одного короткого разговора я начал приходить в себя, слишком многое было разрушено до основания.

 

 

Глава 6. Иштар

И никто не помнит, как это было,

А те кто помнят, те в небе или в огне,

А те, кто сильны — сильны тем, что знают, где сила.

А сила на ее стороне.

Группа «Аквариум», из песни «На её стороне»

 

Дорогой читатель. Если ты дочитал эту книгу до этого места, и она даже не показалась тебе скучной, я прошу тебя, на этом месте — сделай небольшую паузу, прерви чтение и ответь на один простой вопрос. О чем эта книга для тебя?

И для кого то — это книга — простое жизнеописание рядового оккультиста. Для кого то — это история борьбы за власть и уважение, путь наверх. Для кого то — интересная история переплетенных любовных страстей и влечений. Для кого то — набор забавных курьезов из непонятного и чуждого ему оккультного мира а для кого то быть может единственная возможность составить более-менее объективное представление, о внутренней реальности оккультной культуры. И быть может для вас будет странно, что здесь нет ни посвященных в белых одеждах, ни картонных злодеев, плетущих нити мирового заговора. Здесь — те же страсти, те же взлеты и падения, фатальные ошибки и триумфальные победы. Здесь — жизнь.

Но эта жизнь все же несколько необычна, эта жизнь, которая помножена на магию, пропитана магией, преломлена магией.

И быть может именно вам удастся немного подняться над условностями восприятия и понять то как хотел бы видеть и творить эту книгу, и эту исповедь сам автор. Потому что для меня эта книга, прежде всего — о магии. От самого поверхностного уровня где выполненный ритуал, пройденное посвящение меняет саму ткань жизни. Но есть и более глубокая магия, магия самой жизни, как в обычных житейских конфликтах отыгрываются мифологические и архетипические сюжеты. Эта книга пишется мной в попытке донести для немногих в сущности простую мысль: магия — это не нечто делаемое в строго определенной резервации, желательно с черными свечами, а само пространство, определяющее жизнь тех, кто действительно вошел во внутренний круг магии. Большую Игру.

Для стороннего наблюдателя различить эту самую магию будет гораздо сложнее. Конечно, поразительные синхронии, игры богов, вещие сны, смысловые плетения и взаимодействия «под шелухой» наглядно иллюстрируют реальность магии. Но чтобы ее хотя бы распознавать, нужно быть к ней немного причастным. Наконец, если посмотреть еще более пристально, можно сказать, что вся третья часть, вся дорога Азазеля — это история сексуальной магии, где сексуальная магия совершается до, во время и после секса, как особого рода работающее пространство энергий и смыслов, мандала, где происходят странные соединения. Поэтому вся третья часть посвящена женщинам. Магда, Иштар, Акташ...

Счастливая возможность поддерживать одновременную связь с несколькими женщинами позволила мне сделать очень важное открытие в области сексуальной магии и магии взаимодействия вообще.

Это открытие звучит очень просто. Любые отношения — это алхимическое слияние. А всякая женщина превращает мужчину в нечто кем он не был раньше. Как вниз так и вверх. В жизни мы наблюдаем эти перемены по косвенным признакам: один был преуспевающим бизнесменом, женился и за год спился, другой наоборот — пил как проклятый, женился, и вдруг все стало хорошо, устроился на работу, стал директором завода или директором цирка. И все как будто случайно...

Но совсем другое дело на собственном примере отслеживать, как взаимодействие с конкретной женщиной полностью меняет ощущение себя или — если выражаться громоздко и