Практика «Арифметическая задачка «Стар и Млад»

 

Задача: Сравните, опираясь на формулу Уровня Работоспособности, энергетичность парнишки, который собирается сесть первый раз в карт, и энергетичность дедушки, которому нужно впервые воспользоваться сайтом Госуслуг. При условии, что дедушка третий раз в жизни за компьютером.

Дано: Парнишка 7 лет.

Мечтал о картинге уже 2 месяца. За полчаса до выхода из дома уже оделся и топчется у двери, ждёт, пока мама накрасится и с подружкой досплетничает по телефону: «Сын‑то все видеоролики, что нашёл про гонки на картингах, пересмотрел. Говорит, что собирается стать автогонщиком. Хотя, по‑моему, тут дело в моде. У них в классе многие мальчишки уже катались. Вот я и пообещала: если его учительница похвалит – отведу.

Как уроки делать – так у него голова болит и в школу не добудишься, а сегодня ни свет ни заря уже на ногах. Весь умытый, ноет: «Ну мам, давай быстрей!» Может, и вправду Шумахером станет!»

Старик. Новое уже не очень интересно. Новое требует сил для освоения, а их и так нет. А попытки делались, но неудачно. Самооценка ещё больше страдает. Трудностей завались. Даже просто набрать свой пароль на клавиатуре – подвиг. Да и сердце пошаливает. «Вот было бы ради кого, тогда, может, и стоило бы мучиться. А так… Сколько той жизни осталось?»

Найти: Во сколько раз или на сколько единиц Парнишка энергетичней Старика?

 

Практика «Удовольствие и не удовольствие»

 

1. Вспомните простое удовольствие. Например, подойти к холодильнику за любимой колбаской или хотя бы за кусочком сыра в дополнение к бокальчику хорошего красного сухого, холодненького. Ну или вы хотите отрезать кусочек лимона, тоненький‑тоненький, со «слезой».

Просчитайте свой Текущий уровень энергии перед этим действием.

 

2. Выберите дело (проект), который уже забуксовал или вы давно собирались воплотить, но как‑то никак не собрались.

Просчитайте, на сколько единиц Вы готовы прямо сейчас снова заняться им.

На сколько единиц тянет ваша энергетичность в этом случае?

 

Духовный уровень

 

Когда речь касается чего‑то духовного, в терминах начинается полная неразбериха. Думал, хуже, чем с эмоциями, быть не может. Ошибался. А раз так, снова пытаемся строить простые полки для сложных вещей.

Что, по‑вашему, Дух? Какие ассоциации вызывает это слово? Какая связь между Духом и Энергией? Оказалось, что всё разнообразие ответов можно разделить на три большие части. Можно назвать их тремя направлениями или тремя подуровнями духовного уровня. Чёткие границы меду ними провести трудно, но мы всё равно попробуем разграничить эти части‑направления. Хотя бы с помощью примеров.

 

Первое направление рассматривает Дух как Волю к достижению.

«Дух противоречия», «высокий боевой дух» – это отсюда.

Дух, рождающий смысл деятельности, суть процессов, которым мы занимаемся.

Великая и конкретная цель, к которой должен привести этот процесс, – тоже здесь.

Чтобы получить доступ к источникам энергии, которые спрятаны в этой «местности», нужно ответить на извечные вопросы самоидентификации и смысла каждой конкретной жизни.

Кто я? Что я? Зачем я?

Как? Ради кого? Ради чего?

Каковы мои цели?

Поиск ответов на эти вопросы легко может вогнать в депрессию. Но тому, кто нашёл ответы на эти вопросы, никакая депрессия потом не грозит. При любом раскладе жизненных обстоятельств. Как сказал великий Виктор Франкл, выживший в нацистских концлагерях: «Знающий Зачем выдержит любое Как».

Именно для этой составляющей духовного уровня Павел Николаев нашёл прекрасное название: «Сущностный уровень».

И именно на этой, сущностной, составляющей и остановились основоположники энерджи‑менеджмента Джим Лоэр и Тони Шварц, когда говорили о Духовном уровне.

Они освободили понятие энергии от религиозно‑мистического налёта. Дали возможность, посмотреть на энергию как на бизнес‑ресурс даже тем, кто воспитан в ортодоксально‑атеистическом ключе и кого от слова «энергия» воротит.

 

Сегодня же пройти мимо религиозно‑мистической составляющей энергии было бы просто непрофессионально. Хотя бы потому, что:

во‑первых: прошло почти 15 лет с момента публикации книги «Жизнь на полную мощность»,

во‑вторых: первоисточник‑то западный, а мы явно… Хотел было сказать «возвышеннее», но это не так – среди нас множество очень приземлённых людей. Скорее, мы просто «оторваннее» от земли. Меньше зациклены на том, что можно потрогать.

Сейчас мы как общество, извините за патетику, всё дальше и от пещерного атеизма, некогда насаждавшегося раннесоветской идеологией, и от засилья оккультизма, поразившего страну в постсоветский период. И вместе с тем слишком много людей, подойдя к порогу своего бессилия, просили помощи у сил, о которых до того только слышали. Не важно, что являлось причиной обращения – экстремальная ситуация или болезнь. Главное, что обращались и получали. И случалось это настолько часто, что списать помощь на просто случайность уже не получается. В результате, каждый по‑своему, мы приняли существование чего‑то неявного, влияющего на качество нашей жизни вполне явно. Поэтому считаю, что промолчать об этой составляющей энергии нельзя. А то получится, как в анекдоте про Вовочку: «Как же так, Мариванна, *опа есть, а слова нет?»

И несмотря на всё ранее сказанное, не стоит создавать лишних сущностей и притягивать метафизику там, где достаточно физики.

Для того, кто остаётся на атеистических позициях, хватит инструментов Сущностного уровня.

 

Сущностный уровень. Кто я?

 

Духовность – это «глубокое знание самого себя и того, что для нас свято», по мнению религиоведа Вэйда Руфса.

Понимание своей сути, своих ценностей, своих правил избавляет нас от неуверенности, от напрасных сомнений, от непродуктивной траты энергии. И есть волшебные вопросы, которые помогают пробиться к себе через суету и шелуху повседневности.

В разные периоды жизни на вопрос: «Кто я?» – мы можем отвечать по‑разному. Бывает, что старое значение становится питательной почвой, на которой прорастают новые сути. Так девочка становится девушкой, девушка – женщиной, женщина – матерью, мать – бабушкой и прабабушкой. При этом девочка не исчезает, и очень интересно наблюдать, когда она вдруг прорывается каким‑нибудь словечком или жестом через последующие культурно‑временные слои. Бывает, что старые значения отмирают совсем, заменяясь новыми. Был Яном, потом – бац – после операции стал Джейн, но всё равно остался(лась) ветераном британской армии. (У некоторых сменивших идентификацию карьера даже в гору идёт.)

 

Если без шуток, определённость в самоидентификации особо ценна в условиях неопределённости, особенно критической неопределённости. «На фронте было проще, здесь свои – там враги, а здесь – поди разбери!» – сюжет, прошедший через многие послевоенные произведения.

«Права или не права моя страна, но это моя страна», – сказано американцами неоднократно, начиная с 1816 года.

Нельзя просто так отказаться от своего государства, национальности или семьи, даже если эта тема оказалась не очень удобной в данный момент. Даже Троцкому фраза: «Я не еврей, я революционер!» – обошлась очень дорого. Должна появиться какая‑то замена, ценность более высокого порядка. Что‑то вроде евтушенковского: «Я Родину свою люблю, но государство ненавижу». (Хотя вопрос, какая из родин обеспечила своему народу процветание, не защитившись государством? Но это отдельная тема.)

Не так важно, кем считают Тебя, важно, кем Ты себя считаешь.

Хотя и совсем отмести сторонний взгляд на себя, конечно же, очень тяжело. Помню случай с девушкой из небольшого южного городка, у которой была проблема с национальной самоидентификацией. Мама – грузинка, папа – еврей. Для обоих народов вопросы крови значимы. В грузинской традиции национальность по отцу, в еврейской – по матери, поэтому девушка ни там, ни там не чувствовала себя хорошо. Тем более что родители были в разводе.

Нет, её не обижали, не игнорировали, с ней общались, но, видимо, общались так, что она понимала: она здесь не своя. Значительно лучше она себя начала чувствовать только в Москве, где так всего понамешано, что на национальность обращают внимание гораздо меньше. А совсем всё разрешилось, когда она переехала в Штаты. Там она для всех русская.

Ещё пример национальной самоидентификации от Александра Васильевича Суворова: «Мы русские – значит, победим!», «Я русский, какой восторг!»

(Хотя, если быть корректным, слово «русский» в те времена обозначало государственную, а не национальную принадлежность. Национальность называлась «великоросс» и значила в обществе куда меньше, нежели сословная принадлежность или вероисповедание.)

 

Национальная самоидентификация всегда немножечко гротескна и стереотипна. Но в этом гротеске и упрощенчестве – мощь инструмента. У меня много немецких примеров не только потому, что отношение к итогам Великой Отечественной войны сейчас стало мировым идентификатором на «свой/чужой», но и потому, что почти пять лет моей жизни (за два раза) прошли на территории Германии.

Так вот, когда во время стажировки в качестве руководителя столярного предприятия я делал что‑то необычным для немцев способом или что‑то совсем уж немыслимое (типа отрубить кусок металла топором, если на объект забыли взять пилу по металлу), мой наставник объяснял окружающим, мол, «Сергей – русский». А если стандартного объяснения не хватало или я делал что‑то совсем уж необычное даже для наставника, у которого уже был опыт работы со стажёрами из бывшего Союза, он комментировал: «Это Сергей, он русский офицер».

А родился такой аргумент так. При привычке немцев к узкой специализации, им было странно видеть нашу разносторонность и креативность, умение перенести навыки из одной области в другую. Периодически всплывали мои необычные (для специалиста в деревообработке) навыки в области скульптуры, дизайна и музыки. Звучало так: «Ты и это умеешь? Откуда?» Ну не рассказывать же всю биографию, тем более что знания языка мне явно не хватало. Да и не всегда вспомнишь, откуда что узнал.

Однажды мой стандартный ответ: «Ну я же русский» – его не удовлетворил, вот я и брякнул про офицера. Неожиданно это было воспринято с пониманием. Видимо, я помог наставнику создать в его картине мира некую новую категорию. (В стиле анекдота: «хорошие ребята», «плохие ребята», «хулиганы» и «Вовочка».) В городке, где я стажировался, совсем не было бегунов. Практически ни одного. (То ли гэдээровское прошлое срабатывало, то ли общая захолустность, скорее второе, так как в университетской Йене бегунов было много.) Поэтому моя традиция побегать после работы вместо традиционной для моих немецких коллег бутылочки пива явно бросалась в глаза. Ничего сверхъестественного в привычке бегать не было. А вот привычка бегать тем дольше, чем больше было работы и чем, соответственно, больше мы уставали, вызывала явное недоумение у моих знакомых. Наставник было попросил обосновать, почему я бегаю больше, если больше устал, но, увидев, как я набираю воздух в лёгкие и попутно лихорадочно подыскиваю немецкие слова, остановил: «Я помню, ты – русский офицер». После появления у него новой «полочки» пазл сложился!

(Прекрасный человек, Хартмут Зегер! Уже 18 лет прошло, как мы расстались, а до сих пор периодически переписываемся. Германия, ты навсегда в моём сердце!)

Кстати, ничто так не вправляет мозги, как одиночество за границей. Именно благодаря Германии вообще, и наставнику в частности, я наконец‑то понял, кто я и чем хочу заниматься. И это было совсем не то, чему я в тот момент учился. Конечно, по инерции ещё полгода в России я продолжал старую колею, но потом перешёл в смежную область, в которой с удовольствием оставался следующие семь лет. До нового перехода.

 

И ещё немного о профессионально‑национальной самоидентификации. Не могу не привести отрывок из рассказа «Барьер, который не перепрыгнуть» Рены Брониславы Пархомовской:

«Возвращаясь домой из института, он всегда проходил мимо стройки, где тогда еще работали пленные немцы, и однажды увидел, как один из них с поразительной тщательностью заделывает кирпич в стене.

– Не для себя ведь стараешься, – сказал он с насмешкой на неплохом немецком пленному за колючей проволокой.

Не отрываясь от работы, тот ответил: «Хочу вернуться домой немцем».