Помойный Кузя возрастом сто двадцать лет

 

Я просыпаюсь от истошных воплей кота Кузи – шесть утра! Вот мерзавец, что он себе позволяет! – резко вскакиваю, дотягиваюсь в прыжке ногой до его задницы, и тут же дикая, острейшая боль пронизывает меня, пока я еще в воздухе, невыносимая боль пронзает меня в полете, как стрела арбалета, – и я опускаюсь на пол, гремя костями. Все! Встать я больше не смогу – приехали. Это мой позвоночник. И я ползу к мобильнику, звоню в «Скорую».

Кузе восемнадцать с половиной лет, это по человеческим меркам больше ста двадцати, он кот беспородный, помойно‑полосатый, кастрированный. «Мудрость наступает одновременно с импотенцией» – это не мой, к счастью, опыт, это Лев Толстой в дневниках написал. И потому Кузя умнее иного человека: чтобы пискнуть, шевельнуться, пока я не проснулся и не открыл глаза, – да никогда! А тут – такой истошный ор в шесть утра...

Вот почему я так возмутился. И так резко вскочил. И – такая боль!!!

Сначала я позвонил не в «Скорую», а знакомому врачу «Скорой». Он организовал мне место в нейрохирургическом отделении патологии позвоночника 67‑й городской столичной больницы – туда меня и отвезла «скорая» за небольшое вознаграждение.

После всевозможных рентгенов и просвечиваний меня привозят в палату на каталке и сгружают на жесткую, шарнирчатую кровать, с электронным пультом и трамвайным поручнем на ремне у изголовья. Ходить я не могу – встать не могу! Туалет в палате, в двух метрах, тоже с поручнями для инвалидов, – куда там! Дают «утку». Лежу. Только так боль отступает.

Ну что, Гейко, отъездился?! Отходился?! Мысли горестные: работать я в таком состоянии могу: из Интернета и СМИ получать информацию, лежа писать свои «Автоликбезы», лежа их озвучивать в микрофон и отправлять на «Авторадио». Статьи писать могу. Книжки писать – тоже могу. Утром чувствую, что и еще одна радость для меня не утеряна. А вот ездить за рулем – уже не смогу. Ни‑ко‑гда. Катастрофа! Да для меня руль – больше полжизни!

После обхода ко мне приходит мой лечащий врач – Ирина Викторовна Абрамова, ей слегка за тридцать, фигура, лицо и взгляд такие, на которых мужчины притормаживают. В руках у нее натуральный позвоночник и снимки моего. Наступает момент истины.

– Юрий Васильевич, такой позвоночник, как у вас, мы видели нечасто. Когда‑то у вас была травма – компрессионный удар, – еще до этого – искривление, а затем вы его нещадно нагружали, перегружали, и сейчас он вот такой... – Ирина Викторовна закручивает бедный демонстрационный позвоночник спиралью, изламывает его в поясничной части, а тот сопротивляется изо всех сил и даже попискивает. А заканчивает мой врач так: – Операция будет сложной, подобная у нас длилась часов восемь. А как вы понимаете, чем операция сложнее, тем меньше гарантий на успех. Поэтому мы приняли решение: попробуем продлить ресурс вашего позвоночника и нормальное качество вашей жизни лечебно‑терапевтическим путем.

Три дня к моей кровати привозят аппаратуру и приходят специалисты: уколы, пощипывающие током электроды, теплые магниты, сорок минут – до пота – лежачей лечебной физкультуры. В первый же день боль уменьшается! На третий – усиливается. И я понимаю, что теперь это – навсегда.

 

Каскадеры плачут дважды

 

Все правильно – давным‑давно я каскадерил, и в прыжке автомобиля не учел развесовку универсала: удар был такой, что в затянутых ремнях «Пилот» я достал лбом лобовое стекло и разбил «Москвич» директора картины. Этот случай в этой книге описан в главе «Как на машине я обогнал самолет»  в подглаве «Когда каскадеры плачут». Тогда я действительно заплакал, оттого что мой роскошный и дурацкий прыжок оператор не снял: испугался, что машина летит на него.

Заплакал, но уже от боли я через двадцать девять лет. И как же я мордовал свой позвоночник все эти годы! Мама соседей залила, ремонт делали – мебель из двух квартир на собственном горбу вытаскивал, а потом обратно втаскивал, бревна, кирпичи, батареи таскал, землю копал, дачу строил. Две кругосветки по три месяца, в день за рулем почти по тысяче километров! По дурости почти тридцать лет (!) ни на что внимания не обращал: немеет нога, ну и бог с ней, посидишь – проходит. Ноет по утрам поясница, да и черт с ней, повисишь на перекладине – до вечера хватает. Боль при ходьбе такая, что идешь до гаража перебежками: лишь бы до руля добраться, – за рулем ничего не болит. Даже собаку специально завел, чтобы за те сорок минут, что с ней по утрам гуляешь, «столб» позвоночника на место встал.

Дворняга Гошка прожил четырнадцать лет, его жизнь кончилась в марте прошлого года.

Моя кончается сейчас, в шестьдесят лет, вот на этой кровати.

 

...А на пятый день я встаю!!!

 

Город недвижимых

 

Девяносто пять процентов граждан страдают от болей в позвоночнике. Я не говорю о переломах и травмах – это особая статья. Здесь, в третьей нейрохирургии, я за месяц насмотрелся и наслушался такого!.. Идешь на процедуры, мимо тебя проезжают каталки: прямо город каталок, город недвижимых. Совсем юная красивая девочка, лежащая под простыней на спине, встречается со мной виноватым взглядом, даже слегка машет ладошкой, – у нее перелом позвоночника после ДТП. Сосед по койке справа – сорокалетний, налитой силой азербайджанец, владелец автосалонов, – отдыхал с семьей в Турции и в последний день, принимая волейбольный мяч, упал спиной на бугорок – перелом позвоночника и ребра. С какой же дикой болью он, загруженный в самолет, возвращался сюда – представить страшно: через сутки он оказался здесь. На второй день ему сделали операцию: стянули сломанный позвонок титановой стяжкой, освободив от нагрузок. Через день после операции он встал и пошел – неуверенно, шатаясь, отставив руки и выпучив глаза, словно киборг. Мы ему аплодировали. Через пять дней его выписали.

Сосед слева – бизнесмен Иван, двадцатипятилетний, спортивный, экстремальщик тот еще – скейтборд, ролики, поездки по горам на крутом джипе с красивыми девушками... Два года мучается от дикой боли, иной раз не может подняться с постели, потом проходит: две грыжи – семь миллиметров и пять. После операции запрыгал, как козлик. Сейчас звонит – жизнь классная штука!

В жаркие дни на каталках по нейрохирургии косяком повезли «ныряльщиков». Потом, после дня ВДВ, – «фонтанщиков» и драчунов. А однажды «гений позвоночника» – так я его про себя называю – завотделением Дзукаев Дмитрий Николаевич повел меня в лабораторию, где на наклонной плоскости лежал человек. Глаза закрыты, признаков жизни нет. Но вот плоскость поползла к вертикали.

– Он в сознании, но это – все. Перелом позвоночника. Если все время лежать, не избежать осложнений. Поэтому, закрепив тело так, чтобы не нагружать травмированное место, мы придаем ему вертикальное положение. В мире такое пока не делают. Как видите, Юрий Васильевич, у нас международные амбиции.

Дмитрий Дзукаев и его команда летом 2009 года за профессионализм высочайшего класса получили награду «Призвание» в номинации «За проведение уникальной операции, спасшей жизнь человека» – вы могли видеть это по телевизору.

Почти месяц с девяти до трех я жил без мобильника: с утра – бассейн с упражнениями на растяжку, потом – электротерапия, магнитотерапия, лечебная физкультура, массаж, иглоукалывание. Выписываясь, я спросил:

– Дмитрий Николаевич, а водитель и его позвоночник – такая проблема есть?

– А по себе вы это не поняли?

– Прошу вас, давайте поговорим на эту тему! А я расскажу людям – сделаем ликбез по позвоночнику.

– Я – «за».

Мы поговорили. В эту главу я включаю те упражнения, которые избавили меня от боли. Они вроде бы простые, но все же особенные. Благодаря им, я обнаружил в своем теле такие мышцы, о которых раньше и не подозревал. Они необходимы тем, кто много сидит, дома, на работе, в транспорте, много времени проводит за рулем. То есть практически всем.

 

Для кресла‑каталки права не нужны

 

Пора от историческо‑эмоциональной части темы перейти к конкретной, позвоночно‑ликбезовской. Она вытекает из жития моего месячного в третьей нейрохирургии 67‑й московской городской клинической больницы, из общения не только с ее замечательными эскулапами, но и с десятками пациентов – одних соседей по трехместной палате у меня за мой длинный физиотерапевтический курс сменилось шестеро: прооперировали – свободен.

А уж с врачами я наобщался от души! С врачом высшей категории Дзукаевым Дмитрием Николаевичем, с его коллегами: завотделением патологии позвоночника, к. м. н. Хоревой Натальей Евгеньевной, с моим лечащим врачом Абрамовой Ириной Викторовной, с врачами лечебной физкультуры, физиотерапии, массажа, иглоукалывания, с сестрами и даже с главврачом больницы Шкодой Андреем Сергеевичем – в общем, со всей командой Дзукаева.

Я, как вы уже поняли, пока спасен. Почему «пока»? Потому что, сколько времени без операции продержится моей шестидесятилетний и вконец замордованный позвоночник, теперь на 80 процентов зависит от меня. И если вы моложе и умнее меня, на что я искренне надеюсь, то здоровье вашего позвоночника будет зависеть только от вас уже на 100 процентов.

Если вы сидите в машине по дороге на работу и домой, если вы сидите на работе в офисе, если вы сидите по вечерам у телевизора или компьютера, то ничего хорошего, даже не в старости, даже не в пожилом возрасте, а ничего хорошего уже в зрелом возрасте не ждите: остеохондрозные боли у вас начнутся еще до сорока, а дальше!.. Грыжи, стеноз, сколиоз, не исключается кресло‑каталка, управляемое родственниками, «заботливых» взглядов которых вы, к счастью, не увидите.

Потому что сидеть – вообще вредно.

 

► Самая наивреднейшая поза – сидеть, наклонившись вперед, руки не опираются на стол, а порхают по клавиатуре, нагрузка на позвоночник в этом случае почти двойная.

► Вторая по вредности поза – «учительская», когда тело над «пятой точкой» располагается вертикально.

► А самая комфортная и безопасная поза – сидеть, откинув тело на спинку того, на чем сидишь. Особенно она безопасна, когда спинка эта сделана по уму – повторяет изгибы тела так, что спина равномерно, по всей площади, на нее опирается, то есть спинка должна быть анатомической. Именно спинка важна в первую очередь, спинка того, на чем мы сидим полжизни, подушка – не столь важно.