В которой Кравченко демонстрирует свою эрудицию

 

Месяца за два до намеченного срока Кравченко предложил встретиться и составить детальный план первого путешествия. На этот раз собрались у меня дома.

Тали уже бывала у меня раньше, а Кравченко попал впервые. Он с интересом обошел мою маленькую квартирку, похвалил картину, и, я уверен, не из вежливости, потому что сразу понял настроение художника. Он так и сказал: «Этот художник скучает по старой Москве.»

Но больше всего ему понравились Тоня с Клавой. Кравченко даже попросил у меня разрешения самому покормить рыбок, а потом рассказал, что в детстве у него тоже был свой аквариум.

«Какое человек сложное существо, – подумал я, – готов ради идеи, пусть и высокой, рискнуть всем, даже собственной жизнью, а сам умиляется двум совершенно заурядным рыбкам.»

Кравченко вручил каждому из нас список вещей, которые необходимо взять с собой в Древнюю Иудею. Он предложил сначала обсудить список вместе, а потом каждый должен был подумать на досуге, не упущено ли что‑нибудь.

Список был длинным. Там встречались такие вещи, назначение которых для меня было совершенно непонятно.

– Скажите, Владимир, а зачем вы берете портативный проигрыватель ди‑ви‑ди и диски, вы будете там смотреть кино на досуге? – улыбнулся я.

– Давайте разберемся... Какова цель нашего путешествия? Мы собираемся отправиться в Древнюю Иудею времен Иисуса, чтобы предотвратить его казнь. Вы задумывались над тем, как можно это сделать?

Последовала пауза, Кравченко явно ждал нашего ответа.

– Ну, возможно, предполагается каким‑то образом нейтрализовать Иисуса или его врагов, – не выдержал я и тут же понял, что сказал глупость.

В то же время мне вдруг пришла в голову мысль, что мы были настолько одержимы задачей проникновения в Древнюю Иудею, что даже не задумывались о способах достижения самой цели проекта.

Ну, в самом деле, как мы будем спасать Иисуса?

Очевидно, Кравченко по нашим лицам догадался об обуревавших нас чувствах и усмехнулся:

– Что значит нейтрализовать? Ликвидировать? Мы же не банда наемных убийц, мы отправляемся спасать, а не убивать.

– Однако я заметил в вашем списке два пистолета и несколько обойм патронов к ним, – возразил я.

– Разумеется, оружие нам необходимо. Мы отправляемся в далекое прошлое, можно с уверенностью сказать, во враждебную среду. Вы должны помнить, что полиции в то время не было, а разбойники, наоборот, были, и дороги, по которым мы будем ходить, просто кишели ими. Кроме того, люди тогда были гораздо агрессивнее, а человеческая жизнь ценилась намного меньше. Тем не менее, оружие мы применять не должны, мы берем его для собственного спокойствия. Еще раз повторяю, мы – не убийцы, и тот факт, что за совершение убийства в прошлом мы не понесем наказания, не должен снимать с нас моральную ответственность за наши поступки. Кроме того, мы не имеем права никого убивать и из практических соображений: никто не знает, какую катастрофу может вызвать исчезновение человека в прошлом. А вдруг мы непоправимо нарушим что‑нибудь? Словом, убивать никого нельзя ни в коем случае! – Кравченко даже привстал от волнения, но поскольку никто не возражал, снова сел и продолжил. – Для целей активной самообороны я, если вы заметили, приготовил шокеры. Думаю, в случае чего они будут очень эффективны.

– Так все‑таки для чего нам ди‑ви‑ди? – поинтересовалась Тали.

– Давайте снова вернемся к вопросу о том, каким образом мы планируем осуществить наш план. Мне кажется, что единственный способ предотвратить казнь Иисуса – это убедить его отказаться от активной деятельности, а, проще говоря, затаиться и перестать волновать народ. Для этого, я думаю, ему нужно рассказать правду и о нас, и о нем.

– Что? Вы предлагаете рассказать Иисусу, что мы прибыли из будущего, и что он будет основоположником христианства? – удивилась Тали.

– Именно так, – Кравченко спокойно перевел взгляд с Тали на меня, – для этого я и беру ди‑ви‑ди с фильмами про распятие Христа.

Мы с Тали, не сговариваясь, громко рассмеялись.

– Так вы ему будете кино про него самого показывать? – сквозь смех спросил я.

– Честно говоря, не вижу в этом ничего смешного. Уверен, что Иисусу будет уж точно не до смеха при просмотре этих фильмов. Мне кажется, это наиболее эффективный способ доказать, что мы действительно прибыли из будущего, а значит все, что мы рассказываем, – правда, – Кравченко по‑учительски приветливо посмотрел сначала на меня, потом на Тали. – Мне бы хотелось посоветоваться с вами по поводу того, какой фильм выбрать.

– Говорят, что фильм Мела Гибсона очень впечатляет, – неуверенно предложила Тали.

– Кто‑нибудь смотрел его? – спросил Кравченко.

– Нет.

– Надо посмотреть, – тон Кравченко больше походил на приказ.

– Теперь мне бы хотелось обсудить, – продолжал он, – медицинскую сторону нашего предприятия. Мы должны понимать, что речь идет не о пикнике и даже не о путешествии в страну третьего мира. Речь идет о времени, когда свирепствовали все мыслимые и немыслимые болезни, поэтому к этой проблеме мы должны отнестись крайне серьезно, если не хотим умереть от какой‑нибудь инфекции. Я думаю, что нам просто необходимо посоветоваться со специалистом о том, как уберечься от болезней и как лечиться в случае заболевания.

– Ну, допустим, у меня есть знакомый врач, – вмешалась Тали, – но как я ему объясню, для чего мне нужна такая информация?

– Мне кажется, что мы должны пройти весь набор прививок, который предусмотрен перед поездкой в страны третьего мира, – предложил я.

– Это правильно, – согласился Кравченко, – но я уверен, что этого недостаточно. Я знаю, например, что в те времена свирепствовала малярия, а от нее, насколько мне известно, прививок нет. Тали, я попрошу вас обсудить этот вопрос с вашим знакомым, сделайте это тонко и элегантно. Уверен, у вас получится.

– Теперь, друзья, – продолжал Кравченко после небольшой паузы, – мне бы хотелось поговорить о средствах личной гигиены. Надеюсь, вы понимаете, что в те времена, в которые мы отправляемся, люди не пользовались дезодорантами, французскими духами, мылом «Кристиан Диор» и тому подобным. Однако, если вы думаете, что это не важно, вы ошибаетесь. Одна из основных задач, которую мы ставим перед собой при путешествии в Древнюю Иудею, – это свести к минимуму наше отличие от людей того времени. Думаю, что в любом случае мы будем выделяться среди местных жителей манерой речи, поведением, мимикой, жестами и так далее. Даже если мы выдадим себя за путешественников с другого края земли, все равно люди будут чувствовать, что в нас что‑то не так. Так вот, запахи, которые источает наше тело, – это важная часть того, как нас воспринимают окружающие. Когда мы находимся в привычной среде, мы не обращаем внимания на запахи вокруг, но стоит уехать в другую страну, как мы начинаем замечать, что от людей пахнет по‑другому. Отсюда вывод: от нас не должны исходить сильные запахи. Поэтому я предлагаю перед поездкой, не менее чем за неделю, а то и за две, прекратить пользоваться всякой косметикой: никаких дезодорантов, ароматических мыл и кремов. Давайте будем ближе к природе.

– Но мылом‑то пользоваться можно? – заволновался я.

– Самым простым. Кстати, мыло мы с собой брать не будем, а купим на месте, – заявил Кравченко.

– А оно там есть?

– Во всяком случае, что‑то подобное мылу должно быть.

– Как мы будем решать проблему одежды? – спросил я.

– Одежду мы сошьем здесь, мало того, мы должны научиться носить ее свободно и непринужденно, но как только мы окажемся в том времени, мы должны приобрести местные вещи. Я уже заказал два комплекта мужской одежды у портного, объяснил ему, что собираюсь ставить спектакль из жизни Древней Иудеи. Когда одежда будет готова, мы с вами, Михаил, потренируемся ее надевать. Придется походить в ней дома некоторое время.

Мы с Тали переглянулись и прыснули, как два отстающих ученика за последней партой.

Я представил себе, как в странном одеянии сижу в собственной гостиной перед телевизором, смотрю футбол и пью пиво.

Уж не знаю, почему засмеялась Тали.

Кравченко укоризненно покачал головой и продолжил:

– Кроме того, друзья, мне бы хотелось обсудить детальный план первого путешествия. Я считаю, что оно должно быть коротким, во всяком случае, короче следующего. Мы отправимся в Иудею в год, скажем, 35‑й.

– Почему именно в 35‑й? – удивился я.

– Потому что этот год в Иудее был относительно спокойным. Понтий Пилат еще управлял провинцией, а Иисуса к тому времени уже казнили. Если мы попадем чуть раньше или чуть позже, мы рискуем нарваться на беспорядки, а это нам совсем не нужно.

– Хорошо, – продолжал я, – мы попали в Иудею 35‑го года, и что мы будем там делать?

– Нам нужно лишь произвести разведку, при этом свести к минимуму контакты с местным населением. В основном, нам надо присматриваться, оставаясь незаметными. Единственное, что мы должны узнать, – точную дату казни Иисуса. Кстати, нам нужно продумать, как мы будем это выяснять.

– Наверное, лучше всего было бы посмотреть архивные записи Синедриона. Если перед казнью было разбирательство дела Иисуса, то должны были остаться записи, – предположил я, – только как к ним подобраться?

– Думаю, в то время эти вопросы решались точно так же, как и в наше: небольшая взятка мелкому чиновнику, и вы получаете доступ к архивным документам. Да, это, пожалуй, будет самый правильный способ. Если мы не придумаем ничего лучшего, то так и сделаем. – Кравченко жестом изобразил, как он будет отсчитывать «купюры». – Теперь о плане самого путешествия. Как я понимаю, в Древней Иудее мы окажемся на том же самом месте, из которого отправились, то есть в окрестностях Реховота. Но так как город Реховот возникнет примерно через 1850 лет, то никакого города Реховота там не будет, а будет там, вероятно, пустырь или поле. Я читал, что когда‑то эти земли принадлежали семейству некоего Дорона или Дурана, более подробно мне выяснить не удалось. Надеюсь, что никто не увидит нашего внезапного появления. Оттуда мы пойдем пешком по компасу на северо‑восток в сторону города Лода, который тогда назывался Лидда. Это примерно в десяти километрах от места прибытия. Думаю, что дорога займет два ‑ три часа. В Лидде мы наймем ослов и поедем вместе с караваном паломников в Иерусалим. На ночлег остановимся в городе Эммаусе, которого в настоящее время не существует. Этот город был расположен на месте современного канадского парка в районе перекрестка Латрун^*. Мы должны прибыть в Иудею перед праздниками Песах или Суккот^**, когда в страну стекалось много паломников, тогда наш вид не будет бросаться в глаза.

– А почему нам нужно останавливаться в каком‑то Эммаусе, а не идти сразу в Иерусалим? – поинтересовался я.

– Это не какой‑то Эммаус, Михаил, это тот самый Эммаус, где, по преданию, Иисус явился своим ученикам после казни, так что, скорее всего, он посещал этот город и раньше, и мы сможем выяснить точную дату его казни. Если же в Эммаусе ничего узнать не удастся, тогда мы вместе с потоком паломников отправимся в Иерусалим. Если у нас есть хоть какой‑то шанс получить исчерпывающую информацию в Эммаусе и избежать посещения Иерусалима, им надо воспользоваться.

– Почему? – удивился я.

– Поймите, Иерусалим – неформальная столица Иудеи, там находится римский гарнизон. В это время, перед праздником, туда приедет прокуратор. Будут предприняты повышенные меры для охраны общественного порядка, а это значит патрули и досмотры на улицах. Нам это надо?

– Нет, – замотали головой мы с Тали.

– Вот и я об этом говорю. Так что в Иерусалим пойдем в самом крайнем случае. Как только получим сведения – сразу назад. Надеюсь, нам на все это должно хватить недели. Ровно через неделю после отправки, в определенный час, который мы обговорим заранее, Тали включит хроноскоп. Если мы не появимся после первого включения, то ровно через двенадцать часов включение придется повторить, и так до тех пор, пока мы не появимся. Главное – не забыть перед отправкой сверить часы.

«А что будет, – подумал я – если мы не появимся вовсе? Когда следует прекратить включения хроноскопа?...» У меня по спине вдруг пробежал легкий холодок.

Возможно, другие тоже подумали об этом, но никто не решился высказать эту мысль вслух.

– Мы должны отметить место прибытия, чтобы потом найти его, – предложил я, скорее чтобы отвлечь самого себя от нехороших предчувствий.

– Естественно, и отметить как следует, чтобы избежать всяческих случайностей, – согласился Кравченко. – Теперь давайте обсудим вопрос языка. Я уже говорил Михаилу о том, что в Древней Иудее местные жители говорили по‑арамейски.

– Странно, я всегда думал, что древние евреи говорили по‑древнееврейски, – удивился я.

– Так оно и было, – пояснил Кравченко, – но, если вы помните, после разрушения Первого Храма евреев угнали в Вавилон.

– Вавилонское пленение, – вставила Тали.

– Совершенно верно. Официальным языком Вавилонского царства был арамейский, поэтому евреи быстро усвоили местный язык и вскоре стали разговаривать по‑арамейски. Вас же не удивляет, что евреи России разговаривают по‑русски. После окончания вавилонского пленения евреям было разрешено вернуться в Иудею. Первая группа вернулась через пятьдесят лет после изгнания, а весь процесс возвращения занял больше восьмидесяти лет. Естественно, что вернувшиеся евреи уже не говорили на иврите, а объяснялись между собой по‑арамейски, – закончил Кравченко.

– Вы что‑то говорили о греческом языке и латыни, – заметил я.

– Если вы помните, Александр Македонский завоевал Иудею в четвертом веке до нашей эры. С тех пор страна потеряла независимость и попала под власть эллинистических государств, сначала египетских Птоломеев, а затем сирийских Селевкидов. Официальным языком этих государств был греческий, следовательно, в Иудее появился второй государственный язык – греческий. Власть греков продлилась чуть меньше двухсот лет. За это время большинство населения стало свободно говорить на греческом, да и вообще, греческий язык в то время был языком международного общения, как сейчас английский. Ведь если американец или англичанин приезжает в современный Израиль, у него нет проблем – почти все местное население владеет английским. Точно так же тогда было и с греческим. Латынь, думаю, в то время, в которое мы собираемся отправиться, была менее популярна, и простой народ вряд ли свободно владел этим языком, но с греческим, надеюсь, у нас проблем не будет. Кстати, хочу добавить, я явно поскромничал, когда сказал Михаилу, что не владею арамейским. В последнее время я много работал над этим языком и уверен, что смогу на нем объясняться.

– А если я попробую разговаривать с местными жителями на иврите? – проявил я инициативу.

– Боже вас упаси! – всплеснул руками Кравченко. – Это будет очень нехорошо.

– Почему? – заволновался я.

– Представьте себе, вы идете по Москве, а к вам кто‑то обратится на старославянском языке. Что вы подумаете?

– Я просто не пойму и решу, что это украинский или белорусский, – пожал я плечами.

– А вот жители Древней Иудеи как раз поймут, что это иврит, но они не поймут, почему на нем кто‑то разговаривает, ведь к тому времени на этом языке уже почти пятьсот лет никто не говорил, он использовался только для богослужения, а простой народ его почти не знал. Так что давайте не будем экспериментировать.

Какой бы вопрос мы ни задавали Кравченко, ответ всегда был самый полный и исчерпывающий. Я часто слышал выражение «человек – ходячая энциклопедия», но в жизни никогда подобных людей не встречал.

А вот Кравченко оказался именно таким, к тому же он объяснял и рассказывал настолько понятно и образно, что мы с Тали уже не слышали его трескучего голоса, а просто видели все как наяву, будто смотрели телепередачу «Клуб кинопутешественников».

Мы еще долго обсуждали детали предполагаемого путешествия, как будто понимали, с чем столкнемся.

Глава 5,