Часть первая. Рождение проекта

Леонид Уманский

Ловушка времени

 

 

Леон и Татьяна Нотины

 

ЛОВУШКА ВРЕМЕНИ

 

Иерусалим

 

2006

 

Литературный редактор: М. Копелиович

 

Консультант: экскурсовод Владимир Мак

 

© Все права принадлежат автору

 

Авторы выражают благодарность за разрешение использовать в оформлении обложки картину "Painting of Second Temple as it appeared 2000 years ago"

Художник: Al Teich, USA

 

Printed in Israel

2006

 

Посвящается дочери Марине

ОТ АВТОРОВ

 

Отдавая книгу на суд читателя, авторы сочли необходимым предварить ее предисловием.

Эта повесть, написанная в жанре ненаучной фантастики, ни в коей мере не претендует на историчность. При ее написании авторы позволили себе использовать евангельские персонажи, однако хотят предостеречь читателя от восприятия этих персонажей в точном соответствии с евангельским сюжетом. Такое восприятие вызвало бы искреннее недоумение у серьезного читателя, хорошо знакомого с евангелиями. Описанные в книге события частично, а иногда и полностью не соответствуют евангельским. Авторы взяли на себя смелость, надеясь, что их простит великодушный читатель, совершенно свободно распоряжаться жизнью и судьбой евангельских персонажей и настоятельно просят относиться к предлагаемой книге только как к авантюрно‑приключенческому произведению с занимательным сюжетом (они очень старались, чтобы это было именно так) и никак иначе.

В процессе работы над книгой авторы следили за тем, чтобы не оскорбить чувства верующих, и надеются, что им это удалось. Они заранее приносят свои извинения тем, чьи чувства, несмотря ни на что, окажутся задетыми.

События, описываемые в книге, происходят в Иудее. Имена персонажей и географические названия сохранены в их древнееврейской транскрипции. Поэтому имени «Иисус» в книге соответствует «Ешуа», имени «Лазарь» – «Эльазар», имени «Симон» (Петр) – «Шимон», вместо первосвященника Анны в книге действует Ханан. Селение Вифания авторы называют «Бейт‑Ания», Вифлеем – «Бейт‑Лехем» и т. д.

 

Иерусалим, 2006

 

Часть первая. РОЖДЕНИЕ ПРОЕКТА

 

Порвалась дней связующая нить,

 

Как мне обрывки их соединить!

 

 

 

В. Шекспир. Гамлет

 

Глава 1,

 

Глава 2,

 

Глава 3,

 

Глава 4,

 

Глава 5,

 

Глава 6,

 

Глава 7,

 

Глава 8,

 

Глава 9,

 

Глава 10,

 

Часть вторая

 

ВСТРЕЧА

 

Се, Человек!

 

 

 

Евангелие от Иоанна.

 

Глава 1,

 

Глава 2,

 

в которой Кравченко предлагает новый план

 

Я пришел в кафе и как всегда заказал хумус с фалафелем и бутылку «Карлсберга». Посетителей было мало, и хозяин Моше сел за мой столик и завел привычный разговор о политике.

– Вот ты – ученый человек, объясни, пожалуйста, ну что у них там, в ООН, других проблем нет, кроме как забор между нами и палестинцами обсуждать? Чуть что в Израиле происходит, сразу весь мир об этом говорить начинает, и сразу нас все осуждают. Непонятно мне это.

– Не любят евреев, Моше, вот тебе и причина, – сказал я, чтобы поддержать разговор.

– А я так понимаю, – Моше бросил взгляд на портрет Рабина, словно обращался к нему за поддержкой, – если кто‑то кого‑то не любит, он о нем ни знать, ни слышать не хочет. Вон у меня шурин, от жены ушел, говорит, что не любит ее больше, так он ни слышать, ни говорить о ней не хочет. А жена его, наоборот, звонит все время ему, родственникам, требует, чтобы он вернулся, в суд на него уже подала, говорит, что любит его очень. Может быть, так и с евреями? Весь мир, наоборот, нас сильно любит?

– Ты, Моше, – просто философ, – засмеялся я, – не пойму, кто из нас ученый человек, ты или я.

– О, вижу, вы тут международное положение обсуждаете. Выездная сессия Совета Безопасности ООН? – Кравченко всегда имел привычку появляться неожиданно. Он совсем не изменился – все такой же сухощавый, подтянутый и аккуратный.

– Ну, ты же знаешь, в Израиле все разбираются в политике, жизнь заставляет, – улыбнулся я, приглашая его к своему столику.

Моше вернулся к делам, и мы с Кравченко остались вдвоем.

– Я уже думал, что ты совсем пропал, и я больше тебя не увижу, а уж Тали просто вся испереживалась, – начал я разговор.

– Я был очень занят, кроме того, я много размышлял и пришел к кое‑каким выводам.

– Понимаю, ты говоришь о моральной стороне нашего путешествия, – я решил проявить проницательность.

– Что? При чем тут моральная сторона? – удивился Кравченко.

– Ну, помнишь, мы спорили о том, имеет ли право человек из нашего времени возвращаться в прошлое и производить там действия, которые могут изменить будущее, – объяснил я.

– Ты знаешь, именно об этом я и думал, только моральная сторона этого вопроса меня как‑то мало волновала.

– Да что ты? Странно, – я укоризненно покачал головой.

– А почему я должен думать о морали? Я же не собираюсь там никого убивать или использовать ситуацию в корыстных целях. Заметь, у нас с тобой даже мысли не возникало о том, чтобы использовать хроноскоп для путешествий в прошлое с целью личного обогащения, хотя это можно сделать без труда, – обиженно посмотрел на меня Кравченко.

– Ну, раз ты об этом говоришь, значит, такая мысль у тебя возникала, – заметил я.

– Ладно, Михаил, не придирайся к словам, давай поговорим о серьезных вещах. Я действительно долго не звонил, потому что был занят. Во‑первых, я еще раз изучал обстановку в Иудее, сложившуюся во время жизни Иисуса, во‑вторых, я много думал о технической стороне нашего второго путешествия.

– И к какому выводу ты пришел?

– Давай рассуждать вместе, – предложил Кравченко. – Второе путешествие качественно отличается от первого. Цель второго путешествия – уже не разведка и наблюдение, его цель – активное воздействие. Отправляясь во второе путешествие, мы заранее знаем, что будем стремиться изменить историю. Удастся нам это сделать или нет – это уже дело другое, но мы должны исходить из того, что шанс на это у нас будет. А если так, то давай рассмотрим ситуацию, при которой наше воздействие будет удачным, и цель нашего проекта будет достигнута. Итак, представь себе, что нам удалось предотвратить казнь Иисуса. Не знаю, какие средства для этого потребуются, не об этом сейчас речь, важно, что удалось. Как ты понимаешь, казнь Иисуса – это событие вселенского значения, которое оказало влияние на всю мировую историю. И вот это событие не происходит. К чему это может привести? Мне кажется, что вся мировая история пойдет другим путем, во всяком случае, мы должны учитывать такой вариант.

– Подожди, я что‑то тебя не пойму, – перебил я ход его рассуждений, – ведь ты же с самого начала на это и рассчитывал. Ты и затеял все именно для того, чтобы мировая история пошла по‑другому.

– Совершенно верно, – согласился со мной Кравченко, – но я думал об этом лишь теоретически, а после нашего возвращения задумался над тем, как это будет происходить практически. Допустим, мы добиваемся своего. Казнь Иисуса не состоялась, этого события просто не произошло, и, следовательно, оно никак не повлияло на мировую историю. Это привело к тому, что христианство не возникло в то время или не возникло вовсе. Ты хоть понимаешь, что это за собой повлечет?

– По‑моему, ты мне все это уже рассказывал около года назад, когда мы сидели в этом кафе, только тогда у тебя не возникало никаких сомнений. Забыл?

– Нет, не забыл. Я же тебе говорю, что после нашего путешествия я задумался над этим с практической стороны. Мы ведь резко изменим историю, а, следовательно, будущее, наше будущее, заметь, будущее, в которое мы после этого намерены вернуться. – Кравченко откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на меня.

– Ну и что? – недоуменно спросил я. – Значит, мы вернемся в счастливое будущее. Я не очень понимаю, в чем твои сомнения.

– Мои сомнения в том, сможем ли мы вообще вернуться, – вдруг сказал Кравченко.

– То есть как?.. – от неожиданности я чуть не уронил стакан с пивом.

– А вот так... Будущее меняется, а вместе с ним меняется и наш мир. Откуда ты знаешь, что там будет? А может быть, ничего из того, что мы знаем и к чему привыкли, вообще не будет существовать. Не будет этого города, этой страны, не будет хроноскопа, не будет Тали, которая должна нас вернуть, не будет нас с тобой, в конце концов.

Мы замолчали. Я долго сидел и переваривал его слова.

– Интересный поворот событий, – наконец выговорил я. – И куда же все это денется?

– А никуда, этого просто не будет, а будет что‑то другое, другая история, другое время, другой мир, может быть, лучше нашего. Только нас в нем не будет, мы там не будем предусмотрены, а, значит, и вернуться туда мы не сможем. Ты в конце концов физик, ты изобрел хроноскоп, вот ты мне и объясни, как все это будет выглядеть.

– Да нет, это ерунда какая‑то, – протянул я, – куда же денется этот мир, внезапно исчезнет, что ли?

– Не знаю, – ответил Кравченко, – возможно, он будет где‑то существовать. Ты же сам говорил о множестве временных реальностей, которые существуют одновременно. Только мы с тобой, изменив события в нашем мире, окажемся в совершенно другой временной реальности. Мы, исходя из логики, должны выскочить из нашего мира и перейти в новый, неизвестный нам мир, который возникнет после нашего изменения реальности. Понятно?

Я растерянно пожал плечами:

– В общем, конечно, понятно, но у меня нет уверенности, что все будет именно так.

– И у меня ее нет, и ни у кого нет и быть не может, потому что никто еще не проделывал такие штуки. Вполне возможно, что я ошибаюсь, и мы сможем вернуться домой, но стоит ли рисковать? – твердо сказал Кравченко.

– Что же ты предлагаешь? – с надеждой спросил я. – По‑моему, самый хороший выход – выбросить весь этот проект из головы.

– Я предлагаю, вернее, не предлагаю, а считаю, что у нас нет другого выхода, кроме как использовать портативный хроноскоп.

Да, такого я не ожидал... Я даже не рассмеялся, а почему‑то взглянул на портрет Рабина. Тот смотрел на меня с доброй сочувствующей улыбкой.

– А у тебя что, есть портативный хроноскоп? – спросил я тогда.

– У меня – нет, – спокойно заявил Кравченко, – но он есть, вернее, может быть у тебя.

– Ты хоть понимаешь, о чем говоришь?

– Я уверен, что тот стационарный хроноскоп, который стоит у вас в лаборатории, можно усовершенствовать и уменьшить в размерах. Ведь все технические приборы проходят этот процесс, превращаются из огромных агрегатов в маленькие портативные вещицы. Когда был создан первый компьютер, он занимал целое здание, а сейчас его можно уместить в кармане пиджака. Разве то же самое нельзя проделать и с хроноскопом? – увлеченно объяснял мне Кравченко. – Если у нас будет портативный хроноскоп, мы уже не будем зависеть от того, что кто‑то вернет нас в наш мир в положенное время. Мы сами будем возвращаться в него тогда, когда это нам будет удобно. Это сделает нас мобильными и уверенными в себе. Я вообще не понимаю, как мы могли решиться на такую авантюру – пуститься в первое путешествие, не имея портативного хроноскопа. Хорошо, что все так удачно закончилось, и мы смогли вернуться домой. Очевидно, мы просто ничего не изменили в прошлом, но во второй раз такие вещи могут не пройти.

– Возможно, ты прав, но только у нас нет портативного хроноскопа и вряд ли когда‑нибудь будет, – возразил я.

– Нет, Михаил, – сказал Кравченко решительно, – меня такой ответ не устраивает. Давай сделаем так. Ты передашь наш разговор Тали, обсудишь с ней мое предложение, вернее, просьбу, а через неделю мы встретимся втроем и решим все окончательно.

 

Глава 3,

 

Глава 4,

 

Глава 5,

 

Глава 6,

 

Глава 7,

 

Глава 8,

 

Глава 9,

 

Глава 10,

 

в которой многие вопросы остаются без ответов

 

Из Эммауса выехали рано утром. Вместо лошадей им дали ослов, однако это мало что меняло. Путешествовать в одиночку было опасно, а караван двигался всегда с одной скоростью, неважно, на чем вы едете: на лошади или на осле.

Дорога шла все время в гору, поэтому продвигались медленно. Это было так называемое восхождение в Иерусалим. Ехали почти целый день.

«Ослиная тропа», как мысленно называл ее Кравченко, петляла между гор, прямые участки дороги втречались редко. Владимир вспомнил современное шоссе Тель‑Авив – Иерусалим и усмехнулся – поворотов на нем, конечно, было меньше, но очень может быть, что строили его именно на месте этой старой дороги.

Тали получала большое удовольствие от этого неожиданного путешествия. Ей так надоело сидеть взаперти и изображать благочестивую жену. Теперь же она своими глазами увидит родину предков! С восторгом смотрела Тали по сторонам, удивлялась обилию зелени и радовалась как ребенок.

Чем ближе караван подходил к городу, тем большее волнение испытывал и Кравченко. Ему предстояло попасть в Иерусалим времен Второго Храма. Он давно ждал этого момента. Как, должно быть, великолепен Храм, строившийся много лет по приказу царя Ирода Великого! Мудрецы того времени говорили: «Кто не видел Храма, построенного Иродом, тот не видел красоты». Вот‑вот он увидит красоту!

Ешуа ехал молча, погрузившись в свои думы. Решил ли он что‑нибудь, поверил ли Кравченко и Тали – понять было невозможно.

В середине пути сделали привал. Караван остановился на небольшом постоялом дворе, где путники смогли отдохнуть и перекусить.

После трапезы Тали отвела Кравченко в сторону и спросила:

– Владимир, а что должно произойти с Эльазаром? Я что‑то не очень поняла.

– Разве ты не помнишь, что написано в Евангелии о воскрешении Лазаря?

– Да, была там какая‑то легенда об ожившем человеке.

– Вот Ешуа его и оживит!

– Нет, серьезно? – глаза Тали от удивления округлились и заблестели, как будто Кравченко был знаменитым фокусником.

– Куда уж серьезней, Тали... Я пока и сам ничего не понимаю. Давай наберемся терпения и завтра сами увидим, что произойдет. – Кравченко улыбнулся, но глаза у него при этом оставались серьезными.

Караван подошел к Иерусалиму, когда уже совсем стемнело. Решили заночевать в городе, а наутро отправиться в Бейт‑Анию, расположенную километрах в трех‑четырех от Иерусалима. Хождение по загородным дорогам ночью было небезопасно.

По традиции, перед тем как остановиться на ночлег в Иерусалиме, паломники отправлялись на Храмовую гору. Караван, с которым наши путешественники прибыли в Иерусалим, тоже устремился к Храму. По дороге в руках у паломников появились пальмовые ветви, и все стали размахивать ими с криками ликования.

У подножия Храмовой горы люди спешились и вошли в ворота, которые вели на Внешнюю площадь Храмового комплекса, с трех сторон окруженную высокой колоннадой. Иногда эту площадь называли Двором язычников. Сюда допускались все прибывшие в город: и евреи, и язычники, не требовалось даже ритуального очищения.

Двор язычников отделялся оградой от другой площади, которая находилась уже ближе к Храму и называлась Женским двором. Туда допускались только евреи, мужчины и женщины, прошедшие ритуальное очищение в специальных бассейнах.

На ограде, отделявшей Женский двор от Двора язычников, было написано по‑гречески и на латыни, что для неевреев вход на Женский двор категорически запрещен под страхом смерти. Храмовые священники получили даже разрешение римских властей казнить каждого нееврея, который ослушивался приказа и входил на территорию Храма.

За Женским двором, еще ближе к Храму, располагался Мужской двор, куда допускались только мужчины‑евреи, причем ритуально чистые. Женщины на этот двор не допускались никогда.

Следующим двором, примыкавшим уже непосредственно к Храму, был Двор священнослужителей. Туда допускались только храмовые жрецы и никто другой.

Как только наши путешественники вместе с другими паломниками ступили на Внешнюю площадь, или Двор язычников, заиграл храмовый оркестр и запел хор. Так было принято встречать большие караваны паломников. Музыканты играли на струнных инструментах, напоминавших лиры, трубили в трубы. Песнопения делали обстановку еще более торжественной.

В соответствии с традицией паломники обошли Внешнюю Храмовую площадь, подошли к ограде с предостерегающей надписью, полюбовались на грандиозный Храм, возвышавшийся над городом и сверкавший в ярком свете луны каким‑то неземным блеском, и отправились искать место для ночлега.

Перед Песахом в Иерусалим стекалось много паломников, поэтому найти ночлег было непросто. Но забота о размещении приезжих целиком лежала на городской власти, то есть на священниках, а они относились к этому серьезно. Во время больших паломнических праздников все жители Иерусалима были обязаны предоставить часть своей жилой площади под ночлег для паломников, причем было запрещено взимать за это плату, разрешалось лишь получать подарки.

Так что нашим героям довольно быстро удалось найти комнату, в которой они смогли переночевать.

На следующее утро, едва проснувшись, Ешуа стал собираться в Бейт‑Анию. Кравченко и Тали вызвались его сопровождать.

– Ешуа, – сказал Кравченко перед выходом из дома, – надеюсь, ты помнишь, о чем мы договорились. Мы приходим в дом Эльазара, и ты узнаешь, что он уже несколько дней как умер. Ты подходишь к склепу, в котором он похоронен, и произносишь: «Эльазар, выходи».

Ешуа ничего не ответил.

Селение Бейт‑Ания отделяла от Иерусалима Масличная гора. Собственно, горой ее можно было назвать с большой натяжкой. Это была просто невысокая возвышенность к востоку от Иерусалима. Отсюда была проложена дорога, тянувшаяся до самого Иерихона. По ней и пошли наши герои.

Дорога проходила через живописную местность. На уступах Масличной горы росли оливковые деревья. Это было излюбленное место прогулок горожан. Между деревьями были протоптаны дорожки, кое‑где виднелись трактиры, постоялые дворы, общественные купальни.

Во время праздников здесь собиралось очень много народу. Часть паломников размещалась на постоялых дворах, а те, что победней, ночевали в шатрах или прямо под открытым небом.

До Бейт‑Ании добирались около часа.

Войдя в селение, Ешуа сразу направился к дому Эльазара, который стоял на окраине, особняком от остальных. Дом был спланирован точно как тот, в котором жили Кравченко и Тали в Эммаусе, только дом Эльазара был примерно в два раза больше.

Постучав в ворота, они вошли во внутренний двор. Там сидели какие‑то люди, которые громко приветствовали Ешуа. Лица их выражали скорбь. Навстречу проповеднику поднялась молодая женщина, закутанная в накидку. Край ее одежды был надорван в знак траура.

Она опустилась перед Ешуа на колени и сквозь слезы проговорила:

– Я так и знала, что ты не успеешь, учитель. Умер Эльазар, уже три дня как умер. Сразу после шаббата ночью мы его схоронили. Так и не дождался тебя, бедняга. А как звал, как звал тебя!

Ешуа удивленно посмотрел на Кравченко. Тот наклонился к уху Ешуа и прошептал:

– Скажи, что ты хочешь взглянуть на могилу.

Однако Ешуа еще ничего не успел сказать, как женщина, это была сестра усопшего Марта, попросила:

– Ты бы сходил к его могиле, учитель Ешуа, помолился бы за душу моего брата.

– Сестра, – ответил ей Ешуа, – прими мои соболезнования. Конечно, я пойду на его могилу.

В это время к Ешуа подошли трое мужчин, обняли его и поцеловали.

– Мир вам, братья. Как я рад вас видеть. Жаль, что мы встречаемся в такой скорбный час, – приветствовал их Ешуа.

Вскоре Кравченко и Ешуа в сопровождении своих друзей, которых звали Шимон, Яков и Натан, направились к могиле Эльазара. Тали осталась в доме Марты.

Могила находилась в пещере в нескольких минутах ходьбы от дома. Только зажиточные люди могли приобретать такие пещеры, которые использовались как семейные склепы для захоронений. В стене вырубались полки, на которые клали тело умершего, завернутое в саван. Примерно через год, после того как тело истлевало, в склеп входили родственники умершего и складывали кости в специальный ящик, оссуарий, который запечатывался и погребался окончательно.

Подойдя к пещере, Ешуа остановился и начал молиться. Кравченко стоял рядом с ним. Когда молитва закончилась, он прошептал: «Говори: «Эльазар, выходи!».

– Эльазар, выходи! – внезапно громко произнес Ешуа.

Друзья Ешуа удивленно переглянулись, но тут из‑за камня, закрывавшего вход в пещеру, послышались какие‑то звуки.

– Отодвиньте камень, – закричал Ешуа, – камень отодвиньте!

Камень откатили в сторону, и все увидели, человека, закутанного в белое покрывало. Он молчал и лишь испуганно щурился от яркого солнечного света.

Несколько мгновений все стояли как вкопанные.

Первым пришел в себя Кравченко. Он быстро подошел к человеку в белом и помог ему освободиться от савана. Потом Кравченко накинул на него свою мантию и подвел к Ешуа и остальным. Все словно онемели.

– О, учитель, я просто не могу поверить своим глазам, ты воскресил его! – наконец воскликнул Шимон. – Ты – великий человек!

Ешуа молчал. Он был явно растерян.

Кравченко тихо произнес:

– Ну, что? Теперь поговорим?

– Да, – ответил Ешуа, – только не сейчас. Сейчас мы вернемся в дом и обрадуем Марту.

Невозможно описать тот шок, который испытали присутствующие в доме при появлении Эльазара. Тали ошарашенно переводила взгляд с внезапно появившегося хозяина дома на Кравченко, который лишь растерянно пожимал плечами и сам с удивлением пристально рассматривал живого Эльазара. Бывший покойник выглядел неважно: был бледен, даже слегка синюшен, и почти не разговаривал.

Когда все оправились от потрясения, траур перешел в веселье и день закончился праздничной трапезой.

Наверное, если бы нечто подобное произошло в наш рациональный век, люди так быстро не успокоились бы, а искали какое‑то объяснение случившемуся. Но в те времена люди были гораздо доверчивее, они верили в чудеса и даже ждали их.

Все называли Ешуа великим человеком, новым еврейским пророком и внимали каждому его слову.

Ешуа объяснял собравшимся, что вера творит чудеса, призывал всех любить друг друга и говорил, что чувствует себя счастливым.

Но больше всех была счастлива Марта. Она то смеялась, то плакала и постоянно благодарила Ешуа.

Марта была молодой миловидной женщиной небольшого роста и казалась доброжелательной. Одета она была несколько крикливо, но опрятно, на ней было много украшений. Бросалось в глаза, что ей очень нравится Ешуа. Она все время старалась находиться возле него, смотрела на него преданным взглядом и громко хохотала, когда он шутил.

Самого виновника праздника уложили в постель. К вечеру он появился, но был все еще слаб и бледен.

В тот день Кравченко так и не удалось поговорить с Ешуа. На ночь всех гостей разместили в доме, благо он был большой, и места хватило всем.

Кравченко долго не мог заснуть, он все пытался найти объяснение случившемуся.

Получалась парадоксальная ситуация: он, заранее знавший о том, что произойдет, был поражен гораздо больше всех остальных, которые с легкостью поверили в чудо и не мучились поиском причин воскрешения умершего.

 

Глава 11,

 

Часть третья

 

РАЗВЯЗКА

 

Он переделать мир хотел,

 

Чтоб был счастливым каждый,

 

А сам на ниточке висел,

 

Ведь был солдат бумажный.

 

 

 

Б. Окуджава

 

Глава 1,

 

Глава 2,

 

Глава 3,

 

Глава 4,

 

в которой ситуация выходит из‑под контроля

 

Около дома Эльазара царило необычное оживление. У ворот толпились люди, кто‑то постоянно входил во двор и выходил из него.

Кравченко сразу почувствовал недоброе.

Во внутреннем дворе большая группа людей что‑то громко обсуждала. Увидев Кравченко, все посмотрели на него и замолчали.

– Что здесь происходит? – в тревоге спросил Владимир.

К нему направился Ешуа. Вид у него был странный, безнадежно‑покорный, и взгляд совсем другой. Когда Кравченко заглянул в его глаза, то увидел в них пустоту, растерянность и боль.

– Крепись, друг... – голос Ешуа дрогнул. Он вдруг обнял Кравченко, но в жесте этом не было ободрения или желания успокоить. Казалось, он сам искал защиты. – Произошла трагедия. Твоя жена умерла.

– Что?!.. – вскрикнул Кравченко, ощущая, как что‑то сжалось и застыло у него в груди. – Этого не может быть, это невозможно…

Кравченко отстранил от себя Ешуа и бросился в свою комнату. Внутри он почувствовал неприятный кисловатый запах и увидел тело Тали, завернутое в саван и приготовленное к погребению. Кравченко стал судорожно разворачивать саван, руки у него тряслись. Тело было твердым, как дерево. Стащив саван с головы, Кравченко увидел синюшное лицо Тали, искаженное смертью.

– Перестань, Йуда, что ты делаешь? – Ешуа твердо взял его за плечо.

Кравченко резким движением сбросил его руку.

– Оставь! – огрызнулся он. – Я хочу понять, что произошло. Она не могла ни с того ни с сего умереть, ее убили!

– Сначала успокойся и приди в себя, – сказал Ешуа, – а потом мы поговорим. Ее надо похоронить, уже скоро вечер. Тело нельзя оставлять на ночь.

– Хорошо, оставь меня одного. Прошу тебя, уйди... дай мне с ней проститься.

Ешуа молча вышел.

Кравченко сел на пол и опустил голову.

Тали, бедная Тали! Как же такое могло произойти? Ведь он же предупреждал ее. Словно чувствовал, что ей не надо было отправляться в это проклятое путешествие. Что же теперь будет?

Мысли путались в голове Кравченко как нитки размотанного клубка.

Только сейчас он понял, что значила для него Тали. Он настолько привык, что она всегда была рядом ‑ умная, спокойная, надежная. А тут вдруг понял, насколько она была ему дорога. За короткое время их знакомства Тали стала для него другом и даже чуть больше, чем другом...

Надо же что‑то делать! Но что? Пропади пропадом его дурацкая миссия. Он все бы сейчас отдал, лишь бы Тали была жива.

Какого черта? Почему же он сидит и ничего не предпринимает? Ведь у него есть хроноскоп.

Кравченко вскочил, схватил сумку с вещами и вытряхнул все содержимое на пол. Трясущимися руками он схватил хроноскоп, настроил его на вчерашний день, сел рядом с телом Тали и нажал кнопку.

Послышалось странное гудение, но никакого перемещения не произошло. Тело Тали по‑прежнему лежало перед ним, как напоминание о зловещей реальности, в которой он оказался.

Кравченко сдвинул индикатор настройки еще на один день в прошлое, затем еще и еще...

Ничего не происходило, прибор только гудел все сильнее и сильнее, пока совсем не отключился.

Кравченко похолодел. Вообще‑то он был не из робких, но сейчас внезапно почувствовал страх. Да что там страх, настоящий ужас, который медленно зашевелился в животе, растекаясь по телу ледяной волной.

Интуитивно Кравченко понял, что нужно прекратить дальнейшие попытки вернуться в прошлое. Что‑то тут было не так. В голову неожиданно пришло странное словосочетание: «замыкание времни».

«Еще не хватало остаться тут навсегда, – подумал Владимир, – и Тали не вернешь, и сам сгинешь».

Хорошо, что у него есть второй хроноскоп. Если этот сломался, то он воспользуется вторым, чтобы вернуться домой.

За дверью послышались голоса, и Владимир поспешно спрятал хроноскоп в пояс своей мантии. В комнату вошли люди. Кравченко помог уложить тело Тали на носилки, потом вместе с другими поднял эти носилки и, подставив под них плечо, понес. Путь был ему уже знаком, местом погребения был выбран семейный склеп Эльазара, откуда тот совсем недавно столь чудесным образом вернулся домой.

Носилки с телом Тали сопровождала большая процессия. Были тут и профессиональные плакальщицы, которые брели босиком с распущенными волосами, то и дело вскрикивая. Несколько человек держали в руках светильники.

По дороге процессия дважды останавливалась, тело опускали на землю, и местные жители читали молитву.

Перед склепом все остановились. Несколько мужчин отодвинули большой камень, перекрывавший вход. Тело занесли внутрь и положили на одну из полок, вырубленных в стене. Склеп был небольшой, по обеим его сторонам виднелись полки для возложения тел, а в дальнем конце проступали очертания оссуариев, в которых, очевидно, лежали кости умерших предков.

Вновь стали читать молитвы. Кравченко стоял возле тела Тали с опущенной головой. Казалось, он совсем утратил чувство времени, и только ощущаемое по‑прежнему давление в груди возвращало его к реальности. Он не мог сказать, как долго длилось погребение – десять минут или два часа, он только помнил, что, когда все стали уходить, кто‑то положил ему руку на плечо, и он покорно повернулся, чтобы идти к выходу.

Очевидно, он задел что‑то краем одежды, потому что в тот момент, когда он отходил от тела Тали, раздался непонятный звук. Машинально обернувшись, он увидел на полу глиняный кувшин.

По дороге домой рядом с Кравченко шел Ешуа, обнимая его за плечи. Во дворе дома они увидели двух незнакомых мужчин. По тому, как они держались, было понятно, что это чиновники. Ешуа вопросительно посмотрел на них. Один из чиновников сказал, что они ищут некоего Ешуа из Галилеи, приехавшего недавно в Иерусалим.

– Это я, – сказал Ешуа.

– Тогда нам надлежит проводить тебя в дом первосвященника.

– Куда? – удивился Ешуа.

– Его святейшество приглашает тебя к себе, он хочет поговорить с тобой. Тебе это понятно?

– Я что, должен сейчас же идти? – растерянно спросил Ешуа.

– От таких приглашений обычно не отказываются, – улыбнулся чиновник.

Ешуа недоуменно переглянулся со своими друзьями. Шимон пожал плечами и промолчал. Кравченко, погруженный в свои переживания, казалось, не замечал происходящего. Ешуа ничего не оставалось делать, кроме как подчиниться. Да ему, в общем‑то, было безразлично, с кем и куда идти. Он лишь сжал руку Кравченко, потом повернулся и в сопровождении посланцев первосвященника пошел к воротам.

Там они столкнулись с Эльазаром, который откуда‑то возвращался. Кравченко даже не обратил внимания, что того не было на похоронах. Эльазар удивленно посмотрел вслед Ешуа.

– Что случилось? – спросил хозяин дома.

– Ешуа повели к первосвященнику, – ответил Шимон.

– Его арестовали? – заволновался Эльазар.

– Нет, – неуверенно пожал плечами Шимон, – они сказали, что первосвященник приглашает его для беседы.

– Знаем мы эти беседы, – мрачно проговорил Эльазар.

Шимон снова пожал плечами и промолчал.

– Может быть, он скоро вернется, – предположил другой друг Ешуа, Яков.

– Где Марта? – вдруг спросил Эльазар.

– По‑моему, ушла в свою комнату, – ответил Шимон.

– Друзья, – обратился Эльазар к товарищам Ешуа, – я думаю, вам лучше войти в дом и не мозолить тут глаза. Мне совсем не нравится то, что произошло с Ешуа. Кто знает, может быть, они вскоре вернутся и за вами.

Шимон переглянулся с Яковом и Натаном.

– А причем тут мы, мы‑то что сделали? – испуганно спросил обычно молчаливый Натан.

– А он что сделал? – ответил вопросом на вопрос Эльазар.

В это время на улице послышался шум, громкие и грубые голоса, там явно что‑то происходило. Лица трех спутников Ешуа побелели.

– Что это? – с ужасом прошептал Шимон.

– Так, быстро идите в ту комнату, – Эльазар указал им на одну из дверей, – возле дальней стены стоит сундук. Отодвинете его и увидите люк, ведущий в подвал. Спускайтесь туда и сидите тихо, пока я за вами не приду.

Приятели тут же исчезли. Тем временем шум на улице стал усиливаться, и вот уже во двор вошел небольшой отряд солдат. Для Кравченко они выглядели так, будто сошли с картинки учебника по римской истории.

– Кто здесь будет Ешуа из Галилеи? – громко спросил один из солдат, очевидно, старший.

– А что вам, собственно говоря, от него нужно? – неожиданно для себя отозвался Кравченко.

– Что? – грубо закричал старший. – Кто таков?

Эльазар поспешно подошел к солдату и сказал:

– Простите его, офицер, у него большое горе, он только что похоронил жену и поэтому немного не в себе. А Ешуа здесь нет, был здесь, а сейчас нет. Недавно за ним пришли люди и отвели его в дом первосвященника. Он наверняка сейчас там.

– А нам сказали, что он должен быть здесь, – недовольно пробурчал старший. – Почему его здесь нет?

– Я же сказал, его только что увели к первосвященнику, – любезно тарахтел Эльазар, – вы ведь знаете, где находится дом первосвященника, вот там вы его и найдете. Это совсем недалеко.

– Но у нас приказ взять его здесь! – продолжал упрямиться солдат. – Причем тут первосвященник?

Эльазар шепнул несколько слов на ухо старшему солдату, и они отошли в угол двора. Там Эльазар начал ему что‑то тихо говорить и, как показалось наблюдавшему за происходящим Кравченко, сунул в ладонь монету. После этого солдат подошел к отряду и приказал всем выйти на улицу. Вскоре Кравченко услышал шаги удаляющихся солдат.

– Куда они пошли? – Кравченко повернулся к Эльазару.

– Не знаю, – ответил тот, – возможно, к первосвященнику.

– Зачем нужно было говорить, что Ешуа там?

– Но ведь я знаю, что он там, – заметил Эльазар.

– А ты что, дал обет всегда говорить правду? – искренне удивился Кравченко.

– Если бы я сказал, что не знаю, где он, они бы стали обыскивать весь дом. Тебе это надо? Мне – нет.

Кравченко, ничего не ответив, направился в комнату, которую раньше занимал вместе с Тали. Там все еще стоял неприятный кисловатый запах.

Владимир внимательно огляделся. Одежда и личные вещи Тали были аккуратно сложены в углу рядом с кроватью. Комната была довольно скромно обставлена, все в ней на виду. Тем не менее, Кравченко несколько раз обошел ее по периметру, втягивая воздух ноздрями. Ему показалось, что возле кровати Тали кисловатый запах усиливался.

Подойдя к изголовью, Кравченко увидел на полу возле кровати влажное пятно. Похоже было на то, что в этом месте что‑то замыли.

Что бы это могло быть? Кровь?

Кравченко встал на колени и наклонился к самому полу, в том месте, где находилось пятно. Он полностью выдохнул, а потом начал медленно втягивать в себя воздух через нос... и узнал этот запах.

Так пахли рвотные массы.

Видимо, Тали уже легла спать, когда ей стало плохо, и у нее началась сильная рвота. Судя по устоявшемуся запаху и размерам пятна, ее просто выворачивало. Причем рвота началась так неожиданно, что Тали даже не успела встать с постели. А может быть, она уже была не в силах это сделать...

И тут Кравченко понял – ее отравили. В этом не было никакого сомнения, иначе как можно было объяснить то, что молодая здоровая женщина неожиданно умирает в одночасье. И почему при этом такая неукротимая рвота?

Кто же мог ее отравить и за что?

Убийство есть убийство, и неважно, в какие времена оно совершается – в античные или в наши. Человек вряд ли пойдет на убийство из‑за пустяковой ссоры, тем более что это было отравление. Тут нужно все заранее продумать, подготовить яд, выбрать удачный момент, чтобы подмешать его в пищу или вино.

Стоп! Вино… Кравченко вспомнил, что по его совету Тали пила здесь много вина для дезинфекции, чтобы избежать пищевого отравления. В их ко<