В которой мы неожиданно разбогатели

 

Солнце уже клонилось к закату, когда наш караван подошел наконец к Эммаусу. Это был небольшой город у подножия Иудейских гор.

Кравченко решил сразу обратиться в ближайшую лавку или магазин, в котором можно было бы купить новую одежду и попробовать продать остаток корицы.

Медленно продвигаясь в толпе, мы оказались на небольшой площади. Очевидно, это был рынок. Повсюду прямо на земле были разостланы куски ткани, на которых лежали товары.

В стороне стоял двухэтажный дом серого цвета с потрескавшимися стенами, отчего он казался слегка перекошенным. На первом этаже располагалось что‑то вроде склада или магазина. Кравченко уверенно открыл низкую дверь, и мы, наклонив головы, вошли в помещение.

Внутри мы увидели нагромождение разного хлама: глиняные горшки, тряпки, циновки, всякую рухлядь. Потолок был настолько низким, что приходилось все время стоять пригнувшись. Запах на складе был отвратительный, затхлый и гнилостный.

Среди всего этого беспорядка я не сразу заметил хозяина, который стоял за неким подобием прилавка или стола. Вдруг он бросился в нашу сторону и с восторженной улыбкой склонился в поклоне перед Кравченко. Потом он начал что‑то громко говорить. Кравченко кивал головой и бросал отдельные реплики, хотя вид у него был довольно растерянный. Хозяин лавки вернулся за прилавок и начал торопливо копаться в каком‑то хламе. Через некоторое время он вновь подошел к Кравченко и, продолжая громко говорить, положил в его руку горсть монет.

«Вот это да, – подумал я, – здесь, видно, путешественникам выдают деньги на расходы.»

Кравченко с хозяином продолжали что‑то обсуждать. Затем они, очевидно, о чем‑то договорились, потому что Кравченко направился к двери, попросив меня следовать за ним.

На улице я сразу стал расспрашивать Кравченко о том, что произошло, но он, судя по всему, и сам ничего не понимал.

– Странно, этот человек говорил со мной, как со старым знакомым. Мало того, сказал, что несколько лет назад я продал ему очень красивые золотые серьги, он выручил за них много денег и теперь хочет меня отблагодарить и вернуть то, что он, якобы, мне должен, и еще спрашивал меня почему‑то о здоровье жены.

– Чьей жены? – удивился я.

– Моей, разумеется. Чьей же еще?

– А разве у вас есть жена? – я даже руками развел.

– Я тоже хотел задать ему этот вопрос, – усмехнулся Кравченко. – Странно… Он явно принимает меня за кого‑то другого. Он сам сказал, что с трудом узнал меня без бороды. Кстати, я думаю, что именно из‑за отсутствия бороды на нас все смотрят подозрительно. Если вы успели заметить, в этом мире каждый взрослый мужчина носит бороду. Жаль, что я не подумал об этом раньше.

– Ну, и что мы теперь будем делать, отращивать бороды? – усмехнулся я.

– В другой раз, а пока хозяин попросил подождать его здесь. Он скоро закончит дела в магазине, а потом отведет нас на склад, где мы выберем себе одежду.

– А это разве не склад?

Кравченко оставил мой вопрос без ответа. Он был явно обескуражен случившимся.

Спустя несколько минут появился хозяин магазина, которого, как выяснилось, звали Йуда. Он повел нас во двор дома, открыл низкую дверь и впустил в тесное помещение с еще более резким и неприятным запахом. Вдоль стены стоял ряд сундуков. Открывая их поочередно, Йуда стал вытаскивать части одежды.

Кравченко так натренировал меня, что я легко различил хитон, тунику и мантию. Фактически, на нас и сейчас была такая же одежда, но она, разумеется, отличалась покроем от местной. Кравченко что‑то сказал хозяину, и тот убрал хитон в сундук. Я понял, что Кравченко решил не менять хитон, который, как я уже говорил, представлял собой длинную рубаху – его носили на голое тело.

Правда, под хитон мы надели трусы и майки, но самое главное, что под ним у нас висела кобура с шокером и пистолетом, поэтому менять хитон явно не было смысла.

Йуда подал каждому тунику и пояс. Сверху мы обернулись в мантии. Ноги мы обули в сандалии, которые были значительно удобнее наших. Кравченко отдал хозяину нашу одежду, и он с удовольствием взял ее, потому что качество ткани было гораздо выше местного.

Мы вышли со склада, и хозяин предложил нам отдохнуть во дворе под навесом. Мы сели на подушки, брошенные на циновку, хозяин вынес кувшин с водой и начал о чем‑то разговаривать с Кравченко. Я обратил внимание, что по мере продолжения разговора Йуда все более мрачнел. В его голосе чувствовались боль и страдание. Кравченко все больше кивал, лишь иногда задавал хозяину вопросы.

Вскоре кто‑то вошел во двор и позвал Йуду. Тот ушел, и мы с Кравченко остались вдвоем.

– Мне кажется, ваш хроноскоп плохо откалиброван, – неожиданно сказал Кравченко.

– В каком смысле? – удивился я.

– В том, что мы попали не туда, куда собирались, а на четыре года позже, – расстроено пояснил Кравченко.

– Как вы это определили?

– Сейчас не 35‑й год, а 39‑й или даже 40‑й, – Кравченко глубоко вздохнул. – Хозяин рассказал мне, что император Гай, который правит в Риме, по‑нашему это Калигула, распорядился поставить свою статую в иерусалимском Храме. Народ возмутился этому богохульству, и в стране начались беспорядки. Это очень известная история, она происходила где‑то в 39–40‑м году. Правда, беспорядки вскоре улеглись, так как тогдашний правитель Иудеи Петроний всячески оттягивал исполнение приказа императора, а потом Калигулу убили в 41‑м году, и об этом вообще все забыли, но местные жители‑то этого еще не знают. Так что получилось то, чего я боялся. Вместо спокойного периода мы попали в беспокойный.

– А что если рассказать им, что все закончится благополучно? – предложил я.

– И показать фильм про Калигулу, – засмеялся Кравченко, – но, к сожалению, я его не захватил.

– Что же нам делать?

– Мне кажется, нам нужно сидеть тихо и ни во что не вмешиваться. Кстати, есть одна хорошая новость. Хозяин лавки знает Иисуса. Это очень большая удача. Он говорит, что тот был здесь в последний раз девять лет назад, останавливался на несколько дней в городе, а потом куда‑то внезапно ушел, и было это перед праздником Песах. Йуда хорошо это запомнил, потому что у него той весной родилась младшая дочь. С тех пор, по словам Йуды, он Иисуса больше не видел, но слышал, что тот погиб, а подробностей он не знает. Так что, вполне возможно, нам вообще нечего здесь больше делать. Жаль, что мы можем вернуться не раньше, чем через неделю.

В это время с улицы донесся шум, который быстро усиливался. Я попытался подняться, но Кравченко схватил меня за руку и резко усадил на место.

– Я вас прошу, сидите спокойно и не высовывайтесь. Нас это совершенно не касается.

– Послушайте, но там ведь явно что‑то происходит. По‑моему, кого‑то бьют.

– Ну и что, пусть бьют. Главное, чтобы не нас. Тех, кого бьют, равно как и тех, кто бьет, по нашим понятиям уже около двух тысяч лет нет в живых. Они для нас – призраки, фантомы. Представьте себе, что вы смотрите фильм из жизни Древней Иудеи. Вы же не станете вмешиваться в сюжет.

Постепенно шум нарастал. На улице, похоже, разыгрывалась настоящая драма.

Я сидел как на иголках. Мне вдруг стало очень тревожно. Наконец, я не выдержал и вскочил.

– Вы знаете, – обратился я к Кравченко, – нас это не касается до тех пор, пока мы сидим здесь, но вы же не собираетесь отсиживаться тут целую неделю!

 

Глава 8,