Колдовство на Руси в старину

Источник суеверий кроется в религиозно-языческих представлениях, имевших свое последовательное развитие.

Филологические и археологические данные единогласно свидетельствуют, что в язычестве колдун и ведьма были служителями божеств света и теплоты;им принадлежало ведение религиозных обрядов и мифического языка языческого богослужения; они приносили богам жертвы, произносили заклятия, заговоры и предвещанья и совершали очищения; делом их было также силою заповедных слов прогонять нечистую силу, отстранять зловредное ее влияние и низводить на землю, на животных и людей плодородие, в дома — обилие и покой. Христианская религия, показавшая всю нелепость язычества, главное свое противодействие направила против тех лиц, которые были представителями и хранителями языческого культа. Такими лицами были колдуны и ведьмы.

При самом введении христианского учения при святом Владимире не обошлось без враждебных действий со стороны служителей языческих богов. Иоакимовская летопись сохранила нам свидетельство о восстании новгородцев, не желавших крещения; летопись эта говорит: «Богомил, высший над жрецысловян, вельми претя люду покоритися» (т. е. креститься). По свидетельству Нестерова временника, в XI столетии против христианства открыто выступали волхвы и, пользуясь своим влиянием на массу народа, старались увлекать ее за собой. Так в 1071 году в самом Киеве явился волхв, предсказывавший, будто по внушению пяти богов, что через пять лет Днепр потечет назад, земля греческая станет на месте русской, а русская на месте греческой; прочие земли также изменят свое местоположение. В народе нашлись невегласы (не просвещенные Христовым учением), которые слушали волхва и верили его словам. Но «верные» посмеялись ему, говоря: «Бес тобою играет на пагубу», — и, действительно, волхв пропал в ночь, без вести. Подобным образом волхв, явившийся в Ростове в 1091 году, вскоре погибе. Волхвы подверглись строгому преследованию. Из других данных мы узнаем об этом положительно. Ян, посланный для сбора княжеской дани на Белоозеро, сам, вместе с двенадцатью вооруженными отроками, выходил против волхвов и приказывал избивать их. Волхвы, подкрепляемые своими последователями, решились защищаться; один из них бросил в Яна топором, но промахнулся. Тогда Ян, оборотя топор, ударил своего противника тульем. Волхвы бежали в лес, но были, по настоянию Яна, схвачены белоозерцами и выданы. На вопрос Яна: какому Богу они веруют? — волхвы отвечали: антихристу, т. е. прямо объявили себя врагами христианства.

Но и по утверждении христианского учения не все старинные поверья утратились вдруг и вышли из убеждений массы народа вполне; втайне еще продолжали совершаться старые обряды и жить старые поверья; втай еще прибегали к колдунам и испрашивали их помощи. Знахари и знахарки долго пользовались доверенностью, врачевали болезни, заклинали нечистую силу (заговорами) и заправляли игрищами. Эти остатки древних верований хранились в семьях и потому так легко укрывались от постороннего взгляда.

Духовенство, особенно в высших своих представителях, видело вред этой привязанности к древним преданиям и обрядам и старалось ей противодействовать. Оно старалось искоренить суеверную народную доверенность к волхвам, колдунам и ведьмам (ведуньям) и преследовало эти лица, как скоро обнаруживались их зловредные действия. Кирилл Туровский говорит против волхвования и запрещает искать и посещать волхвов. В ответах на вопросы Кирика (XII ст.) велено: тем, которые творят волхвование и чародеяние, не давать святого причастия. Такое же противодействие волшебству, чарам и ворожбе встречаем во всех памятниках, писанных против народных суеверий: в грамотах игумена Памфила, митрополита Фотия, в «Стоглаве» и других. В поучениях священнослужителям 1499 года сказано, чтоб они не принимали в храм приношений от волхва, потворника, игреца (скомороха?); а в дополнительном к Судебнику указе 1552 года велено было кликать по торгам, чтоб «к волхвам и к чародеям, и к звездочетцом не ходили» под опасением опалы и духовного запрещенья.

Колдуны и колдуньи издревле занимались врачеванием, которое принадлежало в язычестве к обрядам религиозного очищения. Это врачевание, как бы единственное вспомогательное средство в простонародье, долго пользовалось доверенностью. Духовенство старалось истребить этот обычай, убеждая, что тот, кто лечится у колдунов, губит не только тело, но и душу, потому что колдуны служат сатане и врачуют его силою. Из вопросов Кирика узнаем, что тот, кто приносил к волхвам детей для привязки амулетов (науз, узлов) или искал у волхвов исцеления от своих болезней, подвергался епитимии. Митрополит Фотий в послании своем к новгородцам (1410 года) говорит священникам: «Також учите их (християн), чтобы басней не слушали, лихих баб не приимали, ни узлов, ни примовленья, ни зелья, ни вороженья и елика такова, занеже с того гнев Божий приходит, и где таковыя бабы находятся, учите их, чтобы престали и каялись бы, а не имуть слушати — не благословляйте их, христианом заказывайте, чтобы их не дрьжали между себе нигде, гонили бы их от себе, а сами бы от них бегали, аки от нечистоты; а кто не имать слушати вас, и вы тех от церкви отлучайте». Того же требуют и царская окружная грамота 1648 года, и «Домострой»; в этом последнем сказано: «и волхвов и с кореньем, и с зельем», кто «тем промышляет, с тем бы отнюдь не зналися»; потому что в болезнях не кудесников призывать, а всегда на Бога возлагать надежду должно.

Другое явление, обращавшее на себя особенное внимание духовенства, были народные игрища. Игрища эти сопровождались музыкой, песнями и пляской; в древности они составляли языческие празднества, на которых совершались религиозные обряды, жертвоприношения, браки, гадания и прочее. Вот почему и музыка, и песни, и пляска вызвали против себя самые строгие запретительные меры со стороны духовенства. По языческим представлениям, музыка и песня имели чудодейную силу, как слова заговора, и вместе с пляской принадлежали к числу языческих религиозных обрядов. Преследование игр, песен, плясок и музыки началось с первых времен христианства. Кирилл Туровский уже осуждал гусли и игры бесовские; древний летописец говорит: «Дьявол льстит... всяческыми лестьми, пребавляя ны от Бога трубами и скоморохы, гусльми и русальи (русальи — игры, сохранившие свое название до позднейшего времени); видим бо игрища утолчена и людий много множьство, ако упихата начнуть друг друга, позоры деюще от беса». «Стоглав» вооружается против следующих явлений: «В мирских свадьбах играют глумотворцы и органники, и смехотворцы, и гусельники и бесовския песни поют... (Да пред свадебным поездом) со всеми теми играми рыщут... да по дальным странам ходят скоморохи, совокупляяся ватагами многими по штидесят и по семидесять и до 100 человек... На погостах (кладбищах) егда учнут скоморохи и гудцы и прегуднецы играти» — тогда все присутствующие «престав от плача, начнут скакати и плясати, и в ладони бити, и песни сатанинские пети». Таким образом, «Стоглав» говорит против песен, музыки и плясок, сопровождавших все обрядовые церемонии: и свадьбу, и праздники в честь мертвых, и разные игрища. Против этих явлений предохраняет не только «Стоглав», но и старинные летописцы, и послание игумена Памфила (1505) ко псковским властям, и патриарший указ Иоакима 1684 года; и царская грамота 1648 года. Последний акт особенно любопытен по своим подробностям; он требует, чтобы православные не призывали к себе скоморохов с домрами, сурнами, волынками и всякими играми, и на улицах, и полях, и во время свадеб «бесовских» песен не пели бы и по ночам не плясали, и в ладони не били, и скоморошья платья и личин на себя не накладывали. Все эти действия, по выражению грамоты, указывают на то, что люди, «забыв Бога и православную веру, последуют скоморохом и прелестником». А потому воеводам предписывалось отбирать у всякого музыкальные инструменты, ломать и жечь; а тех, у кого они найдутся, бить батогами и ссылать в украйные места. В 1657 году ростовский митрополит Иоанн приказал разослать к священно- и церковнослужителям (по селам и погостам) памяти, чтобы они надзирали за паствой, чтобы скоморохов нигде не было, и в гусли, домры, сурны и во всякие игры не играли, и песней «сатанинских» не пели; далее, скоморохов и тех, которые нарушат это запрещение, велено отлучать от церкви и наказывать. Такой строгий взгляд на скоморошество понятен. Скомороху принадлежало в языческом мире значение особенное; самая песня и пляска были необходимыми обрядами при языческих жертвоприношениях и воззваниях к божествам. В одном старинном сборнике сказано: «не подобает крестьянам игор бесовских играти, иже есть плясба, гудба, песни бесовския и жертва идольская»: здесь песни, пляска и музыка прямо отнесены к одному разряду с идольской жертвой.

Не одни обряды, принадлежавшие колдовству, вызывали против себя различные меры: лица, занимавшиеся совершением этих обрядов, — колдуны и колдуньи, были преследуемы еще более, потому что они были хранителями остатков прежних языческих верований. И светская, и духовная власть подвергала обвиненных в колдовстве строгому суду и наказанию.

Дела о волшебстве издревле принадлежали у нас заведыванию духовной власти. В церковном уставе Владимира святого к ведомству духовного суда отнесены: «ветьство, зеленичество, потворы, чародеяния, волхованья». Наказание волхвам и чародеям было сожжение;как сжигались музыкальные инструменты и «черные» (чародейные) книги, так подобной же участи подвергались и колдуны и чародеи. В 1227 году, по сказанию летописца, в Новгороде «изъжгоша волхвов четыре, творяхуть я (их) потворы деюща, а Бог весть, и сожгоша на Ярославле дворе». По свидетельству Никоновской летописи, волхвы были приведены новгородцами не на княжеский, а на архиепископский двор и там сожжены, несмотря на заступничество бояр. В начале XV столетия во Пскове было сожжено десять вещих жонок. В повести о волхвовании, написанной для Иоанна Грозного, утверждается необходимость строгих наказаний для чародеев и в пример представляется один царь, который вместе «с епископом написати книги повеле и утверди, и проклят чародеяние, и в весех заповеда после таких (чародеев) огнем пожечи».Котошихин говорит, что в его время мужчин за богохульство, церковную татьбу, волховство и чернокнижество и ереси сожигали,а женщин за те же преступления живых закапывали в землю по грудь, от чего они и умирали на другой или третий день. Эта форма наказания за чародейство согласовалась с общим народным убеждением (в XVI и XVII столетиях). Так, в старину, во время повальных болезней, поселяне зарывали в землю женщину, заподозренную миром в злых умыслах. В Украине сохраняется предание о сожжении женщины, обвиненной в чародейном похищении росы. Народная песня поет, как девица-чародейка пекла змей и варила зелье, чтобы этим снадобьем извести своего брата. Но брат проведал об этом злом намерении, и

Снимал он с сестры буйну голову,

И он брал с костра дрова,

Он клал дрова среди двора;

Как сжег ея тело белое,

Что до самого до пепелу, Он развеял прах по чисту полю, Заказал всем тужить, плакати.

Из следственных дел XVII столетия видно, что за чародейство и ворожбу наказывали ссылкой в дальние места и заключением в монастырь на покаяние; следовательно, кроме сожжения, употреблялись и другие, легчайшие наказания. Очевидно, при назначении наказания принималась в расчет степень виновности.

При постепенном усвоении народом новых здравых воззрений на суеверия поверья, связанные с понятием колдовства, приняли другой вид: то, что прежде в язычестве казалось благим, теперь получило смысл отрицательный. На колдуна и ведьму стали смотреть как на существа злобные, преисполненные греха, которые находятся в самых близких связях с нечистой силой. По народному поверью, колдун и ведьма заключают с дьяволом договор, продавая ему свою душу; договор этот скрепляют они распиской, которую пишут своей кровью. В простонародье существует много ходячих рассказов о том, когда, как и при каких особенных обстоятельствах отчаянные грешники продавали дьяволу свои души. Колдуны все чудесное и страшное творят силою демонскою; они и властелины и рабы нечистой силы; они могут ею повелевать; но нечистая сила требует от них беспрестанной работы. Если колдун, по народному поверью, не приищет для нее занятия, то нечистая сила замучит его; потому колдуны придумали заставлять чертей, чтоб они вили из песку и воды веревки и делали подобные невыполнимые работы. В связи с означенными поверьями образовались еще другие: 25 марта, когда повеет здоровый весенний воздух, черти проветривают над трубами изб колдунов; если в вихрь, внезапно поднявшийся, воткнуть в средину нож, то вертящийся в вихре дьявол застонет и побежит собакою или кошкою или оборотится в ведьму; надо заметить, что колдун и ведьма любят обращаться и в собаку, и в кошку. Малороссийская песня поет о Савве Чалом: «и з бесами став за право и борзо знахарюе». Колдовство — знахарство — по поверью, совершается бесовской помощью; дьяволы дают колдунам и колдуньям черную книгу (черный — нечистый, греховный, гибельный в противоположность словам: светлый, красный;отсюда чернокнижие). Черная книга наделяет своего владельца силою вызывать нечистых духов. Кто найдет ее, хотя бы случайно, и станет читать, тому тотчас предстанет множество чертей с требованиями работы. Колдуны всегда оставляют эту книгу в наследство своим детям, передавая им и все свои тайные знания. Если колдун позабудет отказать пред смертью свою черную книгу, то встает за нею из могилы. Первоначальный смысл этого поверья тот, что заговоры и таинственные обряды язычества хранились в семьях старейшими и перед смертью этих последних передавались ближайшим родичам. Таким образом, священные, в глазах язычника, верования и заповеданные слова хранились в тайне, изъятые из всеобщего, обиходного ведения.

Поверье о черной книге указывает на позднейшее образование подобных представлений о демонской силе колдовства; ибо самая грамотность есть явление позднейшее. К таким черным книгам старинные памятники относят: «Волховник»,«Чаровник»,«Мысленник»,«Коледник»(от коледа),«Громник», «Астролог,«Астрономия»(«Звездочетие»),«Путник»(должно думать: книга о значении встреч), «Воронограй»(о значении полетов птиц), «Шестокрыл», «Аристотелевы Врата»(и «Аристотель»),«Рафли»и другие. Названия эти свидетельствуют, что естественные познания о природе были смешиваемы с верованиями языческими. Такое явление условливалось самым характером язычества, которое обоготворяло природу и небесные светила; сведения, добытые наблюдением видимого мира, для первобытного человека составляли его религию. В такие же близкие отношения с демоном поставлена в народных поверьях и ведьма, которая представляется мстительной и злобной: она трудится только на пагубу людей, сдружается с нечистой силой и гуляет с нею по ночам; при ней необходимы черная кошка и черный петух. С этими животными в старину даже зарывали ведьм в землю. Оттого-то названия «колдун» и «ведьма» стали употребляться в укор и брань.

Колдун и колдунья явились существами враждебными, злыми; тем благотворным жизненным силам, которые прежде охранялись ими, теперь, вследствие отрицательного влияния новых воззрений, они стали вредить. Первоначально мольба (заговор) колдуна и ведьмы, обращенная к светилам, призывала покровительство этих светлых божеств и прогоняла нечистую силу смерти, болезней и бесплодия: так верил язычник. В позднейшую эпоху создалось поверье, что колдуны и ведьмы не только не охраняют здоровья, а напротив, сами насылают на человека болезни, сушат его, напускают на него мару или отводят глаза,так что он видит все в обманчивых образах. По первобытному представлению, колдун и ведьма низводили с неба оплодотворяющий дождь и теплоту; позднее они стали скрадывать и дождь, и росу, и свет, и производить бесплодие, голод; стали вредить своими заговорами земледельческим работам, отнимать у коров молоко и вообще у животных и людей — силу плодородия. У нас в простонародье верят, что колдуны могут жениха, невесту и весь поезд сглазить и обратить в стадо волков или собак,для чего будто колдуны варят медвежье мясо или сало или сушат волчье сердце и потом бросают это снадобье на дорогу свадебного поезда. Чара эта заставляет лошадей становиться на дыбы и нести в сторону. Существует примета: если сорока стрекочет, то беременная женщина не должна выходить из избы; иначе ведьма, которая любит обращаться в сороку, испортит ее или выкрадет из ее утробы младенца; самый младенец может быть испорчен колдуном и ведьмой еще до появления на свет. В старину рождение уродов объясняли дьявольским влиянием, вызванным через ведовство. Таким образом, колдуны и колдуньи служат нечистой силе и стараются портить людей и животных; порча эта состоит в наслании болезней, бесплодия, безобразия и в обращении людей в животных. Испорченные колдовством называются кликушами,которые кричат голосом разных животных, неистово вопят, мечутся и уверяют, что в них поселилось множество бесов и что бесы эти грызут их внутренность. По народному поверью, колдуну и ведьме ничего не стоит насажать в человека бесов или гадин. Кликушами обыкновенно признавались те несчастные, которые страдали падучею или другими непонятными для простого человека болезнями, соединенными с бредом, корчами и пеною на губах. Впоследствии некоторые стали притворяться испорченными из своекорыстных расчетов. Потому указом Петра Великого (1715 г.) велено было хватать кликуш обоего пола и приводить в приказы для розыску, действительно ли это больные, или они нарочно накидывают на себя порчу.

Когда колдуны и ведьмы получили злое и враждебное значение, создались в простонародье и различные предохранительные средства против их влияния. Средства эти отчасти были заимствованы из тех обрядов язычества, которые употреблялись против нечистой силы, смерти и болезней, отчасти принадлежат позднейшей эпохе и проникнуты ее воззрением. В заговорах стали просить защиты от «бабьих зазор, от хитрого чернокнижника, от заговорного кудесника, от ярого волхва, от слепого знахаря, от старухи (бабы)-ведуньи, от ведьмы Киевской и злой сестры ее Муромской». Против колдунов и ведьм стали употреблять силу таинственных трав: крапивы, плакун-травы, чернобобыльника и других; следовательно, народ обратил против них те снадобья, которые самими колдунами и ведьмами употреблялись для своих чар и против нечистой силы. Мало того: против одних колдунов и ведьм стали призывать на помощь других, как это замечается в обычных свадебных церемониях и в следующем обряде: 18 января, когда ведьмы предаются особенному веселью и стараются портить коров, знахари, ровно в полночь, заговаривают трубы, забивая под князёк колья и насыпая на загнетке золу, взятую из семи печей; подобные же заговоры произносятся на краю села у западногоизгородья. Обряд этот совершается против ведьм, которые обыкновенно прилетают в дом через трубу,а в село всегда возвращаются с запада. Такой возврат ведьмы с западной стороны указывает на ее нечистое значение. Против ведьмы употребляют золу,как символ очага; вбиванье кольев под князёк (печи) намекает на тот обряд, по которому в грудь колдуна, ведьмы и упыря вбивают осиновый кол, чтоб они не вставали из могил и не вредили людям. Знахари еще дают против ведьм какие-то снадобья; но ведьмы умеют отхаживать их назад пятами.

Вера в колдовство продолжала жить в народе долгое время, хотя старинные предания во многом изменились, а связь их утрачена. Вера эта, составляя теперь суеверную принадлежность простонародья, до Петра Великого была общим достоянием и равно жила во всех слоях общества. Такое явление условливалось тем, что самые общественные разряды не были строго разграничены. Обычаи, освященные давностью, одинаково хранились и в боярских палатах, и в семье крестьянина, на что прямо указывают обряды свадебные и весь обиход домашней жизни разных классов. Должно заметить, что поверья о колдовстве, проживши несколько столетий, представлялись в странной смеси. Если, с одной стороны, доверяя силе волшебства, прибегали к ворожбе и чарам, то с другой стороны — колдунов и колдуний преследовали, как представителей силы гибельной, демонской. Отсюда вытекли многие столкновения в жизни, которые живо рисуют пред нами прошлое, с его внутренней стороны. Остановимся на этих явлениях, вызванных верой в волшебство, в XVI и XVII столетиях.

Из «Домостроя» узнаем, что бабы-колдуньи ходили по домам, лечили разные недуги, гадали, переносили вести — и были принимаемы довольно охотно. «Стоглав» говорит, что тяжущие, как скоро доходило до поля (т. е. до судебного поединка), призывали на помощь волхвов — «и в те поры волхвы и чародейники от бесовских научений пособие им творят, кудесы бьют, и в Аристотелевы Врата, и в Рафли смотрят, и по планетам глядают, и смотрят дней и часов... и на те чарования надеяся, поклепца и ябедник не мирится, и крест целуют, и на поли бьютца, и, поклепав, погибают». Вследствие того современный «Стоглаву» указ требует, под опасением опалы и духовного запрещения, чтобы к чародеям и к звездочетцам не ходили бы и у польбы чародеи не были.

Так было не в одном простонародье: дух времени одинаково проникал все общественные слои. При царе Иоанне Васильевиче Грозном была составлена повесть, направленная против волшебства. О Василии Ивановиче Шуйском Кубасов говорит: «и к волхованию прилежаше». Из крестоцаловальных записей на верность царям Борису Годунову, Василию Шуйскому и Михаилу Феодоровичу видно, что все обязаны были клясться: «А лиха мне государю, царице и их детем не хотети, не мыслити и не делати ни которою хитростию, — ни в естве, ни в питье, ни в платье, ни в ином чем никакого лиха не учинити, и зелья лихого и коренья не давати, и не испортити; да и людей своих с ведомством да со всяким лихим зельем и с кореньем не посылати и ведунов и ведуней не добывати на государево лихо, и их, государей, на следу всяким ведовским мечтанием не испортити, ни ведовством по ветру никакого лиха не посылати и следу не выимати». Даже если кто узнает о подобных злых намерениях другого человека, то должен его схватить или сделать на него извет.

При царе Михаиле Феодоровиче была отправлена во Псков грамота с запрещением покупать у литовцев хмель, потому что посланные за рубеж лазутчики объявили, что есть в Литве баба-ведунья и наговаривает она на хмель, вывозимый в русские города, с целью навести через то на Русь моровое поветрие. В 1625 году велено было выслать в Москву из Верхотурья переселенца Якова, вместе с воровским кореньем, так как во время обыска у него найдено было в коробье: трава багрова, три корня, да «комок перхчеват бел», и так как в допросе он сам признался, что эти снадобья дал ему казак Степанко Козьи Ноги. Подобный процесс о кореньях и травах был в 1680 году. Иноземец Зинка Ларионов сделал извет на некоторых крестьян в лихих кореньях и подал в Приказной избе поличного «крест медный да корешок невелик, да травки немного связано в узлишки у креста». Крестьянин Ивашка, из числа обвиняемых, признал крест своим, а сказал: корень тот «девесилной, а травка в огородах растет, а как ее зовут — не ведает, а держит корешок и травку от лихорадки, а лихих де трав и корней он не знает и за дýрном не ходит». Призван был в Приказную избу посадской осмотреть коренья; он объявил: «Корешишко де имянуеца девятины, от сердечные скорби держать, а травишко де держать от гнетеншиные скорби, а лихого де в том ничего нет». Другой подсудимый объявил, что ему положили в зеп травы в то время, как он был на кружевном дворе пьяный — в беспамятстве. Обвиненных пытали, а потом били батогами, чтоб впредь неповадно было напиваться до беспамятства и носить при себе коренья; затем они были выпущены из Приказной избы, за расписками.

В 1606 году были поданы две довольно странные жалобы в Перми, по которым велено было произвести следствие, которое, однако, нам неизвестно. Оба челобитчика сделали извет — один на крестьянина, что тот напустил икоту на его жену, а другой на посадского, что напустил икоту на его товарища по торговле.

В архивах наших сохранились весьма интересные ведовские дела. Нам знакомы некоторые, принадлежащие XVII столетью. Из них мы узнаем, что в Москве по разным сторонам жили бабы-ворожейки или колдуньи, к которым приезжали даже боярские жены просить помощи против ревности мужей и советоваться о своих любовных интригах и о средствах, как умерять чужой гнев или изводить недругов. В 1635 году одна «золотная» мастерица выронила вверху (во дворце) платок, в котором был завернут корень. По этому случаю был назначен розыск. Мастерица на вопрос, где она взяла корень и зачем ходит с ним к государю, отвечала, что корень не лихой, а носит его с собою от «сердечной боли, что сердцем больна»; жаловалась она одной женке, что до нее муж лих, и та дала ей корень обратим, а велела положить его на зеркало и смотреться в стекло: тогда муж будет к ней ласков; а в царском дворе она никого портить не хотела и с иными корешницами не знается. Подсудимую и ту женку, на которую она сослалась, сослали в дальние города. Другое подобное дело было в 1639 году. Мастерица Дарья Ломанова сыпала какой-то порошок на след царицы и говорила: только б мне умилить царское и царицыно сердце, а другие мне дешевы. Ее допрашивали, и она со слезами призналась: ходила она к бабе-ворожейке, что людей приворачивает и у мужей к женам сердце и ревность отымает; баба эта наговаривала ей на соль и мыло и приказывала соль давать мужу в естве, а мылом умываться самой, и говорила, что после того муж станет молчать, что бы она ни делала, хотя бы воровала (любилась) с другими. И другой мастерице та же колдунья давала наговоренную соль — для того, чтобы муж ее был добр до детей. Дарья Ломанова приносила еще к бабе-ворожейке оторванный ворот от своей рубашки, и та сожгла ворот на шестке печи и, спросив: «прямое ли имя — Авдотья?», наговорила и потом велела сыпать тот пепел на след ближних людей, чтобы все они были милостивы к Дарье и к ее челобитьям. Призвали колдунью, которая объявила, что учила ее ведовству другая баба. Привели эту последнюю, и в допросе она показала, что смывает малых детей, уговаривает болезнь жабу и наметывает на живот горшки, а ворожбу эту оставила ей при смерти мать; да и не одна она промышляет таким ремеслом; есть на Москве многие ворожейки: Ульяна слепая и другие, к которым ходят всякие люди. Собрали и остальных ворожеек, допрашивали. Они показали, что заговаривают болезни: если кто страдает лихорадкой или сердечной тоской, тому они наговаривают на вино, чеснок и уксус; от грыжи наговаривают на громовую стрелу и медвежий ноготь и дают пить воду со стрелки и ногтя, произнося следующие слова: «Как де старой жонке детей не раживать, так бы у раба такого-то грыжи не было». Если у кого пропадет что, то ворожейки гадают по сердцу, как оно трепещет; если залежится у торговых людей товар, тем приказывают они умываться наговорным медом, а наговаривают на мед: «Как де пчелы ярые роятся да слетаются, так бы к тем торговым людям купцы сходились».

В заключение не можем не припомнить дела о заточении ближнего боярина Артемона Сергеича Матвеева. Враги не могли придумать лучшего средства для отдаления Матвеева от двора и дел, как обвинить его в чародействе. Это тем более было легко исполнить, что боярин Артемон Сергеич любил сближаться с иноземцами. Вследствие подговора Давыдко Берлов, лекарь, и Карла Захарка, проживавший в доме Матвеева, донесли на него, что будто он вместе с доктором Стефаном, запершись в палату, читал черную книгу,и в то время явилось к ним множество нечистых духов. По этому доносу Матвеев был сослан в заточение в Пустозерский острог; боярство у него отнято, а имения отобраны в казну. Матвеев писал в Москву к государю, патриарху и боярам несколько челобитных, в которых оправдывался, но долго не имел успеха. В одной челобитной его царю весьма интересны следующие строки, из которых видно, что подобные доносы были в то время довольно обыкновенным явлением: «При великом государе царе и великом князе Михаиле Феодоровиче, — говорит Матвеев, — такожде ненависти ради подкинули письмо воровское на боярина И. Д. Милославского, будто он имеет у себя перстень волшебной думного дьяка Грамотина, и по тому воровскому письму немного не пришел в конечное разорение: был за приставом многое время, животы пересмотриваны и запечатаны были и ничего не найдено... и за свою невинность свобожден... А при великом государе царе и великом князе Алексее Михайловиче такожде завистию и ненавистию извет был составной же и неученой о волшебстве на боярина С. Л. Стрешнева, и за тот извет страдал невинне, честь была отнята и сослан был на Вологду, а животы и поместья, и отчины, и дворы не отняты. Да и на многих, великий государь, таких воровских писем было, а на иных и в смертном страху были... А и я, холоп твой, от ненавидящих и завидящих при отце же твоем государеве великом государе немного не пострадал: такожде воры, состава письмо воровское подметное, кинули в грановитых сенях и в проходных, и хотели учинить Божьей волею и отца твоего государева намерению и к супружеству второму браку препону, а написали в письме коренья».

ВЕДУН И ВЕДЬМА

Много мифических образов создалось народными поверьями, однако все они, несмотря на свой антропоморфизм, более или менее сливаются с различными частями природы неодушевленной, со стихиями огня, света, воды, все они более или менее удалены от человека. Не так представляет себе народ ведуна и ведьму. И тот и другая не являются в недоступной таинственности, напротив, простолюдин их близко знает и входит с ними в частые столкновения; он даже укажет на известные лица своей деревни как на ведуна и ведьму и посоветует их остерегаться. И ведун, и ведьма живут между людьми и ничем не отличаются от обыкновенных людей, кроме небольшого хвостика. Всякое село имеет своего ведуна; на Украине верят, что нет деревни, в которой не было б ведьмы. К ним прибегают в беде и просят помощи и советов. Если им и приписывают часто злые, враждебные действия, то во многих случаях ведун и ведьма для крестьянина необходимы: помощь их вполне удовлетворяет пониманию и требованиям простого человека. Рассматривая ближе народные верования, нельзя не заметить, что в данном случае враждебный характер есть также результат позднейшего влияния, как это замечается и относительно других поверий. В язычестве ведун и ведьма имели благое чистое значение, которое прекрасно раскрывается и филологическими данными, и многими остатками древнейших верований в народном быту.

 Слова ведун и ведьма,вместе со словами ведовство, ветьство, ведомый происходят от глагола ведать,точно так, как синонимические им слова знахарь и знахарка происходят от глагола знать. От одного корня со словом ведать происходит и слово вещать,что особенно видно из сложных по-ведать и по-вещать (по-вестить),имеющих тождественное значение. Если станем рассматривать значение тех слов, которые происходят у славян от корня вед, вет (вит), вещ,то увидим, что все эти слова имеют близкую связь и что объяснение их кроется в языческих преданиях народа. Слова эти создались в эпоху языческого развития и послужили первоначально для выражения религиозных представлений. В словах ведать, вещать (вечать), вече (народное собрание, суд), вещба, вещун (вещунья), ветия (вития), весть, вещий, предвещать (предсказывать), предвозвещать — заключаются понятия: предведения и прорицаний, сверхъестественного знания, свободной поучительной речи и суда. Слова вещий, вещун,означающие в современном языке умного, говорливого и проницательного, в древнем языке имели преимущественно значение религиозное, сверхъестественное. У Всеслава, рожденного от волхования и обращавшегося в различных животных, — вещая душа была в теле. Летописец, рассказывая, что великий князь Олег был прозван вящим,прибавляет: «бяху бо людiе погани и невћголоси».Оба эпитета и поганый,и невеглас старинными памятниками употреблялись для означения всего языческого, не просвещенного христианством. Ясно, что слово вещий имело религиозный смысл. Этим эпитетом наделен в «Слове о полку…» Боян; персты его также названы вещими. Ведуна народ считает тождественным колдуну; ведовство и ветьство — значат волшебство, колдовство; колдуньи в летописи и старинных памятниках называются вещими жонками, бабами кудесницами и женами чаровницами. Таким образом, понятия ведун и ведьма (ведунья) имеют несколько синонимических выражений. Кудесник,по объяснению Памвы Берынды, — чаровник,происходит от слова кудеса (чудеса — чудо, чудный и чудесный, т. е. таинственный, непостижимый). Кудеса теперь означают святочные гаданья, игры и особенный обряд, представляющий остаток древнего жертвоприношения очагу. Чаровник — чара, чаровать, чарующий, очаровательный: все эти слова указывают на смысл религиозный. Чарами в народных поверьях обозначаются особые таинственные обряды, совершаемые для отогнания нечистой силы, излечения болезней, напущения на врага бедствий и т. п. Колдовством теперь называют совершение чар и произнесение заговоров (заговорить то же, что за-вещать),следовательно, все то, что составляло принадлежность древнего богослужения, ибо чары и заговоры представляют остатки языческих жертвоприношений, очищений, мольбы, гаданий, врачевания и предсказаний. Ко (а) лдун, колдовство происходят от славянского корня колд, калд, клуд, куд и означают сожжение (жертвоприношение), очищение и того, кто совершает жертву и очищение: филология здесь вполне подтверждает то народное понятие, какое составилось о колдовстве. Наконец, остается еще один важный синоним словам ведун и кудесник, это — волхв,слово, часто встречающееся во «Временнике» Нестора, упоминаемое до сих пор в лубочных сказках и уцелевшее в некоторых провинциальных наречиях. Волхв — v ölho от санскр. валг — светить, блистать, как слово жрец от жреть, гореть. Отсюда видно, что слово волхв синоним слову жрец;но последнее представляет славянскую форму, а первое есть имя индоевропейское, следовательно, древнейшее. Слово волхв указывает, следовательно, на поклонение свету и на жертвоприношения. Таким образом, из рассмотрения слов, синонимических ведуну и ведьме, находим, что в словах этих лежат понятия сродственные, которые в язычестве имели смысл чисто религиозный, именно понятия: таинственного, сверхъестественного знания, предведения, предвещаний, гаданий, хитрости или ума, красной и мудрой речи, чарований, жертвоприношений, очищений, суда и правды и, наконец, врачевания, которое сливалось в язычестве с очищениями. В Вологодской губернии вещетинье значит лекарство; в одной старинной песне жена, притворясь больною, посылает своего мужа: «Ты поди дохтуровдобывай — волхви-тоспрашивати». Все приведенные нами названия самым значением своим указывают на служителей божества;названия эти составились как обозначение тех или других особенно наглядных признаков языческого богослужения: кудесник и чаровник указывают на таинственность, сверхъестественную силу, творчество; колдун, волхв и жрец — на служение божествам света, жертвоприношения и очищения; наконец, ведун и знахарь обнимают собою более широкий круг понятий, потому что в корне этих названий лежит ведение, знание. В языческую эпоху народного развития ведение понималось как чудесный дар божества; весь объем понятий сосредоточивался в умении понимать таинственный язык обожествленной природы, наблюдать и истолковывать ее явления и приметы. Ведение это было высшей премудростью: оно тесно соединяло человека со священн