I said, Mama but weer all crazee new.

– “Mama Weer All Crazee Now”

(Авторы песни: Джим Ли и Нодди Холдер)

Летом 1977-го компания MercuryRecordsотправила Эйлин Брэдли, директора рекламного агентства Западного побережья,присмотреть за нами в Японии. “Если хоть волос упадет у этих девчонок с головы, тебе несдобровать” – пригрозило ей руководство. Эйлин была молодой девушкой двадцати восьми лет с явным нью-йоркским акцентом, пышной копной волос в стиле “афро” и вечно торчащей изо рта сигаретой. Она нам сразу понравилась. Ее работа заключалась в том, чтобы не дать нам вляпаться в какое-нибудь дерьмо. Бедняжка.

К этому времени Скотт Андерсон уже сбежал от нас, вероятно из-за страха попасть в тюрьму за совращение несовершеннолетней девушки, поэтому Ким отправил с нами в Японию Кента Смита. Я не была уверена в том, что идея поехать с Кентом была разумной, потому что он вечно притягивал к себе какие-то неприятности. Номы семеро все же сели в самолет, помахали родителям и Киму на прощание и отправились на другой конец земного шара.

У нас была четырехчасовая остановка на Гавайях. Когда мы вернулись обратно в самолет, стюардессы надели на нас цветочные гирлянды, и мы заняли свои места в эконом-классе. Никто не узнал нас, да они даже и понятия не имели, что мы рок-группа. После того, как мы приземлились в Японии, Эйлин собрала всех нас перед выходом из самолета и сказала: “Слушайте, если что-то случится, это будет международный конфликт. Меня посадят первой, а вас следом за мной. Поэтому постарайтесь не делать глупостей”.

Все, что я хотела после утомительного семнадцатичасового путешествия, это добраться до отеля, раздеться и завалиться спать. Но у японцев были другие планы. Не успели мы сойти с самолета, какугодили в какое-то адское логово.

Все, что мы могли видеть и слышать, это тысячи японцев, теряющих последние крупицы разума. Фанаты Runaways! Их было так много и все они были такимибезбашенными, что охранникам пришлось выстроить “живую стену”, чтобы сдержать их. Мы пробрались по дорожке, которую им удалось расчистить от моря людей. Фанаты закидывали нас подарками, просили подписать альбомы для автографов, буквально пихая их нам в лицо, выкрикивали наши имена и даже рыдали. Все это было похоже на битломанию, в нашем случае на ранэвэйманию. Никто не предупредил нас, что подобное может случиться, вероятно, потому что мы не знали вообще никаких подробностей о нашем рекордном объеме продаж. Уверена, что Ким точно знал наше место в хит-параде Японии.Он просто предпочел не говорить нам об этом. По-моему, он вообще не считал необходимым говорить хоть что-то, особенно если это касалось бизнеса, а деньги являлись ключевым фактором. Если бы мы узнали, насколько популярны в Японии, то возможно кто-то еще помимо меня и Джеки начал бы задавать вопросы, а Ким этого явно не хотел.

В аэропорту нас также встретил организатор господин Удо со своей командой.

Они отвезли нас прямо на пресс-конференцию. Ни минуты покоя. На нас все еще висели цветочные гирлянды, а одежда была той же самой, что и в начале пути. Нам не дали времени ни сменить ее, ни отдохнуть, ни помыться, ни поесть. Мы даже не могли сходить в туалет. Господин Удо собирался выжать нас как лимон за свои потраченные деньги.

Я шла впереди Шери. Через вереницу охранников просунулась чья-то рука. Она явно хотела дотронуться до моих длинных шелковистых волос, которые были для японцев чем-то экзотичным. Шери схватила руку за запястье и как только она это сделала, тут же вылезла другая рука и дернула ее за волосы. Нам обеим выдрали по здоровенному клоку волос, и это было чертовски больно. Эти фэны реально хотели разорвать нас на куски!

Мы бежали за охраной прямо к ожидающему нас лимузину. Едва он попытался отъехать, как фанаты тут же начали запрыгивать на крышу и толпиться вокруг него. Машина просто не могла сдвинуться с места. Мы не понимали, что происходит. Через окна нельзя было ничего разглядеть ни нам, ни водителю. Такая встреча нас всех повергла в шок. Это было немного жутко, но вместе с тем просто охрененно! Мы не знали, делали ли так японцы, когда приезжали другие группы, или все это свалилось только на нас. Как выяснилось позже, Runaways, Queen, Kiss, DeepPurple и LedZeppelinбыли самыми популярными рок-группами в Японии, и появление одной из них могло вызвать массовое помешательство.

На пресс-конференции нам подарили саке. “Это еще что за хрень?”- шепотом спросила я у Эйлин.

“Это вино”.

“Оно же горячее!” – возразила я. Напиток не вызвал у меня ничего кроме отвращения, но я старалась не показывать этого. Японцы относились к нам с большим уважением и почтением, и мне не хотелось обидеть кого-то из них. При первом же удобном случае я вылила саке в растение, сделав вид, что выпила его.

Японская пресса выглядела счастливой и дружелюбной, и было понятно, что репортеры навели о нас справки. Они были в курсе о наших кумирах в мире музыки, и спрашивали о нихнаравне с обычными вопросами типа “Какое ваше любимое блюдо?”, “Как вы научились играть?”, “Что вам уже понравилось в Японии?” “Рады, что приехали сюда?”. Они превосходно говорили по-английски и были очень впечатлены игрой Сэнди на барабанах и моими гитарными партиями, в большей степени из-за того, что мы были молоденькими симпатичными девчонками. Светлые волосы и голубые глаза Шери вызывали у них живой интерес. Для них мы былисуществами с другой планеты. У меня было ощущение, будто нас рассматривают под микроскопом. Меня словно раздевали глазами!

Господин Удо обслужил нас по полной программе, в первый же день вручив нам подарки: магнитофон/кассетный плеер, сережки из натуральной слоновой кости, розы и прекрасные жемчужные ожерелья. Последние лежали в сиреневых сатиновых мешочках, упакованных в еще один сатиновый мешочек, на котором красовалась японская надпись. Каждой девушке подарили мешочек разного цвета. Все это было оченьнеожиданно и невероятно, ведь обычно с нами обращались как с дерьмом. Мы впервые почувствовали себя настоящими рок-звездами.

Когда мы все-таки добрались до отеля, выяснилось, что у каждой из нас отдельный номер. Впервые нам не пришлось делить их друг с другом. Кроме того, это была просто шикарная гостиница под названием Tokyo Prince, и она явно была не похожа на какой-то там Motel 6. Эйлин даже хотели предоставить президентский люкс несколькими этажами выше, но она ответила: “О нет, дайте мне какой-нибудь простой номер в конце коридора рядом с девочками”. Каждую ночь она прикладывала ухо к нашей двери, чтобы убедиться, что за ней не происходит ничего из ряда вон выходящего. По большей степени мы вели себя вполне прилично, скорее всего просто опасаясь сесть в японскую тюрьму. Где бы мы ни были, везде нас окружали суровые и правильные японцы, поэтому словосочетание “японская тюрьма” навевало ужас. Другая причина крылась в том, что законы о применении наркотических средств были весьма суровы.

В плане еды, культуры и языка Япония оставалась для всех нас загадкой. Мы заходили в рестораны и удивлялись меню, предлагающим отведать водоросли с осьминогом и прочую хрень наподобие этой. Мы старались быть вежливыми, но никто из нас не хотел это пробовать. Однако я все же дала вторую попытку саке. Думаю, мне просто нужно было привыкнуть к нему, потому что мой обычный рацион во время путешествия состоял из виски и фаст-фуда. Эйлин попросила работников отеля каждый вечер организовывать доставку роял-гамбургеров в наши номера, поэтому по возвращении мы спокойно могли перекусить.

Организаторы тура в Японии предоставили нам собственных гитарных техников, и действовали они так слаженно, что ни мне, ни девчонкам не пришлось ими руководить. Все что нам оставалось сделать, это подключить гитары к маршалловскому усилителю и играть. Тогда мы еще не пользовались никакими педалями или эффектами. По всей видимости, всех техников звали Хиро. Я спросила у Джоан: “Как зовут твоего техника?”

“Хиро” – ответила она мне.

“Да нет же, это моего так зовут”.

Куда бы мы ни шли, наше появление всегда производило фурор. Мы собрались поехать в магазин, а тем временем снаружи собралась огромная толпа.Народ умудрился даже помять крышу лимузина, пока тот прокладывал себе путь через это сборище. Добраться до магазина было задачей не из легких, но нам удалось это сделать.

Где бы я ни была, куча народу шла за мной и впереди меня. Люди высовывались из своих окон и кричали: “Рита, Рита!”. Можно было обернуться и увидеть толпу из примерно шестнадцати людей, следующих за нами. Они шептались между собой, хихикали, а один из них обгонял нас и протягивал мне подарок. Они могли запросто сорвать с себя ожерелье или кольцо и подарить нам. К концу гастролей у меня накопилась такая огромная гора маленьких подарков, что пришлось даже покупать еще один чемодан, чтобы увезти все это домой.

Наш тур в Японии продлился 6 недель. За это во время мы выступили на огромных площадках больших городов, таких как Осака и Нагоя. Из города в город мы путешествовали на скоростных экспрессах, а так как эти поезда ехали через фермы, нам было очень интересно посмотреть на рисовые поля. Ей богу, это было гораздо познавательнее, чем в школе.

Несмотря на весь дурдом, что творился на улицах, на концертных площадках народ вел себя куда скромнее. Никому не разрешалось вставать и кричать, а после каждой песни они спокойно аплодировали нам. В перерывах между песнями стояла такая тишина, что было слышно, как летит муха. Было немного странно выступать перед такой публикой, особенно после обезумевшей толпы в США и Великобритании.

Нам предстояло отыграть еще два концерта, включая самое главное выступление на арене“Будокан”, Токио, и нам пришлось закругляться с записью альбома “Live in Japan”. Через неделю мы должны были быть дома. За день до концерта в Будокане мы проводили саундчек, и каким-то образом любимая бас-гитара Джеки, Gibson Thunderbird, вдруг грохнулась на пол. Она стояла на старой подставке, которая не внушала доверия и могла развалиться в любой момент. Все происходило как в замедленной съемке. Джеки попыталась схватить ее до падения, но не успела. Как только гитара ударилась о деревянную сцену, голова грифа тут же разлетелась на части. Твою мать! Мы тупо стояли и смотрели на раздолбанный бас. Гитары Thunderbird известны своим тонким грифом, который можно запросто сломать. Конечно, у нас был запасной бас, однако Джеки вдруг накинулась на Шери в истерическом припадке. Никому из нас в голову бы не пришло уронить ее специально, но так как Шери стояла возле гитары, когда та падала, Джеки подумала, что именно она это и сделала. Более вероятно, что кто-то споткнулся о кабель и потянул за собой гитару. Черт его знает. Так или иначе, Джеки обвинила во всем Шери. Эйлин пыталась усмирить девочек, а я просто вышла из помещения. Конец нашего тура был не за горами, но все как-то шло коту под хвост.

Позже, при неизвестных обстоятельствах звукозаписывающая компания отправила Эйлин домой.

“Но мне все-таки лучше остаться здесь” – просила она.

На что руководство ответило: “Не нужно, у них осталась всего парочка концертов. Все будет в порядке”.

В глубине души Эйлин знала, что не должна уезжать, но компания требовала ее возвращения в Штаты. Итак, Эйлин уехала…и именно тогда все накрылось медным тазом.

Однажды Шери заявила, что не пойдет на пресс-конференцию, так как неважно себя чувствует. Она вернулась в отель, а мы поехали на встречу. Когда мы вернулись, то увидели, как Шери сидит на полу в холле в кимоно. Оно было таким длинным, что его можно было принять за фату. Она раздавала автографы и фотографировалась с фэнами. Джеки как с цепи сорвалась. “Ну, это уж слишком! Она вообразила, будто она тут единственная звезда!” Джеки психовала по многим причинам. На самом деле, она явно не была создана для рок-н-ролла. Ее бесило, что она не может отрастить длинные ногти и играть при этом на басу. Проклятые шнуры вечно обвивались вокруг ее туфель на высоких каблуках, поэтому она не могла надеть их на выступления. Я постоянно уговаривала ее носить ботинки, но ей нравились изысканные миниатюрные босоножки без шнуровки с каблуками, которые просто невозможно было носить и свободно двигаться по сцене. Кроме того, она не выносила определенную еду и все виды запахов. Ее тошнило от еды, дезодоранта, лака для волос и даже моего крема Noxzema. Если она унюхивала хоть один из этих запахов, то ей сразу становилось дурно. Господи Боже! С ней даже общаться было не особо приятно, и это начинало работать уже против нее. В Японии у нее начались какие-то проблемы по женской части, и она пошла в больницу. У нее обнаружили молочницу, которуюв принципе можно было легко вылечить. По словам Джеки, она не могла нормально общаться с врачами. Они дали ей куклу и попросили показать на ней больное место. По возвращению в отель Джеки была еще больше расстроена, чем когда ехала в больницу.

Кент, обожающий раздувать конфликты на ровном месте, решил еще сильнее поиздеваться над ней. Если он чувствовал, что есть повод пораздражать кого-нибудь, он непременно пользовался этой возможностью. Когда Джеки вернулась в отель, Кент возился со своим кассетным плеером. Как самая настоящая сволочь, коим он и являлся, он пришел к ней в комнату и сначала посочувствовал ей, а потом начал портить кровь. Вышло так, что он записал весь разговор на кассету, о чем она и понятия не имела. Плеер он спрятал в карман куртки. Джеки дико кричала на него: “Я устала вечно болеть, я хочу домой! Мне нужен мой личный доктор! Меня достали эти болезни!”

Вся эта истерика была записана на кассету. Кент был очень доволен проделанной работой, поэтому не преминул явиться ко мне и показать запись. Когда я услышала, как Джеки пронзительно кричит о том, что устала от своих болезней, снова и снова, я сказала: “Ну, и че? Ничего нового”, и захлопнула дверь перед его носом. Но я не знала, что как только Кент вышел из комнаты Джеки, она заказала еду в номер, разбила тарелки и рассекла себе руку от предплечья до запястья. Кто-то позвал на помощь и Джеки снова увезли в больницу, где ей зашили руку. Я и не подумала бы, что совершенно внезапно она решит уйти из группы. К моему удивлению, на следующее утро она улетела в США.

И что теперь?

У нас осталось всего одно выступление, и это был самый важный концерт тура, который должен был состояться в Будокане, Токио. Это была самая крутая и известная рок-арена в Японии, где играли все известные группы. Все эти интервью для газет и радио, программы по телику, где мы участвовали, готовили нас к этому концерту. Его невозможно было отменить или отказаться выступать, поэтому группа пребывала в дичайшей панике. Мы собрались вместе и решили, что Джоан возьмет на себя бас, так как ее навыки игры на гитаре позволяют это сделать, а я должна была исполнить остальные гитарные партии. Все вышло просто здорово, и я очень гордилась Джоан и остальными девчонками, ведь мы смогли это сделать, несмотря на все случившееся с нами дерьмо.

На этот раз охранникам не удалось сдержать бушующий народ. Они просто съехали с катушек. Ранэвэймания была в самом своем расцвете, и это было просто охренительно. После концерта, как только мы вышли из гримерной,я наступила каблуком сапога на закатанные подвороты штанов и, споткнувшись, пролетела пару ступенек. Было жутко больно, но я не хотела идти в больницу или вообще как-то суетиться по этому поводу, поэтому просто забила и вернулась в отель.

Моя спина разрывалась от боли. Видимо,падая, я успела повредить себе ребра и ноги. Я спустилась в бар пропустить пару стаканчиков виски, чтобы притупить боль. Наш тур был окончен, и концерт в Будокане был позади. Какое облегчение. Время праздновать! Пока я сидела в баре, впервые за долгое время я увидела там американца, и подошла к нему. Я спросила, откуда он родом и оказалось, что он из Техаса. Возможно, он приехал сюда вместе со своей группой на музыкальный фестиваль в Токио. Но не припомню, чтобы его имя было мне знакомо.

Он достал из кармана овальные таблетки, попутно рассказывая, что это своего рода транквилизатор под названием “футболз”. Такие таблетки точно нельзя было достать в Японии. Я была потрясена. “Хочешь парочку?” – спросил он.

Я подумала, ну ни хрена себе! Транквилизаторы. Нереально круто!

“Давай!” ответила я. Раз наш тур уже кончился, давай сюда свои чертовы“футболз”.

Помимо пары стаканчиков виски я закинулась парочкой этих “футболз”. Вскоре после этого мы поднялись ко мне в номер и зажгли в постели. Мы здорово провели время, и я даже забыла о том, что свалилась с лестницы. Он был забавным парнем, а секс с ним был просто бомба. Он был очень нежен со мной и после всего мы оба уснули, вероятно, из-за “футболз”.

Вскоре я проснулась от того, что захотела в туалет. После того, как я сходила по-маленькому, я заглянула в унитаз и увидела, что он весь в крови. Я тут же начала себя успокаивать, что это всего лишь обильная менструация, поэтому снова отправилась спать. Я проспала еще минут тридцать, после чего опять пошла в туалет, чтобы посмотреть, прекратилось ли кровотечение, но все было гораздо хуже. Я пригляделась, и в голову ударила тошнотворная мысль, что такое количество крови просто не вписывается в рамки здоровой менструации. Ее было слишком много! Я буквально истекала ею. Весь унитаз был измазан запекшейся кровью. Я откинулась на кровать, а Тексан просто лежал рядом. Вся постель была в крови. Все это напоминало сцену убийства. Самое смешное, что я не чувствовала боли и не думала, что он что-то сделал со мной. Логичнее было предположить, что теряя такое количество крови, я должна была корчиться от невыносимой боли.

Я не стала обвинять его в том, что он что-то со мной сделал, а просто сказала: “Убирайся отсюда”.

Он выглядел озадаченным. “Что? Почему?”

Я продолжала - “Мне по хрен, делал ты там что-нибудь или не делал, просто вали отсюда. Сейчас же!”, и указала на дверь.

Он выглядел невиновным, но как человек может истекать кровью, так как я, если никто его и пальцем не трогал? Мне было насрать на его объяснения, я просто хотела, чтобы он ушел.

Я и понятия не имела, что нужно делать и кого позвать на помощь. Точно не Кента! А Эйлин уехала. Я позвала Шери, которая в это время, конечно же, была с Джоан. Я попросила их прийти ко мне в комнату. Когда они вошли, я лежала на кровати. Я спросила у Шери и Джоан, видят ли они что-нибудь. “Нет, Лита” – ответили они. “Здесь просто море крови”.

А, да? Неужели! Я и без вас это прекрасно знаю!

Шери рассказала мне, что вчера она тусила с каким-то американцем. Когда он узнал, что она несовершеннолетняя, он налил в бутылку из-под кока-колы теплую воду и отымел ею Шери. Жесть!

“С тобой он также делал? Может она у тебя как-то раскололась?” – спросила она.

“Мать твою за ногу, нет! Я бы никому не позволила трахать себя бутылкой от колы, Шери! О Господи, мне даже полегчало” - произнесла я с сарказмом.

Толку от них было как от козла молока, поэтому в итоге они ушли. Я лежала и судорожно думала о том, что нужно позвонить 911. Но как это сделать в Японии? Просто набрать 911, так что ли? Если бы я не спешила, то такими темпами, скорее всего, умерла бы от потери крови.

Я приоткрыла дверь, и выглянула в коридор. Мимо проходил мужчина. Американец! В отчаянии я воскликнула “Простите, сэр! Пожалуйста, помогите! Пожалуйста!”

Он подошел ближе, заглянул через щель в двери в мой номер и увидел кровь на кровати. Он был шокирован и приказал мне лечь. “Не двигайся. Я вызову 911”. Оказалось, что это был концертный директор DeepPurple. Ну почему из всех людей мне попался директор именно Ричи Блэкмора?В любом случае, я послушала его, так как он производил впечатление разумного человека. Я же в тот момент совершенно не понимала, что происходит, так как была до смерти напугана. Вскоре я услышала нарастающую сирену скорой помощи, которая ехала сюда. Наконец, врачи были здесь. Они зашли в мой номер, погрузили меня на каталку и увезли в больницу Токио.

Врачи признали, что понятия не имеют, что со мной, поэтому положили меня в родильную палату. Я слышала, как кричит какая-то женщина в соседней комнате. Я не знала, понимали ли они, что я говорила.Там вообще почти не говорили. Я закрылась простыней с головой, потому что женщина на соседней кровати продолжала кричать. Когда, наконец, ко мне пришел врач, я спросила у него:“Почему она так орет?”

“Она рожает”.

“Я что, в родильном отделении?”

“Да”.Он рассказал, что мне сделали рассечение, как при эпизиотомии, поэтому меня положили именно в это отделение.

“Зашейте меня, пожалуйста, хорошо” – сказала я. “Проследите, чтобы у меня там все было зашито”.

Врач прекрасно понял, что я имела в виду. Он улыбнулся, хихикнул и ответил: “ Да, да, хорошо!”

Он наложил мне четырнадцать швов. Из-за языкового барьера я так и не смогла узнать, что это было, порезы, разрыв, или что-то наподобие этого. Я так до сих пор и понятия не имею, что произошло. Из-за количества швов я пришла к выводу, что Тексан каким-то образом порезал меня. В любом случае, я не чувствовала, как у меня там что-то рвется или он причиняет мне боль. Может, у него было что-нибудь типа кольца в члене, секс-игрушка или даже нож, не знаю.Явсе равно не чувствовала абсолютно никакой боли во время секса с ним.

Я проснулась в больничной палате и увидела Джоан, спящую в кресле рядом с моей кроватью. Больше никто из девчонок не пришел навестить меня. Я просила Сэнди прийти, однако та заявила, что ее жутко пугают все эти больницы. Удивительно, что Джоан пришла сюда, мы ведь никогда не тусили вместе. Как только я увидела, как она сидит у прикроватной тумбочки в этой больнице, я прониклась к ней огромным уважением. Runaways никогда не были сплоченной командой, однако этот случай очень много значил для меня. Джоан притащила мне плеер, который господин Удо подарил нам, поэтому я могла хотя бы послушать музыку. Я лежала в больнице целых три дня, пока группа заканчивала сведение и мастеринг альбома “LiveinJapan”.

Я слушала записи BlackSabbath, среди которых были “SabbathBloodySabbath”, “ChildrenoftheGrave” и другие жесткие и тяжелые песни. Медсестра попросила меня выключить BlackSabbath, так как в соседней палате умирала одна женщина. Я убавила громкость, потому что это действительно была не самая подходящая музыка для умирающих, однако не выключила плеер. Мне нужны были мои BlackSabbath.

Спустя двенадцать лет мне позвонил Тексан. Он хотел поговорить о том, что произошло в Японии. Не знаю, хотел ли он объясниться или спросить, что со мной случилось. Я просто сказала ему: “Никогда, черт возьми, больше не смей звонить мне”, и повесила трубку. Я испугалась. Наверно, все эти годы он думал об этом, но к тому времени я не собиралась слушать его чушь. Это уже не имело значения, и я не хотела ничего знать.

На обратном пути из Японии мы сидели молча, ошеломленные и потрясенные. Мы породили ранэвэйманию, но что за хрень происходила сейчас? Джеки ушла из группы, остальные были сломлены, измучены и вымотаны, а на мне красовались четырнадцать швов из-за какого-то ублюдка, чье имя я даже не знала. Мне было всего восемнадцать, а такое чувство, что за шесть недель я прожила долгую и полную приключений жизнь.

ГЛАВА 6

 

ПРОЩАЙ, ШЕРИ