Досадная ошибка в документах

 

От них же я узнала, с чем было связано то смятение маршала, проверявшего документы заключенных, когда меня выводили из самолета. Оказалось, в моих документах на этапирование было «случайно» совершено несколько «маленьких» ошибочек. Так, например, моя фамилия имела лишнюю букву, дата рождения сделала меня на два месяца и один день старше, а статья, по которой меня приговорили к отбытию тюремного срока, из сговора превратилась по пути из Александрийской тюрьмы в шпионаж. Эта случайная ошибка и стала причиной помещения меня в специзолятор в тюрьме Северной Вирджинии и отказа мне в праве на связь с родителями. Благодаря этой маленькой оплошности российское консульство почти три недели не могло со мной связаться – они-то подавали запросы на общение со мной, а в тюрьме был человек с совершенно другим именем.

Когда я узнала об этой в прямом смысле диверсии службы маршалов, мои ладони покрылись мокрым липким потом. То, что я уже три недели находилась на общем режиме, а не в подвале карцера, было невероятным чудом, которое, впрочем, могло очень скоро закончиться. Видимо, из-за большого числа заключенных администрация тюрьмы не особо вчиталась в мои документы, но в любой момент ситуация могла измениться в худшую сторону.

И я была права.

Заключенным было разрешено общение по видеосвязи через терминал – обычный небольшой монитор в центре зала. Эта милость тюрьмы была связана с тем, что личные свидания, даже через стекло, в «Шейди Грейди» не проводились, равно как и встречи с адвокатами – из-за отсутствия помещения, пригодного для этих целей. Записавшись в очередь и оплатив с тюремного счета, который пополняли с воли, около 7 долларов за 15-минутное общение, можно было увидеть родные лица. Кроме того, устройство позволяло записывать видеосообщения, за отправку которых тоже была определенная такса. Так я решила записать видеообращение к своей семье и всему российскому народу сразу. Мои адвокаты подали апелляцию по делу, стараясь убедить суд том, что мой приговор несправедлив, а статья о деятельности иностранным агентом без регистрации – неконституционна по своей сути, а на это были нужны деньги. Моим родителям было очень тяжело, потому я собрала всю свою волю в кулак, чтобы выглядеть максимально хорошо. «Русские не сдаются», – сказала я в завершении своего обращения, может, себе, а может, всему миру, держа в голове все то, что уже выпало на мою долю, а также то, что еще ждет впереди. «Не дождетесь, – думала я. – Фигу вам».

Это видео увидело свет и стало, как мне сказал папа, очень популярным. Я не знала, насколько, но одно я точно чувствовала нутром: американские власти мне этого никогда не простят. Империя зла должна была нанести ответный удар.

Новый карцер. Оклахома

 

Тем утром наши маленькие окошки в потолке тюремного барака заливал сильный дождь, отчего, несмотря на лампы дневного света, в помещении царил серый полумрак иногда со вспышками молнии, обретая зловещий стальной оттенок. Стены, казалось, сотряслись от глухих раскатов грома.

В штате Оклахома было объявлено штормовое предупреждение из-за длившихся уже несколько дней проливных дождей. Телевизор на стене показывал потоки дождевой воды, стремительно несущиеся по улицам маленького городка Чикаша, смывая все на своем пути. Сильный ветер наклонял деревья к земле.

Заключенные стали медленно сползать с железных нар и стягиваться в очередь – зеленую змею для получения подносов с завтраком – овсяной кашей и булочками с липким серым соленым соусом грейви из подливки, которая готовится на мясном соке, оставшемся на сковороде после жарки мяса.

До моей очереди оставалось всего несколько человек, как вдруг по громкой связи объявили мою фамилию. Нужно было подойти к огромной стеклянной стене, одностороннему зеркалу, через которое нас было видно, а наблюдавшие оставались скрытыми от глаз заключенных, и, лишь приблизившись почти вплотную, можно было разглядеть находившихся внутри надзирателей. В стене где-то на уровне метра над полом было окошко, через которое полагалось вести диалог с охранниками, получать по мере необходимости туалетную бумагу и передавать документы.

Сердце почуяло неладное, но делать было нечего, и я направилась к окошку. Надзирательница приказала мне подойти к двери слева от стены-зеркала и ожидать, когда меня заберут.

«Куда?» – ломала голову я, пытаясь убедить себя, что меня не постигнет участь исчезнувшей вчера за этой дверью моей фитнес-подопечной Фейт, которая так и не вернулась на свои нары.

Послышался щелчок, после которого полагалось потянуть дверь на себя. Так я оказалась в уже знакомом помещении-предбаннике, отделявшем тюремный барак от улицы. Внутри меня ожидали трое – два мужчины и одна женщина в черной униформе.

– Вещи собрать и с ними на выход, – грубо сказала надзирательница.

– Что? Зачем? Куда опять? – пыталась узнать я хоть что-то о своей судьбе, впрочем, не особо рассчитывая на ответ. Так уж положено, чтобы заключенный находился в постоянном нервном напряжении, гадая, что ему предстоит.

– Как придем, узнаешь, – рассмеялась в ответ женщина в черном.

Я покорно вернулась к своей верхней железной полке с номером 11 и стала собирать вещи в большую пластмассовую корзину с крышкой. Вещей было немного: пара комплектов зеленой униформы, коричневые шорты и грязно-зеленые футболки. Вокруг меня столпились мои подопечные в учебе и спортивных занятиях.

– Бутина, ты куда? – стали допытываться они.

Наконец подошла и Фэнтези:

– А ну разбежались, – шикнула она на женщин, и они, зная, что с Фэнтези шутки плохи, мгновенно расползлись по углам.

– Малыш, ты что натворила? – спросила она, когда мы остались одни. – А, впрочем, ясно: ты и нарушение тюремных правил – вещи несовместимые. Повод им все равно не нужен. Так слушай, я там была много раз. Это карцер на третьем этаже основного корпуса тюрьмы. Там уже пару лет сидит Джей, когда будешь на перерыве в общем холле, поговори с ней через дверь. Скажи, что от меня. Она хорошая девчонка, совсем ребенок, правда. Господи, надеюсь, это ненадолго. Ну ты, короче, держись там, ладно?

Голос из громкоговорителя снова прокричал мое имя. Пора было идти.

– Фэнтези, спасибо тебе за все. Я никогда тебя не забуду, – сказала я и, схватив пластиковую корзину, быстро пошла к выходу.

За дверью охранники надели на меня кандалы, наручники и цепь, придерживая за плечо, вывели на улицу, и через несколько секунд я оказалась в автозаке.

На заднем сиденье грязного автозака, окна которого заливали потоки дождя, я, едва шевеля губами, читала «Отче н

аш», прося Господа лишь о том, чтобы он дал мне сил пережить новое испытание и не оставлял меня одну.

Через пару минут машина въехала в гараж, дверь со скрипом поползла вниз и, наконец, глухо ударилась о бетонный пол. Меня выгрузили из кузова и отвели в коридор приемного отделения основного здания тюрьмы, туда, где оформляли при поступлении. Там я сидела на лавке, сжавшись в маленький комочек и трясясь от страха, понимая, что меня ждут дни, а может, даже месяцы одиночки.

Крупная женщина в форме подошла ко мне, и я, наконец, узнала, за что мне «прописали» воспитательный карцер – за то записанное накануне вечером видеообращение к россиянам. Я пыталась что-то возразить, говоря об американской конституции и первой поправке, закрепляющей свободу слова, в ответ на что надзирательница только громко рассмеялась и приказала мне «поднять задницу» и идти вперед в комнату для переодевания. Там мою зеленую униформу заменили на оранжевую, которая полагалась обитателям карцера. Лифт поднялся на третий этаж, где, как я уже знала, за бесконечными коридорами с железными дверями меня ждал страшный карцер с камерами без окон.

Моему взгляду открылся небольшой, примерно пять на пять шагов, бетонный зал грязно-бежевого цвета с двумя железными столами и приваренными к ним по кругу табуретками. Вокруг располагались металлические двери с маленькими окошками и закрытыми на ключ отверстиями для подачи еды. Надзиратель открыла большим ключом дверь третьей камеры, и я вошла внутрь. Каковы же были мое удивление и огромная радость, когда я увидела, что в углу нижних нар сидит, съежившись и уставившись в стену, Фейт. Увидев меня, она подпрыгнула на своих тоненьких ножках с острыми коленками и бросилась мне на шею:

– Бутина, тебя мне Господь послал. Боже, какая радость, я буду не одна!!! – кричала она, обнимая меня так, что было трудно дышать.

– Фейт, этого не может быть. Меня всегда держали одну, а тут ты. Боюсь, что это ошибка, которую они скоро осознают и исправят, – сказала я, когда Фейт освободила меня из своих объятий.

Но все же мои молитвы были услышаны. Я была не одна. Розововолосая молодая девчонка двадцати с хвостиком лет с говорящим именем Faith, что в переводе на русский означало Вера, стала моим спасением. Правда, иногда мне казалось, что этой веселой хохотушки, похожей на Алису из Страны чудес своей экстравагантностью, непомерной наивностью и искренностью, вовсе нет, что она – лишь плод моего воображения, созданного от невозможности дальнейшего одиночества. Но этот «плод» был реальным, невероятно любознательным и говорливым.

Наша с Фейт камера в два на пять шагов максимум представляла из себя полностью железный бункер с двухъярусными нарами, на расстоянии протянутой руки от которых была металлическая раковина, совмещенная с туалетом, и маленький железный столик с приваренными табуретами. Окон в камере не было, свет излучала только одна длинная лампа дневного света на стене под потолком.

По правилам карцера 23 часа в сутках мы должны были сидеть в нашей камере взаперти, и лишь на час в день нас выпускали в общий зал с телефоном, телевизором, микроволновой печью и грязным душем, прямо на который был направлен красный глазок камеры. Кроме нас с Фейт, в отделении карцера были и другие заключенные, но мы никогда не встречались, так как положенный час мы получали по очереди. Разговаривать с остальными заключенными можно было только через дверь.

Когда следующим утром нас с Фейт выпустили на положенный час в общий зал, я, вспомнив завет Фэнтези, аккуратно заглянула в окошки соседних камер. В одной из них сидела в углу верхней полки маленькая кудрявая девушка-латиноамериканка, совсем подросток. Это, как я полагала, и была Джей.

– Привет, – постучала я в дверь, и девушка, вздрогнув, подняла голову. Я жестом попросила ее подойти. Она послушалась, аккуратно спустилась с верхней полки, использовав в качестве отсутствующей как факт в камере лестницы раковину и унитаз, подошла ко мне и внимательно, прямо в глаза уставилась на меня.

– Ты – Джей? – спросила я. – Меня зовут Мария Бутина. Твоя подруга Фэнтези просила передать тебе привет.

– А, Фэнтези, – улыбнулась девушка. – Ей тоже привет.

Джей уже пару лет сидела в одиночной камере карцера. Ее взяли в составе какой-то преступной группы. Для общего барака она не проходила по возрасту – была несовершеннолетней, потому ее решили запереть в одиночку, наверное, пока не повзрослеет. Джей очень любила читать, и я попросила моих друзей на воле отправить на ее имя парочку толстенных романов. Джей никто не писал, она никому не звонила, к ней никто не приходил. Она просто жила один день, потом второй, перечитывала по миллиону раз одни и те же книги и играла в карты сама с собой.

Собирая вещи, я успела утащить из общего барака книжку про космос, которую за день до того мне почтой прислал Джим. Узнав это, Фейт стала весело скакать по камере:

– Я же всегда говорила, что я мечтаю изучать космос! Помнишь, я тебе говорила, что меня манят звезды. Я всегда завидовала девчонкам, которых ты учила математике, до меня так и не дошла очередь. А теперь ты будешь моей учительницей. Только моей!

– Что ж, Фейт, давай читать вслух по очереди, раз книжка у нас одна, – предложила я.

– Давай, давай, давай. Начнем прямо сейчас! – уверенно заявила Фейт и выхватила у меня книгу.

Когда она начала читать, я поняла, что такими темпами мы и первую страницу не прочтем. Фейт в свои двадцать читала медленно, как первоклассница, по слогам, но очень старалась.

Немного послушав эти потуги, чтобы не обидеть девушку, я предложила продолжить сама, в порядке очереди, как мы договорились, и, взяв книжку, начала читать, медленно и с интонацией, как когда-то читала мне бабушка.

– Так, стоп, – вдруг прервала меня Фейт. – А что такое Солнечная система?

Я удивленно посмотрела на нее и поняла, что космос мы будем изучать с самых азов.

– Давай я тебе лучше покажу, – улыбнулась я и, взяв в руки маленький огрызок карандаша, стала рисовать прямо на стене солнце и восемь планет нашей Солнечной системы.

Фейт завороженно смотрела, как на маленьком, не занятом безумными монстрами и мольбами о помощи пространстве железной стены появляются планеты, а вот и огромное солнце. Я рассказала ей про знаменитых астрономов, а потом и про первого человека в космосе – Юрия Гагарина, гражданина СССР.

– Так, стоп, – снова остановила меня Фейт, – а что такое СССР?

– Это моя родина, Фейт, но этой страны больше нет, к сожалению, – вздохнула я. – А теперь – спать. Завтра продолжим.

Но Фейт так и не узнала, что это за страна. Ранним утром ее перевели в другую камеру, оставив меня в одиночном карцере. А после обеда меня, заковав в кандалы, повели к начальнику тюрьмы.