Но глобализм имеет и еще одну составляющую, опреде- ляющую его «человеческое» измерение. Речь идет о философии постмодернизма. Сегодня итоги «холодной войны» в боль-

Искушение глобализмом 17

Шинстве случаев выдают за победу либерализма над комму- низмом. Однако если здесь и может идти речь о либерализ- ме, то лишь о «реконструированном», а точнее «де-констру- ированном» постмодернизмом. К чему сводится эта декон- струкция?

Речь идет в первую очередь о намеренном разрушении грандиозного социокультурного проекта Просвещения, свя- занного с созиданием единого Большого пространства и еди- ного в своей направленности Большого исторического вре- мени. В разгар «холодной войны» все знали, что в ходе ее сталкиваются два больших проекта, каждый из которых вы- шел из европейского Просвещения, из модерна. Участники борьбы говорили на едином языке Просвещения; на каждом континенте — в Европе, Азии, Африке и Америке люди со- поставляли два проекта, коммунистический и либеральный (капиталистический), сталкивающиеся в едином социокуль- турном поле. Речь шла не о разности целей, а о разном пони- мании способов их достижения. Цели же провозглашались единые: свобода, равенство, благосостояние, просвещение, вертикальная социальная мобильность и пр.

Философия постмодернизма начала свое разрушение единого языка культуры с разрушения единого пространства. Со времен появления Кото 8ар1еп8 никто не сомневался, что на земле обитает один человеческий вид, который может внутри себя различаться расовыми и этническими признака- ми, но это нимало не влияет на его принципиальное единст- во. И вот постмодернисты, эксплуатируя тезис плюрализма культур, стали говорить о множественности человеческих видов, или социокультурных пространств, не имеющих об- щего языка и смысла.

В таком контексте, скажем, социализм уже выглядит не как одна из разновидностей единого модернизационного (исторического) проекта, способная вдохновить людей на любом континенте, а как экзотическая особенность русской

«туземной» культуры. Для сопоставления классического и

(* постмодернистского взгляда на вещи полезно было бы вос-

»; пользоваться метафорами одного из наиболее известных пропагандистов постмодерна — Збигнева Баумана1.

18 А. С. Панарин

Он говорит, что культура модерна может быть представ- лена фигурой паломника, культура постмодерна — фигурой туриста. Сознание паломника центростремительно: где бы он ни находился, его путь в Мекку или в Иерусалим означа- ет, что место его постоянного пребывания и священный центр мира суть точки единого организованного и иерархи- зированного пространства, придающего нашей жизни выс- ший смысл. Паломник идет не любоваться достопримеча- тельностями, а подтвердить свою ангажированность едины- ми ценностями, которые пространственная удаленность не может ослабить.

Совсем иначе ведет себя турист как центральная фигура постмодернистской эпохи. Он пересекает континенты, же- лая вкусить культурной экзотики, которая не более чем лю- бопытна. Здесь не предполагается ангажированность теми смыслами и ценностями, которыми насыщена инокультур- ная среда. Напротив, чувство отстраненности от нее — со- знание свободного наблюдателя или досужего, игрового сти- лизатора составляет главную прелесть туризма. Турист не ищет единого смысла; напротив, он пересекает границы раз- личных культур, каждый раз рассчитывая увидеть нечто принципиально непохожее, невиданное. Чем выше дискрет- ность социокультурного поля мира, тем острее удовольствие туриста. Его устроила бы полная мозаичность мира, насе- ленного разными человеческими видами.

Именно такую картину мира утверждает философия пост- модернизма. Мы здесь сталкиваемся с тем же парадоксом, о каком упоминалось выше. Архаичная ныне фигура паломни- ка была несравненно ближе к подлинному глобализму, чем фигура постмодернистского туриста. Паломник свято верил в единство человеческого рода, в единство мира и потому готов был спорить о ценностях. В самом деле: если речь идет о едином пространстве, в котором предстоит жить всем, то различные проекты и ценности стоит сопоставлять с целью отбора наилучших, предназначенных для всего человечества.

Турист отказывается спорить, так как готов поверить, что наша планета населена разными человеческими видами, каждый из которых «по своему интересен» и хорош на своем месте. Не случайно самосознание эпохи модерна опиралось

Искушение глобализмом 19

На политическую экономию и социологию — науки, тяго- теющие к единым универсалиям прогресса. Самосознание постмодерна формируется с опорой на культурную антропо- логию и этнологию — науки, подчеркивающие дискретность социокультурного поля человечества.

Подлинное значение имеет то, какой антропологический статус мы придаем культурным различиям. Одно дело, если за этими различиями не утрачивается принципиальное един- ство человеческого рода и единство исторической перспек- тивы; другое дело, если мы незаметно для себя превращаем- ся в «доброжелательных расистов» культурологического толка, отрицающих единство человечества под предлогом уважения социокультурного плюрализма. Опасные софизмы постмодерна направлены на подмену терминов и смыслов: различию идеологий, каждая из которых вышла из единого корня — из европейского Просвещения, отныне придается

«культурно-антропологический» смысл, предполагающий их принципиальную несводимость.

Сегодня многие из нас являются жертвами этой софисти- ческой подтасовки. В особенности это касается феномена тоталитаризма. Наши предшественники, не прошедшие вы- учку постмодерна, хорошо понимали, что СССР строился по проекту, в котором соединились учения Мора и Кампанел- лы, Оуэна и Сен-Симона, Маркса и Лассаля. Всех их объеди- няла идея рационально организованного общества, преодо- левшего стихии природы и истории.

Но сегодня, когда «либеральные» теоретики и публицис- ты рассуждают о тоталитаризме, они делают упор на «тузем- ных» корнях — на традициях русской общины, на причудах неисправимого национального менталитета, словом — на особенностях природы русского человека. А коли это так, то возникает дилемма: либо фаталистически принять русский тоталитаризм в качестве «природной» особенности соответ- ствующей культуры, либо уничтожить его вместе с русскими, как его органическими носителями. Сознание, пульсирую- щее в границах такой дилеммы, крайне опасно, в особеннос- ти если носители его чувствуют себя победителями в «холод- ной войне», которым отныне все позволено.

20 А. С. Панарин