В которой Деламар выходит из себя

 

– Хотите пари? – спросил на следующее утро маркиз Мерримейд у графа фон Лихтенштейна.

Рудольф промычал нечто невразумительное и потянулся к бокалу с коньяком. Голова у него раскалывалась, и чувствовал себя германский агент на редкость скверно. Собачонка маркизы, умильно виляя хвостом, сделала попытку забраться к нему на колени, но Рудольф отогнал ее.

– Что за пари? – заинтересовался Ричардсон.

– Очень простое, – ответил англичанин, принимаясь за еду. – Я бы назвал его так: «Кого прикончат следующим?» – И он кивнул на соседний стол, за которым сидели Эрмелины и их сопровождающие, ряды которых изрядно поредели. Надин Коломбье не было – она не явилась к завтраку, но все знали, что вчера убили ее брата, и никто не осмелился ее побеспокоить.

Амалия вздохнула и отвернулась, глядя на океан, который так и подмывало назвать безбрежным, что в известном смысле оправданно, ибо до берега – как до того, от которого «Мечта» отчалила, так и до того, куда она держала курс, – было еще очень и очень далеко. Девушка отнюдь не разделяла спортивного интереса англичанина.

– Знаете, месье, – спокойно заметил французский дипломат, – почему‑то мне думается, что, если бы опасность угрожала вам или вашей жене, вы бы не выдвигали столь странных предложений.

Амалия с признательностью улыбнулась де Бриссаку, и Ричардсон, заметив это, надулся.

– Не вижу в них ничего странного, – возразил маркиз. – А вы, мистер Дайкори?

Сегодня миллионер сидел за их столом. Находившаяся неподалеку от них Эжени Армантель, слышавшая весь разговор, уронила ложку и зарыдала, закрыв лицо руками.

– Я не люблю пари, – холодно ответил старик.

– И чего эта собака ко мне липнет? – возмутился Рудольф, носком ботинка отпихивая назойливую моську, которая не переставала вертеться возле него.

– Наверное, ей понравилось ваше вино, – предположила Амалия.

Рудольф посмотрел на нее тяжелым взглядом.

– Кузина, у меня голова от вас идет кругом. Какое вино? Что за чертовщину вы несете?

– Вы что, не помните? Вчера вы напоили ее вином, так что у нее лапы разъезжались в стороны.

– Я? Напоил собаку? – ужаснулся Рудольф. – Кузина, у меня в роду не было душевнобольных!

Амалия укоризненно покачала головой. С самого утра ей пришлось вплотную заняться своим поверженным кузеном. Рудольф хандрил, строил планы физического уничтожения Вернера, который со своей женой не показывался из каюты, и клял всех и вся на чем свет стоит. Вдобавок вчера агент здорово напился и едва не подрался с Ричардсоном, так что сейчас цвет его лица оставлял желать лучшего.

Поняв, что Рудольф сегодня не в духе, собачка переключилась на мистера Дайкори и с любопытством стала обнюхивать его парализованные ноги.

– Мадам, – скучающим тоном обратился миллионер к маркизе, – будьте так добры, уберите свою собаку. Я старый, больной человек, и она меня раздражает.

– Как Консорт может кого‑то раздражать? – возразила маркиза. – Это же такое очаровательное существо! – И она нежно улыбнулась собачке, которая негромко зарычала на миллионера.

– Нортен! – крикнул Дайкори своему слуге, указывая на собаку.

Очевидно, молодой человек научился понимать своего хозяина без слов, потому что без всяких околичностей схватил Консорта за шкирку, вытащил его из салона и вышвырнул в коридор.

– Как вы смеете! – взвизгнула маркиза, покрываясь пятнами.

– Еще одно слово, – спокойно ответил Дайкори, разрезая бифштекс, – и я прикажу вышвырнуть вас за ней следом.

И что‑то такое было в его голосе, отчего маркиза мгновенно притихла и даже не осмелилась протестовать.

– Это возмутительно! – пробормотал маркиз. Амалия сделала вид, что не слышит его.

Маркиза Мерримейд заерзала на месте, не сводя глаз с двери. Наконец, не выдержав, она вскочила с места и побежала к своей обожаемой собачке.

– Сколько треволнений, – брезгливо заметил миллионер Амалии, пожимая худыми плечами. – И все из‑за чего? Из‑за какой‑то уродливой шавки!

– Вы не любите собак? – осведомилась у него девушка.

– Я не люблю ни собак, ни людей, – последовал ответ. – Вторые ничем не лучше первых. Тоже только и знают, что гадить и скулить. И точно так же норовят укусить исподтишка при первой же возможности. Если кому‑то так необходимо иметь рядом животных, я бы рекомендовал завести золотых рыбок – они хотя бы немые. А вообще лучше всего довольствоваться обществом умных книг и красивых вещей – они уж точно никогда не подведут.

Рудольф положил вилку. От злости у него даже голова перестала болеть. Он никогда не думал, что можно так возненавидеть калеку и вдобавок немощного старика, но у него просто руки чесались от желания как следует огреть чем‑нибудь самодовольного сморчка‑инвалида. Однако, так как рядом находилась Амалия, он ограничился тем, что сказал:

– Я полагаю, что свое состояние вы нажили, одурачивая золотых рыбок… Наверное, вы соскребали с них золото и переплавляли в слитки, чтобы потом продать по сходной цене.

Дайкори желчно улыбнулся.

– У вашего родственника, – заметил он Амалии, – на редкость тонкое чувство юмора. Пожалуй, я возвращаюсь к себе в каюту.

Миллионер сделал знак Нортену, и тот покатил его кресло к выходу.

А маркиза Мерримейд тем временем металась по кораблю, ища свою собачку, которая как сквозь землю провалилась.

– Консорт! Консорт! Месье Марешаль, вы не видели моего Консорта?

Второй помощник капитана ответил отрицательно, и маркиза поспешила дальше.

– Консорт! Лапочка моя! Ну куда же ты запропастился?

Держась за перила, маркиза спустилась по лесенке и оказалась в проходе между каютами. Ухо ее различило знакомый писк.

– Консорт! – обрадовалась она и толкнула дверь, из‑за которой этот писк доносился. – Где же ты, мой сладкий?

Слова замерли у нее на губах.

В двух шагах от маркизы лежало тело немолодой женщины в черном. Консорт стоял возле трупа и, жалобно поскуливая, смотрел на хозяйку большими влажными глазами.

На груди убитой лежала записка: «Ты умрешь четвертой. Л.».

 

* * *

 

Сыщик Деламар в ярости грохнул кулаком по столу.

– Так, – заявил он, – с меня хватит!

Отзвенели истерические вопли маркизы, доктор Ортега осмотрел труп Надин Коломбье и констатировал, что она умерла от удушения. Из второго класса снова вызвали отца Рене и дали знать о случившемся капитану. Узнав об убийстве, Эжени Армантель упала в обморок, и мужу стоило большого труда привести ее в чувство. Ортанс тихо плакала, Луиза сидела с застывшим лицом, комкая в руках носовой платок. Мужчины выглядели подавленными и избегали смотреть друг на друга.

– Боже мой, – стонала Эжени, – это никогда не кончится!

Ее круглое личико словно выцвело, взгляд сделался жалким и несчастным. Гюстав жался к стене, как испуганный зверек. Феликс Армантель, заложив руки в карманы, стоял у окна и делал вид, что любуется морем. Губы его кривились, между бровей пролегли тревожные морщинки.

Деламар, чью щеку то и дело перекашивал нервный тик, начал опрос свидетелей. Увы, никто не мог сообщить ему ничего утешительного. Все то же самое: не знаю, не видел, не слышал, ничего не могу сказать. Тогда‑то сыщик и потерял терпение.

– Послушайте, что вы скрываете? – заорал он, обращаясь к Эрмелинам и ни капли не заботясь о том, что его слышат все остальные присутствующие. – В чем вы хотите меня убедить? Что вы понятия не имеете о том, почему Леонар Тернон убивает вас друг за дружкой, как цыплят? – Глаза сыщика сверкали, на щеках проступили багровые пятна. Он рванул узел галстука, чтобы ослабить его. – Черт возьми, да я ни за что в жизни не поверю, будто Тернон мстит вам за то, что из‑за вас ему пришлось прокатиться в Африку! Даже если он попал там в плен или заболел лихорадкой, все равно этого мало, чтобы вот так хладнокровно убивать людей! Должна быть и другая причина! Что, месье? – с вызовом обратился он к Кристиану, который отвел глаза. – Может быть, вы объясните наконец, для чего Тернону понадобилось убивать сестру управляющего? В конце концов, она же не была его невестой! А вы, мадемуазель? – Теперь он обращался к Луизе Сампьер. – Вы живете в этой семье, вы должны знать все об их делах! Может быть, хватит ссылаться на детский возраст? Почему Тернон так ненавидел Боваллона и Коломбье?

– Я не знаю, месье, – растерянно пробормотала Луиза. – Честное слово!

– Да что вы цепляетесь к ней! – крикнул Гюстав. – Вы, жалкий сыщик, который на корабле, окруженном водой, не может отыскать пропавшие драгоценности… который ничего сделать не в состоянии, кроме как собирать записки с номерами убитых!

– Молчать! – рявкнул Деламар. Он угрожающе наставил указательный палец на семейство Эрмелин. – Вы все мне лжете! Даже когда вы говорите правду, вы что‑то недоговариваете! Все вы глухие и слепые, и когда у вас под боком убивают человека, вы ничего не замечаете! И вы хотите, чтобы я поверил вам? – Он подался вперед. – А может быть, вы просто боитесь, что я поймаю Леонара, и тогда он заговорит? А? А?

– Неслыханно… – пробормотал Кристиан. – Просто неслыханно!

Однако в его тоне не чувствовалось и тени убежденности.

Деламар повернулся к Амалии и развел руками.

– Не понимаю я этих людей, – с отчаянием проговорил он. – Не понимаю. – Он рухнул на диван. – Ваша горничная пришла, мадам Дюпон.

И в самом деле в комнате появилась Марианна, которая прислуживала Амалии на «Мечте».

– Мадам, – доложила она, – отец Рене просит позволения поговорить с вами.

– Хорошо. – Амалия поднялась с места. – Проводи его в каюту, я сейчас приду.

– Собираетесь исповедоваться? – насмешливо осведомился Феликс Армантель.

– Еще одно слово, – угрожающе вмешался Рудольф, – и исповедь понадобится вам!

– Ой, вы меня пугаете… – картинно взволновался Феликс и, отвернувшись, пригладил усы.

– Мне проводить вас, кузина? – спросил Рудольф.

– Да, пожалуй, – согласилась Амалия, которой вовсе не хотелось, чтобы ее кузен выбросил развязного хищника за борт.

Отец Рене уже ждал их. Под глазами у священника лежали темные круги, лицо осунулось. Сейчас ему можно было дать лет сорок пять, не меньше.

– Мне очень жаль, что нам приходится встречаться при таких обстоятельствах, святой отец, – промолвила Амалия. – Вы уже слышали о том, что произошло?

Священник кивнул.

– Ужасно… просто ужасно… – Он провел рукой по лбу. – Собственно говоря, мадам Дюпон, я пришел к вам как раз по поводу этой несчастной женщины.

– Она сказала вам что‑нибудь о… о Леонаре? – насторожилась Амалия. – Что именно?

– Не совсем так. – Отец Рене улыбнулся уголками губ. – Дело в том, что… Вчера, когда вы ушли, я долго говорил с ней. Я пытался убедить мадемуазель Коломбье, что вы правы, и если она что‑то знает, она не должна оставлять следствие в неведении. – Он поколебался. – Она обещала подумать, а потом, после похорон, подошла ко мне и вручила письмо. – Отец Рене извлек из‑за пазухи тщательно запечатанный конверт. – Мадемуазель Коломбье взяла с меня слово, что я передам его вам, только если с ней самой что‑нибудь случится. И теперь… теперь я исполняю ее волю. – Он протянул письмо Амалии. – Держите. Оно по праву принадлежит вам.

Амалия схватила конверт и нетерпеливо разорвала его. Внутри было несколько листков бумаги, исписанных мелким убористым почерком.

– Руди, – сказала Амалия, едва пробежав глазами первые строки, – немедленно зовите Деламара! – Вспомнив о священнике, она горячо стиснула его руку в своих ладонях. – Вы и представить себе не можете, святой отец, до чего я вам благодарна! Спасибо вам!

 

* * *

 

– Это и есть то звено, которого нам недоставало, – говорил Деламар примерно через час после того, как отец Рене принес Амалии признание Надин Коломбье. – Теперь очень многое становится ясным. И в первую очередь то, почему Эрмелины категорически не желали со мной говорить.

– Признаться, я подозревал нечто подобное, – пробурчал Рудольф. – Но все же – до чего мерзкие людишки!

Амалия сжала пальцами виски. Расследование любого преступления похоже на собирание кусочков мозаики в цельную картину: пока все фрагменты не легли точно на место, рано говорить о том, что дело раскрыто. Благодаря Надин Коломбье самый важный кусок мозаики наконец оказался собранным.

…Итак, шел 1870 год. Богатейшая госпожа Жермен Бежар умирала. Незадолго до кончины она составила завещание. Его условия были самыми недвусмысленными: практически все, чем она владела, должно было отойти ее любимому родственнику, молодому Леонару Тернону. Другим родственникам, Эрмелинам, доставались незначительные суммы, которыми они могли распорядиться по своему усмотрению, однако по сравнению с основным состоянием это были лишь жалкие крохи.

Судя по всему, властную и честолюбивую Констанс Эрмелин, у которой на руках были трое детей и сирота‑племянница, такой поворот событий никак не устраивал. Она переманила на свою сторону адвоката покойной, Фелисьена Боваллона, и с его помощью совершила подлог завещания. Согласно новой версии, все богатство должно было отойти именно ей, Констанс Эрмелин. Двое слуг госпожи Бежар – ее дворецкий Проспер Коломбье и горничная Надин Коломбье – подписали новое завещание как свидетели. За помощь, которую вернее было бы назвать пособничеством, брату и сестре хорошо заплатили, а брата к тому же взяли на службу в унаследованную госпожой Эрмелин компанию, где он быстро пошел вверх.

Так из‑за сговора четырех бесчестных людей – мадам Эрмелин, адвоката и брата и сестры Коломбье – Леонар Тернон остался без гроша в кармане. Через некоторое время он завербовался в колониальные войска и уехал в Африку, где вскоре погиб (по официальной версии). Однако Надин Коломбье, если верить ее письму, никогда не сомневалась, что он остался жив и что в один прекрасный день, когда он вернется, Эрмелинам придется несладко.

– Ну, последнее‑то как раз чепуха, – фыркнул Деламар. – Наверное, она уверовала в грядущую расплату под влиянием отца Рене. Знаете, – оживился сыщик, – человеку свойственно до удивления быстро забывать гадости, которые он совершил, но, как только на него обрушивается несчастье, он сразу же вспоминает свои прегрешения и начинает посыпать голову пеплом. – Он оживленно потер руки. – Зато теперь понятно, почему Тернон начал с мадам Эрмелин, а закончил сестрой управляющего.

– Если закончил, – подал голос Рудольф.

– Вот именно, – поддержала его Амалия. – Если я правильно понимаю логику действий этого господина, то следующие на очереди Ортанс и Кристиан. Предавшая невеста и вероломный друг.

Деламар немного подумал:

– Да, вряд ли ему есть за что мстить Луизе Сампьер и Гюставу, которых он знал только детьми, и Феликсу Армантелю, которого вообще не знал.

– А Эжени? – встрепенулась Амалия. – Хорошо бы поточнее узнать, не было ли у нее… м‑м… трений с Леонаром.

– Ха, – фыркнул Рудольф, – по‑моему, вы не учитываете, что он может убить и ее, и Гюстава за одно то, что им достались деньги, которые должны были принадлежать ему.

Деламар помрачнел.

– Боюсь, вы правы, – буркнул он. – И это, к сожалению, не упрощает мою задачу. За одним или двумя я еще могу уследить, но держать в поле зрения шесть человек одновременно… Конечно, капитан, как и все мы, заинтересован в скорейшей поимке преступника, но он просто не может выделить столько людей для слежки.

– Ничего, – сказала Амалия, мягко касаясь его руки. – Обещаю вам, мы что‑нибудь придумаем.

– Даже если не придумаем, – весело добавил Рудольф, – то при таких темпах, какие развил наш Леонар, скоро от всей семьи Эрмелин останутся как раз два человека.

Амалия смерила кузена испепеляющим взглядом. Однако Деламар не удержался и фыркнул.

– Иногда, господа, вы меня удивляете, – кротко заметила мадам Дюпон. – Кстати, вы ничего не выяснили насчет драгоценностей?

– Ничего, – вздохнул сыщик. – У меня даже нет никаких догадок по поводу того, кто бы мог их украсть. Я почти уверен, что тут замешан Белоручка, но если так… – Деламар скорбно покачал головой. – Если так, то, значит, драгоценностей мы уже никогда не увидим. Слишком уж хитер вор, черт бы его побрал!

– Скажите, а бриллианты княгини Лопухиной украл Белоручка? – спросил Рудольф. – Кажется, я что‑то слышал об этом.

– О, – оживился сыщик, – да в Париже все об этом слышали!

– А вы знаете подробности? – загорелась Амалия. – Мне бы хотелось…

– Уверен, месье Деламар с удовольствием расскажет нам всю историю, но… за обедом, – заметил Рудольф, поднимаясь с места. – Что‑то у меня от наших убийств аппетит разыгрался. Идемте, кузина, нас, наверное, уже заждались.

 

* * *

 

– Так как же там все было? – спросила Амалия, когда полчаса спустя она, агент и сыщик уже вкушали трапезу в большом салоне.

– Вы это о чем? – полюбопытствовала миссис Рейнольдс.

– О Белоручке, – пояснила Амалия. – Ну так как, месье Деламар? Как же все‑таки ему удалось украсть драгоценности княгини? Я умираю от любопытства!

Деламар откашлялся, вытер салфеткой рот и начал рассказывать.

…Итак, жила‑была в Париже княгиня Лопухина, эксцентричная русская дама. Со своим мужем, князем, она давно развелась и обосновалась в особняке на Елисейских Полях, благо средства позволяли ей и не такое. Страстью княгини было коллекционирование драгоценностей, причем не каких‑нибудь, а весьма дорогостоящих. Расстаться же с ними ей пришлось при весьма примечательных обстоятельствах.

В один прекрасный день в дверь особняка звонит настройщик роялей и говорит, что его вызвали осмотреть инструмент госпожи Лопухиной. Лакей в недоумении, зовет госпожу. Та выходит к настройщику, объясняет, что произошла какая‑то ошибка. Настройщик уходит, но не успевает он дойти до двери, как княгиня издает вопль и падает в обморок. Когда она вернулась в будуар, то обнаружила, что драгоценности, которые буквально только что лежали в шкатулке, загадочным образом испарились из нее.

Настройщика хватают, вызывают полицию, полиция оцепляет дом, обыскивает слуг, перерывает сад, смотрит под окнами, в водосточных трубах, на крыше – везде! Доходит до того, что осматривают даже поленницы, простукивая каждое полено, снимают крышки с кастрюль, в которых готовится еда на кухне, и обыскивают собачью конуру во дворе. Драгоценностей нет. Все слуги – на месте, и никто дом не покидал, настройщик оказывается действительно настройщиком роялей с почти двадцатилетней безупречной репутацией. Вчера ему заплатили, причем чрезвычайно щедро, чтобы он явился в особняк точно в назначенное время. Платил какой‑то седой господин приличного вида, прихрамывающий на левую ногу. Настройщика допрашивают, допрашивают его семью, а если бы представлялось возможным, допросили бы и его кошку, и канарейку в клетке. Ни‑че‑го!

Полицейский комиссар Жанкур в ярости. Это Белоручка! Белоручка опять обвел его вокруг пальца! В который раз! Комиссар трясет лакея, трясет служанку, трясет вторую горничную, трясет дворецкого, которые одни могли зайти в будуар в те пять минут, что княгиня объяснялась с настройщиком. Особенно – трясет лакея, потому что тот всего месяц как служит в доме, и доводит беднягу до заикания. Вовремя объявившийся представитель страховой компании осторожно подает идею, что мадам Лопухина могла сама свистнуть свои драгоценности, чтобы получить страховку. Мадам Лопухина, поняв, куда ветер дует, падает в обморок вторично, ее обыскивают, вновь обшаривают ее будуар, матрацы, подушки, комоды. И опять – ничего! Представитель компании, которая явно не горит желанием расставаться с огромными деньгами, объявляет полицейским, что тот, кто найдет драгоценности, получит солидную награду, после чего в особняке княгини оказывается едва ли не весь личный состав с набережной Ювелиров[19]. Дом перерыт вверх дном, стены простуканы сантиметр за сантиметром, даже сено для лошадей, и то перебрано.

К вечеру во всех парижских газетах выходят глумливые статьи о том, что родная полиция даже по горячим следам неспособна схватить воришку, что уж тогда говорить о более серьезных делах! Министр внутренних дел подает в отставку, настройщик становится героем дня, и все наперебой приглашают его к себе, а княгиня Лопухина плачет и пересчитывает деньги, полученные за страховку. Но драгоценностей так никто и не нашел!

– Господи, – вскрикнула вдруг Амалия, – до чего же я глупа!

Роберт Ричардсон в изумлении уставился на нее. Деламар открыл рот.

– Кузина, – пробормотал Рудольф, – о чем это вы?

– Ах, не обращайте на меня внимания, кузен, – велела ему Амалия, улыбаясь очаровательной улыбкой. – Просто я кое‑что поняла, хоть и с большим опозданием. – Затем она обратилась к Деламару: – Благодарю вас, месье, за чудесный рассказ.

Миллионер Дайкори только повел своими острыми плечами.

– Право же, не знаю, мадам Дюпон, что чудесного вы нашли в этой истории, – заметил он. – Лично я уверен, что, если бы дама прятала свои драгоценности в сейф, а не совала их как попало в обыкновенную шкатулку, вряд ли ее сумели бы так легко обвести вокруг пальца.

– Ну, что касается сейфов… – заговорил снова задетый за живое Деламар.

Но никто так и не узнал, что же именно он хотел сказать, потому что Рудольф фон Лихтенштейн грубо выругался по‑немецки, а сеньора Кристобаль пронзительно завизжала. Виною тому был не кто иной, как сидевший за соседним столом Кристиан Эрмелин. Неожиданно он поднялся со своего места, держа в руке новехонький сверкающий револьвер.

 

Глава двадцать вторая,

В которой раздается выстрел

 

Завидев человека с оружием, Рудольф показал себя с самой похвальной стороны. Он схватил Амалию в охапку, оттащил ее от стола и стал перед нею, своей квадратной фигурой надежно загораживая девушку от обезумевшего Эрмелина, чьи руки тряслись так сильно, что в первые мгновения никто не сообразил, в кого он метит: то ли в Амалию, то ли в одного из ее соседей по столу.

– Кристиан! – со слезами в голосе закричала Ортанс. – Опомнись! Что ты делаешь?

– В самом деле, сударь… – медленно проговорил Деламар. Глаза сыщика сузились. – Кстати, откуда у вас револьвер?

– Он принадлежит мне! – вскрикнул нервно Кристиан. И добавил: – Я захватил его с собой в плавание просто так, на всякий случай. Но теперь собираюсь использовать по назначению! – Он возвысил голос, глаза его горели ненавистью, ноздри раздувались. – Я уничтожу тебя, гнусная тварь!

Маркиза Мерримейд тоненько пискнула. Сеньора Кристобаль, обхватив руками голову, тихо запричитала по‑испански. Миллионер застыл на месте, и только сухопарая донья Эстебания продолжала поглощать свой обед как ни в чем не бывало.

– Кристиан, перестаньте! – простонала Луиза Сампьер. – Не губите себя!

– Молчите, Луиза! – крикнул ее кузен. – Я знаю, что делаю.

Сыщик Деламар медленно положил вилку на стол.

– В самом деле? Может быть, вы удосужитесь тогда объяснить нам, что же, черт возьми, вы делаете?

Некоторое время Кристиан беззвучно шевелил губами, словно голос отказал ему. Наконец хрипло выговорил:

– Это он.

Деламар в недоумении вскинул брови. Маркиз Мерримейд покрепче прижал к себе жену, вполголоса по‑английски успокаивая ее.

– О ком вы говорите? – рискнул спросить маленький доктор.

– О Леонаре Терноне, о ком же еще! – со злостью ответил Кристиан, поудобнее перехватывая револьвер. – Это он! Это точно Леонар!

Деламар обвел взглядом бледные, напряженные лица присутствующих. Вот мадам Дюпон, которая поднимается на цыпочки, чтобы выглянуть из‑за спины своего кузена, который не пускает ее. Вот маркиз с женой, которая в панике забыла даже про свою собачку, и Консорт, ничего не понимая, жалобно поскуливает возле ее ног. Вот миллионер Дайкори, за креслом которого виднеется фигура его слуги, Нортена. Дальше миссис Рейнольдс с толстощекой дочерью, обе окаменевшие от ужаса… Дипломат де Бриссак, неодобрительно поджавший губы… Американец, чьи руки сами собой сжимаются в кулаки… Оперная певица, ее невозмутимая компаньонка, маленький доктор, аккомпаниатор Леон Шенье, уронивший в тарелку кусок хлеба… Что за вздор, в самом деле? Откуда тут мог появиться Леонар Тернон? Ведь он сам, Деламар, сто раз проверял и перепроверял всех путешественников из первого класса! Или…

– Признавайся, сволочь! – рявкнул Кристиан. Он явно не владел собой. – Я же знаю, что это ты!

– Кристиан! – жалобно пролепетала Ортанс. – Пожалуйста, не надо! Ты вбил себе в голову бог весть что!

– Нет! – отрезал ее муж. – Просто, в отличие от некоторых, я умею думать! – Он вызывающе покосился на Деламара. – Вы помните, сударь, как моя жена увидела Леонара здесь, на корабле, своими глазами?

– Положим, помню, – спокойно сказал сыщик. – Месье Эрмелин, может быть, вы все‑таки уберете револьвер? Потому что, признаюсь вам, я не большой любитель огнестрельного оружия.

– Ах, оставьте! – презрительно бросил Кристиан. – Лучше скажите мне, что произошло после того, как моя жена увидела этого человека.

Деламар мгновение поразмыслил:

– Как только мы поняли, что случилось, мы бросились на палубу, где стоял Леонар Тернон.

– И что? – вызывающе спросил Кристиан. – Думайте, месье, думайте!

– На палубе никого не было, – вмешался Рудольф. – Послушайте, месье Эрмелин, что за балаган вы тут устраиваете?

– Вы ничего не помните! – вне себя выкрикнул Кристиан. – На палубе находились два человека, и от них мы узнали, что они никого не видели. А кто там был, а?

Деламар угрюмо поскреб подбородок.

– Мистер Дайкори и его слуга, – нехотя признал он. – Так вы что, хотите сказать, что всеми уважаемый…

– Мне плевать на мистера Дайкори! – огрызнулся Кристиан.

– Большое спасибо, сударь, – очень холодно ответил старик. – Вы необыкновенно воспитанный и вежливый человек.

Его тон немного отрезвил мужчину с револьвером.

– Я не хотел задеть вас, сударь, – сказал он. – Речь идет о вашем спутнике. О человеке, который называет себя Льюисом Нортеном!

Молодой человек со стальными глазами побледнел и сглотнул слюну. Взоры почти всех присутствующих были теперь устремлены на него.

– Кристиан! – жалобно вскрикнула Ортанс. – Уверяю тебя, это не он!

– А я говорю, он! – огрызнулся ее муж. Он сделал шаг вперед и прицелился. – И я не могу допустить, чтобы мерзавец убил тебя! Я обязан остановить его!

– Господи, – пробормотал Ортега, – но он же сейчас и впрямь выстрелит… Месье Деламар, сделайте хоть что‑нибудь! Это просто чудовищно!

– Месье Эрмелин! – заговорил Деламар, как всегда спокойно и рассудительно. – Позвольте вам напомнить, что убийство, равно как и покушение на него, не слишком одобряется французским законодательством и более того – может привести вас прямиком на гильотину. Кроме того, угрожать беззащитному человеку в присутствии стольких свидетелей попросту некрасиво, неразумно и отдает дурным тоном.

– Плевать я хотел на ваши крючкотворские штучки! – заявил Кристиан. Однако было видно, что он начал колебаться.

– Месье Эрмелин, – подчеркнуто бесстрастным тоном продолжил сыщик, – я уполномочен капитаном нашего судна провести расследование, и я должен заявить, что решительно возражаю против методов, которые вы пытаетесь применить. Скажите, у вас есть доказательства того, что именно этот человек является Леонаром Терноном, или все ваши выводы основаны на том, что в тот день мистер Нортен находился неподалеку от места, где Леонар Тернон дал о себе знать?

– В самом деле! – пробормотал несколько оправившийся маркиз.

– О, не волнуйтесь! – запальчиво заявил Кристиан. – Доказательства у меня найдутся. Но тому, что происходит, необходимо положить конец!

– Полностью с вами согласен, – заметил сыщик с тонкой иронией, которая ускользнула от большинства присутствующих, за исключением разве что Амалии и дипломата. – Ну и где же они, ваши доказательства? Не забывайте, мы не меньше вашего заинтересованы в том, чтобы найти Леонара Тернона. Итак?

– Кристиан, ты меня пугаешь! – взвизгнула Эжени. – Пожалуйста, убери пистолет!

– Не пистолет, а револьвер, – вполголоса заметил американец. – У пистолета обойма, у револьвера барабан.

– Ну так как, сударь? – хладнокровно продолжал Деламар. – Представьте нам ваши доводы. Иначе, простите, все ваши догадки и предположения окажутся не чем иным, как обыкновенными домыслами.

– Господи, как же вы все глупы! – с горечью проговорил Кристиан. – Его же зовут Льюис Нортен! Вы что, не поняли? Да ведь Нортен – анаграмма фамилии Тернон!

– Анаграмма? – озадаченно переспросил сыщик.

– Ну конечно же! Он переставил буквы в своей фамилии, чтобы его не узнали! А имена Льюис и Леонар начинаются на одну букву! И он был возле того места, где Ортанс увидела Леонара и узнала его! Господи, какие доказательства вам еще нужны? Говорю вам – это точно он!

– Минуточку, минуточку… – поспешно произнес Деламар. – Должен сказать, что… – Он глубоко вздохнул. – Погодите, месье Эрмелин. Вы обвиняете человека…

– Да, я его обвиняю! – Щеки Кристиана Эрмелина горели. – Это он отравил маму! Он зарезал Боваллона, он прикончил нашего управляющего и его несчастную сестру! Ну что, мерзавец? Мы с Ортанс должны были стать следующими, да? Что ты молчишь?

– Дайте же ему хотя бы возможность оправдаться, – снова вмешался Деламар и повернулся к молодому человеку, сопровождавшему мистера Дайкори. – Что вы скажете, сударь, на выдвинутые против вас обвинения?

Льюис Нортен, он же уличенный (как уже верило большинство присутствующих) Леонар Тернон, с недоумением посмотрел на сыщика.

– Я… Сэр, я не понимаю, чего от меня хочет этот человек. – По‑французски он говорил довольно правильно, но с заметным акцентом. – Я знаю, что у него в семье произошло несчастье, но… это же не повод, чтобы обвинять меня!

– Я вообще не понимаю, что за чушь несет месье, – скрипучим голосом вставил миллионер. – Нортен – мой человек, и я не желаю, чтобы его оскорблял какой‑то помешанный!

– Погодите, сударь, погодите! – перебил его Деламар и обратился к Нортену: – Простите, месье, вы утверждаете, что вы не Леонар Тернон?

Тот кивнул.

– Вы что, ему верите? – выкрикнул Кристиан. – Верите – ему? Да это же просто смешно!

– Ничуть, – уверенно возразил Деламар. – Так как вас зовут? – спросил он у человека со стальными глазами.

– По‑моему, это всем известно, – с некоторым раздражением отозвался тот. – Я Нортен, Льюис Джеффри Нортен.

– Вы работаете на месье Дайкори? – продолжал сыщик свой допрос.

– Именно так.

– А кем вы у него работаете?

– Он мой секретарь, если вам угодно знать, – вмешался Дайкори. – Еще он возит меня на прогулки в коляске и исполняет мои мелкие поручения. Что еще?

– Сколько лет он у вас служит? – напрямик спросил сыщик.

– Шесть, – без колебаний ответил миллионер. – Это все?

– Да какое значение имеет то, сколько он служит! – закричал Кристиан, явно теряя терпение. – Говорю вам: это Леонар Тернон! Никто другой просто не может им быть!

– Ну, почему же? – спокойно возразил Деламар. – В каком‑нибудь детективном романе роль злодея наверняка досталась бы мистеру Дайкори, который симулировал паралич, чтобы вернее осуществить свои злодейские замыслы.

Амалия оторопела. Зная нрав миллионера, она подумала, что сейчас может произойти что‑то ужасное. Но, к ее удивлению, Дайкори только улыбнулся.

– А вам не откажешь в фантазии, месье! – заметил он. – Вынужден вас разочаровать: имя Леонара Тернона я сегодня слышу впервые.

– Не сомневаюсь, месье, – учтиво отвечал Деламар. – Мадам Эрмелин! Будьте так добры, подойдите сюда.

– Что вы хотите делать? – занервничал Кристиан. – Зачем это?

– Раз уж вы отыскали Леонара Тернона, надо дать мадам возможность его опознать, – отозвался сыщик. – Помнится, мадам утверждала, что даже через двадцать лет она бы все равно узнала своего жениха, и я склонен ей верить. Прошу вас, мадам Эрмелин, подойдите. А вы, сударь, – он повернулся к Кристиану, – лучше опустите пока револьвер, иначе мало ли что может произойти…

– Ортанс! – крикнул Кристиан. – Я запрещаю тебе!

– Хватит, Кристиан, – выговорила молодая женщина побелевшими губами. – Ты сам все это начал! – Она швырнула салфетку на стол и поднялась с места. – Простите нас, месье Деламар. Никак не думала, что может произойти нечто подобное.

Неожиданно Луиза Сампьер тоже встала.

– Я хорошо помню Леонара, – звонким голосом заявила она. – И чтобы вы не сомневались, Кристиан, я тоже погляжу.

Судя по всему, Льюис Нортен занервничал.

– Что они собираются делать? – жалобно спросил он у присутствующих.

– Ничего, только посмотрят на вас, и все, – с брезгливой гримасой объяснил Дайкори.

– Пожалуй, – внезапно решилась Эжени Армантель, – я тоже посмотрю.

Три женщины приблизились к Нортену и принялись придирчиво оглядывать его со всех сторон. Секретарь поежился. Он явно чувствовал себя неловко.

– Кузен, вы ошиблись, – уверенно заявила Луиза. – Это не Леонар. Тот был совсем другой.

– Она права, – поддержала ее Эжени. – Конечно, глаза немного похожи, но… Нет, это не Леонар Тернон.

– Да о чем вы говорите? – вскипел Кристиан. – Поймите же, за десять лет люди меняются, а некоторые могут измениться так, что их даже близкие не узнают! Что уж тут говорить о…

– Кристиан, – устало промолвила Ортанс, поворачиваясь к нему, – может быть, хватит? Ты до смерти перепугал всех присутствующих. Тебе мало? Говорю тебе в последний раз: этот человек – не Леонар Тернон! Не он! И убери оружие, оно тебе совершенно ни к чему!

Она вернулась на свое место, и даже ее платье шелестело как‑то по‑особенному гневно.

– Боже, боже… – лепетала сеньора Кристобаль, зачарованно глядя на Кристиана. – Какая драма! Куда там сеньору Дюма!

Донья Эстебания презрительно скривила губы. Будучи женщиной более земного склада и зная, что револьверы иногда делают такие дырки, которые невозможно заштопать, она отнюдь не разделяла восторга своей хозяйки.

– Может быть, и в самом деле хватит, Кристиан? – подал голос Феликс Армантель. – Это не Леонар Тернон. Ты ошибся!

– Да вы что, все слепые? – в ярости закричал Кристиан. – Говорю же вам – это он!

– Но он даже по‑французски говорит с акцентом, – робко вмешался Гюстав. – Полно тебе, Кристиан!

– Он притворяется! – настаивал Кристиан. Он поднял руку, и дуло револьвера снова смотрело на Нортена, который стоял ни жив ни мертв. – Почему вы верите не мне, а ему? Вы должны верить мне!

– Кузен, – прошептала Амалия Рудольфу, – сделайте что‑нибудь! Он же убьет беднягу!

– Ну и что? – отозвался треклятый немец с завидным хладнокровием. – Стрелять он наверняка не умеет, и даже если выстрелит, не факт, что попадет в него. А вот если он случайно угодит в вас, мне это будет чрезвычайно неприятно.

– Я ценю вашу привязанность, кузен, – говорила Амалия, приподнимаясь на цыпочки, чтобы из‑за его плеча еще раз взглянуть на происходящее, – но бедный Нортен…

– Да, не повезло ему, – согласился Рудольф. – Но, в конце концов, если его пристрелят, Дайкори возьмет себе нового секретаря, только и всего. И вообще, кузина, не верьте чувствам. По правде говоря, я расчетливый сукин сын. Если вас убьют, кто, интересно, поможет мне вернуть Леонардо? А до какого‑то там секретаря, как и до его хозяина, мне нет ровным счетом никакого дела. Даже если Эрмелин по ошибке прикончит Дайкори, мне тоже совершенно наплевать, потому что миллионеров развелось уж слишком много, чтобы сокрушаться по поводу каждого из них. – Тут он охнул, потому что Амалия, которую совершенно выводила из себя его невозмутимость, изо всех сил стукнула его по спине кулачком.

– Рудольф, – заявила она, – вы негодяй!

– Знаю. Но лучше быть живым негодяем, чем мертвым праведником, – отозвался ее кузен с совершенно непрошибаемой самоуверенностью.

– Это же просто нелепо! – снова закричал между тем Кристиан. – Он сказал вам, что он не Тернон, и вы сразу же ему поверили!

– Хватит! – взвизгнула Луиза С<