Глава VII Русская психология накануне Великой Октябрьской социалистической революции

Наиболее крупным представителем психологической науки предреволюционного периода был профессор Новороссийского (теперь Одесского) университета Н. Н. Ланге. Его научная деятельность началась в 80-е годы XIX в., когда он (в 1888 г.) опубликовал свое экспериментальное исследование колебаний внимания. Обобщающий труд Н. Н. Ланге «Психология», в котором излагались его теоретические взгляды по ряду основных, принципиальных вопросов психологии, был опубликован к 1914 г. (переиздан в 1922 г.).

Придерживаясь передовых взглядов, Ланге решительно отвергает широко распространенные в его время концепции Маха и Авенариуса, указывая, что субъективный идеализм Маха не удовлетворяет требованиям физических наук и неприемлем для психологии [1922, стр. 32]. «Идеализм, – пишет Ланге, – выводит физический мир из сознания, тогда как психология предполагает возникновение сознания из физического мира, вместе с появлением в нем животных организмов» [1922, стр. 35]. Первичным, согласно Ланге, является, следовательно, материя, физический мир, вторичным – сознание. Материалистическая позиция Ланге в этом основном вопросе философии ясна.

Рассматривая сознание как вторичное, Ланге опять-таки совершенно правильно отвергает какой бы то ни было эпифеноменализм. Его он считает главным врагом научной психологии, которую он трактовал как биологическую психологию, стремясь тем самым выдвинуть на передний план биологическое, жизненное значение психики, ее важнейшую роль в биологической эволюции, в борьбе за существование, в естественном отборе.

Рассматривая в этом плане роль психического, Ланге выделяет две его функции – «гедоническое сознание» [1922, стр. 21] и «предвидящее сознание, или память» [1922, стр. 16].

В первом случае имеется в виду оценка организмом результатов рефлекторных движений, что позволяет либо удерживать достигнутый результат, либо, наоборот, устранять его. Про

исходит такая оценка в процессе «круговой реакции», в которой Ланге наряду с действием внешнего раздражителя и рефлекторного ответа на него, различал «центростремительный ток, сообщающий организму о достигнутом результате», и «центробежную реакцию организма на это сообщение» [1922, стр. 22].

Вторая функция психического – приспособление организма к среде на основе прошлого опыта [1922, стр. 16], в силу чего действия организма, обладающего психикой определяются не только наличным раздражителем, но и тем значением, которое этот раздражитель приобрел в предыдущем опыте [там же].

Говоря о биологической роли психического, Ланге не соглашался с так называемым социальным дарвинизмом, распространявшим учение о борьбе за существование на человеческую деятельность [1888, стр. 5-6]. Если у животных действует физиологическая наследственность, то у людей «передача от одного поколения к другому всей совокупности достигнутой уже культуры» осуществляется через подражание и обучение, т. е. путем социальной преемственности. «Душа человеческой личности, – пишет Ланге, – в 99% есть продукт истории и общественности» [1922, стр. 27].

Будучи решительным противником эпифеноменализма, Ланге выступает и против психофизического параллелизма, который при невинном характере этого названия прикрывает, однако, согласно Ланге, «страшную мысль»- мысль о том, что психическая жизнь не есть реальный фактор в мире. Параллелизм, указывает Ланге, обесценивает все психические средства культуры жизни, которые оказываются мнимыми [1922, стр. 96].

Выступая против параллелизма, Ланге не сумел, однако, удержаться на последовательно материалистических позициях и счел возможным признать правильной другую, столь же дуалистическую и столь же неверную, концепцию – теорию психофизического взаимодействия. В этом нашла свое выражение известная противоречивость позиции Ланге в основном

философском вопросе о взаимоотношении материи и сознания.

Существенное место в психологических взглядах Ланге занимает, далее, его положение о важной роли, какую в психической деятельности людей, в частности в восприятиях, представлениях, в процессе внимания, играет двигательный компонент, выполняющий приспособительную функцию. К этому взгляду Ланге пришел в итоге своих экспериментальных исследований, в том числе уже первых работ, посвященных изучению колебаний внимания, которые он рассматривал как результат прерывистости мышечных движений. На основании этих исследований им в 1888 г. была предложена моторная теория внимания, отличавшаяся от моторной теории внимания, выдвинутой в ту эпоху Рибо (книга последнего о внимании была опубликована на год позднее – в 1889 г.). Возражая Рибо, сводившему роль мышечных движений в волевом внимании к задержке (остановке), Ланге придавал этим движениям широкое значение во всей психической деятельности. «Все наши воспринимающие органы, – писал он, – суть в одно и то же время и органы чувствительные и органы двигательные: для того, чтобы мы могли ясно воспринимать нашими глазами, ушами, руками, ногами, языком, носом, необходимы движения» [1891, стр. 72].

Движения играют существенную роль и в выявленной Ланге в его опытах фазовости восприятий, в их постепенной дифференциации при удлинении времени восприятия. Процесс всякого восприятия, согласно Ланге, «состоит в чрезвычайно быстрой смене целого ряда моментов или ступеней, причем каждая предыдущая ступень представляет психическое состояние менее конкретного, более общего характера, а каждая следующая – более частного и дифференцированного» [1893, стр. 1]. Сначала всякое ощущение сознается просто как некоторый, не имеющий никаких качеств «толчок в сознании» («нечто случилось»), затем осознается род раздражения (зрительное, слуховое, осязательное), далее – осознание более частных свойств данного раздражителя (какой цвет, какой звук), и, наконец, происходит осознание форм предмета и его локализация. На этом завершается «воспризнание» предмета. Таков, согласно Ланге, общий закон перцепции: от целостности впечатления к дифференциации свойств объекта. И этот закон, по утверждению Ланге, имеет силу для всей познавательной деятельности человека. Переход от целостного образа к его дифференциации осуществляется благодаря движениям.

Говоря об ассоциациях, Ланге и в этом случае подчеркивает, что они образуются не между сенсорными, а между сенсорными и моторными элементами. Другими словами, в этих случаях имеются одинаковые реакции на одинаковые раздражения [1893, стр. 53].

Таким образом, двигательный компонент присутствует во всех наших представлениях, в процессах памяти, узнавания, мышления. «Узнаем и понимаем мы предметы, – пишет Ланге, – постольку, поскольку они вызывают в нас прежнее к ним отношение, побуждают нас к одинаковой с прежней реакции на них. Воспризнание есть воспроизведение в нас прежней реакции, характерной для данного предмета» [1922, стр. 234].

Равным образом и волевые процессы по существу, согласно Ланге, не только включают в себя движения, но и в значительной мере сводятся к ним. Придерживаясь понимания воли как волевых движений и рассматривая последние как рефлекторные движения, Ланге решительно возражает против попыток его современника й соотечественника философа-идеа- листа Н. Я. Грота считать исходным в волевых процессах так называемые иннервационные ощущения, основой которых являются не центростремительные импульсы, идущие извне в нервные центры, а центробежные. Чувство волевого усилия, столь характерное для волевого акта, Ланге рассматривал лишь как периферическое ощущение [1890, стр. 24].

Вся эта концепция была направлена непосредственно против учения об апперцепции, выдвинутого Вундтом. В то время как Вундт внешнее волевое действие считал продуктом внутреннего волевого действия, Ланге утверждал обратное. «Все психические волевые акты, – писал он, – суть идеальные (в мыслях) повторения реальных действий» [см. «Отчет о диспуте Н. Н. Ланге», стр. 610].

В полном согласии с этим Ланге и познание психики другого человека («чужой психики») считал возможным осуществлять путем изучения тех действий, которые производятся нами в ответ на те или иные раздражители [1912, стр. 16].

Занимая в целом, несмотря на некоторые противоречия в своих взглядах, передовые позиции в решении основных теоретических вопросов, Ланге полностью разделял и характерное для передовой науки отношение к экспериментальному методу исследования. Во вступительной речи [см. «Отчет о диспуте Н. Н. Ланге»] на защите своей докторской диссертации и в ряде других выступлений Ланге отстаивал эксперимент как важнейший метод

психологического исследования, отмечая враждебность к нему философов-идеалистов и так называемых официальных сфер, поддерживавших идеалистическое направление в психологической науке.

Горячим сторонником экспериментальной психологии был также современник Ланге – врач-психиатр и психолог А. Ф. Лазурский. Его большая заслуга состояла в разработке нового, предложенного им метода психологического исследования – естественного эксперимента, проводимого в обычных условиях игры, школьных занятий или других видов деятельности ребенка. Предназначенный первоначально для определения различных сторон личности, степени их развития, их качественных особенностей, этот метод в дальнейшем (уже в послеоктябрьский период) широко применялся советскими психологами для решения различных вопросов не только детской и педагогической, но и общей психологии. Став одним из основных методов советской психологии, он был в дальнейшем существенно усовершенствован.

Положительным в деятельности Лазурского было также и то, что в центре его научных интересов стояли вопросы психологии личности и им был посвящен ряд его работ [1917], [1922], [1925]. Именно для изучения этих вопросов и был предложен им его новый метод. «Мы исследуем личность самой жизнью, – говорил Лазурский в своей речи на III Всероссийском съезде по экспериментальной педагогике, – и потому становятся доступными обследованию все влияния как личности на среду, так и среды на личность. Здесь эксперимент входит в жизнь. Мы исследуем не отдельные психические процессы, как это обычно делается,... а психические функции и личность в целом» [«Естественный эксперимент...», стр. 186].

Большой популярностью в свое время пользовалась предложенная Лазурским [1917] программа изучения личности. Значительное внимание в этой программе уделялось характеристике отношения личности к среде. Однако адекватному анализу этого отношения препятствовала ограниченность теоретической концепции ее автора. В личности Лазурский различал две стороны: эндопсихику, или психофизиологические функции, и экзопсихику – систему отношений личности к среде. Обе они оказались, однако, у Лазурского по существу оторванными друг от друга, причем решающая роль отводилась им первой из них

В результате вопреки стремлению Лазурского сохранить социальный подход к изучению личности, развитие которой, как он говорил, может произойти только в обществе и через

общество, последовательно провести этот подход ему не удалось и доминирующую роль в его концепции приобрели биологизаторские тенденции. В основу классификации личностей, составившей основное содержание его труда, вышедшего под таким заглавием уже после его смерти, им были положены различия людей по природной одаренности, в зависимости от которых якобы складываются и различия по социальному положению.

Эти взгляды были высказаны Лазурским непосредственно перед Октябрьской революцией, полностью опровергнувшей на деле ложные концепции о природной предопределенности социального неравенства, показавшей огромные духовные возможности людей, стоявших до революции на низших ступенях «общественной лестницы» не из-за мнимой природной неода- ренности, но в силу эксплуататорского характера того общественного строя, который был ниспровергнут Великой Октябрьской социалистической революцией.

Несмотря на серьезные ошибки Лазурского, направленность его исследований на целостное изучение личности, на исследование ее в реальных, жизненных ситуациях немало способствовала разработке проблемы личности и эксперимента в отечественной психологии.

Начало экспериментальных психологических исследований в России, так же как и в других странах, падает на последнюю треть XIX в. Первая психологическая лаборатория в нашей стране была основана в 1885 г. в Казани по инициативе Бехтерева при руководимой им клинике душевных и нервных болезней (через 6 лет после создания Вундтом первой в мире психологической лаборатории в Германии (в Лейпциге) и за 12 лет до открытия под руководством Майера первой лаборатории в Англии при университете в Кембридже). В 1894 г. лаборатория Бехтерева была переведена в Петербург, и в то же время (конец XIX – начало XX в.) были созданы лаборатории в ряде других городов: в Москве – А. А. Токарским (по инициативе одного из крупнейших русских психиатров – С. С. Корсакова) и невропатологом Г. И. Россолимо, в Харькове – психиатром П. И. Ковалевским, в Одессе- Н. Н. Ланге, в Киеве-Г. И. Челпановым, в Петербурге-А. П. Нечаевым и А. Ф. Лазурским, в Дерпте (сейчас Тарту, Эстонская ССР) – В. Ф. Чижом. Велась работа по общей, детской и сравнительной психологии и в некоторых других учреждениях страны.

Характерно, что первые психологические лаборатории возникали первоначально при научно практических учреждениях, главным об

разом при клиниках. Непосредственно были связаны с практикой и лаборатории по изучению вопросов развития ребенка, его воспитания и обучения (в частности, лаборатория при Педагогическом музее военно-учебных заведений в Петербурге, возглавлявшаяся А. П. Нечаевым).

Благоприятные возможности для развития экспериментальной психологии в России открылись в 1912 г. в связи с созданием при Московском университете (по инициативе и под руководством профессора Г. И. Челпанова) первого наиболее крупного научного психологического института в России (в настоящее время Институт общей и педагогической психологии Академии педагогических наук СССР). Несмотря на полную неприемлемость теоретических взглядов Челпанова, создание им этого института составляет его бесспорную заслугу перед русской психологической наукой. По экспериментальному оборудованию и масштабу исследований этот институт занимал одно из первых мест среди научных психологических учреждений того времени.

Развертывание исследований по экспериментальной психологии получило отражение в научных журналах того времени (в основном в журналах, освещавших проблемы смежных с психологией наук). Вопросы психологии широко обсуждаются на всероссийских съездах по педагогической психологии и экспериментальной педагогике, происходивших в России в период между 1906 и 1916 гг. (из пяти съездов, собиравшихся в эти годы, первые два были съездами по педагогической психологии, последние же три, хотя и назывались съездами по экспериментальной педагогике, фактически были посвящены психологическим вопросам воспитания и обучения). На съездах велась оживленная дикуссия между сторонниками широкого использования экспериментально-психологических исследований с целью решения практических вопросов педагогики и представителями «умеренного» течения, стремившимися в значительной мере ограничить практическую направленность работ поборников эксперимента, что аргументировалось недостаточной научной обоснованностью опытно-психологических методов того времени, в частности методики тестов умственного развития детей.

Эти споры были отражением более широких и более принципиальных различий в понимании значения эксперимента в психологии, а за этими различиями, в свою очередь, стояли глубокие философские разногласия о самой сущности психического между психологами конца XIX – начала XX в. Представители

идеалистической психологии не отвергали экспериментальный метод, но, понимая сознание как самостоятельное, духовное начало, сводили роль эксперимента лишь к дополнению данных интроспекции.

Один из наиболее видных представителей идеалистической психологии конца XIX в. – Н. Я. Грот в своей работе «Основания экспериментальной психологии» писал: «Объективным может быть только очищенное логической мыслью от всяких субъективных элементов самонаблюдение». Цель психологии, по мнению Грота, изучение «чисто психического содержания... независимо от сопровождающих физических и физиологических процессов» [1896, стр. 34]. Ученик Грота Г. И. Челпанов утверждал, что позиция Сеченова в вопросе об объективном изучении психики имела будто бы «роковое значение для судьбы психологии в России», поскольку «многие еще и теперь при словах эмпирическая, физиологическая, экспериментальная психология» думают, что дело идет о сеченовских рефлексах головного мозга, об отрицании самонаблюдения и т. п., «а с этим, конечно, ни один психолог не согласится» [1896, стр. 145-147].

Борьба материалистического и идеалистического направлений в экспериментальной психологии была лишь одним из звеньев общей борьбы материализма и идеализма в психологической науке. Прогрессивные психологические взгляды передовых русских ученых того времени – в основном представителей естествознания и медицинских наук – встречали сильнейшее противодействие со стороны консервативной части русских дореволюционных психологов (Н. Я. Грот, Л. М. Лопатин, Г. И.Челпанов, А. И. Введенский, Н. О. Лосский и др.), установки которых носили ярко выраженный идеалистический характер, присущий всей вообще «официальной философии» той эпохи. Эта консервативная, а в ряде случаев и резко реакционная часть психологов-философов энергично поддерживалась царским правительством и занимала поэтому все ведущие места в университетах, всячески стараясь не допускать на университетские кафедры прогрессивных представителей психологической науки.

Идейная борьба этой – господствовавшей – части психологов со сторонниками материализма шла вокруг ряда проблем, и прежде всего по поводу психофизической проблемы. Н. Я. Грот, с конца 80-х годов игравший особенно видную роль в идеалистическом лагере, выдвинул «энергетическую» концепцию психики, согласно которой признавалось сущест-

вование особой, психической энергии, не связанной с материей и не только не зависящей от деятельности мозга, но даже, наоборот, воздействующей на его работу, направляющей ее. Внешний мир, по утверждению Грота, «только дает повод своими возбуждениями к разряжению и освобождению, в форме ощущений, чувствований, стремлений и движений, связанной душевной энергии» [1911, стр. 342]. Людям якобы больше неоткуда «взять своего психического содержания, как из самих себя, ибо внешний мир не входит в нас, а только встряхивает нас своими толчками, – следовательно, оно рождается или из ничего, или из потенциальных состояний нашей психической энергии» [1889, стр. 48-49]. Такова, по мнению Грота, должна быть позиция в вопросе о природе психического, будто бы соответствующая последним достижениям естествознания. «В самом содержании новой науки и истин, добытых специальными научными исследованиями, – писал он, – лежит богатый материал для нового, более широкого обоснования учения о духе, существование которого весьма красноречиво, хотя и косвенно, подтверждается (о прямом подтверждении Грот все же не решился сказать. – А. С.) именно новейшими научными открытиями» [1886, стр. 19].

Идеалистической была и теория «психических оборотов», выдвинутая Гротом в его трудах: «Психология чувствований» [1879-1880] и «К вопросу о реформе логики» [1882]. «Психический оборот», согласно Гроту, есть особый вид взаимодействия организма и среды, начинающегося с внешних впечатлений, которые переходят во внутренние впечатления, вызывающие сперва внутренние, а затем – внешние движения, которыми и заканчивается «оборот» [1880, стр. 430]. Поскольку «оборот» у Грота рисуется в виде акта, напоминающего рефлекс, может создаться иллюзорное представление, будто позиция Грота близка к сеченовской. В действительности же между ними имеется кардинальное различие, поскольку Сеченов, говоря о рефлексе, имел в виду материальные процессы в организме, деятельность нервной системы. Грот же рассматривает «психический оборот» как взаимодействие первичных духовных сил со средой.

Ученик Грота Г. И.Челпанов в решении психофизической проблемы отстаивал позицию параллелизма. «Между физическими и психическими процессами не существует никакого причинного отношения». Психический процесс совершается «рядом с физическим процессом» [1896, стр. 141-143]. Признание физических процессов, однако, не означало отказа от борьбы

с материализмом. Материализм, утверждает Челпанов, «невозможен с точки зрения естествознания» [1896, стр. 144], «Отрешение от материалистического взгляда на душевные явления» имеет, по мысли Челпанова, «важное методологическое значение»: оно убережет от теорий, которые «по своей произвольности» якобы «хуже всякой метафизики» [1896, стр. 145] Исходя из такой позиции, Челпанов писал, что «знание функций мозга далеко не может быть необходимо для психолога, как это часто предполагают физиологи». Оно «в высшей степени интересно и полезно само по себе (для самообразования. – А. С.), но не для раскрытия законов психической жизни» [1896, стр. 146].

Горячие споры шли и вокруг другой проблемы – по поводу свободы воли. Материалистическое объяснение Сеченовым произвольных движений и волевых действий и материалистическое решение им вопроса о свободе воли, поддержанное рядом видных естествоиспытателей, вызвали широкую дискуссию по этой проблеме, начатую в конце 80-х годов. Первым из лагеря идеалистов выступил опять- таки Грот, открывший дискуссию докладом в Московском психологическом обществе, а затем развивавший свои взгляды в последующих устных и печатных выступлениях. Согласно Гроту, воля – это «внутренняя деятельность энергии субъекта», без которой ни одна внешняя сила «не приобретет возможности действовать на организм»; это «сверхчувственный», «метафизический» источник «всех изменений и движений в мире»; это «внутренний деятель», независимый от других «деятелей природы», а зависящий от самого себя [1889, стр. XXIX]. Только свою теорию «психического оборота» Грот считал способной разрешить проблему причинности в области сознания, рассматривая волю как «совокупность субъективных движений сознания», основания которой «могут лежать лишь в субъективной оценке воздействий на нас среды и перемен в нашем собственном теле» [1884]. Свободу воли Грот рассматривал как «свободный дар единой изначальной воли – бога», выражая тем самым свои открыто фи- деистские взгляды.

Идеалистические концепции свободы воли как особой «творческой силы» выдвигали также Лопатин, А. Введенский, Лосский. В защиту свободы воли в ее идеалистическом понимании выступал Челпанов, особенно подчеркивавший этическую сторону этой проблемы и утверждавший, что «человек действует в этическом смысле свободно, когда он следует только внутренней причинности». Свободу воли Челпанов трактовал, как он сам говорил, «не в том популярном

значении слова, что она беспричинна, а в том, что наше «я» само является причиной перед судом нашего самосознания; мы или наше «я» есть истинная причина нашего действия» [1897, стр. 46]

На совершенно иных позициях стояли представители передовой науки того времени. В дискуссии, начатой Гротом, с возражениями ему выступил крупнейший психиатр тех лет С. С. Корсаков и его ученик А. А. Токарский. Из психологов прогрессивную позицию занимал Н. Н. Ланге, трактовавший волю как иннервационный импульс, возникающий из чувств или влечений и предшествующий движению; этот импульс нами не сознается, что и создает иллюзию свободы; сознательная же сторона процесса – чувство усилия, испытываемого нами, – есть лишь «сумма ощущений, сопровождающих уже происходящее движение» [1890, стр. 207]. Воля, писал Ланге в другом месте, «вовсе не какая-то специфическая сила, она – практическое знание о целесообразных движениях, – знание, обязанное предыдущим опытам» [1892, стр. 27]. «Волевые движения всегда имеют вторичный характер, обусловленный всегда предварительным совершением движения рефлекторно» [1893, стр. 223] – это положение Ланге весьма близко к тому, что выдвигалось Сеченовым.

Противодействие развитию передовой психологической науки, имевшее место не только в рассматриваемый период, но и на протяжении всей истории отечественной психологии, не ограничивалось только идейной борьбой, а включало в себя и непосредственное преследование приверженцев передовой психологической мысли, причем не только за их участие в политической борьбе – как то было в свое время с Радищевым, Герценом, Чернышевским, но и за чисто научные идеи – как это было, например, с Сеченовым. Признанный международной наукой и передовыми слоями русского общества, ученый в последние годы жизни не был допущен к чтению лекций по физиологии даже на Пречистенских рабочих курсах в Москве.

Все университетские кафедры психологии были заняты «благонамеренными» психологами, пользовавшимися доверием, признанием и всемерной поддержкой царского правительства.

Вместе с тем на развитие научных исследований правительством отпускались самые ничтожные средства, что сильно препятствовало внедрению экспериментального метода, поскольку отсутствовали необходимые для этого психологические лаборатории. В Петербурге – столице царской России – эксперимент нашел себе место только в психологической лаборато

рии Психоневрологического института, созданного по инициативе Бехтерева и существовавшего на общественные средства (руководитель психологической лаборатории – А. Ф. Лазурский), и при Педагогическом музее военно-учебных заведений, где была открыта уже отмеченная выше экспериментально-психологическая лаборатория, возглавлявшаяся А. П. Нечаевым. В столичном же университете психология перед Октябрьской революцией преподавалась решительными противниками эксперимента: кантианцем Введенским и интуитивистом Лосским.

Даже на создание психологического института в Московском университете, где кафедра психологии возглавлялась в то время вполне «благонадежным» профессором-идеалистом Челпановым, правительство средств не отпустило и институт был создан на деньги, пожертвованные частным лицом.

Показательны в этой связи слова крупного русского естествоиспытателя Тимирязева по поводу речи Павлова «Естествознание и мозг» на XII съезде естествоиспытателей и врачей в 1909 г. Призывая в своей речи к материалистическому изучению психики, на основе объективных методов, Павлов обращался к московским меценатам с призывом оказать содействие успешно начатому делу. Однако «речь его (Павлова. – А. С.), – пишет Тимирязев, – оказалась гласом вопиющего в пустыне. Мало того, по какой-то иронии судьбы газеты вскоре оповестили, что меценат нашелся, явилось крупное пожертвование для постройки института, но не для «великого физиолога земли русской», а для одного из московских «психологов-метафизиков». Этим психологом-метафизиком» был Челпанов.

Таким образом, творческое развитие передовой психологической мысли в дореволюционной России всемерно тормозилось и личными гонениями на ее представителей, и передачей всей университетской психологии в руки консерваторов и реакционеров, и отказом в какой- либо материальной поддержке для развертывания исследовательской работы. Основной психологический журнал «Вопросы философии и психологии» возглавлялся сперва идеалистом Гротом, а затем его единомышленником Лопатиным. Представители этого реакционного направления руководили и Московским психологическим обществом. Нужна была коренная перестройка всей общественно-политической жизни страны, чтобы передовая наука, в том числе психологическая, могла успешно развиваться. Эту возможность и принесла ей Великая Октябрьская социалистическая революция.

Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2, т. 23.

Ленин В. И. Полное собрание сочинений, тт. 1, 5, 18, 20, 21, 25, 29.

Ананьев Б. Г. Очерки по истории русской психологии XVIII и XIX веков. М., Госполитиздат, 1947.

Антонович М. А. Избранные философские сочинения. М., Госполитиздат, 1945.

Белинский В. Г. Полное собрание сочинений в 13-ти томах. М., Изд-во АН СССР, 1953-1959.

Белинский В. Г. Письма в 3-х томах. Спб., 1914.

Бехтерев В. М. Психика и жизнь, 1904.

Бехтерев В. М. Объективная психология. Вып. 1. Спб., 1907.

Бехтерев В. М. Общие основы рефлексологии человека. Изд. 3. Л., Госиздат, 1926.

Бехтерев В. М. Коллективная рефлексология. Пг., «Колос», 1921.

Бочоришвили А. Т. Основы эмпирической психологии Г. Кикодзе. «Труды Института психологии им. Д. Н. Узнадзе АН ГрузССР», т. 7, 1950.

Будилова Е. А. Борьба материализма и идеализма в русской психологической науке. М., Изд-во АН СССР, 1960.

Будилова Е. А. Учение И. М. Сеченова об ощущении и мышлении. М., Изд-во АН СССР, 1954.

Быков К. М. Учение И. П. Павлова и современное естествознание. Сб. «Учение И. П. Павлова и философские вопросы психологии». М., Изд-во АН СССР, 1952.

Вагнер В. А. Биологические основания сравнительной психологии. Спб. – М., изд. т-ва М. О. Вольф, 1910-1913.

Вагнер В. А. Возникновение и развитие психических способностей. М., 1924-1929. _ч

Введенский А. И. Психология без всякой метафизики. Изд. 3. Пг., 1917.

Введенский Н. Е. Иван Михайлович Сеченов. Сб. работ И. М. Сеченова, И. П. Павлова, Н. Е. Введенского «Физиология нервной системы», т. 1. М., Изд-во медицинской литературы, 1952.

Вержболович М. И. Обзор главнейших направлений русской психологии. Харьков, 1895.

Воскресенский В. (арх. Гавриил). История философии, 1839-1840.

Галич А. И. Картина человека, 1834.

Герцен А. И. Собрание сочинений в 30-ти томах. М., Изд-во АН СССР, 1954.

Герцен А. И. Избранные педагогические высказывания. М., Изд-во АПН РСФСР, 1951.

Гогоцкий С. С. Программа психологии. Из университетских лекций в ун-те Св. Владимира. Вып. 1. Киев, 1880.

Годына М. К. Психологические идеи И. Я. Франко. Сб. «Очерки по истории отечественной психологии XIX века». Ч. I. Под ред. Г. С. Костюка. Киев, 1955.

Грот Н. Я. Психология чувствований в ее истории и главных основах. Спб., 1879-1880.

Грот Н. Я. К вопросу о реформе логики, 1882.

Грот Н. Я. К вопросу о свободе воли. «Одесский листок», 1884, № 8 и 9.

Грот Н. Я. К вопросу о свободе воли. «Русское богатство», 1884, № 3.

Грот Н. Я. Еще о свободе воли. Письмо к редактору журнала «Русское богатство». Спб., 1884.

Грот И. Я. О душе в связи с современными учениями о силе. Одесса, 1886.

Грот Н. Я. О свободе воли. «Труды Московского психологического общества». Вып. 3. М., 1889.

 

 

Литература

Грот Н. Я. Критика понятия свободы воли в связи с понятием причинности. «Труды Московского психологического общества». Вып. 3. М., 1889.

Грот Н. Я. Основания экспериментальной психологии. М., 1896.

Грот Н. Я. Автобиографический очерк. Сб. «Николай Яковлевич Грот в очерках, воспоминаниях и письмах». Спб., 1911.

Гучас А. С. Развитие психологии в Литве, 1968 (на лит. яз.).

Гучас А. С. Основные вехи истории литовской психологии. «Тезисы докладов на I съезде Общества психологов». Вып. 1. М., 1959.

Гучас А. С. Основные этапы развития психологической мысли в Литве. «Вопросы психологии», 1970, № 4.

Добролюбов Н. А. Полное собрание сочинений в 9-ти томах. М.-Л., «Художественная литература», 1961- 1964.

Дядьковский И. Е. Сочинения. М., 1954.

Естественный эксперимент и его школьное применение. Под ред. А. Ф. Лазурского. Пг., 1918.

Закуев А. К. Психологические воззрения Насирэддина Туси. «Труды Института истории и философии АН АзССР», т. IV, 1955.

Закуев А. К. Психология Ибн-Сины. Баку, 1958.

Закуев А. К. Арабоязычная психология на Ближнем и Среднем Востоке в средние века. «Вопросы психологии», 1959, № 4.

Из истории русской психологии. Под ред. М. В. Соколова. М., Изд-во АПН РСФСР, 1961.

Исаева З. П. Психологические взгляды Бехтерева в до- рефлексологический период его деятельности. Авто- реф. канд. дис. М., 1952.

Кавелин К. Д. Собрание сочинений. Спб., 1899.

Каганов В. М. Мировоззрение И. М. Сеченова. Госполитиздат, 1948.

Ковалевский Н. О. Публичные лекции и речи. Казань, 1892.

Колубовский Я. Материалы для истории философии в России. «Вопросы философии и психологии», 1890, кн. I (5). Приложение 1.

Костюк Г. С. Ушинский как психолог. «Коммуни- стична освита», 1941, № 2, (на укр. яз.).

Костюк Г. С. Герцен как психолог. «Радянська школа», 1945, № 1-2 (на укр. яз.)

Костюк Г. С. О психологических идеях М. Горького. «Радянська школа», 1946, № 3 (на укр. яз.).

Костюк Г. С. Психологические взгляды Т. Г. Шевченко. «Радянська школа», 1949а, № 2 (на укр. яз.)

Костюк Г. С. Психологические взгляды В. Г. Белинского. Киев, 19496 (на укр. яз.).

Костюк Г. С. Психологические взгляды Г. С. Сковороды. Сб. «Очерки по истории отечественной психологии XVII-XVIII вв.». Под ред. Г. С. Костюка. Киев, 1952 (на укр. яз.).

Костюк Г. С. Психологические идеи В. Г. Белинского. Сб. «Очерки по истории отечественной психологии XIX века». Ч. 1. Под ред. Г. С. Костюка. Киев, 1955 (на укр. яз.).

Костюк Г. С. Русско-украинские связи в формировании передовой отечественной психологической мысли. «Известия АПН РСФСР». Вып. 65. Под ред. Н. А. Константинова, 1955.

Костюк Г. С. Вопросы психологии в трудах А. И. Герцена. Сб. «Очерки по истории отечественной психологии XIX века». Ч. 1. Под ред. Г. С. Костюка. Киев,

1955.

Коштоянц X. С. Иван Михайлович Сеченов. М., 1945.

Лазурский А. Ф. Очерк науки о характере. Изд. 3. Пг., 1917.

Лазурский А. Ф. Об естественном эксперименте. «Труды Первого Всероссийского съезда по экспериментальной педагогике». Спб., 1911.

Лазурский А. Ф. Классификация личностей. Пг., 1922.

Лазурский А. Ф. Психология общая и экспериментальная. Изд. 3. Л., ГИЗ, 1925.

Ланге Н. Н. Душа ребенка в первые годы жизни. Спб., 1892.

Ланге Н. Н. Психология. М., 1922.

Ланге Н. Н. Психологические исследования, 1893.

Ланге Н. Н. История нравственных идей XIX века. Ч. 1. Спб., 1888.

Ланге Н. Н. Механизм внимания. «Русская школа», 1891, № 1.

Ланге Н. Н. Элементы воли. «Вопросы философии и психологии», 1890, кн. 4.

Ланге Н. Н. Теория В. Вундта о начале мифа. «Записки Одесского Общества истории и древностей», 1912.

Лесгафт П. Ф. Избранные и педагогические сочинения. Тт. 1 и 2. М., Изд-во АПН РСФСР, 1951.

Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. Тт. 1- 8. М., Изд-во АН СССР, 1948-1955.

Любовский П. Краткое руководство к опытному душе- словию, Харьков, 1815.

Мазманян М. А. Из истории армянской психологической мысли. Сб. научных трудов психологической лаборатории при Ереванском армянском пединституте, 1959.

Мазманян М. А., Гарнбян М. А. Ширван-Заде как психолог. Сб. научных трудов Педагогического института им. Абовяна, № 7. Ереван, 1959.

Мухин Е. О. Курс анатомии. Ч. 7. М., 1818.

Мухин Е. О. О местоположении и действиях чувствилища. М., 1817 (на лат. яз.; цитируется по ст. Е. А. Шумилина «Русские предшественники И. М. Сеченова». Сб. «Очерки по истории русской психологии». Под ред. М. В. Соколова. Изд-во МГУ, 1957).

Мясищев В. Н. В. М. Бехтерев – замечательный ученый, врач, педагог, общественный деятель. Киров, 1956.

Новиков Н. И. Избранные сочинения. М.-Л., ГИХЛ, 1951.

Отчет о диспуте Н. Н. Ланге. «Вопросы философии и психологии», 1894, кн. 4 (24).

Очерки по истории отечественной психологии XVII- XVIII вв. Под ред. Г. С. Костюка. Киев, «Радянська школа», 1952 (на укр. яз.).

Очерки по истории отечественной психологии XIX века. Под ред. Г. С. Костюка. Киев, «Радянська школа», 1955 (на укр. яз.).

Очерки по истории отечественной психологии конца XIX-начала XX столетия. Под ред. Г. С. Костюка. Киев, «Радянська школа», 1959.

Очерки по истории русской психологии. Под ред. М. В. Соколова. Изд-во МГУ, 1957.

Павлов И. П. Полное собрание сочинений. Изд. 2, тт. 3 и 4. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1951.

Павлов И. П. Письмо профессору Г. И. Челпанову. «Вопросы психологии», 1955, № 3.

«Павловские среды». Тт. I, II, III. М., Изд-во АН СССР, 1949.

Пантелеев Л. Ф. Из воспоминаний прошлого. М., 1934.

Пелех П. М. Психология в Киевско-Могилянской коллегии XVII в. Автореф. канд. дис. Киев, 1949.

Пелех П. М. Психология в Киевской академии в XVIII в. Сб. «Очерки по истории отечественной психологии XVII-XVIII вв». Под ред. Г. С. Костюка. Киев, 1952.

Пелех П. М. Русско-украинское единство в развитии отечественной психологии. «Радянська школа», 1954, № 5.

Петровский А. В. Петр Любовский – передовой русский психолог начала XIX в.