Глава одиннадцатая Операция «Цунами» началась

 

Ровно в шесть часов морозного, метельного утра следующего дня, Форд убойного отдела доставил Серомышина из дома к зданию отдела милиции. К этому времени Сыроежкин уже успел на служебном уазике проехать по домашним адресам и привезти к месту сбора едва проснувшуюся, помятую Валю Воробьеву и в контрасте с ней необычайно бодрого оперативника Семяненко, который в салоне машины, размахивая руками пытался развеселить девицу свежими белорусскими анекдотами. Валя, упершись лбом в стекло пассажирской двери, дремала, едва реагируя слабо подергивающимися бровями на хохот довольного своими шутками рассказчика. Сонный, зябко зевающий Вова Загуляев, стоял у крыльца отдела и угрюмо наблюдал как под руководством Сыроежкина милиционер – водитель УАЗа Колюня Докучаев загружал в машину полученные из оружейной комнаты боевую стальную каску, тяжелый свинцовый бронежилет, магазины с боеприпасами для автомата Калашникова и, собственно, сам автомат. Серомышин в свою очередь, потрогал рукой наплечную кабуру и, убедившись, что табельный пистолет на месте, вышел из машины. Потянулся, вздохнул морозный но явно не свежий от выхлопов трубы Южной ТЭЦ купчинский воздух, и подняв голову, посмотрел на слабо мерцающие в скором рассвете звезды, накрываемые зловещими черными тучами со скрывшимися в них снежными зарядами, отчего, казалось, предстоящий день не предвещал ничего хорошего. Осмотрев мрачное небо, взгляд Серомышина упал на освещенное окно третьего этажа отдела милиции из которого, за сборами оперативной группы, наблюдало чье – то бледно – серое человеческое лицо, наполовину закрытое шторой. Как видно, чужой взгляд почувствовал на своей спине и Вова Загуляев. Он также поднял голову и встретился глазами с человеком в окне. После чего неожиданно быстро развернулся, в два прыжка подбежал в служебному Форду и, проникнув в салон, нажал на фиксатор замка дверей. Лицо в окне исчезло. Не прошло и минуты как на крыльце отдела показался оперативник Жук.

– Слушай, Серомышин, куда это вы собрались в такую рань? Оружия набрали… В Чечню что ли?

– А ты, Вадик, что в отделе в шесть утра забыл?

– А я в ночь дежурил. Ночь тихая. Ни одной заявки. Так бы и спал до девяти часов если бы вы на улице не шумели. И хорошо что шумели и меня разбудили. Вижу Вова Загуляев с вами. Он то мне как раз и нужен. Выходи, Вова на беседу.

– Ты, Вадик, Вову не трогай, он мне сегодня помогает.

– Сначала я с ним разберусь, а потом уж пусть тебе помогает… Если жив останется. Ха‑Ха. Выходи, Вова, подлый трус.

Загуляев забился внутрь салона Форда и не подавал признаков жизни.

– Вадик, иди спи и Вову не трогай. Не срывай нам операцию.

– Какая там у вас операция может быть с этим козлом недобитым? А эту б… Воробьеву вы зачем загрузили? Для группового секса?

– Что мы будем делать с Вовой и Валей, тебя Вадик не касается.

– Меня, Серега, в моем районе все касается. Загуляева я у вас забираю минут на двадцать. Отойди и лучше мне не мешай.

Жук, отстранив рукой Серомышина, подошел к Форду и безуспешно стал дергать дверную ручку, предусмотрительно заблокированную спрятавшимся в чреве машины Загуляевым.

– Жук, не ломай машину, – вмешался в происходящее Сыроежкин. – Иди в отдел и чтобы я тебя рядом с Вовой больше не видел.

– Ты чего, Толик, борзеешь? Если убойный отдел так значит очень крут? Я ведь и на твою крутую задницу найду член с винтом…

Сыроежкин подошел к Жуку, положил на его сутулое плечо свою могучую ладонь и не сказал, а ласково прошипел в ухо оторопевшего оперативника:

– Я тебе, Вадик Жучара, за Вову ноги переломаю и уши твои членоногие ментовские отстригу. Про Вову забудь навеки. Как мент мента тебя по – братски предупреждаю.

Жук на мгновение оторопел и как – бы задумался, потом, дернув плечом, сбросил руку Сыроежкина и повернувшись, отправился в отдел. Перед входом обернулся, процедил сквозь зубы:

– Ладно, ребята, разберемся еще… у кого из нас уши длинее…

Сыроежкин, нахмурившись, смерил Жука уничтожающим взглядом.

– Угрожать мне что – ли вздумал, Вадюша? Иди, занятие себе найди. Патронов у бомжей поищи. Ты же мастер по таким делам.

Жук, невнятно проворчал в ответ что‑то нецензурное, и окончательно проявив свою неприязнь к присутствующим, громко высморкался на ступени перед входом, после чего скрылся за дверями отдела, провожаемый недобрыми взглядами коллег по борьбе с преступностью.

Через десять минут сборы были закончены и оперативная группа колонной из двух машин выехала на занесенную снегом Купчинскую улицу. В головном Форде управляемом Сыроежкиным, разместились Серомышин и Загуляев. В следом двигающемся Уазике, продолжал балагурить Семяненко, развлекая Валю, окончательно проснувшуюся после появления Жука, упомянувшего ее имя. На белорусские шутки оперативника реагировал только древний для службы в милиции пятидесятилетний водитель Колюня Докучаев, улыбавшийся беззубым ртом и косившийся хитрым правым глазом на беспокойное Валино лицо. После отъезда машин свет в окне на третьем этаже отдела милиции сразу же погас и этот факт не ускользнул от внимания Воробьевой, устремившей мимолетный напряженный взгляд в салонное зеркало заднего вида. Автомобили повернули на улицу Димитрова. Купчинская улица опустела. Спальный район все еще спал и, казалось, не хотел просыпаться в это морозное, метельное утро. Один только помощник дежурного, задремавший было в наступившей тишине у оперативного пульта дежурной части, встрепенулся, услышав торопливые шаги спускавшегося с третьего этажа человека.

 

* * *

 

Через час скоростной езды по Мурманскому шоссе показался наполовину занесенный снегом дорожный указатель населенного пункта Синькино. Черные, на фоне снежной целины, бревенчатые дома уже протапливались привыкшими рано вставать немногочисленными местными жителями, и разномастные печные трубы источали в сторону темнеющего по краю поселка соснового леса тонкие струйки ароматного дыма.

– Хорош дымок из березовых дров, – вдыхая носом морозный воздух и потягиваясь, жмурился от удовольствия Серомышин, первый покинувший прокуренный салон служебного автомобиля.

– Да, это тебе не пропахший вонючими грузовиками проспект Славы. Ляпота‑а, – поддержал друга Сыроежкин, наблюдая как Загуляев, выскочив из машины, стал всматриваться в древнее покосившееся строение, одиноко стоящее у леса на краю деревни. – Давай Вова, бери под руку Валю и идите в сторону ее домика. Если Семенов вас заметит, непременно выскочит тебя побить. Только ничего и никого не бойся. Мы будем рядом и подоспеем вовремя.

Загуляев тяжело вздохнул, подал руку Ворбьевой, лениво вылезающей из высокой кабины Уазика и парочка, обнявшись, изображая влюбленных в зимнюю природу туристов, неспеша направилась к темнеющему у леса домику. Серомышин, Сыроежкин, Семяненко и Докучаев, оставив машины на дороге у вьезда в деревню, стали обходить место захвата с трех сторон. В домике Воробьевой было тихо. Печная труба не дымила, а окна были темны. Осторожно открыв слегка заскрипевшую калитку, Воробьева, медленно подошла к небольшой веранде дома и стала всматриваться в окна, покрытые морозными узорами. Загуляев вслед за Валей подкрался к входной двери и собрался уже начать стучать и кричать, как было условлено согласно плану операции. Но, неожиданно, на веранде раздались торопливые шаги и дверь с шумом открылась, ударив Загуляева по лбу. Вова от неожиданности упал в снег и мимо него, ничего и никого не замечая вокруг, пробежал Семенов, одетый в спортивные отвисшие на коленях штаны и рабочий ватник на голое тело. Загуляев, потиравший ушибленный лоб и отпрянувшая от окна Воробьева, проследили как Сеня скрылся в деревянном слегка завалившемся на бок туалете, одиноко стоявшем в углу приусадебного участка.

– Э, как его прихватило! – удивился резвости перемещений Семенова, наблюдавший за происходящим из – за сарая со стороны леса Серомышин. – Что будем делать Толик? Подождем пока облегчится?

– Будем брать парня прямо в сортире, и мочить на месте как нас учил родной президент, – принял мгновенное решение Сыроежкин.

Через три минуты, все еще сидевший в туалете Семенов, услышал приближающиеся со всех сторон к месту его утреннего моциона шаги, громко хрустевшие на морозном снегу. Не успев сообразить, что сие явление означает, и зачем столько народу одновременно решило посетить занятое им заведение, Сеня тихим голосом спросил окружающее пространство:

– Кто там?

– Сто грамм, – прозвучал ответ Сыроежкина.

– Не понял, кто?

– Конь в пальто. Выходи, гражданин Семенов, с поднятыми руками и, не одевая штанов. Туалет окружен, заминирован и подготовлен к подрыву. Резких движений делать не рекомендую.

Из дверей туалета выглянуло испуганное Сенино лицо.

– Да понял я, понял. Сдаюсь. Штаны хоть дайте одеть.

Пока Семенов покидал место своего последнего пристанища и покорно отдавался в руки представителей закона в лице Сыроежкина и Серомышина, Докучаев и Семененко проникли в незапертую дверь дома. После осмотра комнат, подвала и мансарды в виде чердака стало ясно, что Сеня проживал в домике один. Он вел холостяцкий образ жизни, о чем говорили жуткий беспорядок и горы немытой посуды, но, тем не менее, активно принимал гостей и занимался бизнесом. Пепельницы на неубранных столах были полны окурков. Стаканы с недопитой жидкостью указывали на то, что за столом пиршествовало не менее трех человек. По углам комнат стояли новые унитазы со сливными бачками и нераспечатанные коробки с комплектами биотуалетов.

– ОАО «Керамин», город Минск, – прочитал со счастливой улыбкой на лице Семяненко на одной из коробок. – Наши туалетики, белорусские. Спасибо президенту Лукашенко, научил их леженей трудиться. Теперь они работают, унитазы строят, а не поют как раньше: вот я лягу, прилягу…

Сыроежкин ввел в дом, скованного наручниками Семенова и усадил его на стульчак одного из унитазов, язвительно заметив при этом, что: «срантехник должен знать свое место». Постепенно комнаты заполнили все участники операции.

– Сенюшка, ты чего такой бардак в доме навел, – осматривая свою древнюю недвижимость возмущалась Воробьева. – Я тебе поросенку и пемолюкса для мытья посуды привозила и стиральных порошков…

– И ментов ты мне привезла, за все спасибо, Валюша…

– Да, и ментов. Все тебе привезла, а ты грязью зарос, мышей и тараканов развел. Ничего, теперь тебя в тюрьме приучат к порядку.

Семенов, с тоской посмотрел на Воробьеву, с искоркой злобы в глазах стрельнул взглядом на Загуляева и обреченно опустил голову. Оценив ситуацию, Сыроежкин, помня о том, что лучше всего колоть преступника в состоянии шока от неожиданного задержания, приступил к допросу.

– Подними головку, Уролог.

Сеня вздрогнул. Обиженно посмотрел исподлобья на оперативника.

– Какой это я еще уролог? Сантехником я работаю. Семенов моя фамилия.

– Ты, Сеня, не только срантехник, но и убийца, бандит с большой дороги.

– Это кого я убил? Я в жизни муху пальцем не обидел.

– Давай разбираться. У погибшей гражданки Леонтьевой ты унитаз чинил?

– Чинил, но ее пальцем не трогал. Она соседей залила, меня и вызвали.

– Давай дальше. У гражданина Пшенко унитаз чинил?

– Чинил, но…

– Никаких но, – подключился к допросу Серомышин. – Ты зачем заставил инвалида Пшенко Соловьеву Валентину Андреевну напугать? Зачем предлагал Соловьевой уехать в деревню? Почему эти люди исчезли после твоих ремонтов сантехники?

– Где их трупы? – наседал с другой стороны Сыроежкин.

– Какие трупы?

– Семяненко, давай сюда резиновую палку.

– Счас я табэ вставлю пару палок, – оживился Семяненко, доставая из – за пояса спецсредство ПР‑70. – У ну снимай штаны.

Семенов испуганно зашмыгал носом.

– Не надо никаких палок мне вставлять. Живы и здоровы ваши Пшенко и Соловьева. На другом конце деревни живут.

– С чего вдруг они в колхозники подались?

– Я, ребята, сейчас вам все объясню. Попал я в банду действительно. Не спорю. Но не по своей воле. Сотрудничал я с риелторскими конторами. Работа моя сантехническая связана с посещением квартир. Денег платят не много. Ну и нашел халтуру. Выявлял где алкаши живут, да сообщал адреса в агенства недвижимости. Они мне за услуги немного платили. А потом с Мусой Велиевым познакомился. Он мне десять процентов предложил платить от стоимости квартиры, в которой я алкашей обнаружу и предложу им переехать с доплатой за город. Мне такие условия понравились. Я лично в этом никакого криминала не видел. Меньше будет пьяни – чище в подъездах и спокойней в районе. Две – три сделки провели, Муса на себя квартиры оформил, мне неплохой процент отстегнул. А куда жильцы девались я и понятия не имел. Откуда я знал, что они их отравили?

– Кто они?

– Велиев, да племянники его Тозик и Айваз.

– Откуда ты узнал, что они людей травят?

– Мне Муса сам по пьяни проговорился что водку клиентам носит во – первых, бадяжную, во – вторых с порошочками. А когда Леонтьева погибла, мне Тозик предлагал клофелину налить Соловьевой. И тогда я все понял, отчего народ мрет. Но Соловьева – то не пьяница, просто бабка веселая, но с приветом чуть – чуть. Мне ее жалко стало. Отказался я ее травить. А чтобы жизнь сберечь, уговорил уехать в деревню. Она глупая согласилась.

– Ты, Сеня, даже если, допустим, никого и не убивал, все равно совершил, как минимум, укрывательство тяжкого преступления. И за это понесешь уголовную ответственность.

– А вот ничего я как раз и не укрывал. Я все честно рассказал сотруднику уголовного розыска вашего 101 отдела.

– Это кому это?

– Жуку Вадиму Степановичу. Я ведь внештатник у него.

– Да? А Жук что?

– А ничего. Сказал мне, чтобы я молчал и продолжал сотрудничать с Мусой, а он сам во всем разберется. Даже приказал мне продолжать алкашей выявлять. А если не соглашусь, обещал посадить.

– За что?

– Был за мной грешок. Я ведь раньше судим был за квартирные кражи. Талант у меня. С детства любой замок открою. Люблю технику и сантехнику. И вот однажды поймал меня Жук при попытке открыть один замочек. Я и украсть ничего не хотел, просто замочек был интересный. Чудной замочек. Мне его захотелось попробовать открыть. Жук меня задержал при этом занятии. Я чтобы откупиться пятьсот долларов ему предложил коллекционных. Мы их с Вовой Загуляевым в лесу откопали. Жук доллары забрал, но попросил все остальные отдать для экспертизы на подлинность. И забрал у меня все восемь тысяч, да так и не отдал. Сказал, что они испортились при проведении экспертизы, и даже какой – то документ показал. Но зато про вскрытый замочек забыл, дело не завел.

– Врешь ты, Сеня, все про доллары, – вступил в дискуссию Загуляев. – Ты их сам все прикарманил, а на Жука сваливаешь.

– Дурачок ты Вова. Если хочешь знать, то Жук тебя в покое не оставит. Он ведь думает что ты знаешь где остальные пятьсот тысяч лежат. И пока ты ему все не расскажешь, не жить тебе Вова.

– Откуда он про остальные бабки узнал?

– От меня. Попадешь к Жуку на экзекуцию – все расскажешь, когда он тебе пальцы рук в дверном проеме прищемит. Я после такого допроса две недели не мог гаечный ключ в руках держать.

Семенов показал присутствующим свои руки, со следами неизвестно когда и от чего полученных повреждений. Сыроежкин недоверчиво покачал головой:

– Ты нам, Сеня, на жалость не дави. У нас методы погуманнее, но зато покруче.

– Что может быть круче переломанных пальцев?

– А вот не будешь нам всю правду говорить, тогда узнаешь наши методы. Скажи, Семяненко?

– А як же! – подтвердил белорус, поигрывая резиновой дубинкой.

– Вы мне его мужиком – то, хоть оставьте. Пригодится еще, – пожалела Сеню Воробьева.

– Я итак вам всю правду говорю. Как на духу, – клятвенно закивал головой Семенов.

– Ну рассказывай тогда дальше, что с тобой Жук еще сделал, – продолжал наседать на задержанного Сыроежкин.

– Да ничего больше плохого не делал. Приказал только стучать на всю округу и даже во внештатники записал. Удостоверение барабана выдал. А еще приказал с Мусой работать. А если откажусь, грозился посадить, наркоты подложить. Ну, сами знаете какие у вас методы. Так и попал я в банду. Но не по своей воле.

– И кто же в этой банде руководитель, Муса что‑ли?

– Формально Муса. Но фактически кто‑то из милицейского руководства.

– Да, Семенов. Мы с тобой так и начальника главка арестуем. Расскажи лучше, где Тозик и Айваз прячутся?

– Да на другом конце деревни живут. В подвале держат Пшенко и Соловьеву.

– Оружие у них есть?

– Скорее всего есть. Во всяком случае, патроны пистолетные у них на столе я видел.

– Сейчас они в доме?

– В доме. Нотариуса ждут. Сегодня к ним нотариус должен приехать дарственную оформлять. Пшенко с Соловьевой свое городское жилье Велиеву подарят, не выходя из подвала.

– Какой еще нотариус, не с Пловдивской ли улицы?

– Это я не знаю. Какой – то свой у них нотариус. Но Пшенко и Соловьева уже на все согласны.

– Так, ребята. Все ясно, – подвел итог Сыроежкин. – Сейчас идем брать кавказских братьев. Воробьева остается в доме. Дверь никому не открывать. Загуляев и Семенов показывают нам пути подхода, в том числе и скрытные к дому, где сидят наши бандиты с заложниками.