Глава двенадцатая Бойня в деревне Синькино

 

В восемь часов утра, в небольшом, добротном домике на противоположном от дома Воробьевой краю деревни были освещены два окна закрытые цветастыми занавесочками. Несмотря на утреннее время, северная зимняя ночь еще не отступила. На деревенских улицах, лишенных освещения было темно, а валивший с неба крупными хлопьями снег в дополнение к темноте не позволял увидеть ни человека, ни близлежащие строения дальше пятидесяти метров. Лишь тусклый свет из окон домика слабо освещал лица людей собравшихся у дровяного сарая в тридцати метрах от крыльца строения.

Сыроежкин отдавал последние распоряжения участникам операции:

– Значит так. Погода шепчет: займи, но выпей. То есть скрытный подход нам природой обеспечен. Поэтому работать будем быстро, четко и аккуратно. Семенов тихо подходит к дому и стучится в дверь. Если что спросят, скажешь по срочному делу. Как только дверь откроют, первым заходит Сеня, за ним я и Семяненко. Кладем всех на пол и задерживаем. С улицы у окон нас прикрывают Серомышин и Докучаев. За окрестностями наблюдает Загуляев. Оружие применять только в случае вооруженного сопротивления. Все по местам. Семенов, пошел…

Однако неожиданно в утренней деревенской тишине из освещенной комнаты домика явственно послышался звонок сотового телефона. Раздался голос мужчины, разговаривавшего с кавказским акцентом. Свет в комнате мгновенно погас и домик погрузился во тьму.

– Что за черт? – выругался Сыроежкин. – Их что, кто – то предупредил о нашем подходе? Семенов пошел, стучи в дверь.

Семенов подошел к входной двери домика, и как только оперативники заняли свои места с двух сторон от входа, громко постучал:

– Тозик, Айваз, это я, Сеня, откройте, дело есть.

За дверью послышался шум. Упало какое – то ведро. Лязгнуло железо, как будто патрон досылался в патронник. Сеня попятился, сделал шаг назад.

– Мэнтов навел, да? – раздался голос из‑за двери дома. – Умри, собака.

Раздался пистолетный выстрел. Пуля, прошедшая сквозь дверь попала в Семенова, который с диким криком упал на снег, обагрившийся кровью из простреленной руки. Сыроежкин и Семяненко, бросив на произвол судьбы барахтающегося в снегу Сеню, побежали один к сараю, где притаились Серомышин с Докучаевым, а другой к толстой березе видневшейся на краю приусадебного участка. Вдогонку им прозвучали еще два выстрела, не достигшие целей.

– Ничего себе заявочки, – доставая пистолет, удивился развитию событий Серомышин.

Дом подвергся обстрелу. Докучаев произвел очередь по окнам дома из автомата. Зазвенели разбитые оконные стекла. Упали занавесочки. По дому стреляли из пистолетов Серомышин и спасшийся от бандитских пуль Сыроежкин. Окрестности огласились шумом выстрелов. Злобно лаяли деревенские собаки. Семяненко спрятавшись за толстой березой и в волнении забыв снять предохранитель, судорожно но безуспешно нажимал на спусковой крючок табельного пистолета. Пистолет молчал. Семяненко выкрикивал белорусские ругательства. Докучаев, расстреляв автоматный магазин, перезаряжал оружие. Наконец – то заговорил пистолет Семяненко. Из окон дома огрызались редкими пистолетными выстрелами.

– Сдавайтесь, идиоты. Дом окружен. Гарантирую жизнь и горячий чай, – крикнул из – за сарая Сыроежкин.

– Я сэйчас тибэ сам дам чаю, мэнт поганый, – ответили из дома.

То, что произошло после этого, не ожидал никто. С чердака дома по сараю, под прикрытием стены которого готовил к бою автомат Докучаев, ударила длинная пулеметная очередь. Пули прошили стены сарая, во все стороны полетели щепки и куски дерева. Докучаев с удивлением обнаружил, что его зимняя форменная шапка слетела с головы и дымится в метре от строения.

– Стреляй Докучаев, – кричали с другой стороны сарая Серомышин и Сыроежкин. Докучаев подбежал к ним и залег рядом.

– Чем стрелять – то? Я всего два магазина в дежурке получил. Кто же знал, что тут война получится. И вообще ребята, у меня уже пенсия в кармане. Зачем мне такие разборки? Шапку прострелили. Я теперь прицельно стрелять не могу, голова мерзнет.

– Дай сюда автомат, – гневно сверкнул глазами на коллегу Сыроежкин.

– Бери, там всего тридцать патронов.

Сыроежкин высунулся из‑за стены сарая и произвел по чердаку дома две длинные очереди, израсходовав все патроны.

В ответ теперь уже не с чердака, а из окна дома прозвучала еще одна пулеметная очередь, взъерошившая снег и осыпавшая слоем опилок головы участников операции.

– Мэнты, уходыте, и мы уйдем. Даем двэ мынуты, – кричали из дома.

– Толик, чего делать‑то будем? – спрашивал друга оглушенный выстрелами Серомышин, – у меня только один магазин остался – восемь патронов.

– Да у меня, Сережа, не больше. Я понять не могу, они пулемет с чердака вниз, в комнату перенесли или у них два пулемета? Не знаю чего делать. Может дом поджечь, как немцы в войну делали? Выкурим паразитов…

– Нельзя Толик. Чужое имущество спалим. Да ведь в доме люди могут быть, заложники – Соловьева и Пшенко.

Со стороны дома подполз раненый в руку, охающий Семенов, причитавший плачущим голосом:

– Сваливать надо мужики, везите меня в больницу скорее. Помру я.

– Не помрешь, Сеня. Валя тебя вылечит, – с сарказмом заявил, прибежавший со стороны леса Загуляев. – Ползи к ней, не мешай твоих друзей мочить.

– Вова, перевяжи его чем – нибудь, – разглядывая кровоточащую руку Семенова, предложил Серомышин.

– Обойдется.

– Жесток ты Вова к бывшим товарищам.

– Сергей Клавдиевич. Я вот тут окрестности осматривал когда вы войну устроили. Со стороны леса, в ста метрах отсюда, дорога есть. Там машина стоит, кажется иномарка какая‑то, вроде как Опель. И человек крутится. Как бы не окружили нас.

– Ты, Вова, хочешь сказать, что нас тут с тыла могут уничтожить? – удивился количеству преступных элементов Сыроежкин. – Тогда надо действительно сваливать и вызывать Кировское ГОВД. Самим нам тут не справиться.

– Вы чего? Они же уйдут.

Сыроежкин обреченно стукнул кулаком по доскам сарая:

– А что делать? Что мы можем против пулемета? Откуда у них пулемет? Семенов, сволочь, почему про пулемет не сказал?

– Я то откуда знал? Везите меня в больницу.

Загуляев подвинулся к Серомышину и загадочно заглянул ему в лицо.

– Сергей Клавдиевич. Разреши мне разделаться с эти козлами?

– Чем Вова?

– А вот этим…, – Загуляев достал из кармана куртки оборонительную гранату Ф‑1, называемую в народе лимонкой. – Осколки на двести метров летают.

– Откуда, Вова, такие бомбы?

– Оттуда… Я ведь не зря по местам сражений ползаю.

Сыроежкин, услышав разговор про бомбы, приблизился к Вове и взял в руки гранату. Произнес с сомнением:

– Она же копаная, не взорвется.

– Каждая вторая взрывается, как в фильме «Брат», – возразил Загуляев. Давайте я ее в окошечко брошу.

– Не добросишь Вова. Метров тридцать отсюда до окошка.

– Не доброшу так хоть попугаю их, если взорвется. Вы меня прикройте, постреляйте по окнам, а я вылезу да кину бомбочку. Только не привлекайте меня потом по 222 статье за незаконное хранение и ношение…

Предложение Загуляева явно понравилось Серомышину:

– Ну чего, Толик, не будем Вову привлекать? Пусть кинет или сами киданем?

– Пусть кидает скорее, а то нас самих закидают, – нервничал Докучаев. – Может у них там и миномет есть с гранатометом. Только в Семяненко пусть не попадет, он с другой стороны метров сорок от нас за березой залег.

– И то верно. Надо ему на трубу позвонить.

Сыроежкин набрал номер сотового телефона Семяненко.

– Чаго? – раздалось в трубке.

– Не чаго, а слушай сюда, бульбаш. Ползи к лесу. Сейчас гранату кидать будем.

– Какую гранату?

– Ползи к лесу, сказал, а то осколками накроем.

– Понял.

– Слушай, Толик, нельзя гранату кидать, – засомневался Серомышин. – В доме Пшенко и Соловьева, пострадать могут.

– Так что нам теперь группу Альфа вызывать, Серега?

– Может и Альфу.

– Не пострадают, – прокряхтел Семенов, они в подвале должны сидеть, подвальчик там хороший, бетонный, метрах в пяти от комнаты.

– Давай Вова, как только мы стрелять начнем, кидай свою гранату, принял окончательное решение Сыроежкин. – Пока мы тут думаем, они точно заложников в окна выставят, насмотрелись небось новостей по телевизору.

Несколько минут в доме было тихо. Но вновь голос пулеметчика не заставил себя долго ждать:

– Мэнты двэ мынуты прошло, уходите, да? Якши?

– Якши, уходим, – ответил Сыроежкин и махнул рукой Серомышину.

Шестнадцать пуль от двух пистолетов Макарова изрешетили окно и близлежащие стены дома. В момент последних выстрелов Загуляев вышел из‑за сарая в полный рост и ловко бросив гранату прямо в окно, упал в снег. Через несколько томительных секунд внутри дома раздался глухой взрыв, вылетели наружу остатки оконных рам, из черных зияющих провалов бывших недавно окнами повалил густой черный дым.

– А теперь все в дом, – скомандовал Сыроежкин и первым бросился к дымящим проемам. Проникнув в помещение, включил электрический фонарь.

Внутри дома на полу среди тлеющих тряпок и остатков мебели лежал обезображенный труп, приваленный сверху искореженным пулеметом Калашникова. Из соседней комнаты доносились жалкие стоны и крики раненого.

– Нэ стрэляйте, сдаемся.

Сыроежкин держа перед собой незаряженный с пустым магазином пистолет, освещая путь фонарем, осторожно заглянул в комнату, из которой поступило предложение о сдаче.

– О, да это Айваз Мамедов, тут отдыхает, – выглянув из – за плеча Сыроежкина, заключил Загуляев, ни на шаг не отстававший от сотрудников милиции.

Мамедов лежал посреди комнаты в луже крови, держась рукой за кровоточащий живот и дико вращал глазами, в которых читалось невыносимое страдание. Из – под опрокинутого рядом стула выглядывала рукоятка пистолета ТТ. Сыроежкин прошел в комнату, отбросил ногой к стене дома брошенный пистолет и участливо спросил:

– Больно Айвазик?

– Зови доктор, да? Больница вези…

– Зачем же ты стрелял в нас, гаденыш?

– Это нэ я. Это Тозик Алиев.

– Конечно не ты, ты же ангел во плоти с большим пистолетом.

В комнату вошел Серомышин. Критически осмотрел раны Мамедова. Поморщился.

– Это, Толик, не жилец. Но дня три в больнице протянуть может. Надо успеть допросить.

Услышав медицинский прогноз, Серомышина, Мамедов задергался, попытался встать, запричитал плаксиво:

– В больница вези да?

– Зачем тебе больница? – возразил Сыроежкин. – Я ведь сам доктор – хирург. Лечить тебя буду. Спрашивать буду. А ты отвечать правдиво, пока не выздоровеешь. Говори, сволочь, кто еще в доме есть?

– В подвал иди, дед с бабкой там.

В этот момент откуда – то снизу раздался стук и слабые голоса:

– Помогите, люди. Здесь мы.

– Серега, тащи сюда Семенова, пусть покажет, где тут подвал.

Появившийся вскоре в комнате Сеня, здоровой не поврежденной рукой снял с пола коврик прикрывающий потайную дверь в подпол, оборудованную металлическим кольцом и задвижкой. Из подвала плача и завывая, первой вылезла Соловьева Валентина Андреевна. Увидев Серомышина, бросилась к нему обниматься:

– Сергей Клавдиевич, спаситель мой. Не хочу жить в деревне, везите меня домой.

– Отвезу Андреевна, выходите на улицу.

Следом за Соловьевой из подвала общими усилиями был извлечен заросший седой бородой Пшенко Петр Михайлович, который, гремя костылями, также поспешил к выходу из дома. Оба заложника были целы и невредимы, причем Пшенко был настолько бодр, что, проходя мимо лежащего на полу раненого кавказца, с удовольствием плюнул в него и резво покинул помещение. Серомышин подошел к стонущему Мамедову:

– Говорить будешь, Айваз?

– В больницу отвези, да?

– В больницу отвезу, если скажешь, кто вам звонил по телефону перед нашим приходом?

– Кто звонил? Уролог звонил. Сказал стрэлять надо, бежать надо, мэнты идут.

– Это кто Уролог? Велиев что‑ли?

– Какой Велиев? Мэнт ваш звонил. Жук.

– Айваз я не понял, Уролог это Жук?

– Да Жук. Он главный. Уролог кличка такой. Брат, в больница вези, да? Больно мне…

Сыроежкин задумчиво почесав рукой затылок и обменявшись взглядами с Серомышиным, распорядился вынести раненого Мамедова на улицу. Докучаев и Семяненко вынесли Айваза из дома и положили его на снег. Сыроежкин также покинул дом, вышел на свежий воздух и, вызывая по сотовому телефону скорую помощь, отправился к служебному Форду, чтобы связаться по рации с оперативной группой Кировского ГОВД. Предстояла большая работа по осмотру места происшествия с подключением прокуратуры области. За удаляющимся Сыроежкиным в сторону милицейских машин мелкими шажками семенила Соловьева и ковылял Пшенко, стремившиеся поскорее покинуть опасное место.

В десятом часу утра начался поздний зимний рассвет. Около поврежденного дома, привлеченные шумом выстрелов и взрыва постепенно собирались местные жители пенсионного возраста. Испуганно выглядывая кучками из‑за деревьев, древние старушки вспоминали, что посление бои такого масштаба были в поселке в январе 1944 года. Прибежавшая Валя Воробьева на уцелевшем крыльце домика среди кучи стрелянных гильз перевязывала раненую руку Сени Семенова.

Серомышин бегло осмотрев помещения взятого штурмом дома, вернулся в комнату из которой был вынесен Мамедов, где заметил Вову Загуляева, который находился уже рядом с лежащим на полу пистолетом ТТ и протягивал к нему свои руки.

– Убери ручонки, Вова. Оставь оружие в покое. На нем пальчики для экспертов.

– Хороший пистолетик, Сергей Клавдиевич, мощный. Не то что ваш ментовский Макаров.

– Хороший да не твой, я надеюсь. И крови на нем немеряно. Скажи лучше, зачем ты мне сказки рассказывал про Сеню Уролога. Слышал, что Мамедов сказал?

– Слышал. Они, Сергей Клавдиевич, все Урологи. И Сеня и Жук. Это же одна банда. Только Жук у них главный Уролог. А над главным есть еще главнее. Вы Сеню не отпускайте. Его арестовать надо и попытать хорошенько – куда доллары спрятал.

– Попытаю и Сеню и тебя.

– Я то что?

– Откуда у тебя граната? Откуда пулемет у Тозика и Айваза? Не ты ли им продал, любитель оружия хренов?

– Обижаете…, – надул было губы Загуляев, но вздрогнув замолчал. На улице раздались два пистолетных выстрела. Дико закичал раненый Мамедов.

Серомышин выскочил на крыльцо дома. С воем разбегались во все стороны любопытные старушки. Мамедов лежавший у стены дома в ожидании скорой помощи, уже не кричал, а, уронив на бок голову, смотрел безжизненными глазами в сторону леса. В груди мертвеца кровоточили два входных пулевых отверстия.

– Застрелился что‑ли? – спросил Серомышин у сидящего на корточках перепуганного Семяненко.

– Чаго там застрелился! Из леса стреляли. Докучаев туда побежал, сейчас все разузнает.

– А ты чего не побежал? Сидишь тут на четвереньках…

– А то же чаго и ты… Мне до пенсии осталось меньше чем Докучаеву и две девки растут. Как бы опять отттуда не пальнули.

Через несколько минут томительного ожидания со стороны леса появился силуэт Докучаева. С другой стороны, от служебных автомашин прибежал Сыроежкин и, уставившись на труп Мамедова, слушал рассказ запыхавшегося Докучаева:

– Дорога там за деревьями. И один человек рядом крутился, которого Загуляев видел. Он и стрелял. Потом сел в машину и уехал. Вот, смотрите, в снегу нашел, метров семьдесят отсюда у березы лежали, – Докучаев раскрыл ладонь и показал собравшимся две медные гильзы. – Тепленькие еще.

– От пистолета Макарова, – заключил Сыроежкин, осмотрев находку.

– Ваш ментовский пистолетик стрелял, – оживился вездесущий Загуляев как всегда выглядывающий из‑за плеча Серомышина.

– Помолчи, Вова. Ты на плечах у Серомышина как верный попугай капитана Немо каркаешь всякую чушь, – сердился Сыроежкин. – Этих пистолетов по стране гуляет как сучек бездомных. Докучаев, с чего ты решил что там на дороге у леса только один человек был? Может двое? Может с двух пистолетов стреляли?

– С одного стреляли. Один человек. Следы на снегу одного человека. Размер обуви примерно сорок первый. Хочешь сам сходи туда посмотри.

– Схожу обязательно. Все лично осмотрю. А что за машина там была, не заметил?

– Ухала быстро. Толком не разглядел. На иномарку похожа. Вроде как Опель старой модели. Но не уверен.

– А я уверен. Опель Рекорд это был, – заявил Загуляев.

– Так может догоним гада? – предложил Серомышин.

– Теперь уже не догонишь, – засомневался Докучаев. План перехват неплохо бы ввести.

– Это в первую очередь, – доставая телефон решил Сыроежкин. – Семяненко, звони в Кировский горотдел. Пусть дороги перекроют. Где у нас Семенов?

– Здесь я, – отозвался сидящий на крыльце разбитого дома Сеня уже перевязанный и укутанный Воробьевой в невесть откуда взявшееся одеяло.

– Это ты нам операцию сорвал.

– Чего я вам сорвал? Наоборот. Все бандиты убиты. Заложники особождены. Вы меня к ордену должны представить.

– Представлю я тебя к ордену Сутулова, – горячился Сыроежкин, осматривая собравшихся и ища виноватых. – Единственный свидетель убит неизвестно кем. Это еще одно нераскрытое убийство. Хорошо хоть не в Купчино, не на нашей территории. И кто такой Уролог – организатор этого бедлама совершенно непонятно.

– Чего тут понимать? Жук ваш и есть Уролог, – с уверенностью произнес Загуляев. – Главарь вашей ментовской мафии. А Сеня у них в подручных ходит.

– Вова, подозревать сотрудников милиции в таких преступлениях могут только два человека: я и прокурор – со злостью ответил Сыроежкин. – Ты, Вова – мелкая уголовная сошка с карманами полными гранат, молчи лучше пока голову тебе кто‑нибудь не оторвал.

Семенов услышав эти, справедливые, по его мнению, слова одобрительно закивал головой.

– Не ругайся на него, Толик, – вступился за Вову Серомышин. – Он же помочь хочет. И, между прочим, Жук на работу ездит на Опеле – Рекорде. Да и стреляет метко. Я с ним на стрельбы ездил. Отменный стрелок.

– Да? – спросил сам себя, почесывая лоб Сыроежкин.

В деревне засверкали проблесковые маячки оперативных машин. Перед поврежденным домом появились два милицейских Уазика, служебная Газель криминалистической службы и машина скорой помощи. Участники сражения пошли навстречу коллегам. Снова появились местные жители. Самые бойкие бабки уже окружили медицинский автомобиль и выпрашивали валокордин. На горизонте зимнего неба среди снежных облаков неожиданно появился ослепительно синий просвет, и выглянувшее яркое январское солнце осветило место происшествия. Оперативные службы приступили к работе.