Глава седьмая Развал дела Загуляева

 

Размышления прервал Дюжев, вернувшийся из очередного похода по поликлиникам.

– Что сидишь, Серега, скучаешь, в носу ковыряешь? Работать пора, а не сопли жевать.

– Случилось что, Саша?

– Случилось то, Серега, что твоего давнего клиента поймали. В дежурке Вова Загуляев сидит. Задержан постовыми по делу что в твоем производстве. Давай допрашивай его поскорее, отпускай на подписку о невыезде и заканчивай это дело. И постарайся до 16 часов уложиться. Жук сегодня в вечер работает, придет – Вову терзать начнет. Надо успеть до его прихода. Потом поздно будет – от Вовы ничего не останется. Я уже и адвоката для Вовы пригласил. Сейчас Глеб Осипович подъедет.

– С Вовой я общаться люблю. Занимательный паренек. Анекдоты рассказывает. Слушай, Саня, а ты дело в отношении Вали Воробьевой прекратил?

– Еще в прошлом году. За примирением с потерпевшим.

– Мне бы с ней пообщаться надо. Где б ее найти?

– У Вовы Загуляева и спроси. Он же экстрасенс с необычными способностями – про всех все знает. Только на стуле крепче держись и до прихода Жука успей. Боюсь, что после общения с Жуком все способности у Вовы пропадут.

В коридоре послышался шум падающей швабры и звон опрокинутого ведра.

– Куда прешь по ведрам? Ноги вытирай, – донеслись из коридора гневные окрики уборщицы тети Маши. В ответ раздался дикий хохот, и низкий бас огласил коридорное пространство:

– Ведра в сторону. Трепещите колбасёры. Адвокатура идет.

– О! Глеб Осипович сегодня похоже навеселе, – насторожился Дюжев.

Шумно распахнулась дверь и в кабинет широкой поступью шагнул крупный с округлым брюшком седовласый мужчина. Колючий взгляд серых глаз, простреливающих присутствующих из – под насупившихся бровей, дополнялся важным внешним видом создававшимся ярко желтым галстуком висящем на серо – зеленом костюме и остроконечными ботинками крокодиловой кожи не менее чем 46 размера. Пользуясь такой обувью, трудно было пройти мимо ведер тети Маши и не задеть их. Отчего конфликт уборщицы с владельцем ботинок был неизбежен.

– Здравствуй Саша Дюжев. А с вами давайте знакомиться. Пайтон Глеб Осипович. Россиянский адвокат, – вошедший протянул Серомышину толстую с короткими пухлыми пальцами ладонь, в недрах которой буквально исчезла рука дознавателя.

– Сергей Клавдиевич. Россиянский дознаватель, – растерянно вырывая свою руку из лап посетителя, промолвил Серомышин.

– Ребята, сколько можно работать? Ехали бы вы в Кавголово на лыжах кататься с девчонками, – заявил Глеб Осипович, усевшись на жалобно скрипнувший стул и обдав присутствующих могучим пивным перегаром, отчего немедленно стали запотевать оконные стекла.

– Кто же работать то за нас будет? – обдувая прижатую руку, спросил Серомышин.

– Я вам сейчас все дела развалю и вся ваша работа кончится.

Серомышин с укором посмотрел на Дюжева. В его глазах читался вопрос:«Кого ты мне привел?»

– У вас по делам одни невиновные привлекаются, – продолжал свою речь Глеб Осипович, – Что это за работа над невинными людьми издеваться? Хватит работать давайте пиво пить. Угощаю. Работа, ребята, от слова раб. Человек создан для счастья, а не для рабского труда. Вспомните народную мудрость: От работы кони дохнут. Работа не волк в лес не убежит. Семеро с плошкой один с ложкой. Кто не работает, тот ест. Ешь – потей, работай – мерзни. А русские сказки? Ванька – дурак на печи лежит, ждет, когда печь сама поедет. Скатерть самобранка. Ковер самолет. Все это попадает в руки к тем, кто на печи лежит и пиво пьет. То есть работает головой, а не руками. Короче, если пива не хотите, предлагаю выпить водочки.

Пайтон открыл портфель и с шумом, едва не разбив, выставил на стол бутылку водки «Исток». Серомышин с Дюжевым молча глядели на бутылку, выражая гримасы недовольства на лицах. Адвокат сурово насупил брови:

– Вы чего молчите? Не пьете что – ли? Увольняйтесь тогда из милиции к чертовой матери! Зачем в милиции не пьющие?

Серомышин вопросительно посмотрел на старшего дознавателя. Дюжев, переборов в себе возникшее было желание послать адвоката куда подальше, решил на всякий случай не ссориться и обреченно достал из ящика стола три стакана и банку сардин.

– То – то же, – повеселел Пайтон.

– Дело не в том, Глеб Осипович, пьем мы или нет, – открывая консервную банку, рассуждал Дюжев. – Допросить надо задержанного, а потом уже и стаканами греметь.

– Зачем допрашивать? С утра выпил – весь день свободен. Шучу. Вот выпьем и допросим всех. Я лично буду допрашивать. А вы мне поможете. Люблю дознавателей учить работать.

– У вас то сейчас как с работой? Клиентов хватает? – разливая водку в стаканы, интересовался Дюжев.

– Конкуренция большая. Цыгане работу отбивают и целители народные.

– Как это? – не понял Серомышин.

– А вот, смотрите, молодой человек.

Пайтон достал из портфеля рекламную газету «Асток – Плюс». – Вот последняя страница. Читаю объявление: «Приворожу, отворожу, возврат любимых навсегда, корректировка кармы, защита в суде». Вы видете что делается? Теперь адвокаты и не нужны. Пойдете к целителю, он вам даст заговоры, в суде их почитаете про себя и вас оправдают. Зачем знать законы? Достаточно магического воздействия на судью. И многие судьи про это уже знают. Цветочки разные ставят в залах заседаний от сглаза. Между нами говоря, я тоже магией пользуюсь. Загляну женщине – судье в ее глубокие юридические глаза и действует: мягкий приговор в кармане.

– А цыгане как у вас работу отбивают?

– Также. Подхожу к Фрунзенскому федеральному суду, две цыганки стоят. Ты куда, говорят, идешь? В суд? Давай погадаем, хорошее решение судья примет, хороший приговор будет. Я им отвечаю, не надо мне гадать, адвокат я. А они мне: давай погадаем адвокат. Выиграешь дело. Удача будет. Еле отбился. Потом этих же цыганок в судах защищать приходится по делам о мошенничестве.

– Да тяжело вам работать. Ну давайте выпьем, – поднял стакан Дюжев.

Выпили, закусили.

– А вообще надоело мне работать на это бандитское государство, – продолжил беседу Пайтон. – Иной раз набегаюсь по судам, выпью пива и слышу внутренний голос: «Вот будет тебе 60 лет, и будешь ты сидеть на пеньке и думать: зачем я бегал по судам все эти сорок лет? Ради чего?»

– Ну, если не работать, чем же тогда заниматься? Водку что – ли пить? – поинтересовался Серомышин.

– Родовые имения создавать. Делом своим заниматься. На себя работать, а не на дядю и, тем более не на бандитское государство.

– Чего это вам так государство наше не нравится? – возразил Дюжев. – У нас демократия. Каждому задержанному бомжу положен адвокат.

– Вот именно – бомжу. У вас все задержанные по уголовным делам или бомжи, или падший социальный слой. Ведь если у задержанного преступника есть с собой хотя бы двести долларов, его любой милиционер отпустит, что не так?

– Бывает…

– А если денег при себе нет, в дежурной части у родственников денег возьмут и отпустят. Или опера разберутся еще до возбуждения уголовного дела. А если уж совсем у человека денег нет, тогда уже возбуждается уголовное дело и дознаватель вызывает адвоката. А мне что с этого человека взять? Нечего. А на что мне жить? На что строить родовое имение, если у вас все обвиняемые по уголовным делам малоимущие?

– Ну, Глеб Осипович, вам ли плакать? – осматривая с виду дорогие ботинки адвоката, возразил Серомышин. – Мне, например, подстричься не на что.

– А на ботинки не смотрите. На Апраксином рынке куплены за 250 долла… рублей. А то, что вы нищие и на зарплату не живете, потому что нельзя на нее прожить, мне известно. Увольняйтесь ребята, пока вас всех не пересадили. Не позорьте Россию.

– Да кто работать то будет?

– Не надо никому работать на государство. Работа от слова Раб.

– Да вы анархист какой – то, – начал сердиться Дюжев.

– Да, я анархист. Я против такого государства которое сажает невиновных бомжей. Я из личных средств построю памятник Российскому бомжу. Закажу его у скульптора Церетели. Это будет скульптурная группа: Бомж и милиционер с двумя понятыми. Из одного кармана бомжа выглядывают патроны, из другого наркотики. И бомж торжественно пишет на огромном протоколе из бронзы, что все это он нашел на помойке и в содеянном раскаивается. Это будет памятник системе показателей российской милиции.

– А что, я, пожалуй, сдам сто рублей из своей получки на строительство такого памятника, – заявил Серомышин взволнованный речью адвоката.

– Спасибо, молодой человек, – поблагодарил дознавателя Пайтон. – Можете сдать сто рублей прямо сейчас. Я думаю, одной бутылки будет мало. Саша Дюжев, наливай.

Выпили, закусили.

– Вот скажите мне, ребята, – продолжил свои размышления Пайтон, – почему государство занимается вымогательством? Почему я должен платить какой‑то там транспортный налог за свой старый Форд, который давно свое отъездил, стоит у меня на дачном огороде и в котором я устроил курятник?

– Это уже должен быть налог со строений, – блеснул юридической эрудицией Дюжев.

– Правильно. Но это мое строение. Почему я должен за него платить какому – то государственному дяде? Этот дядя получает гигантстские налоги от экспортируемой нефти, и зачем ему еще драть последние копейки от несчастных владельцев древних Запорожцев? Чем этот дядя отличается от любого другого бандитского вымогателя? Тем, что бандитский вымогатель не будет так мелочиться. А государственный вымогатель заберет и последнее. Вот поэтому я анархист, в лучшем понимании этого слова, и постоянно думаю о том, как ликвидировать, расформировать и разогнать нашу россиянскую милицию занимающуюся не защитой, а угнетением своих граждан.

– Ну, Глеб Осипович, – возмутился Серомышин, – тогда нам нужно думать также о том, как разогнать и ликвидировать россиянскую адвокатуру, самим фактом своего существования поддерживающую функционирование этой гнилой системы.

– Да вы пьяны, молодой человек, – вспылил Пайтон. – Вы все ставите с ног на голову. Я не желаю больше с вами употреблять спиртные напитки. Давайте лучше приступим к нашей любимой работе. Дюжев, отвечай – зачем вы меня сегодня вызывали?

Судя по решительному изменению настроения Пайтона его разглагольствования были наконец – то завершены.

– Вот у Серомышина наркоман Загуляев задержан по розыску. Дело было приостановлено, сейчас возобновим, допрашивать его будем в вашем присутствии и обвинительный акт составлять, – пояснил Дюжев.

– Ну давайте ведите сюда вашего Вову Загуляева, а я пока дело посмотрю.

Пока Серомышин ходил в дежурную часть за подозреваемым, а Дюжев убирал стаканы со стола, Пайтон, просматривая уголовное дело перестал сердиться и начал потихоньку хихикать, а затем и вовсе хохотать, вытирая толстой ладонью выступившие слезы.

– Что там такого смешного? – забеспокоился Дюжев.

– Ой, умора… Вы меня сегодня хотите уморить. При личном досмотре Загуляева понятыми записаны две женщины. Вот, Дюжев, смотри: Валентина Воробьева и какая – то Евгения Долматова. При личном досмотре понятые должны быть одного пола с задержанным.

– Да?… А мы с Серомышиным и не заметили.

– Ну Серомышин понятно, молодой еще. Но ты то, старый волк, куда глядишь? Смотрим дальше: первоначальный допрос Загуляева произведен в нарушение закона без адвоката, задержан он у вас по рапорту в 12 часов, а наркотики изъяты в 11 час. 30 мин. Все. Дальше читать не буду. Отнесите это дело тете Маше в мусорный бак. Другие дела есть?

– Для вас больше ничего нет.

– И зачем я тогда в ваше Чукчино тащился? Загуляев мне, я надеюсь, возместит транспортные расходы? Я ведь к вам издалека – из самого Ебухова приехал.

– Откуда?

– Это я так свой район Обухово называю. Крайне сексуальный район – море общежитий. А ваше Купчино – это самое настоящее Чукчино. Это Камчатка. Дикий край. Из‑за вашей коррумпированности одни бомжи по делам проходят. Не на ком денег заработать.

– Что вы такой сердитый сегодня, Глеб Осипович?

– Будешь тут сердитым, когда танки НАТО у границы Ленинградской области размещают. А вы тут сидите, ничего кроме своих дел не видите. Цены на нефть какие посмотри, Дюжев. На бирже паника. Нефть в мире кончается. А вам все по фигу.

– А мы что можем сделать?

– Вы то как раз можете. Переведите ваши Уазики на газовое топливо. Все стране экономия.

В кабинет вошли Серомышин и Загуляев. Пайтон, осмотрел потрепанную Вовину фигуру с ног до головы и, зевнув, потерял к нему всякий интерес, отвернувшись к окну. Дюжев попросил Загуляева выйти в коридор и обратился к Серомышину:

– Допроса сегодня, Сережа, не будет. Прекращай дело на Загуляева за отсутствием состава преступления.

– Чего так?

– Закон читай, Серега, и дела свои изучай повнимательнее. Понятые у мужчин могут быть только особами мужеского полу. А у тебя в деле какие – то Вали Воробьевы.

– Да? Про пол понятых я знаю, но как – то в суете не обратил внимания… Слушай, Саша. Дело я прекращу, но Загуляеву об этом прошу – ни слова. Пусть у меня на крючке посидит. Мне с ним поговорить, перетереть кое‑что надо.

– Ну иди ко мне в кабинет. Держи ключи. Перетрите там с Вовой что вам надо. А мы с Глебом Осиповичем по пивку дернем. Или может водочки, Осипович?

– Лучше пива. У меня от него подбородки хорошо растут. У адвоката должно быть три подбородка в виде складок на шее. Адвокаты с худыми шеями дел в судах не выигрывают и авторитета у населения не имеют.

«Также как и худые участковые», – подумал Серомышин.