Глава пятая Кошмары и ужасы дознавательской жизни

 

В середине января 2003 года Серомышин, направив в суд полтора десятка уголовных дел, стал неожиданно для себя опытнейшим дознавателем, был официально поставлен на должность и уже стажировал новую сотрудницу – выпускницу юридической академии Таню Пухову. Пышная стройная блондинка ни разу в своей жизни не видевшая ни одного уголовного дела и, несмотря на наличие солидного образования, имевшая самое смутное представление о содержании уголовного кодекса, насмотревшись телесериалов о ментах, рвалась в бой. Времена между тем наступили тяжкие. В связи с предстоящим 300 – летием Петербурга вся милиция была поставлена на «уши», то есть переведена на усиленный двенадцатичасовой вариант работы без выходных. Профилактические операции «Улица», «Надзор», «Арсенал», «Вихрь – Антиреррор», – следовали одна за другой. В этих условиях, перед Серомышиным стояла задача в короткий срок на конкретных примерах сделать из Пуховой профессионала. Вскоре подобный случай представился.

На утреннем совещании дежурный 101 отдела Федотов доложил начальнику и собравшимся сотрудникам, что в 10 утра в начале рабочего дня в отделе произошло ЧП. В помещение паспортного стола вбежал мужчина и на глазах у граждан, явившихся для обмена паспортов, нагадил на один из стульев.

– То есть как это нагадил? – не понял Тюбиков.

– Ну как говорят, по – большому. Народ закричал, все из паспортного стола выбежали. Я этого подлеца за шиворот и в обезьянник посадил.

– Так это что сумасшедший или террорист какой? Ты хоть выяснил личность негодяя?

– Да какой там террорист, Аркадий Акакиевич. Нормальный мужик. Спиридонов его фамилия. Я его спрашиваю, что же ты гад делаешь, совсем обнаглел в отделе милиции гадить? А он мне отвечает: я, говорит, кислого молока попил с утра, с похмелья, а потом вышел из дома – на работу ехать собрался. Пока ждал трамвая на остановке, рядом с отделом милиции в ларьке пивка взял – глотнул – добавил. В желудке, говорит, забурлило. Стал туалет искать, оглядываться, а рядом милиция.

– Причем здесь милиция и туалет?

– И я о том же его спрашиваю. А этот Спиридонов говорит, что в милиции туалет всегда есть. Прибежал, в отдел и попал в паспортный стол. Народ кричит: куда бежишь? Очередь займи. А он: какая очередь, туалет где? Никто не знает. Тогда, говорит, мочи терпеть уже не было и пришлось штаны снять – нагадить там где застала оказия: на ближайший свободный стул. Между прочим, уборщица тетя Маша убирать отказывается. Так что будем с мужиком делать, Аркадий Акакиевич?

– Как что делать? Уголовное дело надо возбудить за хулиганство. Вот группа дознания этим и займется. Дюжев, – обратился Тюбиков к насторожившимся дознавателям, – как старший группы решайте вопрос о возбуждении дела и аресте этого подлеца, как там его… Спиридонова?

– Здесь не хулиганство, Аркадий Акакиевич, – возразил Дюжев, – и даже не вандализм. Это скорее нарушение правил санитарии – административная статья. Пусть Федотов протокол составит, да и дело с концом.

– Я, Дюжев, опыта побольше имею и могу отличить хулиганство от разгильдяйства. Здесь показатель в работе можно получить неплохой. Выполняйте указание.

– А что с дерьмом делать, Аркадий Акакиевич? – задал вопрос Федотов. – Уборщица – то тетя Маша убирать отказывается. Это говорит не моя компетенция.

– Вот пусть сам этот Спиридонов и убирает, под твоим личным, Федотов, руководством.

– А вот этого делать нельзя, – возразил Дюжев. – Эксперта вызывать надо.

– Это еще зачем?

– Как зачем? Дерьмо, Аркадий Акакиевич, это вещественное доказательство. Необходимо сделать осмотр места происшествия. Эксперт должен все сфотографировать и образец фекалий изъять. Образцец следует приобщить к делу как вещдок, направить на экспертизу, чтобы определить кому вещество принадлежит. Уголовный процесс дилетантизма не терпит.

– Это уже ваши заботы. Делайте все, что требует закон, а я уезжаю в РУВД на совещание.

– Я, Аркадий Акакиевич, тоже уезжаю. Мне сегодня в поликлинику ГУВД надо к психиатру на прием. Я ведь на учете. Сегодня диспансерный день. Здесь вот Серомышин остается и стажерка Пухова, пусть они и занимаются этим Спиридоновым.

– Вы у них старший, вы и решайте.

По окончании совещания, Дюжев сразу же направился в поликлинику, а Серомышин и Пухова отправились по рабочим местам.

– Ты, Таня, давай этим Спиридоновым занимайся, а я буду допрашивать бомжа. Со вчерашнего дня бомжик в отделе сидит за кражу колбасы из универсама.

Таня Пухова надула щеки, а затем впала в панику граничащую с истерикой:

– Это что же я должна вещдоки из паспортного стола осматривать, фекалии разные? Да я лучше уж уволюсь, чем такие уголовные дела расследовать.

– Ты, Таня, так всерьез все не воспринимай, – попытался успокоить Пухову Серомышин. – Дюжев ведь специально над начальством поиздевался. Не будет здесь никакого уголовного дела. Ну, максимум мелкое хулиганство будет. Ты у этого Спиридонова объяснение возьми, запиши поподробнее: что ел, что пил, как туалет искал. И вынеси постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, а я тебе помогу.

– Все равно не буду я такими гадостями заниматься. Мне даже вопросы на эту тему задавать противно. Хитрые вы очень с Дюжевым. Себе материалы получше забираете, бомжиков разных допрашиваете, а мне молодому специалисту сразу осмотр дерьма. Позвоню начальнику отдела дознания, все расскажу, как вы меня стажируете.

– Ну хорошо, Таня. Забирай из клетки бомжа. Допрашивай его по краже. А я со Спиридоновым сам разберусь.

Проконсультировавшись по телефону с прокурором, Серомышин, опросив Спиридонова, отказал в возбуждении уголовного дела и передал задержанного участковому по территориальности для профилактической беседы и составления протокола. Все дело, включая переговоры с тетей Машей по вопросу уничтожения вещдоков, заняло двадцать минут. Вернувшись в кабинет, Серомышин стал наблюдать как Таня Пухова, морща носик, допрашивает пожилого воришку колбасы – бомжа со стажем – Куроедова Сергея Ивановича, от которого исходили, мягко говоря, неприятные запахи месяцами не мытого тела.

– Ты, Таня, Сергея Ивановича в коридоре посади. Дверь в кабинете открой и допрашивай спокойно. На расстоянии от него меньше пахнуть будет, – жалея молодую сотрудницу посоветовал Серомышин. Но Пухова, подозревая подвох, доброму совету не вняла.

– Опять надо мной издеваетесь, Сергей Клавдиевич? Я что же кричать должна на весь коридор?

– Работай, Таня, как тебе удобно. Мое дело – совет дать. Я рядом посижу – помогу если что.

Пухова, подозрительно посмотрев на Серомышина, продолжила допрос Куроедова.

– Как вас зовут, задержанный?

– Иногда зовут «иди сюда», иногда «пойдем выпьем», а фамилия по паспорту Куроедов.

– У вас паспорт эсэсээровский?

– Что? – не понял Куроедов.

– Эсэсээровский паспорт у вас?

Задержанный задумчиво подергал длинной спутавшейся бородой, но ничего ответил.

– У вас паспорт старый советский или новый российский? – поправил Пухову Серомышин.

– Россиянский конечно. Мне его в ночлежке выдали на Бакунина, как постоянному читателю газеты «На дне», – оживился Куроедов.

– В сколькикомнатной квартире вы проживаете? – продолжила допрос Пухова, соблюдая методику изученную в университете.

– Чего? – опять не понял Куроедов.

– В сколькикомнатной квартире проживаете? – не унималась Пухова. Серомышин не вмешивался.

– Аа…, – дошло наконец до Куроедова. – В подвале у меня две комнаты.

– Так и запишем, – склонилась над протоколом Пухова, и вдруг… резко вскочила со стула. – А‑а‑а… – кричала Таня, размахивая руками, словно отбиваясь от кого – то невидимого.

Подбежавший к столу Серомышин, увидел прыгающую по протоколу обыкновенную вошь, что в избытке водятся в волосяных покровах лиц без определенного места жительства. Ловким ударом ладони, Серомышин уничтожил неразумное насекомое, после чего отвел – таки Куроедова в коридор и посадил на стул у входа в кабинет.

– Не слушаешься моих советов Таня. В нашей работе разных людей допрашивать приходится. И бомжей в том числе. А они ведь к нам попадают еще до санобработки. Это в тюрьме они уже чистые. А у нас в кабинетах прямо с улицы. Поэтому допрашивай их всегда на расстоянии – из коридора. И не забывай, что у них еще кроме вшей и туберкулез и разная другая гадость бывает. Для них всегда держи в запасе отдельный стул и авторучку. Поняла?

– Наверное…, – как – то неуверенно ответила несколько успокоившаяся Пухова, но все еще с подозрением поглядывая то на задержанного, то на своего учителя. Тогда Серомышин, неудовлетворенный ответом стажерки, решил напугать ее окончательно, чтобы слушалась впредь старших товарищей.

– А известно ли тебе, Таня, что в одном из соседних отделов милиции Купчино, все дознаватели, в том числе и женщины, ходят стриженые наголо.

– Нет…

– А знаешь почему?

– Нет…

– Потому что педикулез подцепили. Допрашивали бомжей без соблюдения мер безопасности и теперь лечатся. А единственный способ лечения этой болезни – сбрить все волосистые части тела. Подчеркиваю: весь волосяной покров, все части тела имеющие волосистость. Усекла опасность?

– Усекла, – испуганно трогая обеими руками свою пышную прическу и посмотрев на волосистость ушей Серомышина, ответила Пухова. – Нет, пожалуй, я от вас уволюсь. Пойду стажироваться в суд.

– А там думаешь лучше клиенты? Там еще хуже. Рассказать?

– Не надо мне больше ничего рассказывать. И зачем я, дура, на юриста училась? Надо было на экономиста.

– Ладно, Таня, не горячись. Возьми себя в руки и продолжай работать. Клиент ждет.

Серомышин сдул с протокола убитое насекомое. Посадил за стол стажерку. Вложил ей в руку авторучку.

– В сколькикомнатной квартире вы проживаете? – громко закричала Пухова из кабинета, сидящему в коридоре Куроедову. Допрос продолжался.

 

Глава шестая Визит ветерана

 

Следующим рабочим днем дверь в кабинет Серомышина со скрипом отворилась – на пороге возник древний сгорбленный старик, опирающийся на палку.

– Здравствуйте молодой человек. Разрешите представиться – заместитель начальника Фрунзенского РУВД подполковник милиции Серебров Вениниамин Павлович, – прошамкал беззубым ртом дед.

– Что? – не понял Серомышин, подозревая в визитере очередного сумасшедшего.

– В 1957 году. В этом году меня поставили на должность. А сейчас я в отставке. Разрешите войти и присесть?

– Заходите, Вениамин Павлович, присаживайтесь. Ветераны – уважаемые люди. Я – Серомышин Сергей Клавдиевич. С чем пожаловали?

Дед, шаркая ногами, опираясь на трость и одновременно придерживая рукой поясницу, добрел до стула и осторожно присел, внимательно вглядываясь подслеповатыми глазами в небритое лицо Серомышина.

– Вы, Сергей Клавдиевич, дознаватель?

– И дознаватель и докопатель в одном лице. В смысле докапываюсь до истины моментально.

– Это хорошо. Помните советский сериал «Следствие ведут знатоки»? Вы очень похожи на главного героя.

– Мой любимый мультфильм «Следствие ведут колобки», других не помню. Вы к чему клоните вообще? Если просто поговорить пришли, то мне некогда – работы уйма.

– А глухарей много у вас – в смысле нераскрытых преступлений? Краж? Нападений на объекты?

– Хватает.

– Это хорошо что много работы.

– Чего ж хорошего?

– Сейчас поясню. Мы с вами, Сергей Клавдиевич, можем неплохо подзаработать на этом вале преступности.

– Бизнес – план у вас есть?

– Точно. Я сейчас на пенсии работаю заместителем директора охранной фирмы «Хамелеон «и приглашаю вас к сотрудничеству.

– Хорошо еще что «Хамелеон» а не «Оборотень». А то был бы я внештатный Оборотень вашей фирмы. Впрочем, Вениамин Павлович, мне цель вашего визита, скорее всего, ясна. Вы мне пришли посоветовать всем жертвам преступлений, всем пострадавшим от краж предприятиям рекомендовать вашу фирму для их охраны и я с каждого заключенного вами договора на охрану буду получать процент. Так?

– Совершенно верно. К вам ведь люди приходят с заявлениями о кражах каждый день, мы всех возьмем под охрану. И я вам действительно предлагаю очень хороший процент от каждого клиента, которого вы к нам направите. Но как вы догадались о моих предложениях?

– Вениамин Павлович, ко мне сотрудники охранных фирм ходят с такими предложениями чуть не каждую неделю. Задолбали уже своими процентами. Слишком большая конкуренция на вашем рынке. Что вам всем неймется? Все уже итак под охраной. Вам сколько лет, уважаемый?

– Я 29 года рождения. 74 уже.

– Ну и сидели бы на пенсии, на даче в кресле качалке.

– Не люблю я дачи, Сергей Клавдиевич. Наше поколение целину поднимало – поднять не могло, а с дачей разве справишься? Я там загнусь от радикулита на грядке. Я бы сейчас оперуполномоченным поработал…, – ветеран мечтательно посмотрел на стопку уголовных дел и старческие глаза его повлажнели.

– Знаю, знаю. Чекисты бывшими не бывают. Вы мне лучше расскажите, что тут было на месте нашего отдела в 1957 году и чем вы занимались?

– Деревня была. Только Купсино, а не Купчино. Двадцать пять дворов. Церквушка. Три улицы. Между прочим одна из них называлась Купчинская улица. Вокруг деревни, пастбища, яблоневые сады и поля совхоза «Ударник». Мы его между собой называли совхоз «Красный лапоть», а иногда «Большое дышло» – девки там были большие, грудастые. Знаменитые купчинские свалки рядом были. Мой папа там беспризорников ловил в двадцатых годах – тоже чекист был.

– И много ли было кошмаров в деревне на Купчинской улице, в смысле преступлений?

– Сарай стоял на Купчинской. Приезжаем как – то, смотрим – замок открыт. Решили, что кража была. Два дня я в засаде на чердаке сарая просидел, ждал, когда вор придет.

– Дождались?

– Да. Пришел хозяин, сказал, что никакой кражи не было, просто забыл закрыть замок. Вот такие кошмары в засаде.

– Да вам, Вениамин Павлович, просто делать было нечего в те годы. Преступность хоть была реальная?

– Преступность? – нахмурил лоб Серебров. – Белье на чердаках воровали. Его тогда в жилых домах сушили почему – то на чердаках, сейчас они мансардами называются. Но заявления мы не принимали, чтобы раскрываемость не снижать.

– И большая была раскрываемость?

– Всегда сто процентов. Один месяц даже помню, получилось случайно сто три процента. Заявление я не принял, а вора поймал. То есть сто процентов уже было, а я еще три добавил.

– И что за вор?

– Женское белье воровал с чердаков, на себя надевал и ходил в нем. А потом раздаривал белье детям. Больной человек. Пять лет лагерей дали.

– А машины у вас какие были? Уазиков же тогда не было. Виллисы что – ли?

– Всего было три машины. У начальника РУВД «Победа». У зама по уголовному розыску «Москвич‑400». И еще один грузовик был – автозак. Мы его «Марусей «звали.

– Почему «Марусей»?

– Не знаю. Все милицейские грузовики мы называли «Марусями». Была еще конюшня в одиннадцатом отделении. На конях участковые работали.

– Да. Читал. Женщина была начальник в одиннадцатом отделении.

– Была, была и в одиннадцатом и в двенадцатом. Сейчас таких женщин нет.

– Ну почему же нет. У меня вот сотрудник – Таня Пухова вчера так с ворюгой разобралась – он до сих пор в камере рыдает.

– Женщины всегда были самыми злобными следователями в системе НКВД. Жаль что вы, Сергей Клавдиевич, не хотите сотрудничать. Может вам подсказать что – нибудь по конкретному делу? Профессинализм, как говорят, не пропьешь – с годами он только увеличивается.

– А что вы можете подсказать?

– Могу по интуиции подсказать, где прячется скрывшийся от вас преступник.

– Да? Ну подскажите как мне бандита задержать который от меня скрылся.

– Кличка у бандита есть?

– Есть. «Уролог».

– Не зря мы с вами, Сергей Клавдиевич, женскую тему в нашем разговоре сегодня затронули. Чтобы поймать любого бандита, найдите его женщину. Никогда не теряйте время на поиск самих преступников – ищите их женщин. Будет женщина, будет и бандит. Поговорите с женщиной преступника, проследите за ней, и результат будет обязательно. И просматривайте чаще советские фильмы – про «Маньку Облигацию», например. Очень помогает в работе. Ну ладно, разрешите откланяться. Пойду я по другим отделам, может там подфартит. До свидания, Сергей Клавдиевич.

– До свидания.

Серебров, держась за поясницу, покинул кабинет, а Серомышин задумался над словами ветерана милиции: «Есть ли женщина у Семенова? А где наша Валя Воробьева? Ведь она так ко мне и не зашла с информацией, а клялась, обещала. Надо ее разыскать. Дверь у Семенова никто не открывает. Где ее найти?»