Шаг шестнадцатый. Новые условия не просто новые, а еще и неожиданные.

 

Потому что я самодур. Потому что сейчас во мне проснулась тетя родная. Дура неисправимая.

 

Серж сидит, вольготно развалившись в кресле, потягивает Шабли Премьер Крю две тысячи одиннадцатого. Никуда не нужно спешить. Чудесный вечер пятницы, отличное вино, красивая девушка – чего еще можно пожелать?

Софи устроилась на диване напротив, забравшись на него с ногами. На коленях у нее - книга о французском искусстве XVIII века, какое-то редкое издание с кучей иллюстраций. Для Сержа это – всего лишь элемент интерьера, а Софи вцепилась в книгу мертвой хваткой и уже полчаса занята только ею. Впрочем, Сержа это не расстраивает. Иногда хочется помолчать. С ней даже молчать хорошо. Уютно. Не напрягает. Он отпивает вина, отдавая должное мятным тонам – самое то для августовской жары. В две тысячи одиннадцатом в Шабли были сильные заморозки и град в период цветения винограда, но на качестве вина это не сказалось – вот что значат настоящие профессионалы.

Он отпивает еще и принимается разглядывать свою гостью. Ему не надоедает. На Софи удобное трикотажное платье – короткое, озорное, яркое. В тон платью лак на маленьких пальчиках ног, которые сейчас она поджала под себя. Софи заправляет прядь волос за ухо и перелистывает страницу. А Серж наклоняет голову, забавляя себя тем, что пытается представить себе, какое на ней белье. Может быть тот, последний, купленный им, белый комплект – полупрозрачный, с вытканным сиреневым цветочным орнаментом? Серж может легко встать, подойти и проверить. Но гадать – интереснее.

Он познал ее очень близко, интимно. Так, как не знал ни одну женщину. Но все равно – в ней остается тайна, загадка, несмотря на всю их интимную близость. Этот парадокс, и он удивляет Сержа. Что еще он может узнать о Софи? Чем она может удивить? Серж отвлекается от своих размышлений на то, как Софи отпивает из своего бокала, ставит его обратно на столик. Облизывает губы. И от внезапной мысли молодой мужчина выпрямляется в кресле.

Он неоднократно ласкал Софи там – между бедер. Он теперь точно знает, как это нужно делать, чтобы ей было хорошо. И ему нравится делать ей хорошо. Но… но… но! Сама Софи… он только сейчас это понял… ни разу…

Серж сел совсем ровно, уставившись на Софи. Она продолжала, как не в чем ни бывало, рассматривать иллюстрации в книге. Как так вышло? Почему Софи ни разу не пришла в голову мысль его… хм… порадовать? И почему он сам об этом вспомнил только спустя… да позвольте… месяц уже прошел с того раза, как они стали близки с Софи по-настоящему! Даже больше месяца…

Серж любил, когда ему делали минет. Покажите мужчину, который это не любит. Это был приятный и самый необременительный вариант. Для ленивых, что называется. А ему частенько позволяли «лениться» - он же, черт побери, Серж Бетанкур! Но только не Софи. Ей почему-то в голову не пришло ни разу за все это время доставить ему удовольствие таким вот образом. Серж уставился на темную макушку, склоненную над книгой. Ну, почему?! Не выдержал.

- Слушай, Соф…

- Да? – она подняла голову. Невозможные синие глаза. Как-то по-детски заправленная прядь за ухо. Недоумение во взгляде. Книга по искусству Франции XVIII века на коленях. И Серж вдруг понял, что будет сейчас выглядеть полным идиотом со своим вопросом «А почему?..».

- Неважно, - дернул плечами и вернулся к бокалу с вином.

- Ты хотел что-то мне сказать?

- Передумал.

- Так не пойдет, - она легко встала, одернула платье. Шагнула к нему. – Что хотел сказать, Серж?

- Неважно. Я передумал.

- Вот терпеть этого не могу! – Софи забрала у него бокал, поставила на пол и села на подлокотник кресла. – Если хотел что-то сказать - говори.

- Это не важно.

- Если хотел сказать – значит, важно. Ну, Сееерж…

Ситуация становилась все более абсурдной. А Софи - все более настойчивой.

- Знаешь, говорят, у женщин фантастически развита интуиция. Вот и угадай сама! О чем я хотел сказать.

- Хорошо, - неожиданно согласилась Софи. – Только в глаза мне посмотри.

«Ведь не может быть так, что она угадает» - так думал он, любуясь синими глазами в обрамлении темных ресниц. И точеным носом. И красивыми розовыми губами, на которых уже давно нет помады. Представляя, как эти губы…

- Да быть не может! – выдохнула Софи.

- Что такое? – она не могла догадаться!

- Все эти трагические жесты, драматические паузы и лорд-байроновская загадочность – из-за минета?!

Тут Серж почувствовал, как краснеет. Давным-давно забытое ощущение. И не из числа приятных. Независимо вздернул подбородок. Лучший вид защиты – нападение.

- Вы, девушки, имеете склонность недооценивать важность этого аспекта отношений!

- Да уж… – тянет Софи. Вид у нее удивленный. Но что-то таится в глазах, уголках губ. Что-то проказливое. – Я вижу… Слушай, если для тебя это так важно – почему не попросил? Если хочешь – попроси. Это просто.

- А я не хочу.

- Не хочешь?

- Не хочу.

Она как-то мгновенно, почти неуловимо перетекла с подлокотника ему на колени, устроилась верхом. Двинула бедрами и довольно ухмыльнулась, совсем плутовски.

- Ох, и врун вы, мсье Бетанкур.

А мсье Бетанкуру и ответить-то нечем. И трудно говорить вообще, когда все перекрыл жар ее тела, который чувствуется сквозь тонкую ткань брюк.

- Хочешь? – она еще раз двинула бедрами.

Толку отрицать очевидное?

- Да…

- Попроси.

Да идет оно все к черту!

- Соф, сделай это.

- Что – «это»? – она вздернула бровь.

- Софи!

- Ты большой мальчик. Попроси, как положено, - Софи уперла руки в бедра, ее грудь, обтянутая трикотажным платье, прямо перед его лицом. На ней вообще нет бюстгальтера. Ведьма!

- Софи! Сделай уже мне минет, черт возьми! – и, потом, опомнившись и тише: - Пожалуйста…

- Умница. Знаешь, как просить, - шепнула она, наклоняясь к нему. – Ну, тогда начнем. По-моему, галстук при минете совершенно лишний…

Серж не успел ей ответить – Софи принялась его целовать. И он так увлекся, что процесс развязывания галстука упустил. Опомнился, когда Софи отстранилась от него, держа в руках изделие итальянских галантерейщиков.

- Ммм… Brioni… Это шелк?

- Да, - выдохнул Серж. – Софи, к черту галстук, брось его!

- Он приятный на ощупь, - возразила его «наездница», пропуская шелк между пальцев. – И мне нравятся эти цвета… Хотя полоска – это ужасно скучно и уныло, Серж…

- Соф!

- Ладно, - девушка отбросила галстук в сторону. – Что там у нас на очереди?

- Брюки? - с надеждой спросил Серж.

- Нет, - покачала она головой. – Пиджак и рубашка.

Она восхитилась вручную подшитой шелковой подкладкой на пиджаке. Он проклял тех, кто придумал так много мелких пуговиц на рубашках. И тех, кто придумал запонки – помянул отдельным тихим злым словом.

- Красиво, - Софи разглядывает лежащие у нее на ладони запонки. – А что это за…

- Серебро и агат! – предупредил он ее вопрос.

- Ладно, - кивнула Софи слегка озадаченно и, после недолгого размышления, отправила запонки в нагрудный карман рубашки. Оглядела Сержа – в расстегнутой рубашке, по движению груди видно, что дыхание уже отнюдь не спокойное. – Пожалуй, оставлю так. Мне нравится, как ты выглядишь… не до конца раздетый…

- Тогда, может быть?..

- Определенно! – и она легко опустилась с его колен вниз, на пол. Устроилась между его широко расставленных ног и взялась за ремень.

- О… отличная пряжка, Серж… И так легко расстегивается. И кожа просто великолепной выделки…

Он не знает, стонать или смеяться. Ведьма. Чертовка. Этот внезапно проснувшийся детальный интерес к его гардеробу явно для того, чтобы его дольше помучить. А Софи переключила внимание на ширинку. Наконец-то!

- Послушай… Какая фурнитура! И отстрочка на застежке просто идеальная – стежок к стежку.

- Соф! – он все-таки смеется.

- А какая это ткань? – и тут она без предупреждения проводит рукой по застежке, и смех превращается в стон. – Такая приятная – тонкая, гладкая, - женская рука скользит по ткани вверх и вниз под аккомпанемент хриплого дыхания. – Серж?

- Чтооо?..

- Какая этот ткань? Шелк? – рука замирает.

- Да не помню я! Не отвлекайся на всякую ерунду!

- Мне интересно, - она надувает губы. – А ты не хочешь удовлетворить мое любопытство.

- Я сейчас тебя так удовлетворю! Так, что тебе…

Его заставляет замолчать звук расстегнувшегося замка.

- Господи, опять белые и опять «Дольче и Габбана». Ты зануда и консерватор, Бетанкур.

Он не может ответить внятными словами. Сейчас – уже не может. Облизывает пересохшие губы, закрывает глаза. И, чуть двинув бедрами вверх, умоляюще:

- Соооф…

Никогда ведь не просил раньше, всегда сами, а тут – на все готов. Лишь бы она…

Соня любуется делом рук своих. Рубашка Сержа расстегнута, брюки тоже. Белые боксеры от «D&G» - по ее наблюдениям, он и не носил иного белья – натянуты так, что резинка неплотно прилегает к плоскому животу. И зажмурился – совсем как ребенок в ожидании чуда. А она поняла вдруг, что хочет это сделать. Очень хочет. Вот просто – очень-очень.

Поддела пальцами резинку и опустила резко вниз. Настолько резко, что освобожденный из белого трикотажного плена напряженный фаллос слегка стукнул ее по носу – и она рассмеялась от неожиданности. А Серж вздрогнул, рука его легла ей на плечо.

- Софи…

- Он такой красивый… - мурлыкнула она. И замолчала. Надолго.

Софья упивается контрастом: тонкой нежной кожи – у нее такая, тонкая и нежная, наверное, только на веках – и той напряженной вибрирующей мощи, что скрывается под ней. И контрастом гладкой спелой твердой вершины – и беззащитной мягкости основания в светло-русых курчавых волосах.

Нет, она делает это далеко не в первый раз. Но острое желание доставить максимальное удовольствие – впервые. Где-то читала… где-то, когда-то… что второй по значимости эрогенной зоной у мужчины являются именно они. И… и Соня запускает пальцы в русые вьющиеся волосы. Сначала нежно, очень аккуратно. Стоны прекращаются, он вообще как-то замирает, подбирается. Словно испугался. Или… ждет? Провела пальцами, погладила – легонько-легонько, слегка царапнула кожу. Сверху донесся шумный выдох. А она почувствовала щекой, как покрылась мурашками кожа его живота. Нравится? Спросить? Нет, она лучше рискнет: взять эту деликатную часть мужской анатомии - подержать, перекатить между пальцами, немного оттянуть. И сжать. Стон был такой громкий, что она испугалась – все-таки сделала ему больно, там это немудрено! Но низкое сдавленное: «Еще… пожалуйста…» убедило ее в обратном.

Все, что хочешь, сладкий мой. Лишь бы тебе было хорошо…

Он ее от себя буквально отпихнул. Софья подняла потрясенные глаза – и увидела точно такие же, потрясенные, потемневшие от страсти. Плечи у него дрожат, пальцы тоже – когда протягивает к ней руку.

- Иди сюда, Соф… Хочу тебя…

- Может, лучше, я тебя еще поцелую, поглажу?.. И ты… Тебе же нравится?

- Сюда, ко мне на колени, верхом, живо! Презерватив в портмоне, в пиджаке, пиджак на полу!

Соня поднимается на ноги, смотрит на него сверху вниз. Он нереально красивый в своем возбуждении.

- Я хотела довести дело до конца, - изволит капризничать. – А ты мне не дал.

- Ты как маленькая! - Серж предельно заведен – не только сексуально, но и эмоционально на взводе. И поэтому голос его громкий и резкий. – Будто не знаешь, чем дело может кончиться! Я не могу тебе… в рот… Тебе – не могу! Иди сюда, давай, садись на меня, хочу – умираю…

Ах, вот так?! С кем-то может, а с ней нет?! Да какого он вообще про других вспоминает, когда она – рядом?! И Софья, вместо того, чтобы выполнить его приказ, обходит вокруг, встает у него за спиной, наклоняется.

- Слишком много воли я тебе дала, Серж… – шепчет на ухо, берет его левое запястье, заводит руку на спинку кресла.

- Что?.. Что за..?

Вокруг запястий оборачивается шелк галстука от Brioni. А Бетанкур охреневает. И только эта его крайняя степень изумления позволяет Соне беспрепятственно связать Сержу руки за спиной.

Что за игры затеяла Соф?! Ему это совсем не нравится, но… Серж подергал ладонями и понял, что узел совсем слабый, и, в случае необходимости, он легко освободит руки. Ладно, черт с ней, если Софи вздумалось поиграть в подчинение – он попробует подыграть ей, несмотря на то, что всяческие ролевые игры в сексе считал чушью собачьей, и вообще - побаивался. Не нужно ничем портить старый добрый секс.

- А вот теперь, - Софи снова стоит перед ним. – Когда ты не будешь мне мешать… можно продолжить.

Возбуждение достигло такой стадии, что даже прикосновение латекса – болезненно. А потом Софи опускается на него – даже не сняв трусики, лишь отодвинув их в сторону. И становится наконец-то сладко. Она медленно двигается на нем – вверх-вниз, раскачивается. Сладко, томительно, изысканно. Но в какой-то момент этого становится мало – хочется глубже, быстрее, яростней. А Софи, наоборот, замедляет свои движения, скользит по нему совсем неспешно, а потом и вовсе замирает, прикрыв глаза, и лишь слегка двигает бедрам по кругу. Невозможность что-то сделать из-за связанных рук уже просто бесит.

- Софи, взялась меня трахать – делай это как следует!

Синие глаза распахивается. И в следующую секунду щеку ему обжигает пощечина. С ума сошла! Софи явно заигралась, и пора этот балаган прекращать. Все, с него хватит!

- Софи, развяжи мне руки!

- Гадкий мальчишка… - шипит Софи, наклонившись близко к его лицу, почти в губы. – Не серди меня…

- Развяжи мне руки! Немедленно!

- И не подумаю.

К черту, он сам! Резко выворачивает левое запястье, дергает правым и… Спустя еще секунд десять понимает, что затянул узел окончательно. Еще одна попытка освободить руки – ткань галстука лишь сильнее врезается в кожу. А Софи, между тем, встает с его колен. Слегка приподнимает подол короткого платья, запускает под него пальчики. И вот уже у нее в руках немного черного кружева. Снова садится верхом на его колени, но не так, ему смертельно хочется.

- Будешь много говорить – заткну тебе рот этим, – к его лицу подносят небольшой черный кружевной комок - это то, что было надето на Софи. И от ее белья пахнет – ею, им, ими обоими, сексом, черт возьми!

Он извращенец. Он идиот. У него связаны за спиной руки, ему пару минут назад влепили пощечину, и он только что мечтал избавиться от пут галстука и объяснить Софи, кто тут главный, и кто кого трахает. А теперь ему плевать на все это – лишь бы она продолжила. Как угодно. Все, что угодно, за то, чтобы она снова села на него так, как недавно.

- Ты понял меня? – Софи прищуривается. – Ты понял, что должен слушаться меня?

О, девочка окончательно вошла в роль? Серж сначала хотел ответить: «Да, госпожа», но передумал. Не сдержится и рассмеется сам первый, пожалуй, и тогда… кто знает, как отреагирует Софи? В последние полчаса она просто непредсказуема. Но очень вероятно, что вожделенное «туда, внутрь» отодвинется на еще более отдаленную перспективу. И поэтому Серж просто кивнул.

- Молодец, - пропела его «госпожа». – Хороший мальчик, послушный... – Тут Софи отвлеклась на то, чтобы засунуть свои трусики в компанию к запонкам – в нагрудный карман его рубашки. И не видела, как дернулся уголок его губ - он не смог сдержать усмешку. А потом она приподняла бедра и все-таки снова пустила его в себя.

Теперь она начинает двигаться резче, рвано, но быстро задыхается, стонет.

- Положи мне руки на плечи, - отрывисто командует он, и она послушно выполняет. – Наклонись, - и снова она слушается его. И Серж начинается ласкать ее прямо через тонкий трикотаж. А она прогибается к нему, к прикосновениям его умелого языка сквозь намокшую ткань. Задыхается, изнемогает от желания, сил уже не осталось двигаться, всхлипывает жалобно.

- Давай, малыш, давай, - хрипит он, отпустив ненадолго ее грудь из плена своих губ. – Не останавливайся. Давай, уже скоро… Еще чуть-чуть… Не останавливайся…

Он так и подгоняет ее – то лаская соски языком сквозь мокрую ткань, то шепча что-то, не давая остановиться. И она двигается, все резче, быстрее, рваней – и кончает, негодница, вздрогнув всем телом и уткнувшись лицом ему в шею. Спасение утопающих – дело рук самих утопающих, и ему приходится выгибаться под нею, вбиваясь в горячее пульсирующее лоно, пытаясь успеть, догнать. Гребанный фитнесс какой-то. Кожаное кресло жалобно скрипит под Сержем, но у него все-таки получается. Краем сознания еще успевает обрадоваться, что изделие мсье Жака Леле выдержало такой напор и не развалилось под ними, а потом оргазм смывает все.

Шевелиться не хочется. Тепло, уютно и от его шеи пахнет родным и знакомым. Кажется, бедра затекли от этой позы, но еще немножко посидит так – слишком хорошо, чтобы двигаться.

- Соф?..

- Ммм… - давай еще так посидим и помолчим, а? Не хочется даже говорить…

- Развяжи мне руки, Софи. Я пальцев не чувствую.

И тут прикрытые в истоме синие глаза резко распахиваются. Соню буквально подбрасывает на месте. Неловко слезает с его колен, ноги действительно затекли, и она идет, чуть прихрамывая. А потом и вовсе падает на колени – там, за креслом, охает, дергает за концы галстука. На руки его пытается не смотреть.

- Серж… - она снова встает на ноги, он поднимает к ней лицо. Софи бледная, глазищи испуганные, голос запинается. – Серж, я не могу развязать, надо разрезать, а то руки… - судорожно выдыхает, срывается с места вдруг. – Я вниз, на кухню, там же есть нож, наверное? Я разрежу, потерпи, я быстро, я сейчас.

- Софи, стой, - его спокойный голос останавливает ее на полпути из комнаты. – Успокойся. В ванной, в тумбочке, левый нижний ящик, там маникюрный набор. Возьми ножницы и разрежь. Только аккуратно, хорошо? Не поцарапай меня, - усмехается, чтобы она перестала нервничать.

- Хорошо, - кивает она. И почти бегом к двери в ванную, возвращается быстро, скрывается за спинкой кресла. И, спустя секунд десять ему, наконец-то, освобождают руки. Чуть не кончает от этого ощущения, во второй раз – за последние минут пять. Аккуратно выводит руки из-за спины, в плечах больно до ломоты. А ладони-то… ой-ой-ой… Пальцы распухли и отекли, цвет у них тоже… далек от нормального – бордово-синеватый.

- Прости меня… - тихий голос отвлекает его от самолюбования. Поворачивает голову. У бедняжки «грозной госпожи» Софи даже губы дрожат. – Прости, пожалуйста. Не знаю, что на меня нашло. Идиотка. Очень больно?

- Терпимо, - он шевелит пальцами, морщится.

- Прости. Пожалуйста, прости!

- Софи, успокойся. И сядь ко мне на колени.

- Тебе будет тяжело!

- Десять минут назад тебя это не волновало.

- Серж…

- Софи! Садись. Ко мне. На колени.

Она вздыхает, но садится. Аккуратно, осторожно, предварительно приведя его белье в порядок. Берет его руку, начинает разминать тихонько ладонь, пальцы. Господи, у него такие красивые руки – и что она с ними сотворила?! Серж зажмуривается – ощущение покалывания в руках приятно и болезненно одновременно. А она вдруг прижимает его ладонь к губам. Теплые нежные губы к горящей от резкого прилива крови коже – приятно, очень. И Софи так и продолжает: то целует ему руки, то растирает пальцами, то шепчет: «Прости меня, пожалуйста. Я идиотка. Прости».

- Я отомщу тебе…

- Да, конечно, обязательно, - покрывая легкими поцелуями его пальцы.

- Я раздену тебя догола, привяжу к кровати…

- Конечно, милый, - такое ощущение, что она его не слышит, занятая только его руками.

- И буду… - черт, что бы такое придумать? – И буду делать с тобой все, что захочу!

- Да-да, непременно, - бормочет она, растирая круговыми движениями ему ладонь.

- И ты останешься у меня ночевать!

- Разумеется, мой хороший.

Серж открыл глаза и выпрямился в кресле.

- Софи! Про последнее я не шутил!

- Да, я тебя прекрасно поняла, - она наконец-то отвлекается от его рук, смотрит ему в глаза. – Разумеется, я останусь у тебя ночевать. И можешь делать со мной все, что захочешь.

Серж довольно ухмыляется. Виноватая Софи – это прелесть что такое.

Позже, уже ближе к ночи, в его спальне кто-то с кем-то творил все, что хотел. Правда, чьи желания в темноте спальни были главными – определить было крайне сложно. Но Софи действительно осталась у него на ночь.