Живоловки на мелких хищников

Охотники придумали много хитроумных живоловок на мелких хищных зверьков—горностая, ласку, хорька, норку — такого простого устройства, что каждый сам может их сделать.

В основе у них у всех одна мысль: вход открыт, выход закрыт.

Возьмите небольшой длинный ящик или кусок деревянной трубы. С одной стороны сделайте вход. Над ним прикрепите дверцу из толстых проволок, но так, чтобы эти проволоки были длинней высоты отверстия. Дверца будет стоять косо, низом внутри ящика. Вот и всё.

Внутри лежит приманка. Зверёк чует её запах и видит её сквозь проволочную дверку. Толкает дверку мордой и пролезает под ней в ловушку. Позади него дверца падает. Открыть её изнутри невозможно, и пойманный зверёк дожидается, пока вы его оттуда вытащите.

В таком же ящике можно устроить „фальшивый пол", а приманку подвесить к потолку в глухом конце ящика. Вход здесь поуже, наверху изнутри - нетугая защёлочка.

Как только зверёк минует серёдку „фальшивого пола"—то место, где доска свободно вращается на стержне,—пол под ним опустится, а у входа поднимется, проскочит защёлку и наглухо закроет собой выход из ловушки.

Ещё проще взять бочонок повыше или целую бочку, открытую сверху, сделать в середине её два маленьких отверстия и насадить на длинный железный стержень. Концы стержня укрепляются в двух столбиках, между которыми вырыта яма достаточной глубины, чтобы в ней могла поместиться половина бочки.

Бочку на стержне уравновешивают так, чтобы передним (где выход) своим краем она лежала на краю ямы, а задней (где дно) половиной висела над ямой.

Приманку кладут у самого дна бочки.

Едва зверёк перейдёт за половину бочки, бочка перевернётся и встанет дном вниз. По её круглым стенкам зверьку из бочки никак не вылезти наверх.

Зимой в мороз совсем просто сделать ледянку, придуманную уральскими охотниками.

Полное ведро воды выставляют на мороз. Вода сверху, по стенкам ведра и на дне его замёрзнет скорей, чем внутри. Когда лёд нарастёт примерно пальца на два толщины, в нём сверху пробивают круглую дверку такой ширины, чтобы в неё мог пролезть горностай. Через это отверстие всю оставшуюся воду выливают и ведро вносят в дом. В тёплом помещении стенки и дно ведра скоро нагреваются. Лёд от них оттает. Тогда из железного ведра легко вытряхнуть ледяное ведро, со всех сторон закрытое, только с дыркой в крышке. Это и есть ледянка.

Киньте в неё немного сенца или соломки и пустите туда живую мышь. Там, где много следов горностая или ласки, вройте ледянку вровень с её крышкой в снег.

Зверёк, зачуяв мышь, сейчас же нырнёт в дыру на крышке ледянки. Назад ему не вылезти по гладким ледяным стенкам и не прогрызть их.

Чтобы достать зверька из ледянки, её просто разбивают: ловушка эта ничего не стоит, таких можно приготовить сколько угодно.

Волчья яма

На волков устраивают волчьи ямы.

Вырывают в земле на волчьей тропе глубокую продолговатую яму с отвесными стенами. Такую, чтобы волк в ней поместился, а разбежаться для прыжка не мог. Сверху накладывают тонкие жёрдочки, на них прутья набрасывают, мох, солому. Поверх снегом засыпают. Скрывают все следы работы: не узнаешь, где и яма была.

А ночью проходят тропой волки. Первый как шёл, так и провалился в яму.

Утром берут его живого.

Волчий садок

А то ещё устраивают „волчьи садки". Забивают колья в землю сплошным кольцом. Это кольцо окружают другим кольцом из кольев, так чтобы волк мог протиснуться между обоими рядами кольев.

В наружном кольце устраивают дверь, открывающуюся внутрь загородки. Во внутреннее сплошное кольцо сажают поросёнка, козу или овцу.

Почуяв добычу, волки один за другим заходят в двери наружной загородки и начинают кружить в узком простенке между двумя рядами кольев. Сделав полный круг, передний волк толкает мордой дверь, которая мешает ему идти дальше (повернуться он не может). Дверь захлопывается — и все волки пойманы!

Так они ходят без конца вокруг загороженной овцы, пока за ними не придут охотники. Овцы при этом остаются целы, но волки сыты не бывают.

Верховая яма

Трудно зимой рыть глубоко: земля мёрзлая, как камень. Так вместо простой волчьей ямы делают верховые. Это огороженное забором из кольев место с четырьмя столбами по углам. Пятый столб посреди „ямы". Он делается выше загородки. На нём прикрепляют приманку — кусок мяса.

На загородку из кольев кладут доску.

Один конец доски упирается в землю, другой висит над „ямой" около самой приманки.

Волк, почуяв мясо, взбегает по доске. Под его тяжестью свободный конец доски наклоняется, и волк кубарем летит в „яму".

ЕЩЁ СЛУЧАЙ НА БЕРЛОГЕ

(О т нашего специального корреспондента)

Сысой Сысоич шёл на лыжах по большому моховому болоту. Это было в самом конце февраля, снегу намело очень много.

Над болотом поднимались острова леса. Зорька —лайка Сысой Сысоича — забежала в один из них, скрылась за деревьями. Вдруг оттуда раздался её лай, да такой злобный, лютый. Сысой Сысоич сразу понял, что собака напала на медведя.

Порадовался тут маленький охотник, что с ним надёжная пятизарядная винтовка, и поспешил на голос собаки.

Зорька ярилась на большую кучу бурелома, заваленную снегом. Сысой Сысоич выбрал позицию, поспешно скинул с ног лыжи, утоптал под собой снег и приготовился стрелять.

Очень скоро из-под снега показалась тёмная лобастая башка, мелькнули глазки дремучего зелёного цвета: зверь здоровался, как говорят медвежатники.

Сысой Сысоич знал, что медведь, едва взглянув на врага, опять скроется. Подберётся весь там, в берлоге — и вдруг выскочит. Поэтому охотник выстрелил, прежде чем зверь успел спрятать голову.

Но слишком быстрый прицел был неточен: как потом оказалось, пуля только разорвала медведю щёку.

Зверь выскочил —и на Сысой Сысоича.

К счастью, второй выстрел — почти в упор — положил зверя на месте.

Зорька кинулась трепать мёртвую тушу.

Сысой Сысоич не успел испугаться, когда медведь бросился на него. Но когда опасность миновала, крепкий маленький человек сразу как-то весь обмяк. Глаза затуманились, в ушах звенело. Он глубоко, всей грудью вдохнул в себя морозный воздух, будто пробудившись от тяжёлых дум. Теперь он почувствовал, что только что пережил страшное.

Так бывает с каждым, даже с самым отважным человеком после опасной встречи лицом к лицу с большими хищными зверями. Вдруг Зорька отскочила от туши, залилась лаем и опять кинулась к куче — теперь с другой стороны.

Сыеой Сысоич взглянул и обмер; там показалась голова второго медведя.

Маленький человек разом взял себя в руки, прицелился быстро, но тщательно.

На этот раз ему удалось уложить зверя с одного выстрела у самой кучи.

Но почти тотчас же из чёрной дыры, откуда выскочил первый медведь, возникла лобастая рыжая башка третьего, а за ней четвёртого медведя.

Сысой Сысоич растерялся, ужас охватил его. Казалось, в эту кучу собрались медведи со всего леса и теперь все полезли на него.

Он не целясь выстрелил раз и ещё раз — и бросил в снег пустую винтовку. Он успел заметить, как после первого выстрела исчезла рыжая медвежья башка и как свалилась на снег наповал убитая последним выстрелом нечаянно подвернувшаяся под пулю Зорька.

Тут у него подкосились ноги, сами собой сделали три — четыре шага вперёд. Сысой Сысоич споткнулся о тушу первого убитого им медведя, рухнул на неё —и потерял сознание.

Неизвестно, сколько времени он так пролежал. Пробуждение было страшно: что-то больно защемило ему нос, он хотел схватиться за нос, но рука встретила что-то живое, тёплое, в шерсти. Он открыл глаза, — ему в глаза в упор глядели дремучие зелёные глазки медведя.

Сысой Сысоич вскрикнул не своим голосом, рванулся и вырвал нос из пасти зверя.

Как ошалелый вскочил он на ноги, кинулся бежать, но сейчас же по пояс провалился в снег, завяз в снегу.

Обернулся — и тут только понял, что держал его только что за нос маленький медвежонок.

Не сразу успокоился и сообразил Сысой Сысоич всё, что с ним приключилось.

Первыми двумя выстрелами он убил медведицу. За ней выскочил с другой стороны кучи трёхгодовалый пестун.

Пестун — молодой медведь, всегда самец. Он летом помогает матери-медведице нянчить (пестовать) своих младших братишку и сестрёнку, а зимой спит где-нибудь неподалёку от них.

В этой большой куче бурелома было две берлоги. В одной лежал пестун, в другой — медведица со своими годовалыми медвежатами.

Взволнованный охотник впопыхах принял пестуна за большого медведя.

А после старшего брата полезли из-под кучи и годовалые медвежата.

Еще маленькие, — весом всего с двенадцатилетнего человека, — они уже такие лобастые, башкастые, что с перепугу не мудрено принять их головы за головы взрослых медведей.

Пока охотник лежал в обмороке, единственный уцелевший из всей семьи медвежонок подошёл к матери. Он стал тыкаться в грудь мёртвой медведицы, наткнулся на тёплый нос Сысоя Сысоича и, верно, принял этот небольшой отросток Сысой Сысоича за сосок матери: забрал его в рот и стал насасывать.

Зорьку Сысой Сысоич похоронил тут же в лесу. Медвежонка поймал и принёс домой.

Этот медвежонок оказался забавным и ласковым зверем и очень привязался к одинокому, осиротевшему без Зорьки маленькому охотнику.

КЛУБ КОЛУМБОВ

Месяц двенадцатый

— Скачок в будущее.— Мысли юнестов. —Речь президента Клуба.

За окном лютовала метель, выла, свистела, швыряла в стёкла пригоршни колкого снега. Прохожие зябко кутались в платки и шубы, втягивали головы в поднятые воротники. Вечерело.

В тёплом, светлом помещении редакции „Лесной газеты" пела тоненькая нежно-жёлтая птичка. Взяв несколько высоких нот, будто для пробы голоса, она залилась вдруг такой жаркой радостной трелью, что у всех колумбов стеснилось в груди дыхание. Споры смолкли. Тёмные и русые, вихрастые и гладко причёсанные головы повернулись к окну, где в тесной клетке пела чудесная певичка.

Казалось, она никогда не кончит: звучная трель лилась и лилась из золотого горлышка маленькой пленной феи —дочери воздуха, заключённой в проволочную тюрьму. И без всякой паузы, не переводя дыхания, певичка рассыпалась вдруг бисером звуков, взвилась фиоритурой и, неожиданно оборвав страстную свою песню, как ни в чём не бывало принялась чистить носиком свои мягкие перышки.

— Ух ты! — вскричал Колк, внезапно придя в себя от охватившего его сладкого оцепенения. — Клянусь лешим, трель длилась больше пятидесяти секунд! Вот это песня! У кого из наших дикарей такая? У жаворонка, у соловья — и обчёлся!

— Ид! — возбуждённо заговорила Ре, ударяя себя по лбу. — Блестящий ид, сверкающая идея! „Земля Неведомая" получит нового чудесного певца! И создадим его мы —колумбы!

— Что ты, что ты, что ты, что ты! — быстрой скороговоркой проговорила До. — Подумаешь, — боги-созидатели! Птицы — не растения: соединив два вида, не получишь мичуринских гибридов. Есть помеси канареек с чижами, с чечётками, с коноплянками, но они обычно просто не дают потомства, вот и всё! Как не дают потомства мулы.

— Ты меня не поняла, — мягко сказала Ре.—Не гибридизацией канарейки с нашими птицами я хочу создать новых лесных певцов, а кукидизацией. Представь себе только: в начале лета мы подкладываем сотни, нет — тысячи яичек канареек в гнёзда нашим маленьким диким певцам: чечевичкам, коноплянкам, чижам, зябликам, щеглам, зеленушкам... Они высидят нам канарейчат, выкормят их, как своих птенцов, и научат слётков всем правилам птичьей жизни. Поскольку родных родителей канарейчат в наших лесах нет, некому будет переманивать к себе слётков,— вот они и останутся с теми птицами, которые их выкормили и воспитали.

Неизвестно, что с ними будет дальше. Останутся ли они зимовать у нас в „Земле Неведомой" вместе с воспитавшими их чижиками — птицами, у нас оседлыми? Откочуют ли на юг с лесными канарейками, как зовут у нас зеленушек? Улетят ли на зимовку в Индию с воспитателями своими красными канарейками, как мы — юнесты — прозвали чечевичек? Ведь никто еще не производил таких опытов с акклиматизацией птиц-иностранцев с помощью кукида.

— Смелая мысль! — задумчиво сказал Анд. — Я был однажды в Колтушах, в Институте физиологии имени Ивана Петровича Павлова.

Там заведующий орнитологической лабораторией, замечательный наш птицевед Александр Николаевич Промптов, рассказал нам о канарейках и своих опытах над ними.

Южная лесная птичка канарейка больше трёхсот лет живёт в плену у человека. Давно превратилась она в беспомощную клеточную птицу: еду добывать себе разучилась и гнёзда вить. В клетке у неё круглый год стоит кормушка с зёрнышками, очищенными от шелухи, поилка с чистой водой, купалка, а летом ей вешают верёвочные гнёзда, кладут вату и прочее, что требуется ей для подстилки. И жёрдочки у неё в клетке прямые, круглые, гладко выструганные, как раз по её тонким нежным пальчикам. Всем обеспечил её человек — только пой, пой да тут же, в неволе, выводи своих птенчиков. И, конечно, очень глупо, очень жестоко поступал человек, когда у нас в России в весенний праздник выпускал на волю вместе с нашими дикими птичками и давно отвыкшую от дикого житья, изнеженную в неволе, как дева в гареме, барышню-канарейку.

Александр Николаевич задался целью выяснить, нельзя ли вернуть канарейкам те инстинкты, которые утратили они от долгого житья в клетках. Он заменил прямые, гладкие жёрдочки простыми сучками. Перестал, подавать им в кормушках отборные зёрнышки, а стал разбрасывать корм по дну клетки, засовывать в щёлки овёс, ольховые шишечки, неочищенную коноплю, канареечное семя. Словом, отказал канарейкам во всех удобствах их гаремного житья. Их слёткам — а производил свои опыты Промптов именно над молодыми птицами — пришлось с самого начала упражнять свои клювы, пальчики, ножки. Садиться на кривые сучья и так и этак, тянуться к зёрнышкам и выцарапывать их носом из щёлок, освобождать от шелухи. И, когда подошло лето, не дал парочкам готовых верёвочных гнёзд-чаш, а просто положил им в клетки гибкие травинки, тонкие корешки, стебельки, конский волос, вату, — снабдил их хорошим строительным материалом для гнёзд.

И что же? В лаборатории молодые парочки канареек отлично начали вить себе гнёзда совсем так, как вьют у себя на родине, на Канарских островах, дикие канарейки. Вот, значит, как могут приспосабливаться к новым условиям жизни птицы, даже сотнями поколений отвыкавшие от вольной жизни, — от жизни, можно сказать, целиком на свою ответственность.

Надо полагать, что воспитанные нашими красными и лесными канарейками, чижами, коноплянками, рождённые у нас канареечки вполне могут обжиться в „Земле Неведомой" и стать у нас туземцами.

— Прравильно! — гаркнул Колк. — А чтобы они не потеряли своего искусства, не разучились бы петь, как их пленные родичи, мы будем летом вывешивать в лесу клетки с лучшими певцами-кенарами: пускай у них учатся, наматывают себе на ус! Певчие птицы ведь здорово переимчивы. Может, у нас и чижики начнут петь по-канареечному! Вот будет лесной хор в „Земле Неведомой"!

— Товарищи! — напомнила всем Ми. — Ведь сегодня мы собрались, чтобы отпраздновать годовщину открытия нашего Клуба. Чай подан,— пожалуйте за стол! Председательствовать за столом и сказать речь, или хоть речишку, попросим Президента нашего Клуба.

— Друзья!—сказал Таль-Тин, когда все заняли места.—Как радостно слышать, что наши колумбы открыли свою Америку, полную чудес в настоящем, прошлом и будущем.. В настоящем вы открыли в ней такие маленькие неожиданности, как американского жителя - ондатру, морских побережий странника камнешарку, медоносное дерево алейну. В прошлом — преисподнюю нору озера Прорвы, едва не стоившую жизни четверым из нас. В будущем — новую прекрасную певицу нашей Родины—переселенку с далёких Канарских островов.

На будущем нашем позвольте мне остановиться.

Вот затеяли вы акклиматизировать в „Земле Неведомой" канарейку. Дело хорошее —мечта! Только будьте внимательны, наблюдайте, размышляйте, не ныряйте со всех ног головой в воду. Помните, что обнаружилось на прошлом нашем собрании — на суде-маскараде. Сам себя губит тот, кто ничего не знает и никого не любит. Самое простое дело — разрушать, убивать. Ни любви для этого, ни знаний не требуется. В кромешной тьме незнания таится ненависть, таятся страхи, сама смерть таится. Каким страшным казался лес нашим предкам! „Лес —бес. Жить в лесу — видеть смерть на носу". И населяли наши предки и лес, и воды, и небо таинственными духами, жестокими богами, и старались откупиться от них, приносили им жертвы, человеческие жертвы... И, чтобы избавиться от тёмного страха, рушили лес. И губили себя: наступала пустыня.

Строить, созидать прекрасное гораздо труднее. „Прекрасное— трудно",— сказал мудрец древности. Лес прекрасен. Беречь его надо и, если перестраивать в нём жизнь, перестраивать с любовью и глубоким знанием дела.

Вот вы хотите дать нашему лесу небывалую прекрасную певичку. Возможно, вам это и удастся,—удастся включить ещё один голос в хорошо слаженный лесной хор, подложить лишнюю карту в постройку карточного домика. Возможно, говорю. Но тут требуется точнейший расчёт и горячее внимание любящих сердец.

Не так-то просто обстоит дело: дескать, дать нашим птицам высидеть канарейчат из яичек, — а там они выкормят птенчиков и научат их всему, что требуется для благополучной жизни в наших краях. Тут возникает много тревожных вопросов. Да, Промптов доказал, что в клетках молодые канарейки могут, так сказать, вернуться к первобытному состоянию: научиться добывать себе клювом зёрнышки из шелухи, вить гнёзда. Неизвестно, однако, сумеют ли они сами находить себе подходящую еду в нашем северном лесу, в неведомой не только нам, но и им земле?

Неизвестно,оденутся ли у нас молодые канарейки осенью достаточно тепло, чтобы перенести нашу суровую зиму, или разовьётся ли у них с достаточной силой перелётный инстинкт, чтобы совершить длинное путешествие на зимовки. Ведь в тропиках, на старой родине всего их рода, вечное лето.

Неизвестно, достаточно ли быстро вернётся к рождённым в наших краях канарейкам инстинкт защиты от многочисленных врагов, или при виде ястреба они будут только приседать на ножках, как это делают на жёрдочках в клетке при виде опасности.

И —поскольку опыт будет производиться под открытым небом, на воле, — очень трудно будет учесть его результаты: неизвестно, что станет с каждым из маленьких переселенцев. Поэтому было бы лучше начать проделывать этот опыт - акклиматизации, в лабораторных всё же, хотя и больших, масштабах: экспериментировать со многими молодыми канарейками в каком-нибудь саду-вольере, целиком забранном сеткой. Кто знает, может быть, одичалых уже молодых канареек придётся первое время подкармливать около человеческого жилья.

Ещё надо иметь в виду, что необычайно длинная, так восхищающая вас песнь кенара — продукт человеческого воспитания, продукт культуры. Есть такой анекдот: американского миллиардера привёл в восхищение газон в саду какой-то английской виллы — невиданно ровный и густой. Богач вызвал садовника и спросил его, как ему вырастить у себя в Америке такой же газон?

„Очень просто, — ответил садовник. — Купите у нас семян на десять пенсов, посеете их у себя, а потом будете триста лет подстригать его аккуратно, ухаживать за ним, пока он и у вас не станет таким же, как в Англии".

Триста лет из поколения в поколение человек развивал у молодых кенаров естественные музыкальные способности: подвешивал их клетки к клеткам лучших певцов-кенаров и других птиц. Из поколения в поколение кенара совершенствовали своё пение, подражая старикам, внося своё в это искусство. Что тут приобреталось подражанием, что передавалось по наследству, — вопрос сложный. Но будьте уверены, что без „науки", без „воспитания" ни один одичалый, выращенный в лесу кенарок не будет петь так, как этот вот наш певун у нас в комнате зимой. Поэтому очень интересна мысль Колк'а — развешивать клетки с кенарами в лесу.

Промптовские канарейки в Колтушах через открытые окна слышат песни полевых жаворонков, лесных коньков и вплетают в свои песни целые музыкальные фразы из их песен. А дикие певцы в силу подражания начнут учиться у клеточных своих товарищей. Молоденькие птицы — настоящие обезьянки, у них это врождённое.

Вот когда человек идёт в ногу с жизнью, не нарушает её законов и планов, не насильничает над ней, а идёт туда, куда его ведёт родина-мать, — тогда он творит красоту, творит прекрасное, творит живое, а не то, что уже завтра обречено на умирание и на вред самому человеку.

Знайте же: в вопросе об акклиматизации канарейки в „Земле Неведомой" жизнь сама идёт вам навстречу. Канареечный вьюрок — тот самый, из которого человек сделал канарейку, — давно уже начал распространяться на север и восток. Раньше он жил на Канарских островах, в Африке, на берегах Средиземного моря, а в нашем столетии отдельные парочки начинают гнездиться всё ближе и ближе к нам. Уже поселяются канареечные вьюрки всё севернее по берегу Балтийского моря: в Литве, Латвии, даже в Эстонии, а восточней — в Белоруссии. Летом выводят здесь птенцов, а в октябре собираются в стаи и отлетают на юг. Становятся, выходит, перелётными птицами. И можно надеяться, что выведенные нашими маленькими перелётными, на зиму улетающими из „Земли Неведо мой" на юго-запад, канареечки последуют за ними, а весной снова вернутся к нам.

Так мы дадим Родине ещё одного прекрасного певца, который без нашего доброжелательного вмешательства добирался бы до нас ещё сотни, а то и тысячи лет.

Открывая Новый —Вечно-Новый, как сказал наш поэт, — Свет, исследуя „Землю Неведомую" и тайны её раскрытия, мы — колумбы— приближаем прекрасное, будущее. И чем больше будет на нашей планете таких колумбов, чем крепче они будут любить Землю, изучать её, разгадывать её загадки, — тем скорее развеется окутывающая её тьма незнания, и тем скорее наступит на ней счастливое солнечное утро для всего живого.

Позвольте закончить мою речишку тостом Лава, произнесённым на открытии Клуба:

Да здравствуют колумбы

И Вечно-Новый свет.

Привет ему, привет!

Пытливый глаз и ум бы

Сберечь нам до ста лет.

Веем членам Клуба колумбов желаю в наступающем Новом Лесном году в „Земле Неведомой" сто новых вопросов, загадок и тайн!

Выпив обжигающий чай, съев обжигающее мороженое, колумбы разошлись по домам, горячо обсуждая свои будущие исследований и открытия.

ТИР

Бей ответом прямо в цель!

СОСТЯЗАНИЕ ДВЕНАДЦАТОЕ

1. — Какой зверёк спит всю зиму вниз головой?

2. — Что делает зимой ёж?

3. — Чего не ест белка зимой?

4. — Какая птица выводит птенцов в любое время года, даже среди снега?

5. — Пользу или вред приносят человеку синицы зимой, когда все насекомые спят?

6. — Пользу или вред приносит зимой человеку барсук?

7. — Какая певчая птичка достаёт себе пищу, ныряя в воду под лёд?

8. — Зачем внутри скворечен под входным отверстием набивают треугольник?

9. — У кого скелет снаружи?

10.— Дышит ли цыплёнок в яйце?

11. — Что будет с лягушкой, если её откопать из - под снега и поднести близко к огню?

12. — Когда температура тела воробья ниже — зимой или летом?

13. — Чем дышит тюлень, нырнув под лёд?

14. — Где раньше начинает таять снег —в лесу или в городе? И почему?

15. — С прилёта каких птиц считаем мы начало весны?

16. — В новой стене в круглом окне за день стекло разбито, за ночь вставлено.

17. — Зимой голоден, летом сыт.

18. — В избе мёрзнут, на улице нет.

19. — Тянется в окно сукно.

20. — Что выше лесу, что краше свету?

21. — Не в избе, не на улице — соловьиное гнёздышко.

22. — Ума нет, а хитрее зверя.

23. — По лесу жаркое в шубе бежит.

24. — Весной веселит, летом прохлаждает, осенью питает, зимой согревает.