Посмертное явление Мученика Григория Владыке Гермогену (Долганову)

В 1904 году епископ Сергий (Страгородский), в то время ректор Духовной академии в Петер-^ бурге, знакомит Епископа Гермогена и архиманд­рита Феофана (Быстрова) с Григорием Ефимови­чем Распутиным. Тесная дружба связывает Вла­дыку Гермогена с Распутиным до тех пор, пока не появляется в их кругу небезызвестный монах-расстрига Илиодор, Сергей Труфанов¹. Он, буду­чи близок к Владыке особенно в 1908-1910 го­дах, предоставляет ему огромное количество под­ложных документов о якобы недостойной жизни Старца (что впоследствии послужило основой для издания клеветнической книги о Распутине). Сре­ди документов были не только разного рода пись­ма, телеграммы, но и фотографии-фальсификации, наличие которых у доверчивых людей не вызыва­ло сомнений в правдивости воздвигаемой лжи. Горячий по духу Владыка Гермоген резко разры-

' Зловещая личность, безбожник, хулитель святынь, имевший отношение к убийству Царской Семьи, агент ЧК и многое другое, что ставит его имя в ряду с врагами Церкви и Отечества,

вает отношения с Григорием Ефимовичем, После государственного переворота в феврале 1917 года, следователь А.Ф. Романов, назначенный в ко­миссию временного правительства по разбору пре-отуплений Распутина и Царственных Лиц против Государства, свидетельствовал, что книга бывшего монаха Илиодора о Распутине «была проверена документально и оказалась наполненной вымыс­лом, множество телеграмм, которые приводит в ней Илиодор, никогда в действительности посы­лаемы не были. Проверка производилась по но­мерам телеграмм, а кроме того, комиссия имела в своем распоряжении не только телеграфные лен­ты, но даже подлинники всех посланных теле­грамм»¹.

Епископ Гермоген поверил Илиодору и искус­но изготовленным фальшивкам. В 1910 году Свя­тейший Синод обращает внимание на деятель­ность монаха Илиодора, являвшегося заведующим архиерейским подворьем в Царицыне. Прокурор судебной палаты Поповский составляет подроб­ную записку о деятельности последнего, пороча­щей Православную Церковь. Епископу Гермогену предлагается принять все меры, предотвращающие выпуск двух антицерковных книг, уже имевших в то время хождение по рукам в списках. Таковое предложение Синода воспринимается Владыкой как влияние «темных сил» Распутина. Выезд Епископа в епархию рассматривается, особенно в печати, как «ссылка» гонимого за правду Епископа.

8 марта 1917 года Синод в лице обер-проку­рора Львова назначает «гонимого» Царем и Цар-

* Платонов О. Правда о Григории Распутине. Сара­тов. 1993, С. 46.

ским Синодом Епископа Гермогена на Тоболь­скую кафедру. Что здесь? Стремление временного правительства иметь в месте скорого заточения Царственных Узников единомышленного и по­слушного иерарха? Мы дерзаем думать, что это — пути Промысла Божия, непостижимые и таинственные... Ведь именно в Тобольске Гос -подь умудряет Владыку Гермогена, и он прими­ряется с Государем и испрашивает у Него проще­ния. Царица - Мученица Александра пересылает Владыке записки с просьбой молиться о Них и Их близких, а чаще всего просит молитв у раки Святителя Иоанна Тобольского о несчастной России. Владыка Гермоген передает Государю большую просфору от Святейшего Патриарха Ти­хона и его Патриаршее благословение. По свиде­тельству знавших Владыку лиц, он часто сожалел о имевших место недоразумениях в отношении с Государем¹. Б.Н. Соловьев, зять Г.Е. Распутина, женатый на его дочери Матрене, встречался в 1918 году с Владыкой Гермогеном в Тобольске, где он бывал, имея целью освобождение Царст­венных Узников, а также для передачи писем и некоторых вещей для Них. Вот часть воспомина­ний Соловьева, свидетельствующая о выше ска­занном: «Епископа Гермогена я нашел в большом кабинете, склонившимся над письменным столом. Увидя меня, он торопливо пошел мне навстречу и после благословения ласково обнял меня и вос­кликнул:

¹ Государыня Александра Феодоровна пишет в своем письме от 15.12.1917 из Тобольска А.А. Вырубовой: «Епископ Гермоген (Тобольский) страшно за «Папа» (Государя) и всех».

«Какими судьбами? Вот уж не ждал!»...Я давно уже не видел Владыку и мне пона­добилось много времени, чтобы рассказать ему о моей жизни за последнее время.

Когда я дошел до рассказа о своей женитьбе [на дочери Распутина Матрене], Владыка вско­чил со своего места, словно ужаленный, а затем стал ходить по кабинету, что-то бормоча про се­бя, то вздыхая, то крестясь. Наконец он подошел ко мне, крепко меня поцеловал и сказал, что это я очень хорошо сделал.

«Я знаю, — говорил он, — что великий крест ты на себя взял, женившись на дочери Григория в такое время, но верю, что ты будешь для нее верной и крепкой защитой! Совершишь великий подвиг, и Господь тебя не оставит за твою лю­бовь к гонимым и обездоленным! Слушай! Ты отлично знаешь историю моих отношений с по­койным Григорием! Я его любил и верил в него, вернее, в его миссию внести что-то новое в жизнь России, что должно было укрепить ослабевшие связи между Царем и народом на пользу и благо последнего! Но его самовольное отступление от нашей программы, противоположный моему путь, по которому он пошел, его нападки на аристокра­тию и на таких людей как Великий Князь Нико­лай Николаевич, которых я всегда считал опорой Трона¹, заставило вначале меня отвернуться от

¹ «Дядя Государя Великий Князь Николай Николае­вич, генерал-адъютанты Алексеев, Рузский, Эверт, Бру­силов, генерал Сахаров, адмиралы Непенин и Колчак —— оказались теми восемью человеками, которые, изменив во­енной чести и долгу присяги, поставили Царя в необходи­мость отречься от Престола: решив примкнуть к актив­ным работникам Государственной Думы, трудившимся над

ниспровержением существовавшего в нашем Отечестве строя, они своим предательством лишили Царя одного из главных устоев Всероссийского Трона». [Последний Дворцовый комендант Государя Воейков также вспомина­ет о дне отречения: «Когда Министр Двора вернулся от Государя к себе в купе, мы пошли к нему поделиться вол­новавшей нас мыслью о возможности предложения Его Величеству отречения от Престола, на что граф сказал: «Да, это уже сделано». Меня как громом поразило это известие, так как из разговора с Государем я совершенно не мог вынести заключения, что подобное решение созре­ло уже в помыслах Его Величества. Я побежал в вагон Государя, без доклада вошел в Его отделение и спросил: «Неужели верно то, что говорил граф — что Ваше Вели­чество подписало отречение? И где оно?» На это Госу­дарь ответил мне, передавая лежавшую у Него на столе пачку телеграмм: «Что Мне оставалось делать, когда все Мне изменили? Первый Николаша... Читайте». (Я по­нял, что Государь был очень взволнован, раз Он в разго­воре со мной так назвал Великого Князя Николая Нико­лаевича». Воейков В.И. С Царем и без Царя. Воспоми­нания последнего Дворцового коменданта Государя Импе­ратора. М. 1994. С. 133, 137]. «Коленопреклоненно мо­лить» Государя «сдаться на милость победителям» — Го­сударственной Думы — В. К. Николая Николаевича бла­гословил Миторополит Платон (Рождественский Пор-фирий, Митрополит всея Америки и Канады, 1866^:1934, скончался вне общения с Московской Патриархией. В 1923 г. Патриарх Тихон вызвал Митрополита Платона Североамериканского в Москву для канонического суда над ним). «Будучи в 1917 г. экзархом Грузии, он, вы­званный В. К. Николаем Николаевичем, в конце февраля 1917 г., для совета, благословил его послать телеграмму Государю с просьбой отречься от Престола. Знаю об этом со слов Митрополита Анастасия (Грибановского). Ему же поведал об этом сам Митрополит Платон. Рас­сказывал мне Митрополит Анастасий и о том, что после февральской революции, Митрополиты Сергий (Страго-

него, а затем, видя его усилившееся влияние при Дворе и учитывая, что при этом его идеи будут еще вредоноснее, я начал энергичную кампанию против него. В азарте этой борьбы я многого не замечал. Я не видел, например, что моя борьба усиливает вредные элементы среди оппозиции Го­сударственной Думы. Я не видел, что словно са­тана, искушавший Христа, вокруг меня вертится, неустанно внушая мне ненависть, упорство и зло­бу, это подлинно презренное существо: Илиодор! Результаты ты помнишь? Громкий скандал: я по­бежден и отправлен в ссылку в Жировицкий мо­настырь, где, когда волнения души улеглись и я обрел возможность спокойно размышлять, я с ужасом увидел итог моего выступления: борясь за Трон, я своей борьбой только скомпрометировал его лишний раз! Сколько мук и терзаний пережил я потом! И вот, 1916 год, декабрь месяц, и Гри­горий убит!.. Тебе расскажу я, как я узнал эту новость. Я служил обедню в монастыре [Николо-Угрешском]. Богомольцев было мало и службу я окончил сравнительно рано. Благословив присут­ствовавших, я разоблачился, одел шубу и в со­провождении своего келейника пошел к себе в келлию. На пути, как обычно, меня встретил отец гостинник с отобранной для меня корреспонден­цией, немногими письмами и газетами, которые я регулярно выписывал. Поблагодарив отца гостии-

родский) и Платон были ближайшими помощниками рево­люционного обер-прокурора Синода, В.Н. Львова, неза­конно увольнявшего многих иерархов, в числе которых был Митрополит Макарий (Невский), известный ранее по своей миссионерской деятельности «Апостол Алтая» (Тальберг Н. К сорокалетию пагубного евлогианского рас­кола. Джорданвилль. 1966. С. 36),

ника, я прошел к себе, где келейник раздел меня, дал домашний подрясник и туфли. Так как время близилось к обеду, то я тут же благословил его идти в монастырскую кухню, что он и исполнил.

Я остался один. Одев туфли, вооружившись оч­ками, я принялся за чтение газет. Первое, что мне бросилось в глаза, это было сообщение о смерти Григория Распутина... Я невольно подумал: «Вот он гнал меня и из-за него я нахожусь сейчас на по­ложении ссыльного, но возмездие было близко, и кара Божия обрушилась на него и он убит!»

Вдруг, я никогда не забуду этого момента, я ясно услышал громкий голос Григория за спи­ной: «Чему радовался?.. Не радоваться надо, а плакать надо! Посмотри, что надвигается!-»

Я обомлел в первую минуту от ужаса... Уро­нив газету и очки, я боялся повернуться, да и не мог сделать этого... Словно остолбенел. Наконец, перекрестившись, я быстро встал, оглядел кел-лию — никого! В прихожей тоже никого!,. Опус­тившись в кресло, я не знал, что предпринять! В это время раздался стук в дверь и обычная мо­литва: «Господи Иисусе!»

«Аминь!» — с трудом ответил я; вошел с едой мой келейник. Не успел он преступить поро­га, как я засыпал его вопросами, не встречал ли он кого-нибудь по дороге, на что получил отрица­тельный ответ!..

Я не мог ничего есть, тщетно стараясь объяснить себе этот странный случай... Нако-неи,, я задал себе вопрос: «Чей голос слышал яР» — пришлось ответить: «Григория!..» Я не мог в этом ошибиться.

Не мне тебе рассказывать, ты это не хуже меня знаешь, что Григорий был особенным че-

ловеком, и много чудесного связано с его лично­стью. Одно скажу, я с трудом дождался вечер­ни, после которой я отслужил по нем панихи­ду, духовно примирившись с шш...»¹

«В 1918 г., 18 января, Патриарх Тихон благо­словил, чтобы по всей России двинулись крест­ные ходы. Владыка Гермоген благословил на кре­стный ход и Тобольск. Накануне Владыке при­шли приказать, чтобы никакого крестного хода не было или Владыку арестуют. На другой день, в Тобольском Кремле, Владыка служил обедню и молебен. Все знали, что крестный ход запрещен. Но загудели колокола, и Владыка с духовенст­вом, под хоругвями и крестами, вышел из собора. Крестный ход совершился. Громадные толпы на­рода потекли вдоль стены, вокруг Тобольского Кремля, с пением: «Спаси, Господи, люди Твоя».

Тобольский Кремль возвышался над городом, дом Государя и Царской Семьи ниже Кремля. Со стены были хорошо видны окна Тобольского Дома и за окнами Узники: Государь, Государыня, Царевны, Цесаревич.

Владыка остановил крестный ход на том месте стены, откуда был виден Тобольский Дом. Потом Владыка один подошел к краю стены. Один стоял над Тобольском, с деревянным крестом. Он высоко поднял крест и благословил Царскую Семью»².

На Страстной неделе Владыка был арестован и отправлен из Тобольска в Екатеринбург, куда была направлена делегация от Епархиального

* Марков С.М, Покинутая Царская Семья. Вена. 1927. С. 246-248.

² Польский М., протопресвитер. Новые Мученики. М. Т. 2. С, 66-67.

съезда в составе члена Московского Собора при-сяженного поверенного Минятова, брата Влады­ки _ протоиерея Ефрема Долганова и священни­ка Михаила Макарова. 16 июня 1918 года, крас­ногвардейцы всех вместе «вывели на палубу и приказали немедленно снять верхнюю одежду и обувь. Кто раздевался недостаточно быстро, с то­го одежду срывали, а затем, раздетых, под гра­дом насмешек и прибауток, предварительно свя­зав руки, бросали с палубы в реку Туру.

Епископ Гермоген молился за своих мучителей и благословлял их. С циничной, непередаваемой руганью, сопровождаемой зуботычинами, сорвали со Святителя рясу и подрясник, скрутили назад руки. Так как Епископ Гермоген не переставал громко молиться, то [...] комиссар ударил кула­ком по лицу и заставил Старца умолкнуть. Затем привязали к скрученным рукам двухпудовый ка­мень и — раскачав — бросили в Туру против села Покровское»¹.

Запись из

Матрены Распутиной

23-25 июля 1918 года

«Приехала комиссия искать тело убитого Гер-могена, нашли в воде его, обмотанного веревками, и руки связаны назад, мучили, говорят, его бед­ного страшно, ах, какие мерзавцы большевики, не лучше бы им и не хуже, Господи, накажи их. Завтра ждут Епископа Еринарха из Тобольска и тогда повезут Епископа Гермогена хоронить в

Тобольск. [...] Как жутко проходить мимо церк-ви, в особенности вечером, идешь — темно-темно и ни одного человека нет на улице, вся деревня спит. Видишь, в церковной ограде горит свеча, дьякон читает всю ночь Евангелие у Епископа Гермогена на могилке. Стараюсь реже ходить в верхний край, чтобы не видеть жуткой картины. Сегодня приехал Епископ Еринарх за телом уби­енного, служили панихиду. Я сильно плакала, вспомнила сейчас же папу, как его отпевали: сто­ять было немыслимо, хотелось зарыдать»¹.

Крестьяне села, где жил Распутин, погребли тело Владыки возле церкви, построенной на сред­ства, собранные Григорием Ефимовичем Распути­ным, и за благословением на строительство кото­рой он отправился в С.-Петербург, где и позна­комился с Владыкой Гермогеном.., Позднее тело Владыки Гермогена было с почестями перенесено в Тобольск и упокоено в пещере, где ранее нахо­дились мощи Святого Иоанна Тобольского и ка­нонизации которого, о коей так заботился Старец Григорий, противился Владыка Гермоген, считая ее «вмешательством Распутина в дела церкви».

Прозрение будущего по молитвам Старца Григория

Благодатный Старец смежил очи свои, но по отшествии от мира сего тленного в Небесные Се­ления к Царю Славы Христу, он не оставил сво­его попечения о пасомых и не почил от дел своих.

¹ Польский М., протопресвитер. Новые Мученики М. Т. 2. С. 68.

¹ Расследование Цареубийства. Секретные документы. М. 1993. С. 61-62.

Если при жизни Старец часто упреждал о гряду­щих на Россию бедах и страшных страданиях, то и по кончине он напоминал о сказанном при жиз­ни и уготовлял всех для несения невиданных до­селе скорбей. На следующую ночь по мучениче­ской кончине, с 17 на 18 декабря 1916 года, одна из ближайших его духовных чад — Юлия Алек­сандровна Ден — имела видение-откровение. Вот как она описывает события той ночи, бывшие ей в доме Анны Вырубовой, где она переночевала по просьбе Императрицы: «К моему удивлению, [дом] был занят агентами тайной полиции.

Уютная столовая была битком набита полицей­скими, которые встретили меня чрезвычайно уч­тиво, объяснив свое появление тем, что недавно раскрыт заговор с щелью убить Государыню и Анну Вырубову. Новость была не очень-то уте­шительная, но я решила не нервничать и, пожелав полицейским офицерам покойной ночи, отправи­лась в спальню Анны Александровны.

Знакомая комната показалась мне какой-то чу­жой. В темных углах ее мерещилось что-то жут­кое, казалось, сам воздух пропитан запахом смер­ти. По своей натуре я не суеверна, но, призна­юсь, мне стало не по себе, когда с грохотом упала икона, сбив при падении портрет Распу­тина. Я поспешно разделась и легла в кровать, но уснуть не могла. Я лежала с открытыми глаза­ми несколько часов и, лишь под утро задремав, внезапно была разбужена страшным шумом. От­куда-то издалека до меня донесся топот безчис-ленного множества ног. Огромная толпа двигалась к Царскому Селу. В голове у меня мелькнула кошмарная мысль: должно быть, в Петрограде произошел мятеж. Я выпрыгнула из постели, на-

кинула на плечи плед и кинулась в столовую. Но там было тихо: полицейские офицеры спали прямо на полу. Мое появление разбудило их.

«Что случилось, мадам?» — спросили они.

«А разве вы сами не слышите? — нетерпели­во ответила я. — Шум... толпа... Я уверена, что в Петрограде произошло что-то ужасное».

«Мы ничего не слышали».

«Уверяю вас, я не могла ошибиться».

Полицейские открыли ставни, затем окна. Все было тихо. Стояла глубокая тишина, какая бывает лишь зимой. Ничего не сказав, офицеры закрыли окна. «Вам, видно, что-то приснилось, мадам, — произнес один из них сочувственно. — Расшата­лись нервы, и есть с чего».

Но я была иного мнения. Разумеется, я много пережила в тот день, однако то, что я слышала, не было кошмарным сном или обманом слуха. Когда я снова вошла в мрачную спальню, где [упала] икона и портрет Стари,а, я содрогну­лась. Я не все еще поняла до конца, но для ме­ня приподнялась завеса, и я слышала быстро приближающиеся шаги мятежа и убийств»¹.

Зов к покаянию

Княгиня Ирина Александровна Юсупова, супруга главного убийцы Старца, посвященная в убийство и соучастница его, рассказала, «что в ночь на 17 декабря она проснулась, и ей было виде­ние: Распутин по пояс, гигантского роста, в голубой рубашке с вышивкой. Миг — и призрак исчез»².

¹ Ден Лили. Подлинная Царица. М. 1998. С. 75-77.

² Кн. Феликс Юсупов. Мемуары. М. 2000. С. 225.