Очистительное действие страданий

Святые Отцы научают, что основой всех доб­родетелей и даров, ниспосылаемых желающему совершенствоваться самому в духовной жизни и призывающему к этому и своих ближних, являет­ся наличие благодати. Если ее нет, то подвиг напрасен. Внешнее делание приобретает силу и привлекает благодать Святого Духа, когда соеди­няется с покаянным состоянием души и смирени­ем, безропотным перенесением скорбей, видением своего окаянства, непревозношением, умалением и всепрощением, непамятозлобием и прощением грехов обидчикам. Все это стяжал, милостью Бо-жией, Григорий. Он добровольно, ради Хри­ста и Царя, предал себя в этой временной жизни на безропотное перенесение хулы, безчестий, кле­вет, поруганий и гонений. Никто из наиболее близких нам святых не подвергался от врага тако­му оклеветанию и лжи, как Мученик Григорий. Ложь была такова, что свидетельствовала о том, что сам «отеи, лжи и диавол искони» гнал и хулил святого. Сначала» пока враг не распознал истинную причину пребывания праведника в Пе­тербурге, Григорий подвизался незаметно во спа­сение других и даже был в духовной славе и при­знании. К нему стекались со всего города со своими бедами и просьбами помолиться. Иногда бывало до семисот человек в день. С раннего ут­ра приходили страждущие ко дверям его дома. Он выходил к ним, «низко кланялся, оглядывал толпу и говорил; «Вы пришли ко мне просить по­мощи. Я всем помогу». Почти никогда Григорий не отказывал. [,,.] Он не задумывался, стоит ли

проситель его помощи. [...] Квартиру его запол­няли хромые, увечные и нуждающиеся. [...] Он никогда не умел отказать нуждающимся и тру­дился самым старательным и добросовестным об­разом. Некоторое время он пытался принять всех. Молился за здоровье больных. Многие из них чудесным образом исцелялись, и очередь станови­лась тем длиннее, чем шире распространялись слухи о его способностях врачевания,.. Он нико­гда не брал на себя смелости осуждать мотивы приходящих к нему людей. «Только Бог, — го­ворил он, — имеет право судить»... Он не су­дил. Зато его судили»¹. Диавол не хотел допус­тить, чтобы светильник сей не угасал и разгонял сгущающуюся вокруг Царского Трона тьму.

Для Григория настало время вступления в му­ченический подвиг по произволению: вначале, прежде действительной мученической кончины с пролитием крови, он предает себя на безкровное мученичество принятия страданий от мира.

«Ветхозаветные пророки не раз испытывали припадки этого смертельного страдания при виде израильтян, глухих к их наставлениям, погрязших в преступлениях. Илия, пораженный ими, вос­кликнул с тоской: «Боже, приими дух мой, я от­дам Тебе его!». А другой пророк прибавлял: «Приими его, ибо лучше умереть, нежели жить так!»²,

В этой тяжелой духовной брани святой Григо­рий молил Господа о помощи и взывал к Нему:

Распутина Матрена. Распутин. Воспоминания до­чери. М. 2000. С. 144-146.

² Крестный Путь Иоанна Златоуста. М. 1996. С. 218-219.

«В гонениях Твой. путь.

Ты нам показал Крест Твой за радость.

Господи, Крест Твой тяжел, и минутная жизнь

прссветлый рай — нет конца!

Моя жизнь в дальнейший путь во Христе — рай.

О как весел, да Крест тяжел.

Радостный день в гонении, да не всяк вместит.

Тяжелы скорби без привычки.

Пойми грехи свои, и Крест будет всласть.

Без креста Бог далек!

И сам не ищи Креста, а Бог даст,

понесешь, сколько сможешь.

Бог знает, что тебе нужно, только будь

осторожен...

Только победа — смирение и крестное знамение. А смирение дают скорби и разные гонения».

Григорий очищал свою душу от страстей несе­нием скорбей и не озлоблялся; он соделался сосу­дом, приявшим Благодать Божию: «Чистота взи­рает на Бога, — пишет Исаак Сирии, — воссия­ет и цветет в душе не вследствие прошения, но вследствие неведения злобы какого бы то ни было человека. Если же желательно тебе, чтобы сердце твое сделалось вместилищем тайн нового мира, то обогатись сперва делами телесными, по­стом, бдением, службою, подвижничеством, тер­пением, низложением помыслов и прочим. Связы­вай ум свой чтением Писаний и углублением в них, напиши пред очами у себя заповеди и отдай долг страстей, когда бываешь побежден и побеж­даешь. И непрестанным молитвенным собеседова-

¹ Платонов ОЛ. Жизнь за Царя. Из Духовного На­следия Г.Е. Распутина. М. 1999. С. 492-493.

нием [...] приучай ум твой углубляться в тайны Спасителева домостроительства»*.

«Господи, — молил праведник. — Как умно­жились враги мои! Мои — мнози и восстают на меня! Многие говорят душе моей: нет спасения ему в Боге. В душе скажу, не убоюсь тем народа, которые со всех сторон ополчились на меня. Крепко люблю слово Твое, Господи! Не отчаи­вайся! Покаяние — радость Богу и Ангелам! На­следник у Бога будешь! И я надеюсь на милосер­дие Божие, и оно велико! И все близкие убоя­лись зла и оставили на посмешище меня!»². Мир поносил его, а он терпел, не оправдываясь, полу­чая от Господа то, к чему стремились все свя­тые — святое смирение и любовь] Через стяжа­ние этих высоких добродетелей — смирения и совершенной любви — сей страдалец Григорий восходил в Небесный Иерусалим. Гонимый от падшего мира, святой удостоился при жизни от Гос­пода сугубой Благодати, а лишенные благодати слу~ жители мира сего корили того, на ком она почивала.

Даже если бы Господь не сподобил Григория страстотерпческой кончины, вся его жизнь — му­ченичество и страдания. «Невозможно, — пишет Святитель Иоанн Златоуст по этому поводу, — отказать в именовании мучеников людям, которые не только устояли перед обидами, оскорблениями, клеветой, что само по себе имеет цену, но кото­рые прямо смотрят в лицо ужасным угрозам, и даже пыткам, [...] тем, которые готовы перенести

* Епископ Варнава (Беляев). Основы искусства свя­тости. Т. 4. Нижний Новгород. 1998. С. 247.

² Платонов О.А. Жизнь за Царя. Из Духовного Наследия Г.Е. Распутина. М. 1999. С. 489.

всевозможные преследования, нежели войти в об­щение со злодеями, совершающими одно преступ­ление за другим. Кто откажет в наименовании мучеников людям, которые своими мучениями за­печатлевают учение Церкви, утешают эту Святую Мать, плачущую от прегрешения слабых, отре­кающихся от нее, при всех их многочисленности? Один человек, исполняющий волю Божию, стоит более десяти тысяч ее нарушающих»^.

Тысячи восстали на одного...

Враг стремился запятнать Григория худой сла­вой, злобно гнал святого, как некогда преследовал Святителя Иоанна Златоустого.

Учитель Вселенский, Столп Церкви Христовой предал Господу душу свою в изгнании, имя его ху­лилось в церквах в течение тридцати лет как ерети­ка и раскольника; требовалось обязательное произ­несение проклятия Златоусту от почитателей его, если они хотели войти в храм. Возглавлял гонителей Александрийский Патриарх Феофил. После бла­женного упокоения Святителя Иоанна, Феофил за­нял ту же позицию. Происки, обман, подкупы, ко­торыми он владел искусно, продолжались.

«Опираясь на эти происки, угрозы и подкупы, Феофил издал против личности Златоуста гнус­ный пасквиль, посредством которого имел намере­ние оправдать себя, пятная жертву. Случай, кото­рый не назовем счастливым, сохранил нам отры­вок этого пасквиля в сочинении одного епископа VI века, предназначенном Императору Юстиниа­ну. Невольно теперь краснеешь, читая то, что без стыда писал священнослужитель и один из значи­тельнейших восточных патриархов о Святителе,

* Крестный Путь Иоанна Златоуста. М. 1996. С.249.

73

им погубленном. Автор пользуется своими бого­словскими познаниями для того, чтобы изобрести безумные обвинения Иоанна Златоуста в колдовст­ве; пользуется Священным Писанием, черпая отту­да страшные формулы проклятия и оскорбления.

По этому сочинению Святитель Иоанн был диавол, слова которого текли грязным потоком в души слушателей, предатель наряду с Иудой, и, что, подобно тому, как сатана принимает вид светлого ангела, Иоанн не был в действительно­сти тем, кем казался; что он преследовал своих ближних с той адской злобой, которой был одер­жим Саул, и доводил до смерти служителей Бога и Его святых. Златоуст еще здесь назывался «скверным развратником, нечестивым в церкви пер­ворожденных, преданным ярости властолюбия и ве­личающимся своим безумием; он же отдал душу свою диаволу, предавшись постыдному прелюбодея­нию; его священнослужение было гнусно, его жерт­вы были осквернены; он был враг человеческого ро­да и превосходил дерзостью разбойников»¹.

«Пока существует Распутин, мы победить не можем»²

(иноверцы)

Все, в чем обвиняли Святого Иоанна Златоус­та, Святителя Вселенской Церкви, вменяли в ви-

ну и Григорию Новому. Поразительно почти бук­вальное сходство обвинений: обоих святых имено­вали диаволами; о Распутине «вторым Феофи-лом» Сергием Труфановым был составлен гнус­ный пасквиль под названием «Святой черт»; его называли сектантом-хлыстом, устраивали церков­ное дознание (так и не подтвердившее обвине­ние)... На голову «священного козла отпущения» Григория Распутина возлагались все мерзости и вины... Сроки, назначенные инородцами, прибли­жались... Невинная кровь должна была пролить­ся... Они жаждали Царской Крови.., Но пока за Царскую Семью молился пророк Григорий, Господь Их хранил... «Пока я жив, — говорил Григрий, — все будет хорошо [будет жив и Царь]»¹. Не будет меня, «в полгода потеряете и Престол, и мальчонку»².

Григорий часто повторял: «мужики никогда не убьют Царя, а убьет его интеллигент»³, противя­щийся Богу, иноверец.

Царь-Мученик Николай был самым сильным и мудрым Государем. Его отличала необыкновен­ная простота в отношениях. Он имел природный дар — великолепную память на лица, имена и со­бытия. Сердечность манер и сдержанность укра­шали Его Царское величие. Даже самое серьез­ное и обоснованное неудовольствие Он проявлял в вежливой форме, не оскорбительной для другого человека. Монарх, имевший два высших образо­вания — юридическое и высшее военное. Ему

1996.

¹ Крестный Путь Иоанна Златоуста. М, С. 268-269.

² Фраза из выступления в Думе предателя России и Царя Пуришкевича В,И. Российский Архив. Т.8, Соко­лов Н~А. Предварительное следствие. 1919-1921. С. 252.

¹ Ден Лили. Подлинная Царица. М. 1998. С, 68

² Кн. Ф. Юсупов. Мемуары. М. 2000. С. 176. * Российский Архив. Т.8. Соколов НА.. Предвари­тельное следствие. 1919-1921. С. 183.

 

 

была чужда любая поза и неискренность, Импе­ратор всегда пренебрегал личным ради других. Полное самоотвержение и безграничная любовь к Отечеству. «Скромный в своих вкусах, в личной Своей жизни, даже в одеянии, донашивал иногда платие до штопки, Он, вместе с тем, становится самым широко гостеприимным хозяином, когда Он у Себя принимает гостей. Он тратит без сче­та, из Своих личных средств, нередко с щедро-стию, всегда остающейся неведомой, чтобы по­мочь в несчастиях людям»¹. «Пушкин, который в своем «Борисе Годунове» дал глубочайшее про­зрение сущности Монархии, говорит:

Не должен Царский, голос

На воздухе теряться по-пустому.

Как звон святой

Он должен лишь вещать

Велику скорбь или великий праздник.

Это истинное понимание Царского достоинст­ва, чувство монархического такта, было в высшей степени присуще Государю»².

«Воспитанный для царства, Он видел с ранних лет перед Собой огромность ожидающей Его за­дачи. Власть как долг: власть, возлагающая вели­кую ответственность — вот основная черта Его политического мировоззрения. Не честолюбие — его у Государя почти не было — не «вкус к вла­сти», ни, конечно же, какие-либо материальные

* Якобий И.П, Император Николай II и революция. Берлин. 1938. С. 7.

^ Олъденбург С. С. Слово Памяти Государя. В кн.: Государь Император Николай Александрович. Бер­лин. 1922. С. 9.

соображения — Он жил [... ] скромнее многих Своих министров, [...] но понимание власти как права и обязанности одновременно лежало в ос­нове всех действий Императора Николая Второго. Он считал, что ответственность [.,.] за судьбы вверенной Ему Богом страны лежит на Нем, и что от нее никакой земной суд не может Его раз­решить. [...] Ответственность за Свои решения Он нес один перед Богом и историей, [...] не пе­релагал бремя ответственности ни на кого. [...] Высокое сознание ответственности, отношение к власти как к долгу, заставляло Государя в тече­ние многих лет относиться отрицательно к попыт­кам ограничения Его власти. Отвечать перед Бо­гом должен Он; а как отвечать, если не имеет свободы распоряжаться?.. Если бы Он искренно убедился, что для блага страны пригоднее иной порядок и что в России есть силы, которым мож­но доверить часть Священных прав — обязанно­стей, конечно, Он сделал бы это с радостию: ни личного властолюбия, ни потребности вмешивать­ся во все дела государства Он никогда не имел. Бремя власти Он нес как тяжелый долг.

Но когда Он сделал шаг в этом направлении, как Он был встречен? Что же, разве те силы, которые так громко требовали прав, проявили то­гда понимание обязанностей? Когда был издан Манифест 17 Октября, разве не закрутилась по всей России какая-то дикая бесовская пляска? «Добейте гадину», — писали газеты. «Граждане! Жертвуйте на гроб Николая II», — остроумнича­ли революционеры на улицах. Что, Московское восстание было до или после Манифеста? — А когда собралась I Государственная Дума, которую Император все-таки встретил благожелательными

 

словами, что Он видел от нее? Требования, тре­бования, резкие и властные по тону, отклонение поправки об осуждении террора, слова о крови под горностаевой мантией, поминутное бряцание мечом «революционного народа»...

Так ли уж был не прав Государь, когда после колебания не счел возможным доверить этим си­лам правление взбаламученной страной?!»¹

Да, «Один человек, исполняющий волю Божию, стоит более десяти тысяч ее нарушающих»,..

Больше всего отвращало смутьянов следующая убежденность Царя Николая, в коей Его укреп­лял и поддерживал Григорий. Царь считал, «что всем управляет Бог, Помазанником Коего являет­ся Царь, Который поэтому не должен ни с кем сговариваться, а следовать исключительно Боже­ственному внушению. Если Царские веления со­временникам не нравятся, то это не имеет значе­ния. Результаты действий, касающиеся народной жизни, обнаружатся лишь в отдаленном будущем и лишь тогда получают сами эти действия пра­вильную оценку. Согласно сему Государь никого больше не слушается. [...] Царствование Нико­лая II превращалось таким путем в то самое, что утверждал еще в 1765 году фельдмаршал Миних: «Русское государство имеет то преимущество перед всеми остальными, что оно управляется Самим Богом, Иначе невозможно понять, как оно существует»... Возвести это положение в догму суждено было Николаю Второму. Не на основании какой-либо системы или вперед начер-

танного плана и не в путях преследования твердо определенных целей стремился Он править Вели­кой Империей, а как Ему Бог в каждом отдель­ном случае на душу положит»¹.

От Царя требовали самоупразднения, опира­ясь, якобы, на народные настроения. Когда «выс­шее общество» в лице Верховного Главнокоман­дующего В.К. Николая Николаевича довело Рус­скую Армию почти до поражения и Царь Нико­лай «выдержал огромный натиск, выслушал мно­жество верноподданнических любезных просьб, остался тверд и спасение Родины взял в Свои руки, вместо нравственной поддержки, в грозную минуту, Он встретил дружный отпор, кликуше­ские предсказания гибели, завуалированную враж­ду и то отношение, которое на практическом язы­ке можно было бы выразить словами: «мы Тебя, Царь-Батюшка, в грош не ценим»... «Все попыт­ки отговорить Царя указанием на опасность и риск занятия этой должности не помогли, — за­писал в своей книжечке профессор Павел Милю­ков. — Распутин убедил Императрицу, а Та Императора, что принятие командования, есть ре­лигиозный долг Самодержца. Мистический взгляд на Свое призвание, поддерживаемый сплотив­шимся придворным кружком, окончательно пара­лизовал все другие влияния. Отныне все попытки извне указать Царю на возрастающую опасность народного недовольства будут наталкиваться на пассивное сопротивление человека, подчинившего­ся чужой воле и потерявшего способность и жела­ние прислушиваться к новым доводам. [*••]

' Ольденбург С.С. Слово Памяти Государя. В кн.: Государь Император Николай Александрович. Берлин. 1922. С. 12-13.

¹ Гурко В.И. Царь и Царица. Париж. 1927. С. 32. Из Дневника статс-секретаря Половцева А.А.

Милюков негодовал и бичевал. По русской пословице о красном словце, он не щадил никого. Увлекаясь сладкозвучием, говорил и писал мысли несдержанные, невыношенные, по существу, спор­ные, хотя и хлесткие. Душа у него была не рус­ская, чужая, интернациональная, — душа безрод­ного космополита. Ему были чужды отеческие традиции, потому и осуждала так презрительно религиозную мистику Царя. А как ценна был а эта мистика в русской жизни; как был дорог народу совестливый Царь, постоянно обращаю­щий Свой взор к Правде Божией\

Можно ли было осуждать Царя за то, что в тяжкие, страшные дни крушения военного фронта Он взял в Свои руки непосредственное руково­дство борьбой с вторгшимся в пределы России врагом? Можно ли было на основании этого вы­ставить Его как безвольного, безхарактерного че­ловека, подчинившегося стороннему влиянию, с пассивным упрямством и умственной апатией? Не достоин ли был самого сурового осуждения тот, кто с такой завуалированной легкостью возвел ви­ну на неповинного, обвинив Царя в [апатии], что было отвратительной неправдой? Из каких источ­ников Милюкову были известны народные на­строения и почему он связывал рост народного недовольства со вступлением Царя в командова­ние армиями? «Я не могу сказать о настроени­ях моего села. А у них, видите ли, чувства все­го народа, как на ладони. Кто его спрашивал? Грех на душу берут эти люди. Неправду гово­рят; говорят отсебятину», — сказал в одном из разговоров Распутин.

Вступив в командование, Государь написал 25 августа Свое первое письмо Царице из Ставки:

«Благодарен Богу, все прошло, и вот я опять с этой новой ответственностью на Моих плечах. Но да исполнится воля Божия. Я испытываю та­кое спокойствие, как после Святого Причас­тия. Все утро этого памятного дня 23 августа, прибывши сюда, Я много молился... Начинается новая чистая страница, и что на ней будет написано, один Бог Всемогущий ведает. Я под­писал Мой первый приказ и прибавил несколько слов довольно-таки дрожащей рукой»...

С той поры как Небесное Провидение присла­ло в укрепление Государю Императору Старца Григория прошло двенадцать лет... Мучительных и болезненных, за которые истинные и верные сыны Отечества, уповая на помощь Божию, пы­тались исправить состояние умов.

Царь-Мученик Николай и Его присные сеяли добрые семена...

А крамольники их вытаптывали...

И насадили плевелы...