Драматургия Маяковского. Пьесы «Мистерия-буфф», «Клоп», «Баня». Приемы развертывания конфликта. Условные образы и картины. Язык персонажей.

Своими пьесами он успешно развивает комедийно-сатирические традиции русской классической литературы, традиции А. С. Грибоедова, Н. В. Гоголя, М. Е. Салтыкова-Щедрина. Особенно видны традиции гоголевского «Ревизора».

Маяковский создал драматические произведения «Клоп» и «Баня», «Мистерия-Буфф». В своих драматических произведениях Маяковский развивал ту линию агитационно-плакатного искусства, которая возникла в первые годы после революции и отражала стремление демократизировать театр.

Ставя своей целью агитацию современника, Маяковский за­тронул «вечные» вопросы. Драматургия по­следних лет резко выделяется реалистичными мазками, которые органично сочетаются с сатири­ческими приемами карикатуры и гротеска. Центральными фигурами здесь являются ме­щанин и бюрократ. Гл герой пьесы «Клоп» 1929 — владелец профсоюзного билета с арис­тократическими замашками. Маяковский с язвительной иронией высмеивал мещанскую натуру Пьера Скрипкина. Автор карикатурно обрисовывает темный мир мещанства. Новоявленный аристократ — «быв­ший партиец, бывший рабочий» — постоянно по­падает впросак. Речь советского мещанина полна смехотвор­ных несоответствий. Претензия на образованность заставляет его обращаться к языку цивилизован­ных людей, но площадная брань все же выдает темное нутро. Высшая цель для Присыпкина — мещанское благополучие. Такая позиция была глубоко чужда Маяковскому. Поэт мечтал о духовном росте и нравственном очищении совре­менников. Постановка во главу угла материаль­ных интересов дискредитировала идею револю­ции, которой он был искренне предан. По мысли автора, катастрофа ждет тех, кто выбирает путь пошлости и мещанства. И все же «Клоп» — это не прогноз грядущего мещанина. Напротив, пожар освобождает от него человечество. Но Маяковский далек и от безоблач­ного оптимизма. Воскресший через пятьдесят лет Клоп-Присыпкин тут же начал распространять за­разу пошлости. Автор предупреждал современни­ков об опасности, кроющейся в казалось бы невин­ном призыве к «хорошей жизни».

«Баня» 1930. С одной стороны, пьеса названа «Баней»,— никакой бани мы там не находим. С одной стороны –это драма, но с другой — «... с цирком и фейерверком», то есть прямо балаган, а никакая не драма. С одной стороны, вся коллизия в пьесе развернута вокруг «машины» Чудакова, но с другой — эта машина невидима, то есть ее как будто бы и нет. С одной стороны, перед нами как будто бы театр, но с другой — мы видим еще и театр в театре, так что первый театр уже как будто и не театр, а действительность. Во всей пьесе в целом и в каждом отдельном ее элементе мы находим несовпадение предмета и смысла. Самые отвлеченные понятия здесь снижаются, овеществляются, материализуются, а конкретнейшие предметы, явления и даже люди развеществляются, дематериализуются вплоть до полного исчезновения.

Все действующие лица в пьесе разбиты на два лагеря: строители "машины времени" и бюрократы. О сатирической направленности пьесы говорят и фамилии действующих лиц: Победоносиков, Бельведонский, Мезальянсова и другие.

Маяковский вывел в "Бане" сатирические образы бюрократов, засевших в учреждениях. Победоносиков — главный бюрократ, чванливый и тупой, восхваляющий себя, как "ответственного государственного деятеля". Его понятия лишены реальности; он много говорит, но ничего не делает. Образ Победоносикова дополняется такими же бюрократами, как Оптимистенко, Мезальянсова, Иван Иваныч. У них у всех ограниченное мышление, они становятся на пути тех, кто стремится к новому.
Другие персонажи пьесы, такие как изобретатель Чудаков, Велосипедкин, рабочие и даже жена Победоносикова Поля, хотят людям добра. Чудаков говорит о "машине времени": "С моей машиной ты можешь взвихрить растянутые тягучие годы горя, втянуть голову в плечи, и над тобой, не задевая и не роняя, сто раз в минуту будет проноситься снаряд солнца, приканчивая черные дни".
В третьем действии пьесы Победоносиков видит себя в театре и спорит с режиссером о задачах искусства. Маяковский обличает тех, кто ждет от искусства только "ласкающего глаз и ухо", а не реальной жизни. Должны рухнуть границы старого режима, установившегося в театре. Люди уже хотят чего-то нового, непохожего на предыдущее.
Связь в пьесе настоящего и будущего происходит с помощью машины времени и фосфоритической женщины. Все фантастические представления о машинах, которые будут играть большую роль в жизни людей, сбылись. Создаются сверхточные приборы, космические корабли летают в космос...

Структура и проблематика «Бани». В се персонажи пьесы — и отрицательные и положительные — не характеры и не типы. Чем дальше стоит персонаж от некоего абсолютного центра, тем более ярко он освещен, тем более подробно обрисован, тем более оживлен и реализован. Тут есть персонажи, но нет ни одной личности, тем более в движении и становлении. Все они даны сразу и неизменно. Все они части какого-то целого. Их речь — не индивидуальна, это разные речевые конструкции. Единственное, что в «Бане» не попадается, но важнейшее, что там есть, — это личность автора. И как бы странно это ни казалось, надо признать, что «Баня» является не чем иным, как лирической драмой или, точнее, монодрамой. Ее драматическое пространство — это концептуальная сфера внутреннего представления. Отсюда особый характер ее условности и ее фантастики. Вся пьеса в целом есть метафора. Ядро «Бани» - проблема времени. Настоящее всегда было для Маяковского ареной напряженной драматической борьбы за время, борьбы внутренней и внешней. Машина времени в «Бане» — не просто изобретение Чудакова, но и метафора самого изобретательства, новаторства, творчества. Ей сюжётно противопоставлена другая машина — бюрократическая, также реализованная в аспекте времени. Кульминация противопоставление двух машин — последний монолог Победоносикова в VI действии. Почему названа «Баня»? Во-первых, «Баня» — это метафора сатиры в ее общественной функции, метафора очищающего смеха. Во-вторых — это метафора очищения, но не просто очищения от социального зла, но очищения именно творческого, то есть такого внутреннего очищения, просветления и обновления, к которому мы приходим в результате художественного осмысления и осознания действительности. В-третьих «Баня» — это метафора времени. Конечно, прежде всего нужно иметь в виду очищающую функцию времени.

После Октябрьского переворота 1917 г. Владимир Вла­димирович переключается на новую тему, которой стано­вится сотворение образа социалистического миропорядка. В этом ключе написаны пьеса «Мистерия-буфф» (1918)

Мистерия-Буфф (Буфф, вероятно, от bouffe / buffa — комическая опера) — социально-бытовая драматическая пьеса Владимира Маяковского 1918/1921 года. Используя библейский сюжет о Ноевом ковчеге, Маяковский в броской, плакатной манере, ориентированной на широкие массы зрителей, показал борьбу идей, столкновение классов. Жанровая природа пьесы соединяла в себе мистериальность как способ художественного обобщения, придающий всему происходящему на сцене смысл «вечности», и буффонаду, захватывающую в эксцентричных формах самые низменные (и потому предельно конкретные) стороны повседневного быта. По замыслу автора, «Мистерия-буфф», проникнутая пафосом интернационализма, должна совместить возвышенное с низменным, всемирно-историческое - с будничным, вечное - с сегодняшним, злободневным. Этим объясняется одно характерное свойство пьесы: она не предполагала канонизацию авторского текста, строилась, подобно вахтанговской «Принцессе Турандот», на импровизационной основе, чтобы и в будущем не утратить злободневности, сиюминутности (это ее свойство, правда, не было учтено в последующих сценических вариациях).

Что же касается «Мистерии-буфф» 1918 г., то по содержанию и художественно-образному строю она соответствовала эстетическим установкам комфутов - здесь было и разделение персонажей по классовым признакам (семь пар чистых и семь пар нечистых символизировали противоборствующие силы), и маски-гиперболы, и воинствующее безбожие, и упоение пролетарским первородством, и гимн разрушению, воспринимаемому победившим классом как созидание. Ядром авторской концепции стал монолог Человека из будущего, призывающего пролетариев-«нечистых» отбросить нормы морали, чтобы построить вожделенный земной рай. В монологе этом, пародирующем Нагорную Проповедь, выражалось боевое революционное кредо Маяковского. Поэтически громогласно провозглашенное отречение от Христа оборачивалось верой в большевизм, преданностью коммунистическим идеям как новой религии.