Поэтические книги Гумилёва «Колчан» (1915), «Костёр» (1918), «Огненный столп» (1921), «К синей звезде» (1923).

Послеоктябрьское творчество А.Блока. Стихотворение «Скифы» и статьи «Интеллигенция и революция», «Крушение гуманизма», «О назначении поэта». А.Блок и А.Белый о революции. Поэмы «Двенадцать» и «Христос Воскрес».

Основной отличительной особенностью блоковской биографии послереволюционных лет является огромная общественно-служебная деятельность, в рамках которой создавалось большинство статей и сочинений в прозе, которая гораздо полнее, чем стихи, отражает идейную эволюцию поэта.

Это творчество составляет наименее изученную часть наследия Блока. Этому не противоречит факт, отмеченный еще Н.Венгровым: "В большой нашей литературе о Блоке, созданной писателями, критиками и литературоведами за годы советской власти, работы о вершине его поэзии, романтической поэме "Двенадцать" занимают приметное место"(5,19,С380). Оценка всех последующих созданий находилась в прямой зависимости от того, какое значение придавалось поэме.

Идейное самоопределение Блока ознаменовано в эти годы недолгим, но тесным и содержательным сближением с партией левых эсеров. Это сближение обусловило политизацию таких важнейших его послереволюционных произведений, как статья "Интеллигенция и революция", поэма "Двенадцать" и стихотворения "Скифы", появление которых существенно изменили общественную и творческую репутацию Блока. Пережитый им в период сближения с левыми эсерами политический подъем определил существенным образом и глубину последующего разочарования.

«Блок перестал слышать «музыку Революции» - потому что в действительности ее не было. Он слышал ее в себе, в своем сердце, он выдумал революцию такою прекрасной, какой она никогда не была», - В.Ф.Ходасевич.

Россия - Сфинкс. Ликуя и скорбя,

И обливаясь черной кровью,

Она глядит, глядит, глядит в тебя

И с ненавистью, и с любовью!...

 

Да, так любить, как любит наша кровь,

Никто из вас давно не любит!

Забыли вы, что в мире есть любовь,

Которая и жжет, и губит!

В стихотворении «Скифы» (1916) поднимается старая проблема: столкновение Европы и России, но если Европа наводит на Россию «пушек жерла», то Россия оказывается гуманнее и человечнее, призывая к «миру всего мира».

В статье «Интеллигенция и революция» Блок противопоставляет интеллигенцию народу. А.Блок верит, что «России суждено пережить муки, унижения, разделения; но она выйдет из этих унижений новой и - по-новому – великой».

Поэт говорит о главном назначении революции: «устроить так, чтобы все стало новым; чтобы лживая, грязная, скучная, безобразная наша жизнь стала справедливой, чистой, веселой и прекрасной жизнью».

Сравнение: Русской интеллигенции - точно медведь на ухо наступил: мелкие страхи, мелкие словечки. Не стыдно ли издеваться над безграмотностью каких-нибудь объявлений или писем, которые писаны доброй, но неуклюжей рукой? Не стыдно ли гордо отмалчиваться на "дурацкие" вопросы? Не стыдно ли прекрасное слово "товарищ" произносить в кавычках?

Миллионы людей, пока "непросвещенных", пока "темных". Но среди них есть такие, в которых еще спят творческие силы.

Таким образом, Блок говорит о невидимой черте, которая всегда существовала между этими слоями общества, её очень трудно преодолеть. Народ крепнет, и Россия готовится к скорой развязке противоречий между ним и его угнетателями. Народ — большой, интеллигенция — меньше по численности. Народ — птица-тройка по Гоголю. У интеллигенции есть 2 пути: 1-й — слиться с народом: «"Мир и братство народов" - вот знак, под которым проходит русская революция», 2-ой — быть им растоптанной.

Блок радостно принял революцию, т.к. в ней видел новое, справедливое устройство. Он видел в ней освобождение русского народа от векового гнета и призывал всех интеллигентов так же принять революционное движение. Блок был уверен — с народом правда, с ними «черная злоба, святая злоба», они имеют право на месть. Все эти мысли отразятся потом в поэме «Двенадцать», написанной буквально через несколько дней после статьи «Интеллигенция и революция».

В статье «Крушение гуманизма» гуманизм — это «великое движение», «великий фактор мировой культуры», утверждавший в свое время «свободную человеческую личность». Но позже, считает Блок, — в XIX веке, когда на сцену выступили народные массы, гуманизм потерял значение и «целостность», стал знаменем не здоровой индивидуальности, а больного индивидуализма, раздробленности, «отделенности от мира», безволия, узкой специализации, кабинетности, превратил людей в машины. Этому выродившемуся гуманизму, ставшему из «культуры — цивилизацией», Блок и предвещает «крушение», противопоставляя ему новую культуру — «артистическую, музыкальную, синтетическую», возрождающую человека, его «творческий труд». И это несут, по Блоку, революционные народные массы, ибо «главное, что несет с собой революция: волевой, музыкальный, синтетический порыв».

В статье «О назначении поэта» Блок говорит о том, что поэт – это «величина неизменная. Могут устареть его язык, его приемы; но сущность его дела не устареет». А также о трех делах, которые выполняет поэт: «служение - бросить «заботы суетного света» для того, чтобы открыть глубину»; второе дело – облачить звук в прочную, осязательную форму слова, чтобы звуки и слова образовали гармонию; третье – «принятые в душу и приведенные в гармонию звуки надлежит внести в мир». Также А.Блок обращается к «черни» (чиновникам), которые стоят на пути поэзии, желая направить её в другое русло, «посягая на ее тайную свободу и препятствуя ей выполнять, ее таинственное назначение».

Имена А.Блока и Андрея Белого в сознании их современников были неразрывно связаны между собой. 18 лет продолжалась история их отношений, получившая, с легкой руки Белого, точное название "дружба-вражда".

Многие годы между ними шла переписка. Известны стихотворные обращения и высказывания о творчестве друг друга. Как оппоненты они не раз участвовали в литературной полемике.

А.Блок и А.Белый приняли большевистскую революцию 1917 года. С юных лет они жили в предчувствии катастроф, ожидающих Европу и Россию. После событий 1905 года гибель старого мира казалась им неизбежной. Оба считали, что "неслыханные перемены, невиданные мятежи" явятся возмездием за вековые преступления власти, бедствия и бесправие народа. И верили, что, очистившись в огне революции, Россия возродится к новой жизни:

И ты, огневая стихия,
Безумствуй, сжигая меня,
Россия, Россия, Россия -
Мессия грядущего дня!
(А.Белый, "Родине", авг. 1917)

Для Блока, с его стремлением быть в гармонии с окружающим миром, важно было найти какой-то порядок в хаосе революционных событий. Отсюда знаменитая концовка его поэмы "Двенадцать" с революционными солдатами, во главе которых шествует Христос:

Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз -
Впереди - Исус Христос.

Поэма «Двенадцать» (1918) – это поэма о революции. Пейзаж, которым открывается поэма, построен на антитезе:

Черный вечер.

Белый снег.

Поэт обращается к повествованию о времени, когда на первый план выходят контрасты социальных признаков, они сталкиваются. Ветер эпохи сметает все устаревшее, делает положение человека неустойчивым:

Ветер, ветер!

На ногах не стоит человек.

Ветер, ветер –

На всем божьем свете!

Сюжет поэмы любовный и социальный. Звучит музыкальная тема включающая марш, частушку, городской романс. И это многообразие ритмов – воплощение стихийного начала революционных событий.

Композиция из 12 глав, кольцевая. В первых и последних главах – городской пейзаж: ночь, зима, вьюга, людские фигуры на улицах. Поэма начинается антитезой, ей же и заканчивается «Позади – голодный пес… Впереди – Иисус Христос».

Разыгравшаяся стихия природы обрушивается на людей уходящего мира. Это мещански-ограниченная_: «как курица», старушка; это «буржуй», стоящий «на перекрест­ке» исторических путей; это «писатель-вития», напоминающий сходный некрасовский образ краснобая, далекого от народа:

В столице шум, гремят витии, Идет словесная война. А там, во глубине России, — Там вековая тишина.

Всевидящий автор как бы разглядывает в кружении метели все новые лица, не сразу их узнавая («А это кто?»), указывая на новые («А вон», «Вон»). Иронический образ «товарища попа» с «брюхом», сияющим на народ «крестом», компрометирует саму идею распятия. Весело, саркастически противопоставляется прошлое и настоящее попа: «Что нынче невеселый... Помнишь, как бывало...» На льду поскользнулась жеманная «барыня в каракуле» — и не жалко ее автору, с удовольствием сопроводившему ее падение словеч­ком «бац»; автор как бы отождествляет себя с «ветром веселым», который «и зол, и рад», с вьюгой, которая заливается «смехом» — месть стихии всему отжившему, больному оправдана и радостна. Ветер «рвет, мнет и носит» плакат, который уже давно пора снимать. Под этим же плакатом, своими репликами компрометируя его содержание, соби­раются и девицы легкого поведения, сообщающие, что и у них было собрание, где они постановили, что «на время» с клиента будут брать десять рублей, а «на ночь — двадцать пять...» Сродни ветру один лишь бродяга, к которому обращен голос автора: «Э, бедняга! Подходи — Поцелуемся...» Улица, однако, пустеет; на ней «один бродяга сутулится, Да свищет ветер». Устрашающий свист сказочного Соловья-Разбойника завершает «партитуру» первой главы, нарисовавшей картину мытарств людей старого мира как чуждых стихии. В конце 1 главы возникает тема и «святой злобы», названной также и «грустной» и «черной». Эта тема и подготавливает появление двенадцати. Святость злобы — в этом, казалось бы, невозможном сочетании проявляется отступничество новых героев от официального православия. В 12 подчеркиваются разбойничьи черты: «В зубах цигарка, примят картуз, На спину б надо бубновый туз».

В конце поэмы создается образ Того, кто «И за вьюгой невидим. И от пули невредим». В настоящем флаг истории — кровавый, но в дальнейшем все может сложиться иначе.

Вера в «нежную поступь» христианства окрашивает завершение повествования о героях нового времени. Они пытаются не придавать значения вековым ценностям, чем удивляют автора. Для него несомненно, что впереди человеческого общества — Христос, рассыпающий, как будто снежную пыль, милости даже тем, кто не видит, что история движется за ним, преодолевая препятствия. Мир прошлого остается позади, испытывая неутолимый голод к жизни, но обреченный на смерть. Поэт верит в то, что людей ждут счастье, чудо, жемчужная россыпь благ:

Нежной поступью надвьюжной.

Снежной россыпью жемчужной.

В белом венчике из роз — Впереди — Исус Христос.

Символика розы и белого цвета связывает образность поэмы с ранней лирикой автора, в творчестве которого были периоды сомнений и метаний. Поэма свидетельствует о завершении этого пути, приведшем его к осознанию смысла истории, к пониманию гуманистических начал бытия.

Андрей Белый приветствует революцию — как проявление надисторических сил. Основной темой его стихов становится Россия, стоящая в центре мирового революционного циклона. В дей­ствии стихийных сил он видит пророческое предназначение, которому суждено оказать влияние на ход мировой истории, он называет Россию «мессией грядущего дня». Высокая патетика стихов Белого этих лет вызвана верой в мистичес­кий, «сверхземной» смысл революции. Созданная под непосредственным влиянием революционных событий и во многом под воздействием «Двенадцати» Блока поэма «Хри­стос воскресе» (1918) трактует революцию как один из религиозных актов извечно творимой мировой мистерии.

В прежней бездне

Безверия

Мы,--

 

Не понимая,

Что именно в эти дни и часы --

Совершается,

Мировая

Мистерия...

 

Перед взором Белого в эти годы неотступно находится об­раз «сошедшего Христа», призванного появлением своим искупить «пустыни позора» и «моря неизливные слез».

«Христос воскрес» (1918) — произведение, истолковывающее революцию в традиционном символистском ключе и в мистических отсветах, но полное ясной уверенности в том, что она возвещает грандиозное, всеобъемлющее обновление мира.

После революции Белый активно включился в строительство новой культуры. Оставшись в целом характернейшим представителем символистской литературы, он в то же время стремился создавать свои новые произведения под воздействием опыта революции и отражать в них становление нового социального строя. Но это уже достояние истории советской литературы.

 

Поэзия М.Цветаевой. Лирические темы России, любви, разлуки и смерти. «Вереница» лирических персонажей. Москва в двух книгах Цветаевой «Версты» (1918,1922). Образы поэтов-современников в лирике поэтессы.

М.Цветаева с 16 лет не признавала «имени» поэтесса, она называла себя «поэт Марина Цветаева».

Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.

Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.

Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.

В своих стихотворениях она предстает сильной и борющейся, но смысл её жизни не только в поэзии, а в стремлении жить ради близких людей, ради своего народа: «Жить так, как пишу: образцово и сжато…»

Несмотря на то, что стихотворения Марины Цветаевой лаконичны, они несут большой смысл, а короткие строчки, обрывки фраз, графическое оформление произведения и сам смешение стихий передают те чувства, которые одолевали поэта (в стихотворениях лирическая героиня всегда равна личности Цветаевой): любовь, разлуку, боль расставания с Родиной и боль утраты…

«Берегите Гнездо и Дом…» - написала Цветаева тогда, когда все вокруг сознательно разрушалось (во время революции). Как сохраниться во время хаоса, как любить в землетрясение - эти вопросы в русское лихолетье задавала не только она, но и многие ее соотечественники.

Обведите свой дом – межой,
Да не внидет в него – Чужой.
Берегите от злобы волн
Садик сына и дедов холм.
Под ударами злой судьбы –
Выше – прадедовы дубы!

Безусловным достижением Цветаевой стала книга «Версты», знаменующая собой появление «подлинной» Цветаевой,— трагического романтика, зрелого художника. Но судьба этой книги оказалась неблагополучной, т.к. от времени написания стихов (1916) до их появления в виде первой книги «Верст» прошло 5 лет; кроме того, «Версты» появились уже после отъезда Цветаевой из России. «Версты» вышли в виде двух взаимосвязанных книг и с тех пор так и называются — «Версты I» и «Версты II». По первоначальному замыслу это, конечно, должна была быть одна книга. Цветаева хотела дать ей название «Матерь-Верста». Она разделила их по чисто техническим, издательским причинам.

В «Версты» с большой силой и поэтическим размахом вошла Россия времен войны и кануна революции. Из стих, в стих, через обе книги на глубоком дыхании в строфах яркой красоты и силы Цветаева провела «русскую тему», почти ни разу не оступившись ни в декоративность, ни в орнаментику. С поры «Верст» фольклорное начало уже не уйдет из творчества Цветаевой — с особенной и мощной силой скажется оно в ее поэмах «Царь-Девица» (1920), «На Красном коне» (1921), «Молодец» (1922, изд. 1924), «Переулочки» (1922), которые появились позже, но с «Верстами» связаны органично. Всплеск народного начала в творчестве Цветаевой породило прежде всего народное горе в эпоху войн и революций. Вместе с народным горем в ее стих вошло и народное слово. На первый взгляд фольклорность Цветаевой кажется неожиданной и даже труднообъяснимой. Цветаева совершенно не знала русской деревни, никогда не бывала там. Не было у нее и русской няни. Мать лучше знала немецкие сказки, чем русские; отец, выходец из владимирских мужиков, был полностью поглощен античностью, которая перекрывала у него все иные интересы. Но в одном из писем, отвечая на вопрос корреспондента, употребившего не понравившееся ей выражение «народный элемент», она сказала: «..."народный элемент"? Я сама народ...» Крестьянские корни ее натуры, шедшие из владимирской земли и прораставшие из московской, жили в прапамяти поэтессы. Дом Цветаевых был окружен морем московского люда: приезжие мужики, странники, богомольцы, юродивые, мастеровые. Ц. еще в младенчестве, можно сказать, была «крещена» московской речью. Вот почему через годы, в эмиграции, этого богатства ей хватило с избытком — речевую Россию она унесла с собою. Ее поэмы «Царь-Девица», «Переулочки», «Молодец» насыщены сказочно-былинным словом.

В эмиграции Цветаева тоскует по России (стихотворение «Тоска по Родине»):

Всяк дом мне чужд, всяк храм мне пуст,
И все — равно, и все — едино.
Но если по дороге — куст
Встает, особенно — рябина...

Звучит тема Родины, любви к своей Отчизне.

За свою гуманность, за честность, Марина Цветаева расплатилась тем, что ее перестали печатать вовсе.

Спустя год, после возвращения Цветаевой из эмиграции, к ней в руки попадает сборник молодого поэта Арсения Тарковского. Переводы восхитили её, вскоре состоялась встреча поэтов. Эта встреча была так необходима: «Мне нужно, чтобы меня любили… Нуждались — как в хлебе». Но однажды Тарковский читает стихотворение, которое задело Цветаеву:

Стол накрыт на шестерых,
Розы да хрусталь,
А среди гостей моих
Горе да печаль.
И со мною мой отец,
И со мною брат.
Час проходит. Наконец
У дверей стучат…

Причину обиды Цветаева излила в стихотворении, которое стало ответом Тарковскому:

Всё повторяю первый стих
И всё переправляю слово:
— «Я стол накрыл на шестерых.»…
Ты одного забыл — седьмого.
Невесело вам вшестером.
На лицах — дождевые струи…
Как мог ты за таким столом
Седьмого позабыть — седьмую…
Невесело твоим гостям,
Бездействует графин хрустальный.
Печально — им, печален — сам,
Непозванная — всех печальней…

Это стихотворение стоит особняком в творчестве Цветаевой, так как является последним.

Образы:

1) Крыло, орел, лебедь, ворон

2) Шпага, клинок, кинжал, меч – знаки рыцарства, символ мужества

3) Плащ, занавес

4) Море, волна, пена, камень

5) Деревья: тополь, рябина, бузина

6) Письменный стол

7) Окно, свеча, ночь, звезды

Цвета: огненный, контрастный

Поэтическая интонация: дробление текста, использование пауз, фигура умолчания, перенос

Поэтика:

1) Автобиография

2) Смешение стихий

3) Контрастность

4) Цветовая, предметная символика

5) Звукопись

6) Связь с народным творчеством

7) Графическое оформление

8) Диалогические формы

9) Неологизмы

10) Многомерность образов

Основополагающие принципы Цветаевской поэтики:

· Отнесение себя к категории «поэтов без истории» в противовес «поэтам с историей», подчиняющихся давлению высшего мира

· Лирическая замкнутость, очерченная кругом сокровенных чувств.

Марина Цветаева всегда дарила себя миру и своему народу:

Вскрыла жилы: неостановимо,Невосстановимо хлещет жизнь.Подставляйте миски и тарелки!Всякая тарелка будет — мелкой,Миска — плоской, Через край — и мимо В землю черную, питать тростник. Невозвратно, неостановимо,Невосстановимо хлещет стих. Своими стихами она питала «черную» землю. Как и е жизнь, так и хлещет её стих.

Художественные произведения 1920-х годов о революции и гражданской войне. Роман Б.Пильняка «Голый год». Повести о гражданской войне «Падение Даира» А.Малышкина, «Два мира» и «Щепка» В.Зазубрина, «Партизанские повести» Вс.Иванова.

Основная тема творчества писателей 1920-х годов — револю­ция и гражданская война. Она составляла главный нерв произве­дений и писателей русского зарубежья, и тех, кто творил в Со­ветской России.

Идеологически существовали две линии в изо­бражении гражданской войны. Одни писатели восприняли Ок­тябрьскую революцию как незаконный переворот, а граждан­скую войну — как «кровавую, братоубийственную». Особенно ярко ненависть к советской власти и всему, ею творимому, про­явилась в «Окаянных днях» И. Бунина, в романах «Ледяной по­ход» Р. Гуля, «Солнце мертвых» И. Шмелева.

С общегуманистических позиций изображена гражданская война в романе М. Булгакова «Белая гвардия». Он сочувствует и сострадает честным и чис­тым людям, ввергнутым в хаос гражданской войны. С болью он показывает, что гибнут самые достойные, цвет нации. И это в контексте всего романа расценивается как гибель всей России, прошлого, истории.

В противовес общегуманистическим и критическим по отно­шению к революции произведениям в 1920-е годы появляются произведения, воспевавшие революцию и считавшие граждан­скую войну необходимым и неизбежным шагом советской вла­сти. Эти произведения были разными по принципам изображе­ния человека и истории, по своим стилевым особенностям. В од­них из них создавался обобщенно-поэтический образ народа, объ­ятого стихией революции. В них действовала революционная мас­са, «множества», «красная лава». Таковы «Падение Даира» А. Малышкина, «Партизанские повести» Вс. Иванова, «Голый год» Б. Пиль­няка. В «Голом годе» Пильняк показывает революцию как стихию, развязывающую пещерное, низменное в человеке. Это бунт азиатского начала, разрушающий европейское. Дикий разгром, зве­риные инстинкты, цинизм сталкиваются с высокими идеалами «лучших людей» — большевиков. Большевики у Пильняка не индивидуализированы, психологически не обрисованы. Он фиксирует только внешние приметы, в результате в литературу вошли «кожаные куртки», ставшие образом-символом больше­виков.

Другие писатели стремились к психологическому постижению революци­онного народа. В «Железном потоке» А. Серафимович показал, как из разношерстной, необузданной, дикой толпы в процессе перехода рождается спаянный единой целью поток. Толпа вы­двигает, выталкивает из себя вожака, который только жесто­костью, силой воли, диктатом может сделать из нее единый — железный — поток. И когда Кожух приводит этот «железный по­ток» к намеченной цели, тогда люди с удивлением вдруг заме­чают, что у Кожуха «голубые глаза».

Революция и гражданская война изображались по-разному: как стихия, метель, вихрь («Голодный год» Пильняка), как ко­нец культуры и истории («Окаянные дни» Бунина, «Солнце мертвых» Шмелева), как начало нового мира («Разгром» Фадее­ва, «Железный поток» Серафимовича). Писатели, принимавшие революцию, наполняли свои произведения героико-романтическим пафосом. Те же, кто видел в революции разнузданную стихию, изображали ее как апокалипсис, действительность пред­ставала в трагической тональности.

Настоящую известность принес Пильняку роман «Голый год» (1921), первый роман о революции. Он обращал на себя внимание не только новизной «жизненного материала», но прежде всего экспериментальностью формы: отсутствием четкой сюжетной линии, отказом от фабулы и традиционных романных характеров, «монтажным» принципом соединения разнородных в тематическом и стилистическом отношении «кусков» повествования. Сам Пильняк так рассуждал о связи революционной действительности и характера «письма»: «Революция заставила разорвать в повести фабулу, заставила писать по принципу "смещения планов". Революция заставила в повести оперировать массами,— масса-стихия вошла в "я" органически» (Печать и революция. 1922. Кн.1. С.294-295). Попытка уловить надиндивидуальную ритмику эпохи, ее «коллективное бессознательное» уводила от психологизма к экспрессионистической поэтике плаката, от развернутой последовательности сюжета к самоценности «кадра», «фрагмента», от «красот» литературного стиля к сбивчивой внутренней речи, косноязычию. В области повествовательной техники Пильняк опирался на новации Андрея Белого и А.М.Ремизова, разрабатывая метод «тематического символизма». С помощью лейтмотива писатель варьирует семантически противопоставленные понятия-концепты (Россия — Европа, Петровская революция — Октябрьская революция, Москва — Петербург, машины — волки и т.д.).

И все-таки глубинное пространство прозы Пильняка пронизано светом авторского отношения: для него «человеческое» всегда предпочтительнее «сверхчеловеческого». Симпатии Пильняка не отданы не «людям в кожаных куртках», которые воплощали революционную «волю к власти» («Голый год»).

В попытке понять настроения людей, дать всю картину уклада жизнь в первые пореволюционные годы Пильняк изображает жизнь различных людей: старую княжескую семью Ордыниных, в которой одна из дочерей тянется к новой жизни, то есть к коммунистам, где богатство и былое рассыпается, словно песок; семью торговца Ратчина у которого сын стал революционером и вернувшись домой возненавидел все прошлое и решил все изменить («знал старое и старое он хотел уничтожить…приехал творить - старое он ненавидел»), в конце концов, был убит белыми; здесь и представители духовенства (архиепископ Сильвестр), и члены коммуны анархистов (Герри, Павленко), сектанты и большевики «в кожаных куртках», которые являются собирательным образом.

Нет в романе главных героев, перед читателем проходит целая галерея «равноправны» персонажей, отражающих разные лики города этого времени.

Герои произведения часто не связаны между собой фабульно, а скорее их объединяет дух пережитых дней. Роман начинается со вступления, сначала речь идет о купеческом роде Ратчиных. В том числе и об Иване Емельяновиче, затем мы узнаем об околоточном надзирателе Бабочкине, который жестоко бил людей, потом об отце Левкоеве, учителе Бланмажове, бойце Трускове и других. Все характеристики фрагментарны и хаотичны.. Сюжет в романе не воспроизводит повествовательное ровное течение событий. Он расчленен и не имеет никаких связей. Фрагментарность композиции служит для того, чтобы выразить весь хаос времени.

Для Пильняка революция – это прорыв томящейся в русской почве бунтарского духа, языческой стихии, демонического анархизма, мистической «разиновщины» со времен Петра 1 придавленной грузом европейской цивилизации. По логике автора корни русской революции не в классовом различии, а в вековых инстинктах. «Ходила Россия под татарами – была татарская ига. Ходила Россия под немцами – была немецкая ига. Россия сама себе умная… Говорю на собрании: нет никакого интернациёнала, а есть народная русская революция, бунт – и больше ничего. По образу Степана Тимофеевича. – «А Карла Марксов?» – спрашивают. – Немец, говорю, а стало быть дурак. – «А Ленин?» – Ленин, говорю, из мужиков, большевик…»

Архиеписком Сильвестр говорил «Как заложилось наше государство? В страхе от государственности заложилось оно. Как от чумы бежали!». Князь Глеб Ордынин как бы синтезирует все вышесказанное «…была русская народная живопись, архитектура, музыка, сказания об Иулиании Лазаревской. Пришел Петр… и исчезло подлинное народное творчество… С Петра повисла над Россией Европа, а внизу, под конем на дыбах, жил наш народ.»

Пильняк обратился к столкновению двух миров, изобразив беспощадное разрушение веками существовавшего, но уже заметно пошатнувшегося уклада; однако в этом изображении он передает лишь самые общие очертания событий русской смуты.

Малышкин сразу заявил о себе как о художнике лирического склада. Одно из главных произведений – повесть «Падение Даира» (1921). Хотя слово «повесть» весьма условно. По содержанию и стилю это скорее поэма в прозе, масштабное лиро-эпическое повествование с широтой обобщения и напряженностью чувств.

Главная идея «Падения Даира» - идея железной закономерности революции. Раскрывая ее, Малышкин художественно трансформирует реальные события – падение Перекопа и вход революционных войск в Даир (Крым). Он использует одни только образы-символы. На мир, находящийся в «предсмертной сумасшедшей агонии», двинулись «становья орд» через голод и разруху, «в пеньи фанфар шли упоенные – на крыльях сказок о грядущих веках».

Главная особенность повести – в ней нет развернутых психологических характеристик персонажей, но есть авторский голос, постепенно включающийся в повествование. Этой некий безликий рассказчик, который и сообщает о происходящем в торжественном лиро-эпическом ключе.

Важно! От Малышкина еще скрыт подлинный характер революции как революции пролетариата, у него лишь абстрактный образ революции-освободительницы.

"Два мира" - большое эпическое полотно. Это был первый советский роман и не спроста его автор взял себе псевдоним "Владимир Зазубрин". Много кровавых зазубрин осталось на его сердце после увиденного и пережитого на страшных дорогах Гражданской войны... Этот роман сравнивали с начиненным снарядом, выпущенным Пуармом-5. О "Двух мирах" писали в то время: "Страницы романа пахнут кровью и дымом - кровью еще не высохшей, дымом еще не рассеявшимся".

В ротах, полках и дивизионах молодой Красной Армии книгу зачитывали до дыр. Ее брали на вооружение политработники. Крестьяне в глухих сибирских деревнях, познавшие все ужасы колчаковщины, читали "Два мира" на сходках...

О романе высоко отозвался Максим Горький. В.И. Ленин о "Двух мирах" сказал: "Очень страшная, жуткая книга, конечно, не роман, но хорошая, нужная книга". Популярность "Двух миров" была велика: при жизни автора книга выходила в свет десять раз!

В 1923 году Зазубрин написал повесть «Щепка» о работе ЧК и красном терроре. Основой повести послужили беседы автора с сотрудниками ЧК, непосредственными участниками и исполнителями "красного террора" в Сибири. Она была опубликована только в 1989 году.

Н. Яновский правильно оценивает "Партизанские повести" Вс. Иванова как первое крупное явление советской прозы, в котором гражданская война нашла яркое и самобытное выражение. Анализируя эти повести, критик показывает, как красочно и правдиво рисует Вс. Иванов пробуждение крестьянских масс в ходе революции, их ненависть к угнетателям, жажду социальной справедливости, их революционно-патриотический подъем, как показом внутренней опустошенности представителей контрреволюции он раскрывает ее обреченность. Нельзя не согласиться с Н. Яновским, когда он говорит о неудаче Вс. Иванова в воспроизведения образов коммунистов - вожаков народных масс. Безусловно эти неудачи писателя, как и некоторые другие слабые стороны его творчества 20-х годов, были связаны с преклонением перед стихийностью народного движения, с поэтизацией стихийных начал в человеке.

 

Жанр романа в 1920-1930 годы. «Города и годы» К.Федина, «Барсуки» и «Вор» Л.Леонова, «Гиперболоид инженера Гарина» А.Толстого. Антиутопия «Мы» Замятина. Авторское восприятие исторической эпохи и её идей.

20-е годы 19 века ознаменовали всплеск документально-мемуарной тенденции в развитии русской литературы. На читателя обрушился шквал биографий, воспоминаний, историко-документальных хроник, что явилось следствием эпохальных перемен в истории России, вызвавших стремление писателей – «свидетелей эпохи» зафиксировать происходящие изменения в сознании и культуре.

Общая близость «нового» жанра к мемуарно-документально-биографической тенденции, исследователи интуитивно обозначают его как биографическая хроника, исторический роман документального стиля и т.д. Так называемый, «роман с ключом». Роман с ключом – это синтетический жанр, в котором повествователь – свидетель и участник событий – соединяет историко-документальное и символическое видение эпохи, производя кодирование таким образом, что «осведомленный» читатель получает возможность идентифицировать персонажей как личностей известных людей.

Устойчивые жанровые признаки:

· Используемый материал – реальная действительность, подлинные факты и лица, которые автор стремится вывести в обобщенный план размышления о судьбах русской культуры.

· Неомифологизм – принцип организации текста. В роли мифа в романе с ключом выступает быт, историко-культурная реальность.

· Двойственность тематики – организующее звено романа с ключом – тема судьбы русской интеллигенции, тема авторской судьбы.

· Автор романа тождественен повествователю.

· Персонажи, действующие лица романа – известные деятели эпохи, выступающие в загримированном виде с закрепленными псевдонимами.

Широкую известность Федин Константин Александрович приобрел после выхода из печати романа «Города и годы» (1924). «Города и годы» — роман о путях интеллигенции в революции. Центральный образ романа — Андрей Старцев — пассивный, запутавшийся в противоречиях гуманист-интеллигент, «с тоской ждавший, чтобы жизнь приняла его». Развенчивая своего героя, Ф. утверждает обреченность и неизбежность гибели той части интеллигенции, к-рая не может выйти из индивидуалистического тупика. Тем не менее автор сочувствует своему герою, не нашедшему своего жизненного пути, относится к нему с жалостью и скорбью.

В противовес Старцеву контрастирующие с ним образы большевиков, Курта и других партийцев, говорящих готовыми формулами, даны обезличенно. Ф. стремится разрешить в романе ряд социально-исторических проблем, выясняя причины возникновения мировой войны, революции и т. д. Пацифистское осуждение войны, романтическое восприятие революции характерно для Ф. на данном этапе его творческого пути.

Роман Ф. сложен и в отношении стиля. Художественно более самостоятельный, чем ранний сборник рассказов, роман «Города и годы» представляет своеобразное сочетание психологически насыщенного повествования с авантюрной интригой. Повествование нередко прерывается развернутыми отступлениями автора, написанными в приподнято-патетическом тоне, иногда ритмической прозой с обилием лирических восклицаний, риторических вопросов и т. д. Патетическое напряжение романа создается также благодаря ряду описаний, носящих символически обобщенный характер, выдержанных в торжественном тоне. Ядовито-саркастический тон лирических отступлений автора, в к-рых он стремится к разоблачению мировой войны, немецкой буржуазии, немецкого филистерства, сменяется романтически приподнятым там, где он стремится передать пафос революции.

Широкую известность Леонову Леониду Максимовичу принес его первый роман «Барсуки» (1924). Это крупное эпическое полотно, изображавшее предреволюционное московское мещанство и драматические эпизоды революционной борьбы в деревне. Глубокое знание старорусского бытового уклада дало возможность Леонову создать яркие образы деревенских искателей правды, показать характеры городских торговцев и ремесленников. Реализм и мастерство автора были высоко оценены М.Горьким и А.В.Луначарским.

Антимещанские настроения (в период нэпа они приобрели пессимистич. характер) нашли наиболее откровенное и драматич. воплощение в романе «Вор» (1927). Его материалом стал «экзотич.» мир социального дна, его героями — воры, убийцы, грабители, преуспевающие нэпманы, исчезающие с лица земли «бывшие люди». Роман искренне и талантливо выразил растерянность молодого писателя перед лицом возродившегося после революции мещанина-собственника, пошляка-обывателя. Гуманистич. содержание этого незрелого во многих отношениях романтич. произв. позволило автору через 30 лет вернуться к роману и в 1959 опубл. новый вариант «Вора», содержащий и спор писателя с самим собой, и его возврат к самому себе. По-прежнему сочувствуя драме своего героя, в знак протеста противопоставившего себя обществу, Л. более ясно говорит о его вине перед людьми и собств. личностью.

На создание этого романа А. Н. Толстого вдохновил завораживающий образ конструкции Шуховской башни, построенной в 1922 году в виде уходящих в высоту секций-гиперболоидов. В статье «Как мы пишем» (декабрь 1929 года) Толстой сообщает:"Когда писал «Гиперболоид инженера Гарина» старый знакомый Оленин рассказал мне действительную историю постройки такого двойного гиперболоида, инженер, сделавший это открытие, погиб в Сибири. Пришлось ознакомиться с новейшими теориями молекулярной физики. Много помог мне академик П.П.Лазарев. По словам автора первая ч