Глава I. Развитие истории и методологии юридической науки в древней Руси x-XIV вв.

Обычай — один из важнейший источник древнего права. В обычае выражается дух народа, его традиции и особенности. Другими словами, обычай и есть самовыражение национального источника права.

Как правило, обычай связан с устной народной культурой и правовые обычаи, отображающие правила социального поведения, содержащие в себе нормы такого поведения, всегда передавались в форме устной традиции. Обычай, зафиксированный в письменной форме, как более позднее явление древней культуры уже с большей точностью доводился до своего адресата и, кроме того, учитывая особую значимость писаных текстов в те времена, обладал неким сакральным, священным характером. С появлением государства и публичной власти фиксированный обычай превращается в обще­обязательную норму, т. е. получает государственную санкцию. Это есть момент рождения правового обычая.

Обычай теснейшим образом связан с такими ритуалами, как жертвоприношение и ордалии («суд божий»). Жертвоприношение ставило целью обеспечить поддержку высших сил человеческому сообществу(социуму, общине) и снять с него ответственность за некоторые негативные, запретные и предосудительные действия. Ордалии, также рассчитанные на справедливую оценку человечес­ких споров свыше, составляли важную часть судебного процесса. В целом же все внимание древнего законодателя было обращено на форму осуществления такого процесса (в значительной мере представляющего собой набор ритуальных процедур), поиск прав­ды при разрешении спора. Элементы уголовного права были нераз­рывно связаны с процессом, даже выносимые по суду санкции мог­ли рассматриваться как завершающая часть судебного спора.

В системе доказательств наряду с ордалиями важную роль иг­рали свидетельские показания и поручительство. Эта последняя форма выделялась из показаний послухов, т. е. рекомендателей,по­ручителей, не являвшихся, по сути, свидетелями происшедшего, од­нако принимавших на себя часть ответственности за совершенное. Элементы круговой поруки проявлялись здесь со всей очевиднос­тью, как, например, и в институте «дикой веры», когда ответствен­ность за правонарушение отдельного члена общины возлагалась на общину в целом (с учетом определенных обстоятельств). Форма­лизм судебных процедур по Русской Правде объяснялся, прежде всего, сильным влиянием обычая и традиционного мышления.

В древнеславянском и древнерусском праве правовой обычай появляется в период формирования государственности и представ­ляет собой результат сложного синтеза племенных обычаев и тра­диций. История развития юридической науки в этот архаического периода включала в себя такие обычаи и символические ритуалы, как процедура жер­твоприношения, кровная месть, запрет инцеста, круговая порука и т. д. С формированием древнерусского (Киевского) государства эти формы подвергаются определенной систематизации и унифи­кации. С этого момента можно говорить о зарождении начал юридической техники как одного из способов формирования права и правовой культуры более высокого порядка, о формировании методологии юридической науки.

Первые письменные следы, указывающие на наличие и своеоб­разие древнерусской юридической науки, можно обнаружить в па­мятниках права, имеющих скорее международно-правовой, чем на­циональный характер, а именно в договорах Руси с Византией X в.

Характерно, что собственно русский правовой обычай обозна­чен в этих документах как «закон русский». Сложная и имеющая глубокую традицию римско-христианская правовая культура, ко­торой располагала византийская сторона, довольно решительно отделяет себя от еще языческой «варварской» культуры русов. Составители текстов отсылают к обычаям и традициям народа, ко­торые не только имеют свою специфику, но уже зафиксированы в «законе русском», этой писаной (источники до нас не дошли) или устной правовой традиции. Военные и политические успехи рус­ских заставляли греков с уважением относиться и к их правовым обычаям.

Огромное, можно сказать определяющее, влияние на развитие русской методологии правовой юридической науки оказало принятие Русью в 988 г. право­славного христианства. Христианская монотеистическая традиция способствовала укреплению государственной идеи и включению Древней Руси в сообщество христианских европейских государств. Однако, пожалуй, наиболее важным последствием этого акта ока­залась идейная,культурная и государственно- политическая пре­емственность молодого русского государства и древней империи, имеющей глубокие культурно-правовые традиции.

Византийское (римское) право проникает на территорию Руси прежде всего в форме церковного (канонического) или церковно-государственного кодифицированного законодательства византийских императоров и кодифицированных постановлений церковных соборов. В XI—XII вв. на Руси появляется свод зако­нов патриарха Иоанна Схоластика (источник права в VI веке) и Номоканон патриарха Фотия (IX век), которые в новых усло­виях приобрели форму и название Кормчей книги. Позже путем компилирования многочисленных источников церковного права была создана новая Кормчая книга митрополита Кирилла II, в которую вошли отрывки из Эклоги (свода гражданского и семей­ного права VIII в.) и Прохерона (свода, созданного на материалах кодификации Юстиниана), интерпретированных применительно к русским условиям.

Первым трактатом, в котором разбираются теологические и пра­вовые концепции византийской политической и правовой культу­ры, которые автор сопоставляет с исконно русской национальной и духовной традицией, стало «Слово о законе и благодати» первого русского (по национальности) митрополита Иллариона (середина XI в.). Само понятие «закон» здесь связано, прежде всего, с рели­гиозными основаниями и происхождением и несет в себе этико-духовное содержание.

На пути проникновения в русскую правовую культурутеологo-церковных принципов византийского права стояли древние тра­диции и обычай. Подобно тому, как распространение христианства постоянно наталкивалось на очаги языческой культуры и верований, так и византийское (римское в своих основах) право наталкивалось па достаточно устойчивые культурно-правовые традиции Руси.

Государственное строительство и управление базировались на двух основных правовых источниках — обычае и судебной практике князей. Как первый, так и второй комплекс правовых норм, несомнен­но, подвергались заметному влиянию византийского права, по сути же оставаясь в рамках так называемого варварского права, т. е. мест­ной национальной правовой культуры. Собственно церковное право было выделено в особую систему посредством утверждения князья­ми (Владимиром, а затем Ярославом в XI в.) специальных церковных уставов, содержащих в себе, наряду с церковными нормами, нормы уголовного и гражданского права, действующих в круге церковной юрисдикции. В эту сферу входили как правонарушения, связанные со специфически церковными отношениями и объектами (преступле­ния против нравственности и веры, ереси, церковная кража и т. д.), так и все виды преступлений, совершаемыхлицами, входившими в среду церковного управления (духовные лица, церковные люди).

Первой государственной кодификацией нрава стала Русская Правда (XI в.), в нормах которой особенно заметным оставалось влияние обычая и судебной практики. (В. О. Ключевский, правда, полагал, что она также представляла собой дополнение к системе церковного права, Кормчей книге, а ее текст сформировался не в сфере княжеского, а церковного судопроизводства.)

Русская Правда стала первым опытом государственной (княжес­кой) кодификации права, продемонстрировав довольно значитель­ный уровень развития юридической техники. В ней уже имеет место достаточно четкая систематизация норм (особеннов областях уго­ловного и процессуального права), выделяются такие моменты, как субъективная сторона преступления, стадии совершения преступле­ния, квалифицирующие признаки (смягчающие и отягчающие об­стоятельства) и т. д. Влияние обычая на формирующуюся систему проявляется, прежде всего, в сохранении (пусть и с существенными ограничениями) таких архаических процедур, как кровная месть, круговая порука, «дикая вера» и участие в процессе так называе­мых послухов — соприсяжников. Что касается судебной практики князей. Русская Правда содержит значительное число статей, нор­мы которых направлены на решение вполне конкретных задач, пос­тавленных властью (борьба с «разбойными людьми», установление пошлини сборов и т. п.). Следует заметить, что особенно заметное влияние норм обычного права имело место в области организации суда и судебного процесса («заклич свод», ордалии и пр.).

На этом этапе развития истории методологии юридической науки законодатель еще не использует такого понятия, как «государство», и все регулируе­мые кодексом отношения строятся между индивидуальными физи­ческими лицами (в отдельных случаях субъектом правоотношения выступает община,но не как единое целое, персонифицированный субъект, а как объединение, сумма отдельных личностей). Этим, по-видимому, объясняется и отсутствие в кодификации раздела о государственных преступлениях.

Церковное влияние, которое несомненно имело здесь место, вы­разилось также и том обстоятельстве, что авторы Русской Правды (как и митрополит Илларион, трактат которого подготавливался одновременно с подготовкой первой (краткой) редакции Русской Правды) категорически выступают как против обычая кровной мести, так и против смертной казни (которая также не упоминается в тексте кодификации).

Русская Правда оставалась основным источником права вплоть до конца XV в. Столь стабильное положение кодекса было обус­ловлено как довольно статичным состоянием общественных и пра­вовых отношений в феодальном обществе, так и «органическим» характером его основы, которую составляли обычай и рутинная судебная практика, не превратившаяся, однако, в прецедентную систему, как это случилось в средневековой Англии. Ни монголь­ские завоевания (монголы стояли на более низкой ступени культурного развития по сравнению с Русью, и Яса Чингиз - хана, этот

основной юридический источник монгольской империи, почти не оказал никакого влияния на правовую культуру Руси), ни процес­сы феодальной раздробленности, разделившие Киевскую Русь на ряд независимых княжеств, воспринявших ее политические и пра­вовые принципы, не смогли поколебать генеральной линии раз­вития русской правовой культуры: традиция и правовой обычай продолжали играть в ней все еще весьма важную роль, а этико-религиозные принципы православия — составлять духовную основуэтой культуры. (На западе, в Галицко-Волынском княжестве, существенную трансформацию правовой культуры и ее приобщение к системе римского нрава вызвали, прежде всего, процессы полити­ко-религиозного порядка: наступление католичества с его особыми концепциями правового порядка и синтеза (униатства) древней православной культуры с этими иноземными сильными и четко артикулированными элементами правопонимания.)

Северо-Западная Русь (Новгород) экономически и полити­чески оказалась под сильным влиянием европейских государств и европейской культуры. Именно здесь непосредственным обра­зом (а не опосредованно через литовское законодательство, как на юго-западе) европейское (римское) право стало определять развитие национальной правовой культуры, оттесняя на задний план национальную правовую традицию и обычай. В Новгород­ской и Псковской судных грамотах (XV в.) появляются право­вые институты и категории, прежде незнакомые русскому пра­восознанию. Естественно, что наиболее разработанными в этих кодификациях оказываются разделы гражданского права (появ­ление новых видов договоров, формальных условий их действи­тельности и исполнения и т. п.). Подобный формализм западно­русского права мог свидетельствовать как о росте юридической техники и юридической культуры, так и о разрыве с прежней традицией.

Вошедшие в состав Великого княжества литовского южно -русские земли (киевские, черниговские, полоцкие, галицкие и волынские)под сильнымвлиянием литовско-польской политической и правовой культуры восприняли новые для них принципы и концепции. Важ­ным приобретением стало введение здесь начал городского (Магдебургского) права. Именно города становятсясосредоточием правовой культуры, поскольку такая, искусственно созданная в целях регламен­тации специфической по своему характеру городской хозяйственной и политической жизни, правовая система была весьма далекаот древ­них этических и культурных традиций. Более того, городское право по своей сути оказывалось космополитичным и готовым к восприятию любых подходящих для него влияний. Развитие ремесла и торговли требовали более гибких и демократических правовых регуляторов, чем это имело место в аграрных культурах (с этим обстоятельством связан и тот факт, что в купеческом Новгороде демократический инс­титут - вече, выборные должностные лица, корпорации - столь дол­го сохранял свое заметное политическое влияние).

В то же время на северо-востоке Руси начинает быстро форми­роваться повое государственное образование иного типа — Ростово-Суздальское, а затем и Московское великое княжество. Географи­ческие особенности этого региона (рассеченная местность, обилие судоходных рек), который практически подвергся «колонизации» за счет интенсивной миграции населения с юго-запада и с юго-востока (под давлением как монголов, так и католических держав-соседей), способствовали сохранению в политической и правовой культуре этих княжеств прежних государственных принципов, унаследованных от Киевской Руси (именно в этом регионе Русская Правда в сокращенном варианте продолжала действовать до конца XV в.). С конца XIV в. политические центры этого региона становятся так­же духовно-церковными центрами всей раздробленной Руси. Проводя гибкую политику как по отношению к монголам, так и соседним русским княжествам, руководители Московского княжества сумели добиться военного, политического и идейного перевеса над своими конкурентами (Тверью, Рязанью). Все это давало повод московским князьям ставить перед собой амбициозную цель объединения всех русских земель вокруг Москвы. В плане этико-правовом они стали рассматривать закон уже не как божественное и благодатное пору­чительство, а как секуляризованный элемент в собственной госу­дарственной политике. Понятие «правда» исчезает с юридического горизонта, оставаясь только моральным критерием истины, закон же становится инструментом государственного властвования.