Ч Акты южной и западной России, XI, 562; Собрание государственных грамот и договоров, Москва, 1828, IV, 312.

скованного железами, вместе с его шестью товарищами, в Москву, а вместе с тем шлет его царскому пресветлому величеству нижайший лист. В этом листе написано было следующее: «Человека, который именуется вашего величества сыном, мы за крепким караулом держали, честь не ему самому, а вашему царскому пресветлому величеству, свету, нашему дыханию отдавали, потому что вашим ирирождением именуется; теперь, как верный слуга, отсылаю его к вашему величеству, желая свое обещание исполнить и верно до последних дпей живота служить; с Дорошенком ссылался я, желая привести его па службу к вашему царскому величеству; смилуйся, великий государь, пожалуй нас всякими запасами довольными, как на Дону. Мы просили у гетмана Ивана Самоииловича перевоза, Переволочной, но он не дал; просили же мы не для собирания пожитков, как иные выпрашивают, а на защиту веры христианской. Все поборы, которые с христиан на Украйне берут, вашему. величеству пе доносят, а нам и одного перевоза не даютъ».

Привезенный из Запорожья в Москву самозванец дал три показания и в первом из них объявил, что всех больше его принуждал принять «страшное» имя царевича кошевой атаман И вант. Сирко, который хотел, собравшись, идти па Московское государство и побить бояр. В остальных двух показаниях о Сирке он ни слова не сказал, а заявил, что воровству тому научил его Иван Миюсский, родом хохлач. О себе же самозванец сказал, что он подданный князя Димитрия Вишневецкого, сын варшавского мещанина, перешедшего в Варшаву из Лохвицы *); отца его звали Иваном Андреевым Воробьевым, а его самого — Семеном Ивановым. Концом всей истории Лжесемиона царевича была казнь его в Москве, 17 сентября 1674 года, на Красной площади, в присутствии бояр и народа.

Как понимать поведение Сирка в отношении самозванца Лжесемиона? Трудно допустить, чтобы Сирко, человек опытный, дальновидный и проницательный, верил в подлинность происхождения лица, называвшего себя сыном царя Алексея Михайловича, и в искренность сплетенной им басни о бегстве из Москвы и ски- тальничестве но России. Скорее всего надо думать, что Сирко разыграл в этом случае роль человека, убежденного в истин-

’) Лохвица—уездный город полтавской губернии.

ности царственного происхождения Лжесемиона,—такая роль полезна была ему для того, чтобы держать Москву в своих руках и тем сохранять политическую независимость Запорожья от неё; может быть, к этому присоединилась и месть за ссылку в Сибирь, в чем Сирко и проговорплся во хмелю и о чем он никогда не мог забыть до последних днеии жизни своей. Так или иначе, но свою роль Сирко разыграл настолько искусно, что заставил верить в царевича и всю массу запорожского войска. Вера эта сказывалась в том, что все запорожцы, до единого, готовы были идти за царевича и в огонь и в воду, ни за что пе хотели отдать его письма боярам, а решили отвезти его прямо к царю и, наконец, нигде, ни в оффициальном, ни в частном разговоре, не называли его пн беглецом, ни самозванцем; даже зложелатели Сирка и тайные сторонники Москвы не высказывали в этом отношении своих сомнений о личности царевича и принятой в отношении его роли Сирка.

Как бы то ни было, но Москва и на этот раз должна была «пробачить» вины запорожцев, как, «пробачила» она раньше убийство посла Лодыженского: царь после казни Лжесемиона пожаловал кошевому Сирку два сорокии соболей, ценою по 50 рублей каждое сорок, да две пары по 7 рублей пара ¹). Сирко, получив подарок, писал царю челобитную с просьбой дать ему на жительство, вместе с л;еной и детьми, городок Келеберду, у левого берега Днепра, близь Переволочной «Устарел я на воинских службах, а нигде вольного житья с женой и детьми не имею, милости получить ни от кого не желаю, только у царского величества: пожаловал бы великий государь, велел бы дать в полтавском полку под Днепром городок Келеберду». Царь внял просьбе Сирка, отправил войску денежное жалованье и боевые запасы, самому кошевому послал грамоту на городок Келеберду, а войску—грамоту на перевоз Переволочну, но в это дело вмешался злейший враг и зложелатель Сирка, гетман Самойловпч, и Сирко остался без Келеберды, а войско—без Переволочной.

В то время, когда дело о Лжесемиоие царевиче приходило к концу, в это самое время ^{* 2 3}) началось дело у Сирка с Мазепой:

*) Собрание государственных грамот п договоров, Москва, 1828, IV, 32.Д

²) Величко говорит, будто Келеберда осажена самим Сирком, II, 356

³) У летоиисца Величка дело о Мазепе рассказано под 1673 годом II, 371; в действительности это было в 1674 году: Костомаров, Русская история. Спб., 1876, II, 788; Соловьев, История России, Москва, 1862, XII, 165-

козаки Алексей Борода, Яков и Василий Темниченки доносили гетману Самойловичу, что, выйдя из Сичи со своим атаманом Сирком, июня в 11 день, для объявления своей верной к царскому величеству службы и для получения милости пресветлого величества, в степи, возле речки Ингула, захватили в полон Дорошенкова посланца, Ивана Мазепу.

Все это дело, насколько можно составить о нем представление по современным актам и рассказам малороссийских летописцев, произошло следующим образом. Мая 25 числа 1674 года в город Чигприн, столицу правобережного гетмана Петра Доро- шенка, приехал, по царскому повелению, от белгородского воеводы князя Григория Ромодановского стрелецкий сотник Терпи- горев, чтобы склонить Дорошенка к подданству русскому царю и убедить его ехать в город Переяслав для присяги на верность великому государю. Приняв посланца, Дорошенко отказался отт. этого предложения, говоря, что хотя он прежде и хотел быть в подданстве у царского величества, но теперь этого сделать не может, потому что онъ—подданный турецкого султана. Дав такой ответ посланцу, гетман Дорошенко с тем вместе приказал брату своему Андрею Дорошенку, взяв часть козац- кнх полков и присоединив к ним четыре тысячи находившихся при гетмане татар, идти к Черкасам и другим городам против московских воевод. Андрей Дорошенко не замедлил исполнить приказание брата. Успех оружия был сперва на стороне Андрея Дорошенка, но потом, когда князь Ромодановский и гетман Самойлович выслали против него пять козац- ких полков, Андрей Дорошенко был разбит (июня 9 дня, у речки Ташлыка) и раненый ушел назад. Тогда Петр Дорошенко, желая возможно скорее получить помощь от турецкого султана и крымского хана, а также наперед задобрить их, послал им в дар 15 человек, забитых в колодки, невольников, Козаков левобережной Украйны ¹). Команду над колодниками гетман вручил ротмистру своей народной хоругви, Ивану Мазепе,

¹) Несколько иначе передает об этом Велпчко: он говорят, что колодники былп запорожские козаки, захваченные, по приказу Дорошенка, еще раньше его столкновения с Самоплоничем в разных городах правобережной Украйны п отправленных в Чигирпн; это была месть запорожцам за пх ненависть к Дорошенку, как подданному султана. Сравни: Величко, II, 341 и Соловьев, XII, 165.

приказав ему идти степью подальше от Днепра, через Иигул и Буг, до Очакова, а оттуда через Днепр в Крым. Взяв колодников, кроле того 9 человек татар (вероятно, в качестве охранителей), письма гетмана к хану и визирю, Мазепа направился сообразно указанному маршруту. Но тут, на речке Ингуле, на него напал запорожский чамбул, некоторых татар изрубил, некоторых заставил броситься в реку, колодников освободил, самого Мазепу взял в полон и доставил его своему кошевому Ивану Сирку вместе с листами Дорошенка к визирю и хану. Но этому поводу в Сичи собралась рада; на раде прочитаны были письмз Дорошенка; узнав из этпх писем и из слов невольников, куда и зачем ехал Мазепа, запорожцы до того были возмущены, что решили тут же растерзать его. Но за Мазепу вступились Снрко и старые козацкие атаманы: «Панове братья, просим вас, не убивайте этого человека, может он нам и отчизне нашей вперед пригодится!» Запорожцы послушались, и Мазепа был спасен ¹). Тогда Сирко забил Мазепу в кандалы, а все листы Дорошенка отослал «для ведома» к Ивану Самойловичу с целью передачи их в Москву.

Белгородский воевода, князь Григорий Григорьевич Ромодановский, узнав о поимке Мазепы, послал к Сирку гонца с приказанием выдать ему пойманного Мазепу и одного из уцелев- ших при нем татар. Сирко, получив это приказание и не желая почему-то тотчас отпустить Мазепу, отказал к требовании воеводе. Тогда Ромодановский отправил посланцев в город Харьков и через них приказал взять жену Сирка под караул, а зятя его, мерефянского жителя, козака харьковского полка, Ивана Артемова, отправить за караулом к себе в полк. Когда же зять Сирка прибьц к воеводе, то воевода отправил его к Сирку для выдачи ему Мазепы. В это же время царь, узнав о поимке Мазепы от гетмана, также потребовал от Сирка выдачи захваченного в плен Мазепы. Сирко на этот раз не стал перечить и отправил Мазепу, поручив надсмотр над ним своему зятю Ивану Артемову и знатному козаку Ивану Носу, к гетману, о чем известил его письмом от 6 июля 1674 года. В письме от. писал Самойловичу, что посылает к нему Мазепу для расспроса его о том, что ему приказано было передать от До *) Акты, XI, 497, 525, 559; Собрание государственных грамот и договоров, Москва. 1823, IV, 315; Величко. Летопись, II, 341.

рошенка турецкому визирю и крымскому хану и вместе с тем просит, чтобы гетман исходатайствовал свободу для Мазепы: «Покажи милость свою, как отец милосердый, чтобы он в неволе не был и чтобы войско запорожское, даровавшее ему и волю, и жизнь, и здоровье, не стало говорить, что Сирко засылает люден в неволю». Получив Мазепу и сняв с него допрос, гетман Самойлович отправил его в Москву, повторив от себя почти буква в букву слова Сирка о даровании Мазепе свободы, и с тем вместе предупредив царя, чтобы он более доверял Мазепе, нежели Сирку, который сносится с Дорошенком и присягает ему присоединиться к бусурманам и идти с ними на благоверного царя ’).

. Между тем Сирко и запорожцы, по словам летописца Ве- личка, отправив Мазепу Самойловичу, написали нснолненпое жестоких укоризн письмо гетману Дорошенку ^{* 2}), в котором укоряли его за то, что он начал их, точно зверей степных вылавливать и бестиярски (от bestium—зверь) снедать; называли, за посылку в подарок христиан бусурманам, Иудиным товарищем, намеревавшимся козаками, точно живою монетою, у бусурман милости снискать; предостерегали о непрочности союза с бусурманами («разсмотри и уваж о том, вихровата голово, Дорошенку»!); предрекали несомненную погибель лично ему, а отчизне. запустение, и после всего этого так напугали его, что он, всегда любя развлекаться охотой, с тех пор стал выезжать па полеванье не в ту сторону, что от Крыма и Сичи, а в ту, что лежит от Чигнрнна до Крыма и Польши ³).

Привезенный в Москву и поставленный на допрос, Иван Мазепа 5 августа 1674 года, между другими показаниями дал такое: Передавшаяся на сторону царского величества старшина заднепровского города Лысянки присылала к гетману Петру Дорошенку Козаков с предложением последовать их примеру, приехать в Корсунь на раду и также передаться русскому царю. На это предложение Дорошенко отправил с Мазепой лист къ

*) Акты южной, и западной России, XI, 497, 525, 559, 562, 575, 579, 580.

²) Письмо это помечено 1673 годом, окт. 26 дня; хотя в подлинности его трудно сомневаться, потому что оно не противоречит событию и содержит в себе указание на другое, рапыпе посланное в Сичу, письмо, по дата его сомнительна, потому что Мазепа пойман Спрком в 1674 г., июня 11 дня.

³) Белпчко, Летопись, Киев, 1851, II, 343—346.

лысянской старшине и к боярину Григорию Григорьевичу Ромодановскому, а на словах велел Мазепе сказать им, что если его, Дорошенка, назначат гетманом западной стороны Днепра, то он готов будет передаться царскому величеству; если же его гетманом не назначать, то пусть, по крайней мере, знатные государевы люди присягнут ему на том, что ничего дурного ему не сделают; отпуская Мазепу, Дорошенко наказал ему, что если рады в Корсуне не будет, то ехал бы он в другой город. Когда Мазепа е поручениями Дорошенка приехал в Корсунь, а из Корсуня в Переяслав и не застал нигде рады, то передал листы Дорошенковы войсковой старшине и боярину Ромодановскому. На эти листы Дорошенко получил приглашение ехать в Переяслав, не опасаясь никакого зла для своей целости и здоровья. Тогда Дорошенко потребовал себе в залог какого-нибудь честного человека, в замен которого обещал прислать собственных заложников. Такой человек был послан, и Дорошенко созвал в Чигирине раду, на которой спросил, иосылать-ли ему собственных заложников? Рада ответила согласием, но в это время пришло известие о том, что из Крылова в Чигорин идут 23 человека, посланные к Доро- шенку кошевым Сирком. Тогда заложников задержали для того, чтобы прежде всего узнать, что скажут посланцы Сирка. Явившиеся в Чигирин посланцы объявили, чтобы Дорошенко не ехал в Переяслав и оставался бы попрежнему гетманом западной стороны Днепра, потому что запорожцы хотят соединиться с ним и с крымским ханом за-одно, как было при гетмане Богдане Хмельницком, а для скрепления дела они уже отправили к крымскому хану послов, чтобы он помирил Сирка с Дорошенком и просили Дорошенка приехать в Сичу. Дорошенко, однако, опасаясь государевых людей, сайт, в Сичу не поехал, а вместо себя послал туда Чигиринского козака Бережецкого, после приезда которого запорожцы послали от себя к Доро- шенку знатного козака Носа о той же присяге, но была-ли та присяга, пеизвестно. В заключение Мазепа рассказал, как Дорошенко, заставив присягнуть ему на верность, послал его с листами к турецкому визирю, как на дороге он пойман был Сирком, как отдался ему без всякого боя, вручил ему все листы и пробыл с ним в степи около пяти недель *).

Трудно сказать, насколько данное Мазепой показание было верно: с одной стороны нельзя не взять во внимание того обстоятельства, что Мазепа прислан был в Москву Самойловичеы, которому он старался всячески угодить и потому его противника. Сирка, всячески очернить; к тому же, Самойлович был в полном курсе в Москве, а Сирко в полном подозрении; с другой стороны нельзя обойти молчанием и того, что Сирко в политических вопросах своего Запорожья всегда старался держаться полной независимости, принимая то одну, то другую сторону, смотря по тому, что выгоднее было для низовых козаков. Впрочем, дальнейшие действия Сирка показали, что он, сносясь с Дорошенком, хотел, по его собственным словам, на этот раз лишь одного—приклонить Дорошенка на сторону русского даря и сообща действовать против мусульман; но не успев в этом, отстал от гетмана и изловил его посланца, чтобы узнать истинные планы Дорошенка. Быть может, это противоречие в показаниях Самойловича с Мазепой с одной стороны и кошевого Сирка—с другой можно примирить тем, что самое сношение с Дорошенком с целью вступить в союз с ним и с татарами, велось лично не от Сирка, а от целого войска, в чем как будто бы проговаривается сам Мазепа при допросе его в Москве.

Так или иначе, но пока все это происходило, в это время на Украйну вновь надвинулась мрачная туча: турецкий султан, крымский хан и Дорошенко, взявшие в 1672 году польский город Каменец и на время остановившиеся в своих наступательных действиях, снова собрались во-еднно, чтобы идти походом в Малороссию и, во что бы то ни стадо, взять город Киев. Теперь Сирко опять делался как для царя Алексея Михайловича, так и для гетмана Ивана Самойловича нужным человеком. Оттого Самойлович зорко следит с этих пор за Сирком и о каждом его движении доносит в Москву. Так, в грамоте, писанной от 15 июля 1674 года, на имя царя Алексея Михайловича, Самойлович извещал, что Сирко уведомляет гетмана о движении крымского хана под город Каменец, куда приближался также турский султан с визирем, и вместе с тем со слов очевидца передавал царю, что Сирко, перешедши в начале июля месяца реку Буг, стоял на Че- чельнике; потом оставил Чечедьник и поднялся к Уманю, где * стоял в Капустиной долине со всем войском своим и хо- 'J тел чинить промысел над бусурманами, поджидая войск гет-

мана Самойловича. К собственной грамоте Самоииловпч приложил письмо Сирка, писанное от 6 июля 1674 года «с войск над Бугом из-под Козавчииа>, где Сирко писал Самойло- вичу, что в прошлый пяток он хотел учинить воинский промысел около Оргеева, но потом, перешед Днепр и узнав от взятых языков о приближении крымского хана к Каменцу, а турецкого султана с визирем к Цыцоре, повернул назад с добычей к Уманю, чтобы там соединиться с уманским и торговицким полками и общими силами ударить на татарскую орду, стоявшую на речке Ташлыке, недалеко от Торгопицы: «Только изволь, вельможность ваша, поскорее прислать ко мне часть ииоииска, находящагося при полковнике Дмитрашке, в особенности лее московских донцов с пушками, чтобы те поганые больше пе распространялись в нашей и без того разоренной отчизне и душ христианских в неволю не брали. Самому же вам, со всею моею любовью и с полным попечением о нашей отчизне, советую наступать, как можно скорее, к Чигирину, со всеми силами, потому что Дорошенко там один, без неприятельской помощи пребывает, как о том я имею подлинные известия» *).

Не долго, однако, пришлось Сирку стоять под Умапыо: августа 1674 года стало известно, что турки, перешед Днестр и вторгнувшись в Подолию, взяли город Лодыжин, а из-под Лодыжина двинулись на Умань; в это же время стало известно и то, что крымский хан, со всеми своими ордами, шел на малороссийские города левой стороны Днепра. Узнав о последнем от пойманного языка, Сирко, оставив Капустину долину, близь Уманя, поспешил вернуться в Сичу, откуда намеревался идти в Крым на промысел: «А чают, что он ныне в Крыму». К тому времени и крымский хан, оставив Украйну, 8 октября повернул в Крым, а турецкий султан, перейдя Днестр, в начале сентября направился в свою землю ²).

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ.

Приход короля Яна Собесского в западную Украйну и замешательство между старшиной и козацкой массой в восточной Украйне. — Доносы Са- мойловича на Сирка в Москву. — Оправдательное посольство Сирка в Москву.—Отказ царя в просьбах Сирка.—Сношения Сирка с польским региментарем Мондреевским и королевским послом Завишею.—Разсказ об этом самого Сирка и царского посла Перхурова. — Поход Сирка под Перекоп.—Дружба и вражда Самойловича к Сирку.—Доносы Самойловича на Сирка в Москву.—Оправдательное письмо Сирка к царю. — Сношения Сирка с Дорошенком и старания его склонить гетмана на сторону Москвы.— Присяга Дорошенка Сирку на верность московскому царю. — Недовольство за то на Сирка со стороны царя.—Месть турок Сирку за Дорошенка.

Начало 1675 года ознаменовалось разными слухами, встревожившими настроение жителей всей Украйны. Поводом к этим слухам послужил приход в западную Украйну польского короля Яна Собесского. Узнав о двиясении польских войск на правой стороне Днепра, жители левой стороны вообразили, что польский король идет с тем, чтобы взять у русского царя Киев и вместе с ним всю восточную Украйну. Тогда между простой массой и козацкой старшиной началось шатание, пошли ссоры и доносы друг на друга. Так, с этого времени гетман Иван Самойлович беспрестанно писал донос за доносом на кошевого Ивана Сирка, указывая на его неверность н собственную преданность московскому царю. Сирко, в свою очередь, писал царю, что он вполне предан ему, хотя вправе считал себя сноситься и с польским королем, и с правобережным гетманом, держать и разрушать мир с крымским ханом и турецким султаном.

В половине января 1675 года гетман Самойлович через московского подъячего Михайлова доносил царю, что к нему, гетману, пришла подлинная весть о Сирке, который, будто бы, собирался идти разорять те самые русские города, которые разорял вор и богоотступник Стенька Разин, и не исполнил своего за-

мыс л а единственно потому, что в том старшина запорожская помешала ему. Теперь же он несомненно собирается к польскому королю и уже писал к нему, как король укажет идти к нему, пехотою-ли, конницею-ли и с пушками или без пушек. Но в начале февраля тот же Самойлович писал письмо к запорожским козакам, в котором, выражая свои прежние знаки к ним расположения, советовал не доверять дружбе ляхов и воевать турок и укорял Сирка за то, что он не помнит доброты гетмана и питает к нему вражду: «Лучше любовь иметь, нежели питать недружбу: любовь все доброе мея:ду людьми умножает, а несогласие все развевает и ни во что обращает. О Келеберде, которую просил себе господин кошевой, пусть не теряет надежды: если он пожелает жить с нами в городах, то для него не только это местечко, но и другие найдутся, и так как в Келеберде нет еще никакого устройства, то об ней нечего и убиваться особенно. О Перевозочном перевозе должен вам сказать, что одну половину его доходов будет вам доставлять полтавский полковник, а другую оставлять на полковые надобности. Пусть он, кошевой Сирко, не претендует на нас и за то, что мы удержали королевских послов, ехавших из Сичи, и провожавших тех послов запороящев, у себя до царского указа: живя под властью монарха, мы доляшы делать то, что ему, как Богу, угодно. Впрочем, послов ваших мы держим не в заключении, а во всяком довольстве, и для них лично, и для их лошадей. Когда придет царский указ, то мы готовы отпустить их туда, куда будет приказано намъ»

В начале марта послано было, на имя Сирка, запорожцам царское жалованье—500 червонцев, 150 половинок анбургского и польского сукна, 50 пудов свинцу и 50 пудов пороху; а в начале апреля гетман писал жалобу на кошевого Сирка воеводе князю Григорию Ромодановскому, в которой называл Сирка тайным недоброжелателем русского царя и явным сторонником польского короля: «Извещаю тебя, благодетеля моего, что давний враг, Сирко, на сырной неделе присылал к нам писаря своего с некоторыми товарищами войска, под предлогом требования запасов, а в действительности для разведки о поведении наших полков и о месте нахождения польских войск. А про то, что всегда

говорил Сирко, мне сам писарь, по совести, сказал и своею рукой на бумаге написал, а именно: Сирко служить Москве не помышляет и что-де присягал он в Москве но неволе, а как родился за ляхами, так и умереть хочет за ними. А что освободили его из Сибири, то он о том никого не просил, да кроме того у него с несколькими людьми была и такая мысль, чтобы самим оттуда уйти. А что он, помимо гетманского ведома, выпросил себе местечко Келеберду, то он недаром того добивался: еслиб только он мог туда войти, то у него было бы прямое убежище. Было и есть у Сирка намерение за-одно действовать с ляхами, но только войско с ним в том не соглашается; а что до пущенной им молвы о приходе в нашу Украйну ляхов, то это он делал для того, чтобы склонить на свою сторону полтавский полк. Напоследок он войску так сказал: <хотя-де в десяти конех поеду, а буду тамъ». И я, гетман, зная непостоянство Сирка, посылал нарочных посланцев к запорожским козакам, советуя им держаться нашего государя и быть со мной в добром совете. А он, собака, отписал мне лист, как к безумному,—тот лист посылаю твоей милости и прошу о возврате его мне обратно; а что до его угроз, то об них совестно и писать твоей милости: грозит поднять орду, произвесть бунты и замешание. И несмотря на все это, вновь посылает к царскому величеству, чтобы ему дали войска, в особенности позволили бы набрать калмыков и призвать их в Запорожье. Увидишь, твоя милость, что он, взяв калмыков, минет Крым. Да и самозванца он держал потому, что, надеясь на калмыков, с которыми большое знакомство ведет, думал идти к Астрахани и к Сибири. Моя мысль такова, чтобы калмыков тех вручить или кому-нибудь на Дону, или твоей милости, или харьковскому полковнику,—оттуда с ними надежнее будет промышлять Крым, нежели из Запорожья... О всем том писарь Сирка, рассказав мне, просил меня, чтобы я не ославил его в этом деле, за что обещался мне и впредь тайно извеицать обо всемъ» ¹).

Совсем иное говорили посланцы Сирка, полковник Грицько Минченко и 41 человек товарищей, прибывшие в Москву 2 мая 1675 года. Они передавали, что когда, по выезде из Сичи, они

^J) Акты южной и вападной -России, XII, 90; Архив мин. пн. дел, 1675, № 2, св. 44.

прибыли в Батурин, то гетман, осердясь на Смрка за то, что кошевой, прежде отправления своих посланцев, писал ему, гетману, о присылке в Снчу жалованных на Келеберду и Пере- волочный перевоз царских грамот и об отдаче запорожцам взятых Ханенком армат, задержал посланцев у себя полторы недели, не дав им листа к царю и не послав Сирку жалованных грамот. Те же послы рассказывали, что польский король четыре раза присылал своих посланцев зимой на Кош к Сирку с приглашением идти к нему в обоз, но Сирко всякий раз отказывал королю тем, что без указа царского величества идти к нему не смеет. Этот ответ Сирко давал через королевских посланцев, но своих он никогда к королю не посылал; не посылал он к королю и тех двух человек чичельничан, которых задержал было в Батурине и которые добровольно пришли с королевскими послами; не получал Сирко и жалованья от короля Яна Собесского, только от умершего короля Михаила Вишневецкого козаки получили 1.000 ефимков, а больше того не бывало. Не сносился Сирко и с Дорошенком, да и Дорошенко к Сирку никого не присылал. Сирко только и сделал то, что после Рождества Христова, в мясоед, посылал с 300 человек пехоты и несколькими человеками конницы, под начальством полковников Миска да Волошенка, под турецкий город Очаков, что сидит над Лиманом; те полки, взяв стада под Очаковом, вернулись на Кош перед сыриоии неделею. Да,в Филиппов пост приходило к Сирку калмыков 100 человек, посланных от тех, которые стояли на Молочных водах, в 100 верстах от Сичи, но Сирко с ними никуда не ходил, во-первых, потому, что лошадей не было, а во- вторых, потому, что послать было некого: войско разделилось пополам и стояло врознь. Сирко дал калмыкам хлеба и соли и отпустил их с Коша. Ко всему этому посланцы прибавили, что когда прошлою весною возвращался из Украйны Калга-Сул- тан в Крым, то в 60 верстах ниже Сичи, на Тамани (Гавани), запорожцы разбили его и большой ясырь н намет у пего отбили, и тот на метл, гетману в подарок отослали. Запорожцы и теперь бы большую помеху туркам чинили, своим войском на море беспрестанно ходили-б, по у них больших челнов на то нет; есть суда малые, в которых, для собственной нужды, может сесть самое большее 10 человек, но теми судами въ

море ходить нельзя, держатся же они только для рыбной ловли и для всякого хоромного и дровяного припасов.

В след за Грицьком Минченком послан был Сирком лист царю через Грицька Дробиненка, прибывшего в Москву 3 мая 1675 года. И тут Сирко уверил царя в своей преданности.

«Божиею милостию, великому государю царю и великому князю Алексею Михайловичу верные слуги войско запорожское Днепро- вое, кошевое, верховое, низовое, будучее на полях, на лугах, на полянках и на всех урочищах, днепровых и нолевых и морское, кошевой атаман Иван Дмитриевич Сирко, старшина и чернь, вашему царскому пресветлому величеству многолетия и одоления над неприятелями и вашим царского пресветлого величества наследникам от всесильного Христа Спаса от верной службы нашей усердно желаем и нижайшие наши поклонения до лица земного, падши перед вашим царским пресветлым величеством сотворяем. В нынешнем 1675 года, марта 8 дня, посылаем мы из Коша наших товарищей Грицька Дробиненка и Федьку к вашему царскому нресветлому величеству, объявляя вам, что его королевское величество в третий раз пишет нам о том, чтобы мы шли к нему на службу и чинили бы общий на бусурман промысел. Но мы, верно служа вашему величеству, без указа вашего величества не йдем, а будет на то указ, тогда идти готовы. Да чрез этих же посланцев наших бьем челом вашему величеству прислать нам в Запороги 20.000 войска, кроме того просим послать донскому войску и калмыцкому тайше Аюку указ о присоединении к нам для общего промысла над крымскими улусными людьми, а гетмана направить в Крым Муравскимн шляхами. И как придет к нам на Кош гетманское войско, то мы тот яге час пойдем единодушно за веру православную и за церкви боягии чинить промысел на Крым и на крымские улусы. Имеем подлинную весть, что вся воинская орда пошла на помощь к турскому султану, а коль скоро хан услышал бы о нашем выходе, то он тот час покинул бы чужую и вернулся в свою землю. Бьем челом вашему величеству и о пушках, порохе, ядрах, о всех наших прямых клейнотах и о войсковых конях, которые забрал гетаиан Иван Самойлович у Михаила Ханенка, теперь держит у себя и не возвращает их нам на Кош. Да чтобы

паше царское пресветлое величество пожаловали нас перевозом в Переволочной, которого нам не дали. Просим и о морских челнах, сколько их есть готовых, чтобы они присланы были нам в Переволочиу. Смилуйся, великий государь, не презри нас верных слуг своих своим милостивым оком. При сем нижайшие услуги наши вашему царскому величеству в премногук> милость отдаем. Дан с Коша над Чортомлыком, в нынешнем 1675 году, марта в 4 день. Вашему царскому пресветлому величеству верные нижайшие слуги, кошевой атаман Иван Сирко со всем войском запороясским до лица земиого челом бьемъ». В мае месяце того лее года Сирко снова написал лист царю, в котором просил великого государя взять его, Сирка, окруженного в Сичи опасностями, из Запорожья и позволить жить, с женой и детьми, «в прежнем дому своем, в Мерефе» *).

На этот лист царь, настроенный наветами гетмана Самой- ловича, отвечал Сирку полным отказом по всем пунктам его просьбы: к польскому королю не ходить, а идти одному с козаками на море, о клейнотах не хлопотать, потому что клейноты те вручены польским королем Ханенку, а Ханенко их передал Самойловичу, а о Келеберде и Переволочанском перевозе узнать от гетмана, который ответит Сирку по своему рассмотрению; ни о царском войске, ни донском козачестве, ни о калмыцком тайше не просить,—калмыцкие тайши, вместе с черкесским князем Каспулатом Муцаловичем, ногайскими и едисанскими ордами, особо от Сирка, пойдут на крымские улусы, а сам гетман, соединясь с князем Григорием Ромодановским, пойдет против турского султана и крымского хана. В заключение Сирку внушалось, чтобы впредь из Запорожья являлись в Москву не полтораста, не сто и не сорок человек посланцев, а всего лишь десять человек, лишние же будут кормиться в Москве на свой счет ^{* 2}).

После этого немудрено, что Сирко не исполнил одного из приказаний царя — прекратить сношение с польским королем: мая 13 числа 1675 года писал Сирку из Межибожья коронный регнментарь Андрей Мондреевский письмо, в котором извещал, что, услышав от господина Стремежского, бывшего с Сиркомъ

’) Попов. Русское посольство в Польше, Спб., 1854, 215.

²) Акты южной и западной России. XII, 97, 98, 99, 100, 103—105.

на подъезде, о походе Сирка на оборону веры христианской, на защиту престола королевского и на нобеждение гордости бусурман- ской, он, Мондреевский, тот же час о дву-конь известил короля о двукратной победе Сирком неприятелей н об освобождении им многих полоняников *) и в заключение приглашал ^ его приехать с товарищами к королю, за что обещал ему самому большую милость и вечное воздаяние от короля, а всем его товарищам барвы, т.-е. платья богатые, и довольство во всем; место, куда бы Сирко мог прие.хать к нему, Мондреевский назначал Бар и Деразну городе. К этому письму приложено было другое письмо к тому же Сирку и от того же лида.

В нем, от 5 июня 1675 года, региментарь извещал Сирка, что к нему отправлен, на услугу, сотник и товарищ Мондре- свского с десятью хоругвями, которым Сирко может приказать присоединиться к себе у Олатычева и Брагилова; но так как эти хоругви представляют из себя пехоту и Сирко оттого не требует сотника к себе, то поэтому Мондреевский просил Сирка, чтобы он прислал кт. нему на подъем кошевое войско, потому что врагов сойдется далеко не столько, как предполагалось, а несколько десятков тысяч, да и к тому же пешее войско всегда удобнее оставлять при крепости, а конным делать нападение на неприятеля; а если бы самому Сирку захотелось осадить пехотой Винницу, хотя бы со стороны Седлища, то там такую всегда можно будет принанять, лишь бы только о том господину Ста- хорскому, где бы он ни был, сказать ^{1 2}).

В самом конце месяца мая гетман Самойлович известил царя, что кошевой Сирко принимал у себя в Сичи посла польского короля Яна III Собеского, ротмистра Ивана Завишу, и, отпуская его от себя, под видом того, чтобы проводить посла из Сичи, взял с собой немалую часть войска и вышел в степь, но тут войско, видя, что он замыслил идти к королю, остановилось и, выбрав себе другого' старшего, вернулось в Сичь; Сирко же, с небольшой, но верной ему дружиной и с польским послом направился к королю. Однако, это известие гетмана оказалось не совсем верным, в чем уверяли сами запорожцы письмом на имя царя, писанным от 1 июня 1675 года. По словам за-

¹) Где и когда происходила эта битва в письме не сказано.

²) Акты мясной и западной России, XII, 105—107.

порождав и их наказиого атамана Брекала дело происходило так: апреля 21 дня козаки принимали у себя московского посла Василия Перхурова, привезшего им царское жалованье—500 червонцев, 150 половинок сукон, 50 пудов свинцу и пороху и задержали у себя царского посла с 21 апреля по 1 июня; задержка же произошла потому, что запорожцы поджидали к себе кошевого Сирка, а почему и как Сирко вышел из Сичи, козаки объясняли так: весной на святую четыредесятницу приезжал к ним польский посол Иван Завита, приглашая войско на службу к польскому королю, но войско от предложения отказалось и послало с тем послом к королю двух своих Козаков; обо всем этом войско известило и гетмана Самойловича. Дело происходило апреля 12 дня; в этот лее день Сирко, взяв с собой часть конного войска, пошел в поле за Буг для добычи и языка; разгромив за Бугом орду, Сирко расположился там станом с отрядом несколько более двухсот человек и подяшдал случая, чтобы вновь напасть на врагов. В это самое время и прибыл царский посол Василий Перхуров; запорожцы, со дня на день поджидая Сирка в Сичу и не дождавшись его, решили, наконец, не удерживать больше посла в Запорожье и отправили его от себя июня первого числа, обещаясь известить царя о приходе Сирка в Сичу и о всех вестях, которые он привезет с собой. Сам Сирко, вернувшийся в Сичу июня 19 дня, писал обо всем, что с ним произошло по выходе из Запорожья на Буг, к боярину Григорию Григорьевичу Ромодановскому следующее: «Апреля 12 числа вышел я из Коша, с частью конных Козаков, не для чего иного, как для того, чтобы чинить промысел над неприятелями, турками и татарами, и узнать обо всех их замыслах. Пробыв несколько недель в Куг- мане и в других обыкновенных местах, где обращаются неприятели, я одним погромом шестью (sic) орду разгромил и 1.000 человек христианского ясыря из неволи освободил, потом, узнав, что присланный турецким султаном Ибрагим-паша от Днестра к Рашкову перешел, а крымский хан у Черного-Острова стал и оба вместе, под Киев положили идти, я, не мало не медля, на Кош повернул. Идя полем близь реки Великого Ин- гула, я наткнулся на крымскую орду и на городчан, к Доро- шенку шедших; тут божиею помощью, и счастьем великого государя, я их всех разбил и языков взял; те языки ска-

залп мне, что они шли к ханову сыну, который стоял при До - рошенке с 500 татар. Пришед же на Кош июня в 16 день, я обо всем твоей кияжей милости подробно написал. А прежде моего прихода на Кош, другим днем, пришли к нам больше двух сот человек калмыков и донских Козаков, имея большую охоту с неприятелем побиться, а особенно на Крым ударить, потому что там теперь, кроме одного Калги-Султана в Перекопе, совсем войска нет. И если бы твоей милости угодно было с господином гетманом нам козацкого войска и ратных людей прислать, то мы могли бы большое замешание нынешним временем в Крыму учинить».

Иначе изложил все это дело царский посол Василий Перху- ров, приехавший в Москву июня 24 дня. Перхуров рассказывал следующее: Приехав в Сичу апреля 21 дня, он кошевого атамана Сирка там не застал, потому что 10 апреля кошевой из Запорожья ушел, ушел же он вот почему: приезжал к нему польский посол Иван Завиша и обнадежил Сирка, что королевское величество пожалует его честью, сделает его гетманом!, над всеми гетманами, так как королевское величество всегда сетует, что Сирко, такой славный воин, в ратном деле большой промышленник, много лет на поле подви