Экономическая политика национального социализма

 

За последние годы прочно укоренилось мнение, что патриотическо‑националистические движения принципиально не способны сформулировать какую‑либо экономическую программу, во‑первых, потому, что в их рядах находятся только маргиналы, для которых экономика представляет такую же непроходимую чащу, как, скажем, кибернетика, а во‑вторых, потому, что людям упорно вбивалось в голову, что вообще не существует третьего экономического пути, помимо либерально капиталистического и марксистского коммунистического. Подобная пропаганда пустила глубокие корни. Многие поверили, что так оно и есть и что принципиально не существует понятия «третьего пути» в области экономики.

Настала пора опровергнуть это заблуждение и сформулировать национал‑социалистический взгляд на экономические проблемы современности.

Но для начала по традиции послушаем, каких экономических воззрений придерживался Гитлер. Здесь надо отметить, что в «Mein Kampf» и в других гитлеровских работах чисто экономическим вопросам уделено мало внимания, а тем более нет целостной экономической теории национал‑социализма, но ряд интересных мыслей немецкого вождя стоит послушать.

Размышления Гитлера об экономических проблемах взросли не на пустом месте. Причиной их стало требование образования новой политической партии, являвшееся ответом на революцию в Баварии, и захват главенствующих позиций в обществе евреями. Новая партия могла создаваться только как массовая организация, опиравшаяся на рабочих и простых людей, а чтобы создать такую партию, требовалось как минимум понимать, чего хотят простые люди и в чём заключаются их экономические интересы. Хотя Гитлер всегда подчёркивал, что не экономика является главной целью и движущей силой государства, но полностью абстрагироваться от экономических теорий он никогда не собирался.

“Прежние мои взгляды на экономику исходили из того предположения, будто капитал всегда является только продуктом труда и будто капитал, как и труд, одинаково зависят от тех факторов, которые определяют человеческую деятельность в ту или другую сторону. Я полагал тогда, будто национальное значение капитала в том и состоит, что он целиком зависит от могущества, величия, свободы самого государства, то есть нации. Отсюда я делал вывод, что благодаря этой взаимозависимости капитал неизбежно должен содействовать процветанию государства и нации, так как это соответствует его собственному стремлению к обогащению. Я полагал, будто собственные интересы капитала побуждают его помогать делу свободы и независимости государства, т. е. бороться за свободу, могущество и силу нации. Отсюда, казалось мне, задача государства по отношению к капиталу проста и ясна: государство должно заботиться только о том, чтобы капитал оставался слугой государства и не возомнил себя господином нации. Из такой оценки вытекало два постулата: на одной стороне – сохранение жизнеспособного и национально независимого хозяйства, на другой стороне – достаточное обеспечение прав трудящихся.

Причиной моих заблуждений было то, что я не умел ещё различать между чистым капиталом как последним продуктом творческого труда и тем капиталом, источником которого является исключительно спекуляция  . И вот я познакомился с Готфридом Федером, из уст которого я впервые услышал принципиальную критику национального биржевого и ссудного капитала. Основные положения его теории были сформулированы в брошюре “Манифест об уничтожении процентного рабства”.

Федер с безжалостной последовательностью и до конца разоблачил спекулятивный характер биржевого и ссудного капитала и пригвоздил к столбу его ростовщическую сущность. Эти положения позволили мне сформировать все необходимые предпосылки для образования новой партии.

Строгое разделение, которое Федер проводил между биржевым капиталом и национальным хозяйством вообще, давало возможность начать борьбу против интернационализации германского хозяйства, не открывая одновременно борьбы против капитала вообще, как фактора, необходимого для сохранения независимого народного хозяйства. На очереди дня стояла уже не борьба против враждебных государств, а борьба против интернационального капитала.  Международный биржевой капитал не только был главным виновником войны, но и теперь после окончания войны делает всё возможное, чтобы превратить в ад состояние мира.

“Что касается ненормальностей экономического порядка, приходится отметить следующее. Победа политики безграничной индустриализации привела в первую очередь к ослаблению крестьянства и резкому росту пролетариата, причём равновесие между этими сословиями было нарушено.

К этому прибавлялся рост неравенства – резкая разница между богатством и бедностью. Нищета и изобилие жили теперь в такой непосредственной близости друг к другу, что результаты неизбежно должны были быть печальными. Нужда и частая безработица начали играть человеком, усиливая недовольство и озлобление в рядах бедняков. В конце концов всюду утвердилось убеждение, что “долго так продолжаться не может”.

Ещё хуже были другие симптомы, тоже вытекающие из того, что экономическому фактору было придано чрезмерное значение.

Поскольку хозяйство становилось владыкой государства, поскольку деньги неизбежно становились главным божеством, пред которым всё и вся падало ниц, старые небесные боги всё больше сдавались в архив. Теперь фимиам воскурялся единому богу‑мамоне. Началось вырождение худшего вида – вырождение тем более опасное, что нация шла навстречу эпохе, сопряжённой с величайшими опасностями и требующей от её сынов именно героизма.”

Гитлер продолжает: “Благодаря втягиванию высшего дворянства в круговорот финансового капитала идеальные добродетели на деле подчинялись влиянию силы денег. Было ясно, что раз вставши на этот путь, военная аристократия в кратчайший срок должна будет отступить на задний план перед финансовой аристократией. Денежные операции удаются легче, нежели военные операции на полях битвы. Истинного героя, истинного государственного деятеля вовсе не так уж прельщала возможность придти в тесное соприкосновение с еврейскими банкирами. Да и с точки зрения чистоты крови этот процесс также имел глубоко печальные последствия. Дворянство постепенно лишалось и чисто расовых предпосылок своего существования. Значительная часть благородного дворянства теперь скорее заслуживала эпитета “неблагородное дворянство”.

Постепенное исчезновение прав личной собственности и систематический переход всего хозяйства в собственность акционерных обществ представляли собой грозный симптом экономического упадка. Этим самым всякий труд целиком становился объектом спекуляции со стороны бессовестных ростовщиков. Теперь биржевики торжествовали свою победу и медленно, но неуклонно забирали в свои руки всю жизнь страны, всё дело контроля над судьбами нации. Уже до начала мировой войны через посредство акционерных обществ всё германское хозяйство всё более подпадало под контроль интернационального капитала. Часть германской индустрии делала, правда, серьёзные усилия, чтобы уйти от этой судьбы, но в конце концов и она пала жертвой объединённого натиска со стороны алчного финансового капитала, ведшего всю свою борьбу с помощью преданного ему друга – марксизма.

Долгая война, которая велась против германской “тяжёлой индустрии”, была началом подчинения всего германского хозяйства интернациональному контролю. К этому подчинению с самого начала стремился марксизм.”

В этом отрывке Гитлер вновь возвращается к вопросам экономики и, не углубляясь в тонкости теории, касается весьма интересного вопроса о роли акционерных обществ в интернационализации хозяйства национального государства. Вопрос этот крайне интересен, ибо вся современная экономика построена на доктрине акционерного капитала и свободного котирования акций. Идея, на первый взгляд, была здоровая: предприниматель, задумывая крупное (или как теперь говорят, крутое) дело и не имея достаточных средств для его осуществления, привлекает свободные средства сторонних вкладчиков, прежде всего простых граждан, обещая им в случае успеха дивиденды, то есть часть прибыли соразмерной вкладу. Акции такого нового предприятия начинают свободно вращаться на бирже и становятся предметом биржевых спекуляций. Вот в этом‑ то и заключается вся соль. Если предприятие оказалось успешным, то посредством биржевой игры, точнее обычных спекуляций, его оказывается легко либо прибрать к рукам, либо разорить, как нежелательного конкурента. Мы не будем здесь углубляться в тонкости этой кухни, но скажем только, что спекуляции со свободно котируемыми акциями тесно связаны с освещением деятельности предприятия в средствах массовой информации, то есть котировка акций больше зависит от освещения деятельности предприятия в газетах и на телевидении, чем от реальной дееспособности предприятия. Для иллюстрации, чтобы далеко не ходить, вспомним недавний российский скандал с всем известным “Инкомбанком”, когда сосредоточенная клевета о грядущем банкротстве поставила процветающий банк на грань реального банкротства и вынудила его президента В.Виноградова “договариваться” с недобросовестными конкурентами. Ну а в чьих руках всегда находится “свободная и независимая” пресса и телевидение мы с вами уже знаем.

Надо сказать, что евреями были изобретены два безотказных орудия для подчинения или уничтожения чужих предприятий: банк, дающий кредиты, и биржа, “свободно” котирующая акции акционерных обществ. Все способы порабощения успешных национальных предприятий фактически представляют вариации использования этих двух милых учреждений. Таким образом, Гитлер, который никогда специально не обучался экономике и не владел экономической теорией, интуитивно точно угадал природу деятельности еврейской финансовой олигархии. Более того, он фактически предсказал судьбу, которая ждала экономику Западной Германии после Второй мировой войны, которая оказалась сегодня плотно опутанной паутиной “международных связей” и в значительной степени потеряла свою независимость. Нет, не будем упрощать, немецкой экономики дают жить и даже развиваться, но вот если она пытается развиваться по своему разумению, её мягко “корректируют”, а где надо и перекрывают кислород, как это было, например, с немецким ракетным проектом в Заире (интересующиеся могут почитать газеты 70‑ых годов – это было шумное дело).

Есть и ещё один интересный аспект, вытекающий из рассуждений Гитлера насчёт национального капитализма, действующего в условиях господства интернационального капитала. По этому поводу интересное суждение высказал небезызвестный С.Кургинян в фундаментальной статье “Лебедь и другие” в газете “Завтра” № 42 за 1996 год. Кургинян точно подметил, что в России национальное предпринимательство, во‑первых, в значительной степени включено в интернациональное движение капитала, а во‑вторых, в регионах, в глубинке, где почвенническое предпринимательство вообще существует, оно “готово идти на такие типы сотрудничества с наихудшими представителями мировой финансовой олигархии, которые тысячекратно перекроют все нынешние рекорды федерального компрадорства. Самые почвенные анклавы, бравирующие своей антимосковской антикосмополитичностью, будут торговать ресурсами и населением по особо дешёвым ценам и особой охотой, превращая территории в колониальные туземные “бантустаны””.

Каков же вывод? Он довольно незамысловат. Истинно национальное предпринимательство неотделимо от национального государства и требует для своего существования как минимум жёсткого контроля со стороны национального государства, а в идеале – полной изоляции от интернациональных финансовых рынков.

Ещё один вывод сводится к следующему. Обращаться с такими орудиями, придуманными богоизбранным народом для порабощения национальной экономики, как банки, биржи и акционерные общества открытого типа, надо крайне осторожно, а лучше вообще исключить эти орудия из перечня средств, используемых национальной экономикой. Вы спросите как? Очень просто. Путем монополизации национальным государством банковской системы и исключением свободного котирования акций на бирже. Да, это делает экономическую систему менее динамичной и более тяжеловесной; да, это затрудняет получение предпринимателем оборотных средств, но зато и исключает переход результатов чужого труда и гения в липкие руки евреев‑ростовщиков и иной интернациональной олигархии.

И ещё. Размывание устоев государства начинается с размывания его национальной элиты. Так было во всём мире, не только в Германии. В России дворянство, бывшее становым хребтом и духовной опорой национального государства, а главное, носителем героической добродетели, точно так же было вовлечено в круговорот финансового капитала, быстро разорилось в подавляющей массе и стремительно деградировало, что в немалой степени было ускорено его прозападной, главным образом, профранцузской ориентацией. Это размывание национальной элиты, служивого сословия, долженствующего в первую очередь хранить и лелеять героическую добродетель, традиции доблести и славы предков, как ржа разъела национальный организм. Большевики лишь довершили процесс, обрушив подточенного болезнью колосса.

Ну вот, мы вкратце рассмотрели те отрывки из «Mein Kampf», которые имеют отношение к экономике. Теперь настала пора остановиться на нашей русской экономической программе, представляющей собой экономическую концепцию «третьего пути» .

Начиная раздел, посвящённый нашему видению экономических проблем, стоящих перед Россией, необходимо прежде всего попытаться кратко проанализировать прошлые и нынешние основные представления в области экономической концепции развития страны, а уже потом, на базе этого анализа, сформулировать наше национал‑социалистическое видение будущей русской экономики.

Говоря о коммунистической модели экономики, следует выделить, не размениваясь на мелочи и не увязая в частностях, всего один главный, стержневой порок этой системы – полное отсутствие механизма обратной связи в экономике. Объяснялась эта особенность сознательной ориентацией марксизма на отказ от прибыли, финансовых инструментов и даже самих денег, как элементов постоянного воспроизводства капиталистических отношений. При этом одновременно была потеряна и такая важнейшая функция этих экономических инструментов, как функция определения меры эффективности любых экономических действий. Во времена военного коммунизма в начале 20‑ых годов они действительно пытались ликвидировать и деньги, позднее всё же вернули их, но по‑прежнему лишили их той самой основной функции – быть мерилом эффективности любого экономического действия. То есть при коммунистах деньги выполняли только учётную функцию. Вся коммунистическая экономика строилась на принципе отрицания критериев “прибыльность” и “стоимость‑эффективность”. Даже когда А.Косыгин в 60‑ых годах вновь ввёл термин “прибыль”, это фактически была попытка встроить в работающий механизм блок, изначально чуждый исходной конструкции данного механизма. В результате все расчёты прибыльности и попытки просчитать сравнительную эффективность проектов даже в последние советские годы были показухой.

Каков итог? Экономика, лишённая механизма финансовой оценки исходных вариантов и механизма обратной связи, работала из года в год всё более и более неэффективно. Коммунисты создавали отечественному производителю идеальные тепличные условия: защищали от внешней и даже внутренней конкуренции, резко занижали стоимость сырья и энергии, не душили налогами, закупали новейшие иностранные технологии, с помощью разведки выведывали западные технологические секреты, обеспечивали бесплатными кредитами и неограниченными оборотными средствами, передавали производителям бесплатную недвижимость и очень дешёвые людские ресурсы. А в ответ этот монстр потреблял всё больше ресурсов на единицу продукции, создавал всё большее давление на окружающую среду и постоянно растущую себестоимость продукции. В конце концов начали ухудшаться и сами технические решения. В оборонной промышленности это было особенно наглядно. Там действительно выдающиеся технические результаты достигались ценой такого перерасхода всех видов ресурсов, что себестоимость продукции становилась совершенно непомерной, а отдача на единицу сырья и вложенный труд падала.

Но всё это ещё не самое страшное. Гораздо страшнее в такой модели экономики было то, что она, не имея механизма экономического сравнения вариантов, не знала, в каком направлении ей следует развиваться и что надо производить. В этой ситуации теряются ориентиры развития. Экономика начинает постоянно смотреть на Запад и слепо копировать то, что там производится. Экономика плетётся в хвосте у Запада.

Наиболее характерный пример – это история с космическим кораблём “Буран”. Американцы начали разрабатывать свой “Спейс Шатл” в надежде резко, в десятки раз удешевить запуски космических объектов и, кстати говоря, очень крупно просчитались. Сейчас известно, что запуски “Шатлов” остаются непомерно дорогими и намного превосходят по стоимости запуски спутников отработанными одноразовыми ракетами. Мы же стали копировать “Шатл”, создали свой “Буран,” не имея никакой экономической необходимости. Денег в космосе тогда просто не считали. Правда, был накоплен значительный технологический опыт и сделано много важных разработок, но это как бы попутный результат. В основе же было слепое копирование западной идеи.

Можно, конечно, сказать, что будущее всё же за многоразовыми кораблями, что впрочем не очевидно, но главное в том, что вести эти разработки на дальнюю перспективу следовало без спешки, не тратя чрезмерное количество ресурсов, не гонясь за американцами, предоставив им возможность набивать себе шишки в этом проекте.

Ещё более важно, что эта идея многоразового корабля, в силу отсутствия экономических критериев эффективности, не вызрела у нас сама по себе, а была механически заимствована у Запада. Причина – отсутствие механизма экономической оценки вариантов, расчёта затрат и возможной экономической отдачи. У нас собственно вообще не работала схема, заставляющая производителя стремиться постоянно понижать издержки производства.

Ещё один вопиющий пример – массовая продажа наших автомобилей ВАЗ на Западе ниже их себестоимости. Собственно всё развитие коммунистической экономики – это сплошной перечень более или менее явных экономически неэффективных проектов.

Я хочу, чтобы читатель правильно меня понял. Мы производили массу полезных и нужных людям продуктов, используя часто нестандартные и яркие технические решения, но расход ресурсов на большинство из них был настолько высок, что с точки зрения чистой экономики их лучше было вообще не производить. Могут спросить: а как же жить без того или иного нужного продукта? Не закупать же всё за рубежом, как это делают нынешние демократы? Ответ очень прост: надо производить самим, но производить эффективно. А сделать это можно только на основе критериев прибыльности, самоокупаемости, критерия “стоимость‑эффективность”, а не на основе чисто потребительской ценности того или иного продукта.

Надо сказать, что Запад пошёл в диаметрально противоположном направлении. Он абсолютизировал в экономике идею прибыли и финансовой эффективности, отбрасывая ВСЕ идеи и проекты, которые не давали быстрой экономической отдачи. В результате в погоне за сегодняшней прибылью пропадала далёкая перспектива, сужался технический и экономический кругозор, ограничивались вложения в фундаментальные исследования. Западный бизнес оценивал только проекты с быстрой окупаемостью. Правда постепенно, по мере накопления богатств и развития науки, а отчасти под влиянием колоссальных проектов, реализуемых в России и Германии, Запад всё же пришёл к необходимости на государственном уровне регулировать бизнес таким образом, чтобы соображения сиюминутной выгоды не затмевали перспективы. Но в основном это имеет место только в такой богатой стране, как США, да и то не во многих областях. Даже в США экономическая модель продолжает давить на все сферы жизни, мешая принятию сбалансированных решений. А в более бедных и малых странах абсолютизация идеи прибыльности реально ограничивает перспективы чисто рыночной, капиталистической модели экономики.

Каков же выход? Он, безусловно, в разумном совмещении двух экономических моделей. Именно эта третья модель и называется национал‑социалистической экономической моделью. Её главные черты, если говорить кратко, заключаются в том, что сохраняются базовые понятия капиталистической модели с её главным инструментом – прибыльностью как механизмом финансовой оценки вариантов и просчёта сравнительной эффективности по критерию “стоимость‑эффективность”. Однако одновременно идея прибыли не абсолютизируется и сохраняется мощный государственный сектор экономики, ориентированный на потребности инфрастуктуры экономики, на работу в интересах далёкой перспективы, в том числе по мобилизационной модели, когда в каких‑то случаях можно идти к цели, не считаясь с затратами. При этом механизм обратной связи в экономике, через посредство финансов должен действовать ВЕЗДЕ И ВСЕГДА.

Подробности этой экономической модели мы разберём ниже, а сейчас посмотрим, какую экономику пытаются построить по подсказке с Запада наши демократы.

 

1. Что такое «либерализм по‑русски»?

 

Их первоначальная идея сводилась к механическому копированию элементов западной экономической модели: немедленно ввести конкуренцию, абсолютизировать значение финансовых инструментов и сбросить всю или почти всю экономику с баланса государства, а также запустить биржевые каналы перетока капитала из менее прибыльных областей в более прибыльные. Это исходная гайдаровская концепция, если её изложить кратко.

Основные положения этой доктрины были разработаны Международным Валютным фондом (МВФ) для слаборазвитых развивающихся стран и сформулированы в так называемой концепции “Вашингтонского консенсуса”. Доктрина эта крайне примитивна с точки зрения экономики и сводится всего к трём постулатам: либерализации цен, приватизации госсобственности и финансовой стабилизации на основе контроля над параметрами денежной массы. Эта концепция преднамеренно ограничивает роль государства как субъекта экономики, сводя его функции только к контролю за динамикой показателей денежной массы. Первоначально это концепция была создана для предотвращения разбазаривания кредитов, предоставляемых МВФ слаборазвитым странам, поэтому содержание этой концепции не имело большого значение, а главное заключалось в возможности реализации технологии контроля над действиями правительств развивающихся стран. Задавая жёсткий план денежной массы, либерализации цен и внешней торговли, МВФ одновременно имел возможность блокировать свободу действий подконтрольных правительств во всех остальных вопросах. Такая политика обеспечивала управляемость, прозрачность и предсказуемость действий правительств подконтрольных стран, что является основной потребностью для действий в таких странах интернационального капитала.

Интересно, что ни в одной стране политика в рамках концепции Вашингтонского консенсуса не приводила к экономическому росту. Это происходило просто потому, что она для этого вообще не предназначалась. Её исходная цель не экономический рост, а экономическое закабаление стран, и эта цель всегда достигалась с успехом.

Практическое её исполнение в России пошло по до примитивности простому пути. Путём либерализации цен у отечественного производителя сначала отобрали все оборотные средства, затем резко завысили стоимость сырья и энергоресурсов, затем раздробили крупные промышленные объединения во всех отраслях, ликвидировали все централизованные заказы, запустили инфляцию рубля, ввели параллельную валюту – доллар США, предоставили зелёную улицу для импорта любых товаров из‑за рубежа и, наконец, начали приватизацию наиболее эффективно работающих предприятий во всех отраслях (подчеркну, НЕ наименее эффективных, а наиболее эффективных предприятий). В основу же гайдаровской “экономики переходного периода” была положена распродажа сырья. Финансовая модель строилась на основе монетаристских идей Фридмана, в то время, как в наших условиях, как впрочем и в условиях других стран в переходный период, следовало обратиться к теории Кейнса. Каковы результаты такого “реформирования”?

Либерализация цен без тщательной отладки механизма ценообразования привела к раскручиванию бешеной инфляции и утрате сбережений населением и оборотных средств предприятиями. Целью этого шага было сознательное перераспределение доходов в обществе в пользу узкой прослойки богатых людей, являющихся социальной опорой власти, а также формирования независимой от государства банковской системы, как средства аккумулирования перераспределённых денежных средств. Кроме того, рост цен на сырьевые товары в десятки раз опережал рост цен на готовые изделия, в результате чего произошло изменение всей структуры экономических оценок, при которой производство большей части изделий конечного потребления с высокой добавленной стоимостью стало убыточным. Это уже был прямой заказ иностранных производителей, заинтересованных в прекращении в России внутреннего производства.

Лишённое оборотных средств отечественное производство стремительно падает, число работающих производителей сокращается, конкуренция в большинстве отраслей идёт только между западными производителями и в сфере торговли, т. к. из‑за политики обменного курса рубля и изменения структуры цен конкурентоспособность отечественных товаропроизводителей за 5 лет снизилась более чем в 6 раз. Никакая экономическая система не может выжить при таком резком ухудшении внешних условий своей деятельности.

Одновременно вся экономика отягощена чудовищным объемом кредиторской задолженности (1453 млрд деноминированных рублей на I квартал 1998 года, из них 782 млрд рублей – просроченная задолженность). Просроченная задолженность составляет 30 % от ВВП, при дебиторской задолженности в 17 % от ВВП, что означает, что абсолютное большинство предприятий является чистыми должниками. В структуре просроченной кредиторской задолженности – 45 % – это долги поставщикам, а остальное – платежи в бюджеты всех уровней.

Такая ситуация сама по себе разрушает экономику изнутри, т. к. ведёт к прогрессирующему переходу на расчёты в натуральной форме (бартеризация), распространению денежных суррогатов, ослаблению влияния кредитно‑финансового механизма регулирования процессов в экономике, снижению возможностей взимания налогов. Но особенно опасна такая ситуация для инвестирования, т. к. любые скопленные предприятием на инвестиции средства тут же изымаются кредиторами.

Наконец сказывается и просто катастрофический недостаток денежной массы в стране, провоцирующий бартеризацию всей экономики. В экономике известен показатель критического уровня величины денежной массы (агрегат М2), составляющий 50 % от ВВП . Понижение величины денежной массы ниже этого уровня ведёт к быстрому разрушению всей экономики. В России в 1995‑97 годах этот показатель колебался вокруг уровня 12 % !!! Это составляет 0,24 от величины порогового уровня. Любой экономист понимает дикость этой цифры. Это катастрофа!

3. Искусственно созданная действиями самого правительства гиперинфляция преодолевалась путём снижения совокупного спроса за счёт сжатия денежной массы и уменьшения государственных расходов. Главной целью этих действий было дальнейшее разрушение отечественного производства и исключение населения из участия в экономике в период перехода к денежной приватизации. (Кстати, этой же цели служило и повторное изъятие сбережений населения через посредство финансовых пирамид). Правительству нельзя было допустить, чтобы значительные сбережения населения хоть как‑то участвовали в денежной приватизации в качестве независимого и трудно контролируемого ресурса, что могло спутать все карты разработчиков концепции приватизации.

В то же время инфляция издержек не была преодолена и продолжает существовать и даже усиливаться. Вообще говорить о подавлении правительством им же искусственно созданной инфляции, можно весьма условно. Как только происходит выплата задержанной на многие месяцы зарплаты, инфляция вновь возрастает. Вообще подавить инфляцию без подъёма производства в стране – экономический абсурд, т. к. антиинфляционный эффект сжатия спроса перекрывается ещё большим снижением предложения товаров внутреннего производства, спадом производства и ещё большим снижением покупательной способности из‑за безработицы. Этот цикл повторяется бесконечное число раз, пока вся производственная деятельность полностью не замирает, что и является основной целью авторов этих “антиинфляционных мер”. Другой их итог – полное прекращение инвестиций в производство.

4. Под влиянием иностранных “советников” проводилась целенаправленная политика уменьшения бюджета и устранения каналов его наполнения. Казалось бы, правительство действовало вопреки собственным интересам, ограничивая собственные финансовые возможности. На самом деле бюджетные средства и каналы их сбора передавались в независимые от правительства структуры на случай внезапного прихода к власти неподконтрольного лидера. Так государство отказалось от таких источников пополнения бюджета как:

а) таможенные пошлины на вывоз необработанного сырья и другие виды природной ренты;

б) таможенные пошлины на ввоз товаров иностранного производства, аналоги которых производятся в России;

в) налоги на недвижимость;

г) госмонополия на оборот алкоголя;

д) прибыль от государственных активов и пакетов акций в смешанных акционерных обществах. Таким образом ликвидировались те источники доходов, которые не мешали экономическому росту, а способствовали ему. И наоборот, налоговая политика строилась с учётом дальнейшего увеличения давления на реального производителя и имеет целью дальнейшее свёртывание производства во всех отраслях. Это при том, что сбор налогов, по определению, является источником доходов вероятностного характера в отличие, например, от таможенных платежей и природной ренты или доходов от госмонополии на алкоголь.

Неиспользование для наполнения бюджета доходов от таможенных пошлин на импортные товары также показывает вектор устремлений правительства на свёртывание национального производства и дальнейшую перестройку экономики в пользу сырьевых отраслей и западных товаропроизводителей.

Окончательно сформированная финансовая система функционирует по принципу, когда все деньги изымаются у производителей естественными монополиями (поставщиками энергии и сырья и транспортниками), а сами естественные монополии в свою очередь обираются государством. То есть сбор налогов канализируется через завышенные тарифы на энергию и перевозки.

Государственные структуры финансируются целиком за счёт сбора налогов. Сама налоговая система в нынешнем виде способна собирать налоги только с крупных промышленных предприятий, которые в большинстве не работают. В результате недобор налогов доходит до трети бюджета и продолжает расти. Вся финансовая система существует на основе внешних заимствований. Причём заимствования производились как в рамках классического внешнего госдолга, так и через систему внутренних заимствований через структуру ГКО, КО и т. п.

Ещё одна особенность сконструированной демократами финансовой системы заключается в раздувании пирамиды ГКО и других финансовых инструментов, рассчитанных на привлечение спекулятивного капитала вместо стабильного производственного. На рынке ГКО крутился значительный объём иностранных средств, которые предоставляются государству под очень высокий процент (от 21 до 80 % годовых в разные периоды), но главное даже не это, а то, что эти средства, будучи спекулятивными капиталами по своей природе, мгновенно выводятся из страны при малейшем изменении конъюнктуры на внешнем рынке. Есть все основания предполагать, что такая схема финансирования государственных расходов придумана сознательно. Её главные особенности:

а) это канал для законного выкачивания финансовых средств из России, путём получения непомерно высоких процентов на заёмные средства;

б) это средство, позволяющее со временем наращивать давление на бюджет государства, и тем самым делать его сговорчивым на переговорах по внешнеэкономическим вопросам (так в 1998 году обслуживание пирамиды ГКО обойдётся бюджету в 70 млрд. долларов, что превышает ВСЕ совокупные доходы бюджета, т. е. пирамида ГКО пришла к своему закономерному концу);

в) это механизм, который сконструирован таким образом, что в случае прихода к власти в России нежелательной для Запада креатуры, финансовый рынок можно обвалить в течение всего нескольких часов, вызвав тем самым массовые волнения и хаос в экономике. Об этом кстати говорил и Е.Гайдар, который принимал самое непосредственное участие в создании этого механизма. Алгоритм разрушения невероятно прост: на западных рынках запускается слух о крахе рынка в России, подкрепляемый действиями стран‑кредиторов России и определённых чиновников внутри страны. Под влиянием этого слуха вся масса спекулятивных капиталов одномоментно выводится из страны путём продажи ГКО, что фактически означает крах всей финансовой системы. Это подобно ситуации, когда сразу все вкладчики банка вдруг, по команде начинают изымать свои вклады, что означает мгновенное банкротство банка. В данном случае банкротом становится всё государство. Этот механизм заранее сконструирован для управления из‑за рубежа российским правительством и постоянного поддержания угрозы в обществе.

Правда из‑за бездарности демократических управленцев эта мина сработала раньше времени и 17.08.98 подорвала самих минёров, её заложивших.

5. Эффективный собственник во всех отраслях так и не появился. Основной итог приватизации в резком СНИЖЕНИИ эффективности управления и прямом разграблении ранее эффективно работающих предприятий. Управление приватизированными предприятиями осуществляется временщиками, стремящимися добиться максимальных личных выгод в ущерб долговременной пользе предприятий. Вообще смысл приватизации её организаторами и участниками виделся в извлечении сверхдоходов от перепродажи многократно недооценённых акций, а не в реальному правлении предприятиями. По оценкам западных экспертов, приведённых, например, в работе EarleJ.,Estrin S., Leshchenko L. Ownership structures, Patterns of Control and Enterprise Behaivior in Russia.‑ IIASA, 1995, по окончании первого этапа приватизации до 2/3 крупных и средних предприятий в России не имеют ответственного собственника. Там же указывается, что резкий разрыв хозяйственных связей, произошедший в ходе приватизационной кампании, привёл к быстрому росту трансакционных издержек и разрушению сложных форм научно‑производственной кооперации. Западные собственники, закрепившиеся во всех отраслях, ведут дело к свёртыванию производства и инвестиций. Они, напротив, достигли целей приватизации: устранили опасного потенциального конкурента на международном рынке.

Существенно упали и общие показатели эффективности в экономике: производительность труда снизилась на треть, на эту же величину увеличилась энергоёмкость производства. Это при том, что целью приватизации было увеличение эффективности.

Старые промышленные объединения уничтожены, но новые практичес<