РАЗЛИЧНЫХ ПО ТИПУ МОТИВИРОВАННОСТИ

И СТЕПЕНИ КОНВЕНЦИОНАЛЬНОСТИ

Лекция V

ПРИНЦИПЫ КЛАССИФИКАЦИИ ЗНАКОВ.

ТИПЫ МОТИВИРОВАННОСТИ И ТРИ КЛАССА

ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ЗНАКОВ

Оппозиция элементарных и неэлементарных знаков. — 31. Три ступени семиозиса и три типа знаков в зависимости от характера связи означающего и означаемого

30

Оппозиция элементарных и неэлементарных ■ знаков. Таксономическое обозрение знаков удобно начать с различения элементарных и неэлементарных знаков, с тем чтобы вначале рассмотреть первые (о них пойдет речь в лек­ции V), а затем, в лекции VI, показать особенные черты разных видов неэлементарных знаков.

Элементарные знаки — это знаки простые (не содержат в себе других знаков) и первичные (не являются производными в фор­мальном и/или семантическом плане от других знаков). Примеры простых знаков: угрожающий оскал собаки, петушиный крик, жест прощания ('пока'), слово естественного языка, крестное знамение, красный крест скорой помощи, дорожный знак «обгон запрещен», цифра 8, знак равенства =, скрипичный ключ |, знак © «месторождение золота» (на географической карте), знак охра­ны авторских прав © и многое другое.

Сложные знаки включают в себя несколько простых знаков. Примеры: угрожающий оскал собаки в соединении с позой угро­зы и рычанием; комбинация знаков, составляющих семиотику прощания (жест прощания —'пока', рукопожатие и/или кивок головой, легкий поклон, дружеская улыбка, вербальная часть — слово Пока! или его аналог и др.); высказывание (предложение); сравнение (узуальное: бледный, как полотно или авторское: солнце черной сковородкой), метафора (и любой другой троп); стихотво­рение; произведение изобразительного искусства; обряд креще­ния (погружение младенца в купель, миропомазание, надевание на младенца крестика, крестные знамения, молитвы, необходи­мые вербальные формулы); географическая карта; любая комби-

Мечковск

130 Часть третья. КЛАССЫ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ЗНАКОВ...

 

нация цифр (0,8; 80,8); формула {а + Ь)² = а² + 2 ab + b ² \ банкнота (формат, цвет, цифры, текст, изображение и др.); форма лейте­нанта (мундир или гимнастерка, погоны с двумя маленькими звез­дочками (в отличие от более крупных звезд на погонах подпол­ковника и совсем больших — у генерал-лейтенанта), кокарда, эмблема, шевроны, форменная фуражка или пилотка, формен­ные брюки или галифе с рантом и др.).

Количество ступеней в иерархической последовательности от элементарных знаков к сложным, теоретически говоря, должно соответствовать количеству уровней в организации той или иной семиотики (об оппозиции одноуровневых и многоуровневых се-миотик см. в лекции XIII). Однако уровневый состав и соответ­ствующие уровням единицы некоторых сложных семиотик (таких как знаковые системы религий, архитектура, искусство сцены, кинематограф) пока далеки от теоретического определения, по­этому дискуссионны и вопросы о всей иерархической «выстроен-ности» сложных знаков. Например, П. Г. Богатырев говорил, что актер — это знак, а его костюм — это знак знака.

0 А Три ступени семиозиса и три типа знаков в за-
w I ■ висимости от характера связи означающего и

означаемого. Обязательная для любого знака связь означающе­го и означаемого бывает двух видов: 1) мотивированная (т.е. в том или ином отношении «естественная», так или иначе обусловлен­ная и поэтому объяснимая) и 2) немотивированная. В сознании человека «естественные», или мотивированные, связи (ассоциа­ции) бывают двух видов: а) по смежности явлений и б) по их сходству. Чарльз Сандерс Пирс установил, что названные виды отношений исчерпывают в семиотике возможные виды связи между означающим и означаемым любого знака. В соответствии с тремя видами связи означающего и означаемого Пирс постулировал существование трех классов элементарных знаков: знаки-индексы, знаки-копии и знаки-символы. Предложенная Пирсом классифи­кация знаков до сих пор остается наиболее органичным для семио­тики взглядом на знаки, позволяющим видеть сущностные про­цессы семиозиса.

1-а. В знаках-индексах (позже их стали называть также знаками- симптомами¹) связь означающего и означаемого мотивирована их естественной смежностью (соприкосновением или пересечени­ем); в случае пересечения означающее является частью означае-

¹ В медицинском термине симптом (от греч. symptoma 'совпадение, признак')
удачно схвачена суть отношений между содержанием и формой в знаках этого
типа: симптом как признак какой-то болезни (например, повышенная темпера­
тура) — это и часть болезни и ее внешнее проявление (или одно из таких
проявлений).

Лекция V . ПРИНЦИПЫ КЛАССИФИКАЦИИ ЗНАКОВ 131

 

мого. «Индекс физически связан со своим объектом»; «Индекс есть знак, отсылающий к Объекту, который он денотирует, находясь под реальным влиянием (beeing really affected by) этого Объекта» (Пирс 2000, 90; 59). Примеры: 1) оскал собаки — это знак угрозы и одновременно компонент ее готовности к защите или нападе­нию; 2) вскрик Ой! в момент, когда человек почувствовал вне­запную боль, — это часть его непроизвольной физиологической реакции на боль и вместе с тем знак (междометие), отчасти выра­жающий данное состояние. Отношения естественной смежности, сопредельности, вовлеченности в одну ситуацию двух представ­лений, как известно, лежат в основе метонимии, поэтому моти­вированность означающего означаемым в знаках-индексах право­мерно характеризовать как метонимическую.

1-6. В знаках-копиях (варианты термина: знаки-иконы, или ико-нйческие знаки¹) связь означающего и означаемого мотивирована сходством, подобием между ними. Примеры: 1) слово жук (озна­чающее) звучит похоже на те звуки, которые издает это насеко­мое (денотат означаемого); 2) на физической карте распределе­ние светлых и темных оттенков голубого, синего, зеленого и ко­ричневого цветов (означающего) соответствует означаемому: глу­бине «синих» морей, уровню по отношению к морю «зеленых» долин и высоте «коричневых» гор. В отличие от знаков-индексов, в которых мотивированность означающего означаемым носит ме­тонимический характер, мотивированность знаков-копий осно­вана на подобии, сходстве означающего с означаемым, т.е. носит метафорический характер.

2. В знаках-символах² мотивированность в связи данного озна­чающего с данным означаемым отсутствует. Примеры: 1) никто, в том числе этимологи, не знают, почему звуковой комплекс рыба обозначает этот класс водных позвоночных: для современ­ного языкового сознания (говорящих по-русски) эта связь не мо­тивирована; 2) также необъяснимо, почему знак 4 связан с коли­чеством 'четыре', а знак 5 — с количеством 'пять'.

Три названных типа элементарных знаков соответствуют трем ступеням семиозиса (процесса означивания и возникновения в

¹ От греч. eik & n 'изображение, образ, подобие'; ср. использование в компью­
терном деле термина иконка (для «подсказывающих», благодаря изобразитель­
ности, значков в меню).

² В термине семиотики знаки-символы компонент символ является омони­
мом по отношению к нетерминологическому, более широкому значению этого
слова (ср.: Белый голубь— символ мира; NN — символ уходящей эпохи и т.п.) и по
отношению к специальному значению термина символ, которым обозначается
один из видов сложных знаков (символ в противопоставлении эмблеме, образу,
сравнению, метафоре, аллегории и др., о чем см. лекцию VI). Указанную омонимию
следует иметь в виду во избежание путаницы.

132 Часть третья. КЛАССЫ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ЗНАКОВ...

сознании знака и знаковых отношений между явлением действи­тельности, его отображением в сознании и формой знака). Три ступени образуют градацию в направлении увеличения ус­ловности (конвенциональное™) знака, т. е. увеличения его зна­ковое™. Наименьшая степень условности характерна для знаков-индексов, наибольшая — для знаков-символов.

Однако и внутри каждого из трех классов знаков разные знаки могут различаться по степени знаковости (т.е. условности). На­пример, мимика и интонация (а это, как и междометие, — зна­ки-индексы) в большей степени зависимы от состояния человека и, следовательно, чаще выражают это состояние, чем междомет­ный возглас. Иначе говоря, у междометий степень условности (знаковости) выше, чем у паралингвистических средств обще­ния. В кругу иконических знаков фотоснимок более иконичен, чем карандашный портрет (того же лица), а реалистический портрет более иконичен, чем кубистическое изображение. Преобладание условности в форме по" отношению к содержанию знака делает его знаком-символом. Если в кубистическом портрете, как прави­ло, сохраняется иконичность, то полотно беспредметника или абстракциониста в терминах семиотики — это именно знаки-сим­волы.

Таким образом, оппозиция знаков-индексов, знаков-икон и знаков-символов носит градуальный характер по степени знако­вости (т.е. условности, конвенциональное™): это градация от зна­ков с относительно невысокой степенью условности (индексов), к более условным знакам (иконам) и от них к еще более услов­ным знакам — символам.

Некоторые авторы связывают понятие знака только с чисто условны­ми знаками (т.е. символами, в терминах Пирса), называя их «подлинны­ми» знаками (ср., например: Никитин 1997). Однако при таком опреде­лении знака поле семиотического зрения резко сужается и действитель­ная жизнь знаков, включая нарастание их конвенциональное™, вслед­ствие постепенной «деэтимологизации» ранее мотивированной внутрен­ней формы знаков (прежде всего иконических), оказывается не увиден­ной.

Сам Пирс глубоко понимал градуальный характер оппозиции зна­ков-индексов, икон и символов и указывал на двойственные и переход­ные случаи между основными классами знаков. Так, он различал не­сколько видов иконических знаков, различных по степени и характеру сходства между формой и замещаемым содержанием: образы (основан­ные на непосредственном сходстве, или, говоря словами Пирса, «те, что причастны к простым качествам»), схемы (репрезентирующие стро­ение предмета «через аналогичные отношения» в структуре плана выра­жения знака, например, размещение слов в предложении, знаков в ал­гебраических уравнениях и формулах) и метафоры, которые репрезен­тируют содержание «через параллелизм в чем-то ином» (Пирс 2000, 77).

___________________ Лекция V. ПРИНЦИПЫ КЛАССИФИКАЦИИ ЗНАКОВ 133

Р.О.Якобсон писал, что у Пирса было «тонкое осознание того, что различие трех основных классов знаков — это лишь различие в относи­тельной иерархии. В основе разделения знаков на иконические знаки, индексы и символы лежит не наличие или отсутствие подобия или смеж­ности между означаемым и означающим, равно как и не исключительно фактический или исключительно условный, привычный характер связи между составляющими, а лишь преобладание одного из этих факторов над другими» (Якобсон 1983, 106). Ср. в переводе из первоисточника: существуют «иконы, в которых подобие установлено конвенциональны­ми правилами» (Пирс 2000, 77), т.е. так, как это характерно для симво­лов: «Однако было бы чрезвычайно трудно, если вообще не невозможно привести пример чистого индекса или, напротив, знака, абсолютно ли­шенного индексальности» (Пирс 2000, 96). Пирс отмечал также черты конвенциональности у некоторых знаков-индексов, характеризуя их как «вырожденные индексы»: языковые феномены такого рода потом назо­вут шифтерами, см. п. 34.3).

Главное, Пирс видел не только переходные между основными типа­ми знаки, но и закономерный характер этой двойственности, обуслов­ленный историей знаков: «Символы увеличиваются числом. Они разви­ваются из других знаков, в особенности иконических, или смешанных знаков, разделяющих природу икон и символов» (Пирс 2000, 92).

Знаки-индексы и знаки-символы составляют полярную проти­воположность с точки зрения своих возможностей обозначить конкретное и абстрактное, общее и единичное. Индексы «привя­заны» к конкретному и единичному¹; символ, напротив, «не мо­жет указать на какую-либо конкретную вещь — он денотирует некоторый тип вещей...» (Пирс 2000, 92). «Символы дают нам сред­ство мыслить о мыслях, причем так, как мы бы не смогли о них мыслить в отсутствие Символов. Они позволяют нам, например, создавать Абстракции, без которых мы лишились бы великого дви­гателя развития науки. Они же позволяют нам вести счет..; во многих аспектах; Символы суть сама подоснова нашего разума» (Пирс 2000[а], 223).

Говоря о разной роли в познании трех типов знаков, Пирс указал на их связь с разными временными планами: индек­сам соответствует план актуального настоящего («здесь и сейчас»), иконическим знакам — прошлое, символам — будущее.

«Итак, способ существования символа отличается от способа существования иконического знака и индекса. Бытие иконическо-го знака принадлежит прошлому опыту. Он существует только как образ в памяти. Индекс существует в настоящем опыте. Бытие сим­вола состоит в том реальном факте, что нечто определенно будет

¹ Ср. исчерпывающую формулировку Пирса: «Индексы... ссылаются на инди­видуальные объекты, единичные предметы, единичные совокупности предме­тов или единичные длительности» (Пирс 2000, 96).

134 Часть третья. КЛАССЫ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ЗНАКОВ...

 

воспринято. <...> Ценность символа в том, что он служит для при­дания рациональности мысли и поведению и позволяет нам пред­сказывать будущее. <...> Все истинно общее относится к неопре­деленному будущему» (цит. по: Якобсон 1983, 116).

Проникающая мощь этого вывода Пирса читателю станет вполне очевидной в лекции XI при сопоставлении содержания и функ­ций разных семиотик. Пока же ограничусь одним следствием из «параллелей» Пирса, позволяющим увидеть фундаментальную разнонаправленность трех классов семиотик.

1. В коммуникации животных имеет место единственный хронотоп (временной и пространственный план) — «здесь и сейчас», и это соот­ветствует подавляющему преобладанию в языках животных знаков-ин­дексов.

2. В искусствах преобладают знаки иконического характера, и этому соответствует обращенность произведений искусств в прошлое (хотя бы и совсем недавнее), т.е. в пережитое (человечески интересное, вол­нующее, поучительное) — в то, о чем художник рассказывает не ради «вмешательства в ход событий», а ради волнения и катарсиса. Афоризм Поэзия пахнет контекстами не только о «начитанности» поэтов, но и о влечении читателя к воскрешаемому в аллюзиях аромату «вчера» волно­вавших «контекстов». Ср. также эмоциональную вовлеченность восприя­тия любого «ретро» (вплоть до вчерашних фотографий).

3. В естественных (этнических) языках преобладают знаки-символы, и это соответствует, с одной стороны, регулятивно-побудительной и планирующей функциям языка, а с другой, — тесной связи языка / речи с мышлением и познанием (подробно см. лекцию XI).

В рекламе используются все виды знаков, однако рекламные техно­логи советуют видеть разные коммуникативные возможности икон, ин­дексов и символов (этих «трех китов осмысленной коммуникации» в рек­ламе).

«Иконы и индексы очень легки в восприятии. Они быстро создают в сознании потребителя определенный образ, позволяя соотнести его с референтом без особого умственного усилия. Эти виды знаков иногда называют "натуральными", поскольку они гораздо ближе к реальным объектам, чем символы» (Морозова 2002, 41). В отличие от индексов и икон, символические знаки сложнее для интерпретации, зато они со­здают (возможно, не сразу) устойчивые ассоциации между видимым и/ или «читаемым», слышимым в рекламном тексте и ценностными пред­ставлениями людей и мотивами их поведения. Поэтому символы способ­ны приписывать рекламируемым товарам вымышленные, «кажущиеся» черты. Например, в рекламе часов «Омега» дан портрет знаменитого спорт­смена и изображение часов, о которых сказано: «Выбор Михаила Шума­хера»; в результате часы «Омега» предстают как атрибут «сильных и тре­бовательных людей, при выборе техники превыше всего ставящих ее надежность и точность» (Морозова 2002, 48).

Лекция VI. ЗНАКИ-ИНДЕКСЫ 135

 

Индексальность, иконичность или символичность знака в сложном знаке рекламного ролика (или постера) может зависеть от контекста. «На­пример, изображение женщины может играть роль указателя на обобщен­ную аудиторию "женщины" (лично не известная зрителю модель, поме­щенная в типичный интерьер) — индекс; может быть портретным изоб­ражением какой-либо известной женщины (например, при использова­нии в рекламе в качестве рекомендателя нового товара известной актрисы или певицы) — икона; и, наконец, может символизировать характерис­тики рекламируемого продукта через соотнесение с традиционными ха­рактеристиками женского начала — символ» (Морозова 2002, 44 — 45).

Лекция VI ЗНАКИ-ИНДЕКСЫ

32. Знаки-индексы в биокоммуникации. — 33. Жесты и мимика че­ ловека: на семиотическом перекрестке биологического и социаль­ ного. — 34. Знаки-индексы в естественном языке: интонация, меж­ дометия, шифтеры. — 34.1. Интонация. — 34.2. Междометия. — 34.3. Шифтеры

32

Знаки-индексы в биокоммуникации. В коммуни-■ кации животных знаки-индексы составляют подав­ляющее большинство. Их индексальность (симптоматичность) состоит в том, что они представляют собой внешнее проявле­ние и вместе с тем слагаемое некоторого психофизиологи­ческого или соматического состояния животного (страх, радость, голод, боль, готовность к половому контакту и др.). Например, собака от радости виляет хвостом; кошка, разомлев от сытости и покоя и ласкаясь к хозяину, мурлычит. Знаковость названных симп­томов заключаются в том, что они адресуются партнеру (иног­да коллективному, например, пчелиному рою или колонии тер­митов). Дополнительные примеры знаков-индексов в биокомму­никации, систематизированных по сенсорным каналам восприя­тия, см. выше, в п. 20 — 24).

Дискуссионный вопрос о том, является ли ситуация знаковой, если отправление информации осуществляется инстинктивно и непроизвольно (например, путем испускания запаха) и имеет неопределенно широкую адресацию (например, покраснение с наступлением брачной поры брюш­ка самца рыбы колюшки адресовано в качестве знака всем самкам в популяции), решается в этой книге положительно (см. п. 2.1 — 2.3), по­скольку лучше принять во внимание своеобразие менее типичных семи­отических феноменов, чем искусственно сузить семиотическую панора­му мира.

зз

Жесты и мимика человека: на семиотическом пе- ■ рекрестке биологического и социального. В силу единства эволюции в паралингвистическом сопровождении вер­бальной коммуникации людей имеются явления, уходящие кор­нями в биологическое прошлое человечества (общее с другими видами животных).

Частично эта связь была показана в п. 26, когда речь шла о градуаль­ном характере противопоставления врожденных (биологических) и куль­турных семиотик. Частично эту связь можно видеть в сходстве симптома­тических движений тела и мимики у животных и людей. Это сходство известно зоопсихологам, особенно тем, кто изучает обезьян: обезьяны от холода ежатся, дрожат, могут нахохлиться; от усталости зевают; при озабоченности чешут в затылке; в хорошем настроении улыбаются и смеются; обижаясь, дуются (надувают губы / щеки), могут насупиться; при досаде, недовольстве кривят рот, морщатся; угрожая, хмурят брови и т.д. Показательно, что одни и те же слова и обороты передают панто­мимику и животных, и человека.

Вместе с тем в общении людей постепенно вырабатывались знаки, которых не было в мире животных. Движения тела и лица, как никакая другая группа физических движений (бег, ходьба, рубка, косьба и др.), насыщены парасемиотическими явлениями. Движения тела и выражения лица всегда находятся в поле внима­ния: гладя на своих близких и дальних, старших и младших, кли­ентов и конкурентов, человек все время спрашивает себя о своем партнере (хотя и молча, и между прочими вопросами): «что мо­жет значить этот быстрый (или прямой) взгляд», «эти растопырен­ные пальцы», «что это он так ноги расставил» или «отчего кусает губы»?.. «От радости в зобу дыханье сперло» (И. А. Крылов) — это не только собственное переживание сильной эмоции, но и на­блюдаемое состояние.

Многовековой опыт таких вопросов и ответов привел к высо­кой семиотизации движений тела: люди постоянно стремят­ся увидеть в них знаки — безотчетные симптомы и/или сознатель­ные сообщения. Ср. паралингвистическую симптоматику при изоб­ражении душевных состояний человека в русских былинах:

Один на пиру невесел сидит, Понизя сидит буйну голову И потупя сидит очи ясные Во матушку да во сыру землю Молодой Иванушко да Гудинович.

Ср. симптоматическое описание гнева Ильи Муромца и по­следствий гнева:

Разъярилося сердце богатырское, Раскипелася кровь молодецкая:

Как ударил он Сокольника во черны груди, Помутилися его очушки ясные,

С точки зрения семиотики в обыденной жизни (которую будем отличать от ритуально-религиозных практик и искусств, говоря­щих посредством движений тела, т.е. ритуала, танца, пантоми­мы, театра) существуют три класса движений тела.

26.Движения, которые не являются знаками, — это психологи­чески незначимые физические движения тела и физиологические процессы («почесался», «открыл глаза (проснувшись)», «разжал кулак» и т.п.).

27.Знаки-симптомы (т.е. приметы, признаки тех или иных состояний) — это психологически значимые позы, жесты, ми­мические движения, которые, однако, не являются условными, направленными от говорящего к его адресату: они «значат то, что значат» — не больше того: «плакал», «улыбнулся», «поморщил­ся», «надулся», «стиснул зубы», «(непроизвольно) зевнул», «за­бил в ладоши (от радости)», «вспотел», «дрожал», «расправил плечи»; сюда же следует отнести внешние (звуковые и «цвето­вые») проявления психологически значимых состояний: «стонал», «рыдал», «стучал зубами», «покраснел», «побледнел», «мямлил», «произнес дрожащим голосом» и т. п. В своей основе и в большин­стве случаев их использования такие действия непроизвольны и безотчетны. Для внешнего наблюдателя они являются источником информации о субъекте действия или состояния¹.

28.Знаки-кинемы (как явления кинезики) — это ком­муникативно значимые телодвижения, жесты и мимические движения, используемые в качестве узуальных поведенческих ак­тов: «встал (в знак приветствия или уважения)», «кивнул (в знак согласия или приветствия)», «погрозил кулаком (или указатель­ным пальцем) в знак угрозы», «козырнул (приветствуя)», «(де­монстративно) зевнул», «поцеловал руку (женщине, священни­ку) в знак приветствия или почтения)», «аплодировал», «расшар­кался» и т. п. В отличие от непроизвольности жестов-симптомов,

¹ С непроизвольностью действий-симптомов связана их безадресность. Ситуация плача как адресуемого аргумента, которую передает К. Чуковский в «От двух до пяти» ( — «Ну _у Нюра, довольно, не плачь!»-— «Я плачу не тебе, а тете Симе»), потому и вызывает улыбку, что это достаточно особый случай (хотя и не уникальный) в той мере, в какой люди во взаимоотношениях друг с другом «играют», т.е. 'прини­ мают на себя тот или иной вид с целью ввести в обман, заблуждение'. Однако в целом в своих жестах и мимике, а также в интонации люди более искренни или, точнее говоря, в большей мере обнаруживают свои эмоции, желания и отношения, чем в словах. Разумеется, бывают двойственные и переходные случаи: искренние улыбки при встрече друзей не столько «адресуются», сколько «имеют место», хотя, конечно, воспринимаются партнерами. В той улыбке, о которой говорят вежливая, деланная, казенная, театральная, фальшивая и т.п., или, как у М.Жванецкого: И держи улыбочку, пока я перевешивать буду, «адресация» присутствует.

138 Часть третья. КЛАССЫ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ЗНАКОВ...

 

кинемы производятся сознательно и имеют адресата. Симптомы, по мере того, как жест утрачивает прямую причинную связь с определенным состоянием, могут становиться кинемами (т.е. бо­лее условными знаками). Однако провести границу между симп­томами и кинемами иногда трудно. Некоторые «одноименные» действия могут быть и симптомом, и кинемой —- в зависимости от ситуации. Например, непроизвольная улыбка, иногда даже наедине, как бывает при воспоминании о чем-то радостном, — это симп­том, но профессиональная улыбка стюардессы — это кинема; бо­ лельщик, услышав по радио сообщение о победе своей команды, от радости захлопал в ладоши —• это симптом, но «вежливые» апло­ дисменты зрителей / слушателей после малоинтересного выступле­ ния — это кинема.

Некоторые кинемы восходят не к биологически мотивирован­ным жестам-симптомам, но к элементам ритуала или связаны с поверьями. Таковы жесты и позы «ударить по рукам», «вытянуть­ся в струнку», «присесть на дорожку», «снять шляпу», «показать кукиш», «взять под козырек» и т.п.

Жесты-симптомы и жесты-кинемы соответствуют двум первым (еще «доязыковым») ступеням семиозиса. Однако иногда образо­вание знаков, мотивированных жестами, продолжается дальше — уже не в жестовом, а в естественном (звуковом) языке.

Мир психологически значимых движений тела человека, запечатлен­ный в языковой «картине человека», интересен своей близостью к пер­вичному, телесному опыту жизни — близостью к природе, безотчетно­сти, искренности. Соответствующие слова и обороты имеются во всех языках, хотя и в разной мере. В своем большинстве это прямые названия соответствующих жестов (ср. надуть губы, погладить по головке, пожать плечами, всплеснуть руками, нахмуриться).

Что касается характера мотивированности формы и содержа­ния в самих жестах и мимических движениях, то она разная у жестов-симптомов и у жестов-кинем. Жесты-симптомы имеют индексальную мотивированность, хотя люди могут об этом про­сто никогда не задумываться. В родной культуре для человека по­чти нет чисто условных жестов: он по опыту жизни, без объясне­ний, понимает, что такое, например, «почесать в затылке», «ку­сать губы» или «потирать руки»¹.

Среди жестов-кинем также почти нет знаков-символов, т.е. полностью немотивированных знаков. Исключение составляют те движения, которые изначально были условным (но, конечно, иконическим, т.е. «с намеком») обозначением половых движе-

¹ Разумеется, речь идет о практическом знании сегодняшних значений этих жестов, но не о их «этимологии», которая известна иногда только зооэтологам или исследователям архаических социумов.

Лекция VI. ЗНАКИ-ИНДЕКСЫ 139

 

ний и органов (ср. жесты «фига», «показать язык», «делать / пока­зать нос», «показать большой палец»; в некоторых культурах су­ществует жест «кольцо» (образуется большим и указательным паль­цем, передает значение ЮК', 'о'кей') и т.п.

Что касается фразеологизмов, мотивированных жестами и мими­ческими движениями, то до тех пор пока говорящим известны сами жесты, такого рода обороты в своих прямых значениях не становятся идиомами. Однако в некоторых контекстах они приобретают фигу­ральные или расширительные значения, которые невозможно представить дословно, но при этом образность таких оборотов совершенно понятна: ср. но сурово брови мы нахмурим; врачи только руками развели; ломать шапку перед заезжим авторитетом; валять­ ся в ногах у декана; погладить кафедру по головке; тут уж началь­ ство схватилось за голову и т.п. (подробнее см.: Мечковская 1999).

В целом есть основания говорить о снижении языковой актив­ности слов и фразем, называющих жесты и мимические движе­ния (у них сужается сочетаемость и снижается употребительность, они лучше сохранились в диалектах, чем в литературных языках). Дело в том, что вся сфера мимики и жестикуляции — это во мно­гом «уходящая натура». Люди все меньше замечают, воспринима­ют, чувствуют «телесную» психологию друг друга. Еще в XIX в. исследователи племен, сохранивших первобытный уклад жизни, писали о поразительно высокой (с точки зрения европейца) зна­чимости жестикуляции в общении туземцев — вплоть до того, что с наступлением темноты, когда жесты нельзя было видеть, люди не могли продолжать разговор. «Язык примитивного человека, в сущности говоря, есть двойной язык: с одной стороны, язык слов, с другой — язык жестов» (Выготский, Лурия 1993, 100). Понятно, что современная устная коммуникация в такой степени уже не зависит от языка жестов (к которому в филогенезе Homo sapiens восходит звуковой язык). О жестах в связи с семиотикой поведе­ния см. в п. 101.

Несмотря на единство биологических корней вида Homo sapiens, что проявляется, в частности, и в генетической связи жестикуля­ции и мимики человека со сходными явлениями в коммуникации высших животных, в современных культурах имеются значимые различия как в интенсивности жестикуляции и мимики, так и в репертуаре типичных для данной культуры паралингвистических явлений. Эти различия иногда суммируются в расхожих представ­лениях о том, как ведут себя те или иные народы¹, но такого рода

¹ Ср.: «"Непроницаемое" японское лицо, "экспансивная жестикуляция" греков или итальянцев, русские "медвежьи объятья" и "сердечные поцелуи", англо­саксонское "чмоканье в щеку". Стереотипы такого рода отражают накопленный опыт межкультурного сопоставления, и было бы глупо просто отвергать их как не основанные на какой-либо научной методологии» (Вежбицкая 1999, 542).

140 Часть третья. КЛАССЫ ЭЛЕМЕНТАРНЫХ ЗНАКОВ... ____________

факты интересны также для семиотики и лингвистики. По-види­мому, межкультурные различия в активности жестикуляции и мимики отражаются и в языках — в лексико-фразеологическом репертуаре обозначений жестов и мимических движений в конк­ретном языке, т.е. в разной численности таких слов и оборотов, как русск. насупиться, морщиться, ухмыляться, пожать плечами, кусать губы, всплеснуть руками и т.п., а также в разной частотно­сти их употребления в речи (при очевидности того, что в каждой культуре есть семиотически релевантные и достаточно определен­ные жесты, не имеющие, однако, устойчивого вербального обо­значения¹). При всей стихийности в жизни слов, их серийное на­личие или отсутствие значимы. Вот почему А. Вежбицкая настаи­вает на том, что различия между языками в лексической «разра­ботанности» тех или иных сфер или тем существенны для характе­ристики не только языков, но и культур, что, в частности, по­зволяет после просмотра речений, допустим, со словом голова (биться головой о стену, уронить голову на стол, хвататься за голову, бить себя кулаком по голове и под.) или рука, прийти к выводам такого рода: «С англосаксонской точки зрения, указанные выраже­ния звучат совсем драматично и предполагают культурные нормы, поощряющие более «эксгибиционистское» эмоциональное поведе­ние. <...>Тот факт, что в русском языке действительно есть такие устойчивые словосочетания, как махнуть рукой, всплеснуть руками и развести руками (используемые по отношению к выражению эмоций), и что эквивалентных словосочетаний нет в английском языке и во многих других языках, действительно подтверждает ощу­щение Пнина (и Набокова), что это характерные русские способы выражения эмоций» (Вежбицкая 1999, 540, 542 — 543).

34

Знаки-индексы в естественном языке. К этому ■ классу знаков относятся интонация, междометия и шифтеры. Они будут рассмотрены в последовательности, опреде­ляемой градацией в направлении от «более природных» к «более лингвистическим» классам явлений.

34

1

 Интонация. Ее относят и к паралингвистическим фе-■ номенам (объединяя в один класс с жестами и ми­микой), и к лингвистике (это явление просодии, часть супрасег-ментных средств акустико-артикуляционной организации речи). Интонация не только двойственный, но и загадочный семиоти-

¹ Таковы, в частности, жест «рука, поднесенная или прижатая к груди» ('из­вините за ошибку'), жест «отталкивания» (ладонь обращена к собеседнику: 'не требуйте, не соглашусь') и другие (см.: Красильникова Е.В. Жест и структура высказывания в разговорной речи // Русская разговорная речь: Фонетика. Мор­фология. Лексика. Жест. — М., 1983. — С. 219, 223).

Лекция VI . ЗНАКИ-ИНДЕКСЫ 141

ческий феномен с исключительно богатыми выразительными воз­можностями. Загадка интонации в том, что в ней содержатся од­новременно фундаментальные инвариантные черты этниче­ского языка и вместе с тем тонкие индивидуальные, просто интимные особенности звучания речи конкретного человека, обус­ловленные всем его существом — полом, возрастом, психосома­тикой вплоть до настроения и отношения к адресату и предмету речи.

В мелодической организации каждого языка имеется свой набор ин­тонационных единиц (называемых интонема, иногда мелодема). Впро­чем, пока точно неизвестно, сколько таких единиц в отдельном языке: исследователи называют разные цифры, в интервале от 6 до 20 интонем. Различия связаны с неясностью, что считать основной единицей (инто-немой), а что — ее вариантом.

Интонемы — это двусторонние единицы: они обладают формой (ее создают дифференцированные по языкам совокупности фонетических параметров) и содержанием. Содержание интонем относится к разным уровням синтактики и прагматики высказывания: 1) они членят речь на смысловые части (на высказывания; на синтагмы внутри высказываний и т.д.); 2) они различают коммуникативные типы высказываний (во­прос, побуждение, восклицание, повествование и др.); 3) они выража­ют актуальное членение высказывания (различение темы и ремы).

Если то общее содержание, которое передается с помощью интонации, представляется в достаточной степени универсаль­ным (в силу его предельно общего характера), то интонационные рисунки «одноименных» интонем в каждом языке свои, индиви­дуальные. Л.Р.Зиндер считал, что интонация — это наиболее характерный фонетический признак того или иного языка (Зиндер 1979, 270). В то же время исследователи онтогенеза речи установили, что ребенок в обращенной к нему речи сначала раз­личает только интонационные модели; соответственно и усваива­ются интонационные модели также в первую очередь (Солсо 1996, 356 — 357). Поэтому в лингводидактике специальное внимание об­ращается на преодоление интонационной интерференции — из-за ее семиотичности и стойкости. Такова огромная собственно линг­вистическая роль интонации, значимая для языка в целом.

В индивидуальной речи интонация является главным сред­ством выражения чувственного содержания речи: ее «вклад» в выражение эмоций оценивают в 80 —95 %. Дарвин писал, что че­ловек, когда он жалуется или испытывает некоторое страдание, «почти всегда говорит на высоких нотах» (Дарвин [1872] 1953, 747). В спокойном, удовлетворенном или, тем более, в расслаб­ленном состоянии общий высотный контур речи понижается. Интонация и сильнее слов, и искренней, и безыскусней: это пря­мое, идущее из глубины организма говорящего человека, из са-