Застревание: обусловленные травмой внутренние конфликты

В определённый момент клиент сообщает, что чувствует себя хуже, и терапевт начинает сомневаться в собственной компетентности, гадая, в чём я ошибаюсь? Ни клиент, ни терапевт не осознают, что такой период в терапии отражает травма-обусловленные внутренние конфликты между фрагментированными частями личности клиента. Принимая поведение клиента за перенос или сопротивление, мы теряем шанс стать свидетелями инсценировки, разворачивающейся во внутреннем разобщённом мире клиента. Не понимая, что расщепление личности приводит к одновременным и прямо противоположным целям, например, «Я хочу умереть», и «Я намерен жить», или «Я хочу иметь близкие отношения, но не хочу, чтобы кто-то заподозрил, будто мне не всё равно». Или «Я ненавижу себя, испытываю отвращение, смотрю на всех снизу вверх, а потом ненавижу их, когда обнаруживаю, что они ничем не лучше других авторитетных/значимых фигур в моей жизни».

Эта книга написана не только для терапевтов, но также и для переживших травму, тех, кто приходит в терапию как клиент. С начала 90-х я искала более щадящий, менее ретравмирующий подход к лечению последствий травмирующего опыта. Я никогда не понимала, почему терапия людей, подвергавшихся жестокому обращению, должна причинять равную боль. Я верила и убеждена сейчас – это ужасно, что мои клиенты были лишены нормального детства и юности, но абсолютно неприемлемо, чтобы они потеряли и зрелые годы из-за травматического наследия. И равно неприемлемо, чтобы интеграция травмы, обработка травматических воспоминаний, была такой же пугающей и мучительной, как и сами события, и чтобы все последующие отношения, даже с терапевтом, чувствовались такими же угрожающими, небезопасными, как и в детстве.

Когда мы были маленькими, наши опекуны Люди, которые нас растили, обладали полным контролем над нашими внутренними мирами и властью вызывать в нас как мучительные, так и приятные эмоции, а также закладывать в нас представления и ожидания о том, как работают отношения. Добираясь до взрослости с её обещанием автономии, мы, казалось бы, обретаем возможность избавиться от причиняющих боль ситуаций и отношений, выбирать, насколько доверять людям, обсуждать границы и близость, - но пережившие травму чувствуют иначе. Их тела всё ещё помнят, что значит не иметь контроля над своей болью и удовольствием. Я создала этот терапевтический подход, как способ договориться с травмой, и чтобы это чувствовалось целительным, подтверждало/праздновало выживание, а не виктимизацию, и создавало тёплые, приятные ощущения в теле, а не пугающие (как в большинстве других терапевтических подходах).

Эта книга предназначена для клиентов и терапевтов, работающих с травмой, расстройствами привязанности и диссоциацией, которые проявляются в сложных и парадоксальных симптомах, самоотчуждении, внутренних конфликтах, и проблемах в терапевтических отношениях.

Терапевты постоянно оказываются в тупике из-за эффекта, который оказывает на терапию самоотчуждение клиента: стыд, карательная ненависть к себе, тревога разделения, страх оставления, саморазрушительное поведение, неспособность успокоить себя, позаботиться о себе, страх надежды, счастья и сочувствия к себе.

Современные программы подготовки терапевтов не дают достаточно информации о травматической привязанности, лечении диссоциативных расстройств как обусловленных травмой, и о том, каким образом недиагностированная травма-обусловленная фрагментация может усложнить терапию травм. Исцеление оставленных травмой ран и травма-обусловленного расщепления, в конечном счете, зависит от улучшения отношений клиента с собой – и с его/её частями. Самоотчуждение всегда будет препятствовать разрешению прошлого (развязке/демонтажу/разобраться и отпустить), создавая внутреннюю берлинскую стену, стоящую на пути принятия того, что «это» случилось, и способности приветствовать/интегрировать ребёнка, который вынес это и выжил.

Что дальше

Практикуя сенсомоторную психотерапию и задавшись целью создания способа клинической работы с моделью структурной диссоциации, я решила интегрировать моё понимание тела и нервной системы с тем, что узнала о частях, работая с клиентами с диссоциативным расстройством личности. Каждая часть в теории структурной диссоциации управляется защитными механизмами животных – бежать, сражаться, замереть, притвориться мёртвым. То, как тело организуется, чтобы бежать, значительно отличается от того, как оно организуется, чтобы бороться или притвориться мёртвым. Язык частей предоставила модель внутренних семейных систем Шварца, которая помогает терапевтам, работающим с диссоциативными расстройствами, научиться говорить на языке частей с их клиентами, а также требует, чтобы они стали осведомлёнными, осознанными о собственных частях. Сенсомоторная психотерапия и модель внутренних семейных систем обе являются терапевтическими подходами, основанными на осознанности, и идеально подошли к моей практике «осознанности частей», где я сначала предлагаю клиентам мысленно просканировать тело и ощущения в поисках каналов связи со своими фрагментированными частями.

Изначально к работе с моделью внутренних семейных систем меня привлёк концепт Я и Я-лидерства (Шварц, 2001). Я обращается к внутренним качествам, которыми обладают все человеческие существа в неповреждённой форме, вне зависимости от количества пережитых насилия и травмы. Это любопытство, ясность (способность к мета-осведомлённости или перспективе), креативность, спокойствие, мужество, уверенность и посвящённость/ответственность (способность посвятить свою энергию и внимание какому-то занятию, процессу. Увлечься или сознательно идти к поставленной цели).

В модели Внутренних Семейных Систем исцеление является результатом применения этих качеств в роли противоядия мучительным переживаниям, от которых страдают Изгнанники – младшие части, детские – во внутренней системе человека. В моей практике с клиентами с диссоциативными расстройствами личности я обнаружила, насколько это эффективно и стабилизирует – помочь взрослому Я клиента взрастить эти качества - и помочь детским частям научиться обращаться к ведомому-Я мудрому взрослому, который сможет утешить их страхи и одиночество. Обнаружив, что фрагментация присуща не только клиентам с диссоциативными расстройствами, я получила желанную поддержку от моделей структурной диссоциации и внутренних семейных систем.

Теория структурной диссоциации это теория травмы, равно применимая к клиентам с ПТСР, КПТСР, и пограничным расстройством личности. Модель внутренних семейных систем IFS это теория частей, равно применимая ко всем человеческим существам, не только травмированным людям с диссоциативными расстройствами. Опираясь на эти идеи, я стала применять собственный синтез сенсомоторной психотерапии и интервенций и техник модели внутренних семейных систем в работе с клиентами с комплексным посттравматическим стрессовым расстройством, которые пришли на консультацию (после неудачи с предыдущими терапевтами) и были готовы попробовать разные подходы.

Подход, основанный на осознанности/осведомлённости, и заимствованная из модели внутренних семейных систем атрибуция к каждому симптому как к части, создаёт «пространство для дыхания», позволяющее клиентам проявить любопытство по отношению к своим частям, не бояться их и даже чувствовать участие к ним.