Джанина Фишер. Лечение Структурной Диссоциации в хронически травмированных клиентах

Хроническая травматизация,

особенно в ранние периоды жизни, оставляет наследие, создающее дополнительные осложнения в лечении для клиента и терапевта. В этой главе мы говорим о вкладе травма-обусловленной структурной диссоциации в создание симптомов и проблем в отношениях, с которыми клиент приходит в терапию. Понимание проявлений структурной диссоциации помогает терапевту увидеть смысл в парадоксальных и противоречивых симптомах, и помогает клиенту воспринять свои эмоции, поведение и физические реакции как информацию об эффектах травмы, а не доказательство его/клиента дефектности/неисправности. Также мы поговорим о терапевтических интервенциях для лечения структурной диссоциации и её проявлений.

Человеческие младенцы начинают жизнь с незрелым мозгом и телом, в отсутствие способности регулировать свои биоповеденческие состояния без внешнего посредничества опекунов. В идеале, на этом этапе развития, чуткие родители интерактивно регулируют дисрегулированные состояния детей, помогая им расширять возможности для поддержания позитивных настроений, быстрее восстанавливаться после дисрегуляции, и через социальное взаимодействие сообщать об их физических и межличностных нуждах (Putnam, 1997; Shore, 2004; Ogden et al, 2006).

Наша способность к эмоциональной зрелости и достижению интегрированного чувства Я/идентичности позднее в жизни зависит от навыков само-регуляции, приобретённых на ранних стадиях развития; как способность к интерактивной регуляции (быть утешенными другими), так и само-регуляция (уметь успокоить/утешить себя). Более того, поскольку дисрегулированное автономное возбуждение подавляет активность префронтальной коры головного мозга (LeDoux, 2002), даже способности ребёнка к обучению, решению проблем и вербальной коммуникации зависят от умений само-регуляции, а посему и от качества ранних привязанностей (раннего окружения ребёнка, первичных опекунов). Без интерактивной регуляции со стороны безопасного взрослого, маленькие дети предоставлены их способности изменять/перепрошивать(?) сознание (когда потребность в утешении неудовлетворена) и врождённым «нейроподачам»/инструментам для отделения непереносимых опытов (Van der Hart, Nijenhuis & Steele, 2004; 2006)

Одна из «нейроподач» для структурной диссоциации,

доступная нам при рождении, это обособленность правого и левого полушарий мозга. На протяжении большей части детства у детей доминирует правое полушарие. Медленно развивающийся левый мозг демонстрирует вспышки роста в возрасте двух лет и затем в подростковом возрасте, развитие нисходящего или левомозгового доминирования достигается постепенно. К тому же, мозолистое тело, часть мозга, вовлечённая в коммуникации между левым и правым полушариями, также развивается медленно, полностью лишь к 12-ти годам. Поэтому, в раннем детстве опыт правого полушария относительно независим от левого, и оно прибегает к расщеплению, если в том возникает нужда.

Изучая развитие мозга детей и подростков, Martin Teicher наблюдал связь между историей насилия и/или оставления и недоразвитием мозолистого тела по сравнению с контрольной группой (2004). Это поддерживает гипотезу о том, что травма связана со структурной диссоциацией право- и левополушарных частей личности.

Исследования привязанности

также внесли свой вклад в создание концепции врождённой тенденции личности расщепляться под воздействием стресса. Множество исследователей (Lyons-Ruth et al, 2006; Solomon & Siegel, 2003; Solomon & George, 1999) продемонстрировали, что дети с дезорганизованным стилем привязанности в возрасте одного года значительно чаще проявляют диссоциативные симптомы к возрасту 19-ти лет, а в зрелом возрасте диагностированы с пограничным расстройством личности или диссоциативным. Для развития дезорганизованного стиля привязанности необходим паттерн родительского поведения, который исследователи описывают как «испуганный или пугающий», поэтому Liotti (1999) выдвинул гипотезу, что диссоциативное расщепление это вынужденная необходимость/его неизбежно влечёт за собой неразрешимый конфликт между внутренними рабочими моделями ребёнка: биологически, к фигуре привязанности направлен крик о помощи или поиск близости в условиях стресса, и в то же время приближение к абьюзивным или угрожающим/небезопасным взрослым вызывает в ребёнке страх и реакции бежать/сражаться.

Теория структурной диссоциации личности (Van der Hart, Nijenhuis & Steele (2004; 2006)

ссылается и на другой сет/набор нейроподач, содействующих структурно-диссоциативному расщеплению: «системы действия» или врождённые побуждения, которые приводят в движение стадии развития ребёнка и его адаптации к окружающему миру. Один набор врождённых побуждений можно видеть в склонности детей привязываться, исследовать, играть и развивать социальное вовлечение и сотрудничество, навыки социализации, а затем, по мере взросления, учиться регулировать свои физические потребности, спариваться, размножаться и заботиться о следующем поколении (Panksepp, 1998; Van der 4 Hart et al, 2006). В равной степени, детям приходится полагаться на их инстинктивные животные защитные механизмы выживания/ответы - систему действий, мобилизующую сверхбдительность, крик о помощи, ответы сражаться/бежать/ замереть/повиноваться, чтобы в случае угрозы быстро тормозить исследование, социальную вовлечённость и функции регуляции, и обеспечить автоматическое само-оберегающее поведение/самозащиту.