Успехи российскойпрямой демократии

Самобытной чертой русского народа нередко считают полнейшую неспособность к самоорганизации и жизни гражданским обществом. Массы, мол, не желают ни выдвигать самостоятельные цели, ни кооперироваться ради них, ни выдавливать из себя раба. Для создания чего-то, твердят злые языки, нужен царь, ОМОН, околоточный, и в этом родовая травма страны. Потому-то в державе – хронический социальный штиль и этическая запущенность.

Однако этотвзгляд нельзя поддержать полностью. И в нашем народе налицо тяга к социально-этическим поискам. Особенность в другом – в ярко выраженном расслоении общества надвое. На крошечную долю способную к народоправию и огромный остаток чурающийся его. И более того – в территориальном размежевании этих двух частей.

Население, тяготевшее к прямой демократии, издавна выдавливалосьна окраины. Так, на северо-западе когда-то процветала Новгородско-Псковская вечевая республика. Новгородских вольностей давно и след простыл. Однако демократический потенциал северо-запада заметен и сейчас: тамошняя почва почему-то растит демократически более отзывчивый люд, чем центр. Поговорите откровенно, например, с коренным петербуржцем, наследником новгородского самоуправства, и узнаете, почему они – европейцы, а вы, москвичи – азиаты, и ещё много занятного для себя.

На южные и восточные рубежи из центра сбегали к казакам – те ведь тоже впитали нереализованные демократические потуги Руси-метрополии.

По окружности империи в своих захолустьях попрятались старообрядцы. Столетиями пестовали они гражданское общество, открещиваясь от назначенной власти, как от сатаны.

Так цепочки поколений на окраинах рождали новые этноветви. Социально-этические процессы у этого «народа в народе» регулировались творчеством снизу, а не окриком сверху. Сложился своеобразный бублик: общины прямой демократии по краям, а в середине – дырка от бублика, крепостная Русь, которую «держали и не пущали», но которая и сама при случае «звала к порядку» приграничных свободолюбов.

Пора заметить: народовластие – вовсе не всегда инструмент социального прогресса. Народовластие для развития действительно необходимо, однако вовсе не достаточно.Нередко прямые демократы, напротив, обособляются, чтобы раз навсегда закупоритьисходные устои. Старообрядцы, скажем, убеждены: каждый отход от традиций – прямой путь к антихристу, а то и сразу в пасть ада. Поэтому старообрядческие консервативные демократии нам менее интересны.

Из всего же российского наиболее привлекателен опыт казаков.

Кто такие казаки

Об этом сейчас многие, быть может, подзабыли. После участия в белом движении и семидесятилетнего расказачивания остатки вольного народа, казалось, навечно растворились в российской массе. Что ж, напомним.

Есть несколько версий казачьего этногенеза. По одной – зародились казаки в XIII веке, во времена Золотой Орды. После покорения Руси монголы загнали в свою рать и новый народ, русичей:как положено, с каждых десяти душ – одного.Забирали повоевать – куда-нибудь,скажем, в Китай или в Сирию. Для русских рекрутов завели даже тренировочные лагеря,в низовьях Волги и Дона. В итоге русские полки заняли достойное место в разношёрстном воинстве под дирижёрской палочкой монголов. С русским прибавком батыево войско увеличилось с 33-х тысяч аж до шестидесяти.

Слово «казак» – монгольского корня. У монголов так звался легковооружённый воин.[13] А поскольку каждый десятый русич служил теперь в православных спецбригадах Орды, имя «казак» перешло и к этим «русским монголам».

Время шло, Орда ветшала. Юныйказачий субэтнос, заскучав, поспешил по домам, а там нанялся на привычную погранично-сторожевую службу. Но – уже к русским князьям.

Возвращение казаков в родные пенаты полнилось драматизмом. В. Ключевский повествует: «В те времена на Руси назывался «казаками» бездомный люд, наполнявший города русских княжеств. Действительно, после развала внутреннего порядка в Золотой Орде, сотни тысяч народа, состоявшего на службе ханов, были сорваны с мест и, принуждённые искать средства существования, ринулось в пределы русских княжеств (…). Эти массы бездомного люда – казаки и послужили московским князьям первыми кадрами для организации вооружённых отрядов, постоянных, служилых войск. Во всех русских городах стали формироваться части «служилых, городовых и пограничной охраны казаков».[14]

Такова первая версия казачьего этногенеза. Однако есть ещё одно предположенье. Что возник вольнолюбивый народ не в монгольское время, а позже, векетак в пятнадцатом,уже при свержении Орды. Русские люди осваивали тогда Дикое Поле – ничейные волго-донские степи, что на карте пониже Тульской и Рязанской областей.

Из Орла и Путивля, Тулы и Мценска в Дикое Поле «на молодечество» выступали конные разъезды (станицы). Вскоре «рисковый люд» гулял аж до Днепра. Кормился «с клинка», учинял задор у поляков, ходил «за зипунами» к туркам.Воинское братство, прикипевшее квольной стихииДикого Поля,ипрозваликазачеством.

Есть и ещё догадки.[15]Словом, откуда взялись казаки науке неизвестно. А потому – скорей к прямой демократии.

Выделяют две функции «сторожевых псов империи».Во-первых – охрана границ, буфер от неприятеля. А во-вторых – колонизация пустот, расширение державы. Причём не столько шашкой, сколько плугом и распашкой. Профессиональные вояки и крестьяне – что-то вроде американских ковбоев на российской почве. Убрать крестьянство – получим прапорщика или милиционера. А устраним воинство – покорных мужичков с воловьим терпением, которыми и так полна Россия.

Казачья демократия

Сам вольный народ считает своей родиной степную часть Ростовской, Луганской областей, Краснодарского, Ставропольского краёв, степного бассейна Дона. Для истинных казаков это не просто кусок пространства, а сакральное притяжение народа.Обетованную землю так и назвали – Присуд, ведь присуждена она казакам самим Богом.

Пополнялось казачество пришлым людом, имевшим «ген свободолюбия» ипроблемы с законом, криминальные таланты и провалы в биографии. Селились в приграничном приволье – в станицах. Иначе, укреплённых деревнях с часовыми по краям. Социальная активность, собранная с остальной задавленной Руси, копилась в этих станицах в особой плотности. Верховная власть у казаков – народное собрание, Круг, на который сходилась вся мужская часть. Круги обсуждали насущное, выбирали атаманов. Причём каждый даже захудалый казачок, если «не упоец и не баламут» мог избраться на любую должность.

Взаимосвязи между казаками регулировал Кодекс чести – что-то вроде «рыцарских» норм. Кодекс поощрял воинскую доблесть, уважение к старшим, верность православию. Нарушителей Кодекса карали особые Суды чести. Так, за несоответствие Кодексу чести Суд штрафовал, лишал оружия. Совсем этически порочных мог и выпороть, или просто выгнать из станицы в крестьяне.

Так в государстве Российском пробился хрупкий росток правовой двухукладности. Росток стихийный, воспринимаемый Властью как сорняк,а потому – непрочный.

После 1917-го года казаки поактивничали в белом движении, за что при «красном блуде» (как именует эпоху ряд казачьих историков) претерпели живительных репрессий. Казалось, вольный народ, повторив путь псковичей и новгородцев, сгинул навеки. Однако, гласит поговорка, казаков много не бывает, но и мало тоже не покажется. Выжившие сохранили особый психотип – тягу к низовой демократии, социальную суверенность. Несхожесть с окружавшей инертной массой, превосходство над ней тлели в этом остаткене угасая. Поэтому с конца 1980-х, сразу как назрело, вольные осколки потянулись друг к другу, возрождаясь, словно Феникс из пепла. Замелькали атаманы и есаулы, станицы и хутора, лампасы и коники. Перед казаками извинились за «мелкие неприятности» в советское время. И вот, июль 1990-го – Большой казачий Круг, первый после семидесяти лет небытия.

Что же представляет нью-казачество сегодня? Это невиданная смесь казачьих потомков и лиц склонных к бродяжничеству, патриотов земли русской и просто любителей «поиграть в ковбойцев». Кто прилампасился из романтики, другие чтобы посовершать какие-нибудь подвиги. Склеивать вольный народ пришлось из того, что придётся. Однако с чего-то надо начинать.

Приписнюки

Нью-казачество делят на дваразряда – на казаков этнических (=родовых, природных) и приписных (=реестровых, повёрстанных). Этнические – это потомственные казаки, чьи предки вершили когда-то прямую демократию в станицах. Приписные же казаки (в просторечии «приписнюки») – граждане без казачьего прошлого, но по зову сердца или чего-то ещё ставшие «рыцарями степей». Своего рода новоказаки.

Есть и третий, особый род – Интернет-казаки. Это этнические казаки, но живущие не в станицах, а в Москве, Питере и уже неспособные оторваться от городского комфорта. По будням – исправно протирают штаны в офисах, а по выходным садятся за компьютери становятся казаками. Немудрено, этнические чувства Интернет-националистов обострены предельно.

Как-то Интернет-казаки провели опрос: что ж отличает нас, этноказаков от окрестнойрусской массы. Или – от кацапов, в их терминологии. Чем мы лучше сиволапых? Вот к чему пришли братья-казаки:

– Основных атрибутов нашего народа два: тяга к свободе и к войне.

– Настоящий казак волю любит, а власть ненавидит, каждый сам себе атаман.

– Не обладаем мы генами рабов в отличие от большинства народов эРэФии.Потому и считаемсясоциально трудными для них.

– Казаков объединяет интерес к войне. В этом коренное отличие, скажем, от поморов или сибиряков.

– У поморов и сибиряков главное– хозяйство, а мы – народ-воин, ощутите разницу. Всё же ничто не заменит хорошего удара в душу.

– Мужик врага ждёт, казак врага ищет.

– Я, конечно, понимаю, казаком может быть любой – и юрист, и шахматист. Хоть балерун. Но:коли нет в тебе частицы воина – справу не надевай!

Россия, выпей! (Казаки о русских)

Итак, тяга к волюшке отличает казаков от окрестной крепостной массы. Поэтому на казачьих сайтах встретишьи такиеоткровения.

Вынужденная жизнь в Москальщине, считают виртуалы – беда нашего народа. Русские ведь как нация безнадёжны – полнейший волевой распад.С вашей рабской психологией без царя не то, что жить, в туалет не сходишь.Нужен кто-то, чтобы решал ваши же проблемы и нагайкой лупил по субботам. А истинный казак держитцаря в голове, а не на престоле, и отвечает за базар сам.

Как поётся в казачьей песне:

То у них закон, то у них мильон,

То у них мандат, а то повсюду блат.

То у них склонись, то у них прогнись,

То у них устав, а то щеку подставь.

То у них не шкни, то у них молчи,

То отведи глаза, а то вообще нельзя.

То у них не пей, то у них не бей,

То люби врагов, а то хвали козлов.

А я за волю золотую,

А порубаю-пошинкую.

А я за милушку мою

Урою и похороню!

И ещё, москали ведь – пьяницы династические. Одна забота: как бы так упиться, чтобы вообще не протрезветь. Пол-населения в белой горячке бьётся, другая закодирована. Вот и растёт подозрение, что «русский» – это лишь крайняя степень опьянения. Выпил – и уже русский. И наоборот, не пьёт – не русский. А потому будь вы даже истинный патриот – этакий, знаете, с квашеной капустой в бороде, вряд ли станете отрицать: болезненней всего русский человек переносит именно здоровый образ жизни. Вот вам и разгадка загадочной русской души.

Пороть, поро-оть… Только массовые расстрелы спасут родину!

Однако жизнь бок о бок с кацапами портит и наш вольный народ. Например, сквернословие, пьянство – эти дурные привычки наши браты уже переняли у москалей. Так и самим окацапиться недолго.

Поэтому вот что: надо срочно отделяться и возрождать на Дону независимую Казакию. Кацапская земля кончается под Ростовом, всё, дальше – Присуд. И пусть газово-водочная империя валит к себе за Дон.[16]