Гномы, дэвы и прочая нечисть

Мы помним, небесныйинструктаж в духовной команде принимали уже двое – Эйлин Кэдди и Дороти Маклейн. Причём шифровки у второй ясновидящей – особые. И весомая роль в сотворении райского огорода выпала именно Дороти.

В 1963-м, в первую посевную весну Дороти приняла важное. Оказалось, всё в природе, от былинки до деревца опекают особые духи, дэвы. Дэвы – невидимые души растений, без них стерильная почва вообще бы не плодоносила. Дэвы питаютростки, защищают, выполняют много полезного, но – скрытно от нас, как бы за кулисами. Вот в «золотой век», когда человек ещё не отпал от Бога и питался божественными энергиями напрямую, дэвы помогали, о чём сохранились смутные отголоски. Скажем, в мифах дэвы – это ундины (водные духи) и саламандры (духи огня), сильфы (духи воздуха) и гномы (земные духи). Нынешние же люди дэвов не видят – променяли их на технику.

Это, конечно, любопытно, подумалось Дороти. Но какое нам дело до этих саламандр и русалок, василисков и аспидов? Оказалось – большое. Одними эгоистичными руками можно только природонадругаться. А райский сад взрастишь лишь сообща с природными духами и ангельскими сущностями. Так что, шепнул голос, ищите финдхорновских дэвов, и творите не своей дурной волей, а общей гармонией.

Это не так трудно, обнадёжили Дороти. Дэвы и сами прильнут к вам, как младшие к старшим, станут подражать, они ведь давно обижены людским безразличием. Сложность в другом: природные духи усвоят все ваши страсти и настроения – как позитив, так и негатив. Негативные эмоции вовсе не растворятся в воздухе, а впитаются в растения. Если, скажем, деревце просто пихнуть в яму, подсыпав химикатов, то это безобразие вернётся вместе с заражёнными плодами. Причём – усиленное. Но если сад лелеять в любви, с плодами воротится уже свет, и тоже удесятерённый. Как видим, человек способен запустить природоразвитие вниз, к упадку и болезням. Но может, к счастью – и ввысь.

Возделывайте сад в со-гласии с дэвами, пришло Дороти. И не просто дружите – сотворяйте общий разум. Только так накормишьгрядущуюпросветлённную личность с распахнутыми чакрами.

Со-творчество

Для затравки Дороти сфокусировалась на любимом овоще – зелёном горошке. И… к удивлению, немедля вошла в контакт. Оказалось, дэвы вправду ждут внимания, даже гордятся им, словно домашние питомцы.

Голос вновь повелел: не требуйте от духов максимума, не эксплуатируйте. Просто любите и живите в гармонии. Тогда, что надо взойдёт само. Об этих тонкостях Дороти Маклейн позже напишет книгу «Maclean Message from God». Вот выдержки из неё:

«Любовь – первая энергия Универсума.

Нужна не воля, требуется только Любовь.

Когда мы пребываем в Любви, не нужен ум, так как вместо него мы обладаем Божественным разумом.

Работа – это любовь в действии».

Только теперь духовная компания сознала грандиозность задачи. Реальноедело лишь началось, а прежнее – не больше чем подготовка.

Каждый раз, втыкая лопату в землю, излучали свет да любовь. Пресекали негатив, привычный тем, кто трудится за деньги. Без добрых мыслей почву простоне трогали – и вскоре каждая горсть ощутила тепло и ласку.

И дэвы не подвели. Они консультировали и инструктировали: где сажать, когда поливать, какие песни петь. Безжизненная пустошь волшебно преображалась, изумляя прохожих румяными гроздьями. Однако не обманемся, что произошло всё мгновенно. На райский огород ушли годы.

Сейчас те времена оброслимифами.Невинным туристам доложат, как в 1960-х из песка сами лезли ростки, даже средь зимы. Вспомнят про восемнадцатилограммовую капусту (при среднем весе в 2-3 кг), чтобы вытащить которую звали чуть ли не внучку с Жучкой. Зато потом неподъёмный кочан кормил неделями.

Так или нет, но к концу 60-х финдхорновский эксперимент впрямь привлёк округу: как это три дилетанта растят чуть ли не на пляже такие славные фрукты – точно что-то нечисто. Никому ведь невдомёк, что всем заправляли дэвы. Дошло даже до экспертизы в городе Абердине – тут бомба и взорвалась. Ошарашенные лаборанты признали: в плодах вроде бы беднейшей финдхорновской почвы в достатке все элементы, включая редкие.

Райский сад медленно, но верно превращался в местную достопримечательность.

На грядках Финдхорна

Весть, что в Финдхорне творится нечто несусветное, разнеслась подобно лесному пожару. Прознали, будто там разводят ангелов, и от чудес не увернуться. И в начале 1970-х к Северному морю заспешили орды всевозможных Учителей жизни и Духовных Маяков, светоносцев и боголюбцев, провидцев и безумцев. Каждый пробуждал в себе хоть какой-то голос,и считал это не шизофренией, а тонкой духовной одарённостью.

Сформировался целый авангард эволюции.На грядках сильфы и сильфиды сажали укроп, морковку, огурчики. Вещуны и пророки, получив наказ от дэвов, несли всякую чертовщину. По легендам, поселенцы так дружили с деревьями, что те даже присматривали за детьми. А после хорошего полива –вовсе заглядывали в гости. Так, рано или поздно рождались семьи.

Чтобы пробиться к Божественному,поощряливсе психические аномалии. Как то: лишение сна, экстатические танцы, лечение бульоном из изумрудов, настоянных в воде в полнолуние. Или –полезное упражнение. Сядьте и представьтеперед глазами хрустальный шар – примерно на уровне своего пупка. Наблюдайте за шаром, потом сместите его вниз, сантиметров на десять. Взирайте и вопрошайте: «Кто я есмь?»

Чтобы справиться с потоком страждущих, в городке Форресе даже прикупили Cluny-отель – тот самый, где когда-то заправлял Питер Кэдди. Там приспособили учебный центр: вели научнуюдеятельность, околонаучную, псевдонаучную.

Заметим: работе с землёй уделяли всё меньше времени.Ныне община знаменита вовсе не органическим садоводством, а учебными курсамипо ускоренной эволюции, Школой Оракулов. Ежегодно Университет Света, что в том же Cluny-отеле, приглашает на более чем двести недельных программ, и подпитывает всех жаждущих за не очень большие деньги. На образовательном бизнесе и жив Финдхорн теперь.

Однако созданием финдхорновской общины дело не кончилось, главное – впереди. Выяснилось: скрытых духостяжателей хватало не только в Шотландии, но и по всей Европе. То было время Великой революции 60-х, когда многие бросались в новую жизнь, ломая прежде старую. И вот, эти мистики и мессии, всякие магнетические личности, страдавшие манией величия, повылезли из тени и стали возводить поселения в своих странах,по типу Финдхорна. Оказалось, три скромных труженика запустили ни много ни мало, общезападное «движение экологических поселений».

Экодеревни расплодились по Европеи Америке – словно цепная реакция. Жизнь везде схожа: органическое земледелие, вегетарианство-сыроедение, и вообще пристойный образ мыслей. Основной эко-принцип: не бери из природы больше, чем можешь вернуть. Скажем, срубил зимой пять деревьев на обогрев – посади весной восемь.

Как же эти Мекки духовности касаются нас? Очень просто: живут они только прямой демократией. А значит – да-да: социально прогрессируют, этически крепнут. Государство почти не регулирует крошечные эко-посёлки.

Да вострубит ангел седьмой

Что ж, необходимое предисловие кончено, можно ехать и смотреть своими глазами? Нет, ещё чуть вашего внимания.

Духовно-экологические искатели плодились и множились, пока к концу 1990-х не вскрылось: человеческий вид достиг максимума – дозрел, наконец, до эволюционного скачка. Нынешняя технократическая цивилизация, которая довела планету сами видите до чего, к счастью, отмирает. Впереди – Преображение.Расцветёт иное человечество с активированной связью с Богом.

Уже с начала 2000-хсамые нетерпеливые потирали ладошки. Мучили вопросы: что надеть на Преображение, могут ли преуспетьв мероприятии узники психиатрических спецзаведений? А главное – когда? Дайте конечный срок.

Оказалось, конец старого света запланирован на 2012-й год. Более того, припасён и день – 21-е декабря 2012-го, тут, редкий случай, все школы сошлись. Дату эту из глубин веков подсказал календарь майя и ряд других авторитетов. Календарь майя кончался как раз 21-м декабря 2012-го. Дальше – обрыв. Почему? Тут и без вещих снов ясно: потому что – Переход.

Как ни странно, Конец Света – явление заурядное. Навскидку можно вспомнить с полсотни Концов в прошлом и столько женамеченных в будущем. Однако Конец Света-21.12.12 стал всенародным, можно сказать, любимым и окончательным. Судного дня предвкушали, как дети Рождества, намечаличуть ли не массовые гуляния.Самоучитель анонсировал месть разгневанного Бога, очистительные кровопускания. Климат обернётся невиданной жарой и одновременно похолоданием, наводнениями и обмелениями. Причём ледниковый период грянетв один день, как предрекла одна московская блаженная, с Комсомольской площади.

Уже с начала 2012-го «эксперты» с плутоватым лицом загробным голосом поминали приметы. Сыпались речитативы «слышащих» людей. Кто-то духовные стишки сочиняет, другой людей лечит, хоть и сам больной. Иные приторговывали индульгенциями, собирали деньги на Ноев ковчег, закупали свечи, консервы, водку…

Старый мир затрепетал, ожидая гибель. Созрел и примерный сценарий.

Когда ЭТО начнётся – не возникнет сомнений. Для затравки обещали три дня тьмы: непроглядность такую – не узреть и руки. Во «дни затмения» не вылезайте на улицу, а смирно сидитепо домам – ведь от искаженийвсего и вся недолго сойтис ума. Взглянешь, скажем, во двор, а там– незнакомый пейзаж. Или прежний, но в других цветах. По улицам заметаются люди уходящей расы – увы, не все осилят Переход.

Помните, переломныйэтап опасен. Демоны станут зачаровывать вас, молить о помощи голосами якобы ваших родных. Не верьте, это вовсе не близкие.Ибо не останется вте дни ни одного беса в аду– все явятся на Землю,чтоб обольстить вас. Не вздумайте также подавать Богу знак, что вы-то– и есть Воин Света.

Что же тогда надо делать во «дни мрака»? Во-первых, несидите «страхом объятый,совзоромстеклянным».Наоборот, благословитеочищение, это событие естественное, как роды. Уже четыре расы сгинули вкатаклизмах, затопородили преемников – новую поросль.Так чтооткройтесь сердцем, займитесь творчеством. Или – просто спите, пока новые энергии не пропитают вас.

Когда всё кончится – вы явственно поймёте. Возрадуетесь новому ландшафту за окном, живительному воздуху. Подивитесь, чтоизначально владеете десятками языков, всеведением и вездесущностью. Читаете книжки, лишь положивсверху ладонь, словно рентген. Поджигаете взглядом ненужные предметы, и вообще – мыслите оригинально.

Теперь смело выходите:роды свершились –вы в новом мире.

Путешествие в Финдхорн

Именно в те декабрьские дни 2012-го, наэлектризованные тревогой исмятением, я и попал в Финдхорн. На сей раз к поездке подготовился грамотно. Приобрёл любопытные книжки из серии «Библиотека маргинала», «Сатанизм для интеллигентных».

Финдхорн – место не столь раскрученное, как Христиания или Ауровиль. Что там творится, точно не знают. Однако сегодня коммуна – простоэпицентр Конца света, так сказать, всеобщий аэродром.

От Лондона до Финдхорна – почти тысяча километров, от Абердина – 122 км, от шотландского города Инвернесс – 42 км. Ближайший к Финдхорну город с железнодорожной станцией – уже знакомый Форрес с отелем Cluny и учебным центром.

Для наглядности – вновь схема:

В Форрес я попал под вечер, благодаря долгим пересадкам и коротким декабрьским дням. Поезд укатил, оставив долгий гудок, а я оглядел уютный городок серого камня.

Фрр… дождливо. Низкие тучи орошают «средневековые» постройки. Кстати, где-то здесь на горке – замок, где три колдуньи предрекли как-тоМакбету, что тот станет «гламисским и ковдорским таном».

Зимы – бесснежные; под дождиком овцы и кони щиплют травку. Раз рано темнеет, не подстраховаться ли и не заночевать в Форресе?А в Финдхорн – уже с утра. Ведь еду я в общину наугад, а удачей злоупотреблять не стоит, она того не любит.

Странно: нигде в здешнихотелях мест нет. «Так всегда к Рождеству», – объясняли в каждом, адресуя в следующий. «Признак нелучший, – подумалось, – до Рождестваещё долго».

Что ж – тогда сразу в Финдхорн, пробовать последний шанс.

Заключительные восемь километров «Форрес – Финдхорн» везёт местный рейсовый автобус. Минули теряющийся в сумерках Cluny-отель, дальше – тёмное шоссе.

Оказалось, в Финдхорн пробирался не я один. «У нас полно «В and В» (что значит «Кровать и завтрак»). Фунтов за 25 в сутки что-тоточно найдёте», – обнадёжила мисс Н-ve (как-то так она представилась, я не очень расслышал). Дама приятная и разговорчивая, с улыбкой в ямочках. Сошли – на неприметной остановке. В двух шагах море, жалобный чаячий визг. И – дождь, дождь, дождь…

– Сейчас точно что-то подыщем, – H-veнабиралаочередной телефонный номер. Мы уже сидели в её небольшом доме, на первом этаже.

– Да? У вас тоже? – надежда гасла на лице, возгораясь с новым звонком. Впрочем, вскоре список иссяк. «Смотри, и тут полна коробочка, – безнадёжно разглядывал я на стулесиний халат со змейками, пока H-ve названивала. – Интересно, что она сочинит, чтоб освободить от меня свою территорию, куда так беспечно зазвала?»

– Просто не верю, – H-ve не признавала поражение. – Это точно из-за Рождества. Впрочем, не все номераоткликнулись. Куда-то позвоним позже.

Избавилась от меня H-ve оригинально:

– Сходим к Лайзе, – предложила она. – Лайза – знаток русских экопоселений, что-то да придумает.

Миссис Лайза Холлингсхэд, ответственное лицо, восседала в офисе типа вагончика. Удивительно, но Лайза бойко говорит по-русски. Я вкратце сообщил о прогрессе российских эко-общин, о наличии которых, признаюсь, до сих порне подозревал. И миссис Лайза осталась довольна успехами российского экодвижения.

– Что до ночлега, у нас полно «BandB», наверняка что-то найдёте, –благосклонно проводила она. – Сама я, к сожалению, «BandB» не держу.

Скрываться от капель пришлось под навесом. «Начало явно не клеится», – одолевала тоска. Ночевать под дождём не хотелось, но и отказываться от Финдхорна – тоже.

Спенсер

– Хай, –знакомый голос, – ну и где ты?

В темноте –всё та же H-ve:

– Я же говорила – найду.

Выяснилось: H-ve дозвонилась-таки одному джентльмену (мистеру Спенсеру), и сговорилась приютить меня. Даже сторговалась – 25 фунтов в день. Единственная сложность – H-ve делилась на ходу, у Спенсера скоро лечение в госпитале. Но до той неизбежной поры его гостеприимство безгранично. Мистер Спенсер сам заедет часа через полтора, а подождать можно, например, в кафе «Корона и Якорь», что поблизости.

В этой «Короне и Якоре» мы и беседовали приятно о политике, заодно просушив куртки.

К девяти, как обещал, явился Спенсер, покручивая ключами и блестя лысиной. Отвёз к себе на стареньком «Опеле», по дороге выгрузив H-ve.

«Эту H-veмне как специально подбросили, – слушал я близкое, но невидное море. – Смотри-ка, помогает, как мило».

Спенсер с супругой обитали в собственном доме в городке Kinloss, что почти примыкает к Финдхорну, если двигаться по шоссе обратно в Форрес.

Возле камина – арфа, флейты, экзотичные барабаны. Книга Эйлин Кэдди «365 медитаций из Финдхорна», видимо, по медитации в день. Больше ничто не выдавало обитавших здесь духоискателей. На стенах – призы. Оказалось, Спенсер – бывший альпинист, ныне травмированный, почти прикованный к четырём стенам. Но – ожидавший скорой хирургии. Супруга Элизабет, напротив, личность творческая. Держит театр из ею же смастерённых кукол,и гастролирует в окрестных городках. Это её инструменты красиво выстроены в гостиной. Видно, долгими вечерами Спенсер у камина заслушивается игрой на арфе, вспоминая золотые деньки восхождений.

Показали и сад органического земледелия, что за домом. Площадь – квадратов пятьдесят: одна груша, одна яблоня, вишня, ещё кустик.

– Не маловато ли для органического садоводства? – окинул я посадки.

– Сейчас не время Кэдди, – напомнили супруги. – Здесьтеперь– просто люди, ищущие духа. У каждого свой путь, и не все копают грядки.

– На что ж они живут, если органическое земледелие забросили?

– Кто на наследство, другие сбережения-накопления, – не вникал Спенсер. – Геи, лесбиянки тоже приезжают – у нас ведь миролюбиво. Можно всё, если соблюдаешь закон.

А дальше – главное. Второй этаж с видом на кинлосскую церковь – в моём распоряжении. Спенсер уже в третий раз объяснял, что такое «Bed», а что «Breakfast», чтобы никто не разочаровался и не пожаловался. Знал бы, что я согласен на всё.

Итак, можно, наконец, расслабиться, посмотреть первые в Финдхорне сны.

Да, чуть не забыл. Перед сном у изголовья обнаружился занятный календарь –приятный, но недоделанный. Он не заканчивал год, как положено, а обрывал десятью днями раньше – на 21-м декабря.

Финдхорн изнутри

Посёлок Kinloss, где я счастливо обитал, почти граничит с Финдхорном, входя в так называемый «Большой Финдхорн». Между Кинлоссом и Финдхорном – лишь старенький заброшенный аэродром.

Наутро я вышел пораньше: световой день короток, а планов – перебор.

Серый, как рыбья чешуя залив мерно качал воды. Непроглядное небо набухло дождём. Сейчас отлив, в долгих отмелях – полуболотцах с морскими отбросами, чайки охотились замелкой рыбёшкой.

В Финдхорне два центра притяжения. Первый – само экопоселение, куда мы почти дошли по шоссе, второй – учебный центр в отеле Cluny в Форресе. В самом экопосёлке около двухсот жителей, плюс ещё немного – в ближайших городках «большого Финдхорна».

Въезд в общину свободный, с прибрежного шоссе. Сразу справа – магазин,чуть поодаль – информационный павильон, где расскажут самое важное. Дальше, меж газонов и вечнозелёной хвои – одно- двухэтажные постройки, деревянные и каменные, от вагончиков до зажиточных. Где-то здесь дом вчерашней знакомой, доброй души H-ve, днём не разобрать.

Впрочем, вот строения с причудой – круглые, в виде пивных бочек.Сравнить ли с Христианией? Нет, совсем другая поэтика.

Безлюдно… Да и кто сейчас выйдет?Теперь бы к тёплому камину. Следов органического земледелия не видно. Хотя… –вот вступаем в Священную рощу, подышатьблагими энергиями:

«Тишина и спокойствие» – гласит табличка. Стайки павлинов бесхвостых зимой шастают вблагородных посадках. Вглуби – чудн о есооружение: медитационная избушка, встроенная в холм, с земляными стенами. Называют такие дома «санктуариями». Внутри – алтарь из толстой свечи. Можно погреться, помыслить о бренной судьбе под неумолчный аккомпанемент дождя.

Финдхорновские владения – метров триста на триста. Незаметнопройдя всё насквозь, я вступил в дюны – песчаные холмы с островками хвои. Кипарисы, можжевельники полные чудного аромата никнут под влагой, точнов каком-то бессилии. Что бы не побродить здесь в одиночестве?

Дух покоя над дюнами словно напоминал о чьей-то безвременной кончине. Лишь чайки отвлекут иногда вскриком. Пустынные места…

А что насчёт наших сограждан? Ведь они сейчас везде, эти осколки несбывшейся цивилизации. Иначе зачем знаменитый центр Cluny окормляет тысячи страждущих?

Возле арт-галереи –вправду два соплеменника. Оба завершали в Cluny какие-то душеподъёмные курсы, и собирались к Новому году домой. Один – вспоминаю его теперь не иначе как «Философ», то и дело изрекал какие-то полоумные премудрости. Вообще, был таким умным – никак не поймёшь, о чём это он.

– Мировой камертон… Если искать связь с эквивалентом камертона, как константой, то нельзя не признать некую Двойственность, пронизавшую собойвсе миры. Ибо принцип камертона –октавность мироустройства, – нечто в таком духе изрёк он на вопрос, что же изучают в Cluny.

Второй, по имени Эммануил – франтоватый юноша с двухметровым шарфом и печатью ранней усталости на лице, пребывал в элегической грусти,помалкивая в сторонке.

Дальше – ходили втроём. Оказалось, один я много не заметил: шикарный Universal Hall с концертным залом, заповедный уголок с тем самым вагончиком, где жили основатели,взращивая чудо-кочаны и взывая к духам. И всё же из виденного милей показалась та медитационная избушка в Священной роще, что попалась утром.

– Я тоже люблю те энергии, – повёл носом Эммануил. – Потоки – будто живые…

Но – не договорил. Из-за поворота вышагала снежно-седая дама. Философ с Эммануилом расступились, чуть ли не сняв кепки. Один я уставился, как на новые ворота, пока старушенция с «фарфоровой» улыбочкой не простучала тростью мимо.

– Ты что, не знаешь, – зачастил Эммануил, – это же Дороти Маклейн, живая легенда. Она открыла интеллект растений, с неё-то Финдхорн и вырос. Потом – пожила в Америке, а теперь вернулась, и просто своим бытием излучает свет здесь.

Я хотел было догнать живую легенду, взять автограф, но коллеги отговорили.

Куллёрн-гарден и «деревня»

Как же быстро гаснет световой день. Всего четыре часа, а в финдхорновских окнах – уже первые рождественские свечки.

Дождик наклёвывался, настойчиво прося поспешать. Домой, однако, не тянуло, и распрощавшись с новыми друзьями, я двинул в последнюю, четвёртую сторону. Тут коммуна вдруг переросла в большой сад по имени Cullerne-Garden. Значит, финдхорновцы всё же растят что-то по заветам Кэдди, хоть на общину одного сада маловато.

Голые деревья блестят рядами, священные грядки. Но – зима, посадки укрыты, ожидая весеннего пробуждения. Разговоры с духамипрекращены.

А это чей рыжеватый ёжик под капюшоном? Да это же вчерашняя фея. По правде, я немало обрадовался – шлёпать по лужам в одиночку приелось. Оказалось, в Куллёрн-гардене H-veучаствует в разработке каких-то эликсиров и прочей алхимии из цветов, которая вроде тоже просветляет ум и растворяет чакры.

– H-ve, – говорю, – а где капуста с баскетбольный мяч? Где дэвы, гоблины? Кикиморы, наконец? Без них же ничего не вырастет.

– Дэвы не любят посторонних, – поморщилась та. – Особенно тех, кто в них не верит.

Чтобы не обижать дэвов, я тоже изобразил на лице благость, засиял любовью. Но – видно, неудачно, так как H-ve, схватив меня за рукав, потащила из гардена, пока не увидализнакомые.

Потянулось шоссе с мокрыми пейзажами, переросшими минут через двадцать в деревню Финдхорн. Деревня отстоит от общины примерно на столько же, что и мой Кинлосс, но противоположно.

Финдхорн, кстати, на вид – вовсе не деревня, скорей городок, полный любопытных находок. Каменные полудома-полузамки, амбары серого булыжника. Где-то на фасаде: «1852»; местная церковка вполне складная. Есть и дома на продажу. Впрочем, любуемся быстрее. На Финдхорн безнадёжно падали сумерки – достопримечательности таяли на глазах.

Странная традиция: ставить умершим не памятники, а скамейки на берегу. Деревянные, с табличкой, что такой-то (даты жизни) любил здесь глядеть на залив – отдохни и ты.

H-ve, выяснилось, родом вовсе не из Шотландии, и даже не из Англии, а из Германии.

– Каким ветром задуло сюда, на край света? – интересуюсь. – Чем не устроила Германия?

– Эта Германиябезнадёжно проросла транскорпорациями,а они только и разрушают планету, – отмахнулась H-ve. – Я знаю, что говорю – сама неплохую карьеру сделала в транскорпорации, в Берлине. Она и филиалы раскинула, словно метастазы.

Транснациональный бизнес ведь живёт, будто у него десять планет в запасе: как бы заставить всех потреблять по полной, а самим нажиться на этом.

Я когда узнала, как эти корпорации влияют на правительства – политическими партиями, фондами всякими, решила,с меня хватит. А как с корпорацией распрощалась, одно время даже с антиглобалистами ездила. По акциям, контрсаммитам.

– Н-ve, – восхитился я, – да у тебя революционный опыт!

– В основном по защите природы – в AFL, Фронте Освобождения Земли. Например, ночью проникли на пушную фабрику – это ведь тот же концлагерь, но для животных. Освободили пленных. А на стене оставили, типа: «Теперь эти зверюшки вновь увидят солнце!» – Н-veпобедно вела по воздуху.

– Помню, когда террористы собрались на съезд в Давосе, мы тоже подъехали – по приветствовать.

– Какие террористы? – не смекнул я.

– Ну, ВТО, МВФ, Большая восьмёрка… Ведь их цель – власть над Землёй. А мы объяснили: это пока не так.

Н-ve ещё припомнила о Берлине. Как я понял, друзья её, мирные антиглобалисты, крушили всё на акциях, словно шахиды в третьем поколении. Не отказывали ввечеринках в стиле Герострата. Причём, Н-ve, подозреваю, тоже не идеал пацифизма. И сейчас видно: встретит баррикаду – не сможет не влезть.

– Нашихи впрямь захлёстывали «дестрои», – подтвердила она. – Я потому и ушла потом. Кроме того, в Движении мужчины заправляли. А у них ничего не выйдет.

– Что не выйдет? – вновь не взял в толк я.

– Ничего. Мужской путь – право сильного, это «вчерашний день».А женственность – наоборот, креатив, защита сотворённого. Мужчина вообще не самый удачный проект эволюции.

Сейчас главное – природу излечить, а заодно и разум наш агрессивный. Поэтому я очень довольна здесь…

И так далее, и в том же духе – мы уже двигались к общине. Я, наконец, рассмотрел жилище Н- ve – двухкомнатную «вертикальную» квартиру в несколькоквартирном двухэтажном доме. Комната на первом этаже, другая на втором.

…Вновь я – один. Лишь редкие этически безупречные прохожие спешилив тёплые дома, подняв воротники. Небо опять прохудилось, рассыпая нечто мокрое. Сегодня, похоже, ничего не случится.

Верхнее окошко H-ve светилось мягким полумраком. «Что ж, будет у кого узнать о прямой демократии, – потеплело внутри. – И вообще – вполне себе съедобная женщина, хоть и живёт в Финдхорне».

Напоследок – вновь «место светлых дум», медитационный санктуарий, что в холме. Влажное стекло исказило силуэт у алтаря –кто-то отдался поздним раздумьям. Не новый ли знакомый Эммануил?

Я, однако, оступившись, выдал себя – фигура обернулась. Нет, не Эммануил. В неверном пламени свечи, словно изваяние – девушка тонкойбледности, почти белизны. На миг встретился я с улыбкой, что в Средневековье звалась «готической». Но, отпрянув, скрылся на ближней тропинке под сердитые выкрики павлинов.

И уже в глубокой тьме, не останавливаясь, поспешил в свой Кинлосс.

Апокалипсис за углом

1

В день, какой уже не помню, я вновь прогуливался в безделье. Шёл третий час. Возле стендау Universal-холла длинная фигура в дважды обмотанном шарфе – потопталась,зашла внутрь. Эммануил, похоже, выгуливал сам себя.

Этот странный юноша родом из Казанипочему-то привлёк внимание. Я уже знал: он вовсе не чокнутый – просто «иной». Его черты: индивидуализм, перепады настроения. Что ещё? Депрессивность,потребность быть в себе.

Эммануил вышел из Холла, словно блуждая в каком-то тумане.

– Чудные энергии сегодня, не находишь? – сказал я, чтобы что-то сказать. Собеседник, однако, предпочёл слушать тишину.

– Звук усилился, – одарил, наконец, унылым взглядом.

– Какой звук?

– Звук в голове у меня. Сначала тихо, теперь –невмоготу. Наверно, и ты слышишь?

Я затаился:

– Вроде вальсы Штрауса передают.

Эммануил на это деревянно улыбнулся. Потом изрёк, что заговорил со мной, потому что у меня аура – радужная.

Что ж, радужная так радужная,будем иметь в виду.

– А ко мне бабушка сегодня приходила, – проронил он блёкло.

– Как, Эммануил, ты приехал с бабушкой?

– Бабушка умерла тринадцать лет назад. Но мы всё равно хорошо общаемся.

Я понял, что влез, куда не следует.

– Нас с сестрой бабушка воспитывала, когда мама умерла. Но мама сейчас редко приходит.

– Ты очень чувствительный, Эммануил – видишь тонко, я даже завидую. Всегда был таким или научился?

– Зачем тебе, своих забот мало? – приятельбрёл так понуро, словно его вели из тюрьмы в суд.

– Всё детство тяжесть была какая-то безотчётная. Ходил по миру, но будто отдельно. Жалел всех: животных, нищих. Если кто, например, ушибся, я даже больше его чувствовал. Потом у Бога стал просить, чтобы боль унял.

– А что, кроме Бога никто не помог?

– Мама тогда болела уже. Она трудно умирала, – Эммануил рассеянновыглянул из глубин своей задумчивости. Мы шагали по пустынному пляжу. Залив гнал неприкаянные волны. Редкий день – без дождя, погода явно благоволила Эммануилу.

– Я, например, любил возвращаться в родные места, под Казань, где мы жили в детстве, но съехали.Ты же знаешь – чтоб услышать себя, нужны «молчаливые» дни.

Эммануил вправду смолк – и я решил, что рассказ кончен.

– Помню: осень, градусов 10-12, – всё же «вернулся» он. – Сыро, но без дождя. Вдруг в листве, за бывшим огородом нашим что-то знакомое. Оказалось – кукла с карими глазами, наша с сестрой игрушка,всё детствонянчились.

Я сразу вспомнил, взял в руки, очистил. Она будто ждала меня. Глаза распахнулись… И вдруг из них широко полились слёзы. У куклы голова – полна дождя. Но это не просто слёзы. Это…, – погасший взор Эммануилаожил, – взгляд всей местности, которую мы покинули. Вообще – всего прошлого. Пожалуй, это и было главным впечатлением. Будто Вечностьулыбнулась, снявкакие-то запреты с подсознания. Энергии потекли, как из рога изобилия – помню, часа три просидел сплошь в потоке.

– Мне трудно представить это, Эммануил, – дал я знать о себе, – хоть я и слышал похожее в Ауровиле.

– Есть, скажем, «язык облаков», –втолковывал приятель.– Смотришь в небо – облака в узорах, будто в письменах.А ты внизу должен разгадать и исполнить.

Я кивал, хотя мыслям моим явно не хватало полёта. Эммануил же, напротив, шагал уже бодро, с поднятой головой.

2

– Я женился на женщине старше почти на 14 лет, – перескочил он вдруг. – Это тоже ненормально,как протест против рутины, привычной любви.

– Ты жил с женщиной настолько старше? – не верил я.

Собеседник, однако, не углублялся:

– Трепет был какой-то… Это потом она изменилась. Ругала, мол, лентяй, непродуктивный образ жизни. Лунатизм опять же припомнила. А я в те годы ещё любил её остро. Объяснял: я не сплю, я работаю. За ночь устаю–будто поле вспахал лопатой.

Помню, приснились дни Преображения, – Эммануил вспоминал уже с удовольствием. –Подробно так, хоть рукой тронь. Я спросил, а тебе что снилось? Она: будто нам дали двухкомнатную квартиру – представляешь? Тут я понял: всё фальшиво, как бижутерия.

– Что же ты сделал, Эммануил?

– Просто ушёл из дома, – огорошил он. – Как-то валяюсь с книжкой на диване. Потом захлопнул, встал и вышел, как был. А к ночи– не вернулся.

– Тысознательно бомжевал?

– «Бомжевал», – усмехнулся тот. – Есть ведь разные виды испытаний, когда прочищают мозги. У меня – просто публичная форма отшельничества.

Меня тогдаточно с обрыва сбросило. Чувства раскрылись; дети висли, не желая отпускать, собаки лизали руки. Жизнь сама дарила нужное. А я лишь улыбаясь, принимал, словно так положено. Толькотогда я понял: жизнь удалась.

– Это прекрасно, – вновь встрял я, – но надо ведь что-то есть, верно?

– Я просто «отключил тело», – пояснил Эммануил. – Норма выживания – два батона нарезного в день. Всё свыше уже лишнее.

Вообще голод – не самое трудное. Там на третий и седьмой дни ломка, а потом вдыхаешь воздух – и тело, точно само ест из Истока, жевать зубами не хочется. Чувствуешь легко-легко – даже потолок низок. Думаю, после Преображения все будем так питаться.

– Всё же неясно, – гнул я своё, – что же, близкие, жена не хватились тебя?

– Я тогдауже сдружился с девушкой из другого измерения, – Эммануил, редкий случай, улыбнулся, – увлёкся чуть… Жена и теперь названивает, но я не беру.

– Может, ты и сейчас бомжуешь, Эммануил, признайся. Наверно, просто из Казани до Финдхорна добрёл, а?

– Не, закончил я, – нехотя сознался тот. – Потом ход событий потерял. Как-то обнаружил себя, но не в Казани, а… в храме нижегородского Кремля. Не знаю, что там делал. У них в алтаре икона – золотистая, во весь рост. Из неё вдруг вылез кто-то в сиянии,говорит: «Всё, бомжевать хватит».

Дурдом я тоже проходил, – словно гордился Эммануил. – Всё запротоколировано – шизофрения.

Я слушалэтот мистический винегрет, удивляясь: как же, однако,увлекательно можно жить, не в пример нам.

–Ты и сейчас подтвердишь,тескитания– не напрасны?

– Если б я не ушёл тогда – меня бы не было сейчас. В смысле, много бы не знал.Главное, – снизил он голос, оглядевшись, – что все люди – ангелы. Правда, в разной степени просыпания. Постиг ещё, знаешь что? Сейчас на планете вовсе не меньше пророков, чем в ветхозаветные дни. Просто их не замечают.

Кроме того, не бойся быть слабым. Слабость – это смирение; смирение – всегда Любовь. А Любовь, она не нуждается в победе. И только ты ощутишь Любовь – получишь главное, – Эммануил вдруг встал, преградив путь. – Мир подаритсебя. Понимаешь? Если ты позволил течь Любви, то вернёшь её назад, но уже удесятерённой. Ведь Бог умеет только любить. Он не наказывает, а учит – Любовью.

На «деревенской» колокольне пробило пять, всё вокруг меркло. Эммануил всмотрелсяв пространство волнующихся вод – острый профиль лишь угадывался.

На ближней скамейке проглянуло, что такой-то «Джон Смит» любил посидеть здесь. Мир праху его.

3

– Впрочем,неплохая новость, – собеседникустало опустился на лавку. – Мы идём домой, пузырь вот-вот лопнет.

Я пришёл в ужас от этой радостной новости.

– Скоро, скоро взойдём на ступень выше, – заговорщически взглянул он. – Мы в родовых путях. Меня же выталкивает, как пробку шампанского. Хожу, вот, слоняюсь, словно поезд жду. Хоть куда.

Всё, лавочка закрывается. Они же– ми-кро-ско-пичны! – потрясал руками Эммануил. – Вместо света духовного дали электрический.

Но! Это будет вовсе не сказочно, – в собеседнике вновь «скакнуло напряжение». – Халявы не будет, понимаешь?Будет война, в которой смертьещё надо заслужить.

Ты наверняка и признаков-то не видишь. Ещё бы – ихне постичь умом.

– Нет никаких признаков, Эммануил, – пытался унять я его болезненность. – Обычные дни, просто погода плохая. И вообще, какой Переход. Если куда и перейдём – то в фазу творческого труда.

– Нет, не то. Опять ментал. Ум, который душит нас, – тёр он горло.

Сейчас одно право –право смелого.Прыгайте, не ждите.Просто доверьтесь,скажите: благодарю и отдаюсь в руки Твои. Ведь Бог умеет только любить.

– Сложно – ложно. А ложно – сложно, – неслось по берегу. Куда девался недавнийскромный «юноша из церковного хора»? – он просто жёг нервные клетки. Жаждал схватки со злом, предвкушаясвою роль в ней.

– Я понял, Эммануил, – поднялся я.– Духовно вы богаты, это точно. Но душевно – больны.

Послушай себя, этоже безумие! – я тоже терял контроль над голосом. – Какое расформирование планеты, обнуление времени. Не сходи с ума.

– Я схожу с ума? Да, схожу с ума. Но с ума, которым жил раньше. Не нужен мне этот прибор! – «сбрасывал» он голову в шумящий залив, – ненавижу этот «костюмчик».

Предвосхищение завораживает. Дверь в новый мир приоткрыта, а дотянуться – никак. Как ребёнку говорят: «Подарки не трожь до Нового года». А ёлка-то наряжена, терпеть сил нет.

Я лишь молча уставился в землю. Впрочем, Эммануил всё равно бы не слышал. Лишь чайки поддакивали ему своим карканьем.

– Пойдём, поздно, – образумился я наконец.

«Деревенские» заборы еле виднелись. Отыскав тропинку – выбрались на шоссе, а тамЭммануилкак-то сник. Весь путь–убито молчал, и попытки развлечь его провалились.

– Давай завтра сходим куда. Хочешь, зайду за тобой?

–«Завтра», – усмехнулся тот. – Ты уверен – будет «завтра»?

– Почему же нет, Эммануил, признавайся.

– Потому что «Аннушка уже пролила масло». Не провожай меня,этобыла шутка, – последние его слова на сегодня.

Через пару шагов я не выдержал – обернулся. Дождик накрапывал, будтоничто не случилось. Но Эммануил,как растаял – был, и нет.

Потоптался возле отблеска фонаря в луже. У H-ve – безнадёжно темно. Видно, опять шляется по кафе,ведёт зажигательные речи. Дома ведь останется, если только к батарее приковать.

Всю дорогу не приходило радостных мыслей. «Странный человек. Блуждает в вымышленных мирах и, больше того, принимает их за прав