Последнее стихотворение Г. Р. Державина и русская поэзия XX века

Эстетическое открытие державинского творчества произошло в начале XX века. Именно в XX веке к лирике Державина стали относиться как к живому эстетическому явлению. К ней обращаются очень многие поэты, например, Осип Мандельштам, Марина Цветаева, Николай Заболоцкий, Владислав Ходасевич, Иосиф Бродский, Тимур Кибиров, Александр Кушнер. Характер этого обращения может быть разным. Речь может идти о преемственности принципов работы с поэтическим словом, о преемственности образов, о некоторой типологической близости лирики Державина или о полемическом диалоге с поэтом.
Из всего корпуса текстов, которые содержат реминисценции на последнее державинское стихотворение «Река времен в своем стремленье…», я выбрала три, для которых образы державинской «Реки времен…» стали смыслообразующими. Это «Грифельная ода» Осипа Мандельштама, «XVIII век» Льва Лосева и «Поднимаясь вверх по течению реки времен…» Александра Кушнера.
Во всех названных стихотворениях имеются непосредственные, прямые отсылки к державинскому творчеству. Эти непосредственные отсылки выходят за пределы державинской «Реки времен…». Так, например, у Кушнера и Мандельштама присутствует указание на биографический контекст написания последнего державинского стихотворения. Кушнер говорит о предсмертном стихотворении и указывает на его жанр. У Осипа Мандельштама непосредственная связь с обстоятельствами написания державинского текста обнаруживается в главном образе мандельштамовского стихотворения — грифельной доске. Грифельная доска, на которой Державиным были записаны последние его строки, становится у Мандельштама местом противостояния стихии и творчества, смерти и творчества. Лосев же отсылает читателя к одному из самых главных, самых значимых державинских образов, к образу Фелицы.
В качестве важнейших смыслообразующих связей с опорным текстом во всех трех стихотворениях XX века выступают образы, которые формируют семантику стихотворного текста Державина: река времен, лира, труба, разрушение и общая судьба. Они обладают очень большим смысловым потенциалом и по-разному преломляются в анализируемых нами текстах XX века.
Так, Александр Кушнер строит свое повествование на развернутом описании реки времен. Он опирается на образы из державинского текста. Например, государство: у Державина — народы, царства и цари, у Кушнера — царства, короны, венки, клочки порфиры и так далее. Образ творчества: у Державина представлен в виде звуков лиры, у Кушнера — цевницы, свирели и лиры. Образ истории и воинской славы: у Державина он представлен звуками трубы, у Кушнера — солдатней, полководцами и щитами.
Обращается Кушнер также и к основному принципу державинской поэтики, а именно, к принципу контраста. Атрибуты культуры и власти, клочки порфиры, щиты, лиры и так далее, в ценностном отношении уравнены Кушнером с животным миром: он упоминает зайцев и мышей-полевок. В последних строках своего стихотворения Кушнер обращается к мотиву общей судьбы, но решает его совершенно противоположным Державину образом. Если Державин говорит, что ничто от общей судьбы не уйдет, всё погибнет: и человек, и царство, и народы, то Кушнер утверждает обратное. Он говорит о бессмертии человека, более того, он говорит о бессмертии самого Державина, называя его довольно интимно, по имени-отчеству — Гаврила Романович: «А Гавриле Романовичу под шумок шепни, что мы любим его, из судьбы извлекая общей».
«Грифельная ода» Мандельштама, как показал в своем детальном разборе этого произведения Михаил Леонович Гаспаров, показывает глубокие и самые разнообразные отношения не только с «Рекой времен…», но и с другими стихотворениями Державина. Основные образы стихотворения Мандельштама — это всеуничтожающая река времени, творчество (лира и труба) и учебная грифельная доска, на которой происходит борьба творчества со стихией. Все эти смыслообразующие образы мандельштамовского текста берут свои истоки в стихотворении Державина. Однако главная тема «Грифельной оды» другая: это не смерть, не забвение, как это было у Державина, а поэтическое творчество.
В стихотворении Льва Лосева «XVIII век» державинский образ представлен рекой, рекой, которая прочь уносит, смывает XVIII столетие. Это движение реки показано через оппозицию природы и культуры, которая, кстати говоря, участвует в смыслообразовании и стихотворения Мандельштама. У Лосева проплывание по реке времен изображено как гибель наносного, искусственного и ненужного и обнажение естественного и природного.
От Фелицы, от императрицы, остается одна телесная полухтоническая масса, которая пахнет, возится и пыхтит. При этом обнаруживается, что скрытое за искусственным фасадом и за обваливающимся гримом лицо XVIII века довольно неприглядно: «свинья в парике», «волглые избы», «сработано грубо, простым топором» — это как будто бы хаос прорывается из-за декораций.
Эти декорации вызывают ассоциации с одной из ярких примет екатерининского времени — потемкинскими деревнями, символом ложного благополучия и великолепия империи. Таким образом, разрушению в стихотворении Лосева подвержено только то, что относится к сфере государства, которое с точки зрения риторической культуры было незыблемым. С точки зрения риторической культуры, но не с точки зрения культуры более поздней. Единственное в стихотворении Лосева, что оказывается вне этого движения, что не меняет своего облика, — это стих, характеристикой которого завершается лосевское произведение.
Во всех анализируемых нами текстах XX века Мандельштама, Лосева и Кушнера и в стихотворении Державина возникает тема творчества. У Державина творчество со всем остальным погибает, уничтожается временем. В текстах XX века эта тема решается иначе. Именно творчество и слово поэта оказываются самоценными, именно они противостоят смерти и забвению, именно они есть залог поэтического бессмертия. У Мандельштама, у которого смерть представлена губительной водной стихией, забвение побеждается преобразованием этой стихии творческим усилием и культурной памятью, у Кушнера — памятью личной, у Лосева — представлением о творчестве как о сфере предельной искренности. Таким образом, тексты Мандельштама, Кушнера и Лосева полемизируют со стихотворением Державина, утверждая творчество как единственную несомненную ценность, которая не подвержена смерти и забвению.