Мой путь в Антайдзи (Взрослая практика - Часть 7)

 

Когда я в первый раз пришёл в Антайдзи, мне было 22 года. Я практиковал дзадзэн в различных додзё в течение 6 лет, и если я не посещал додзё, то сидел каждый день один. Но сидеть час или два в день не казалось мне достаточным, практиковать в додзё было больше хобби, чем жизненным путём.

В 16 лет я повстречал дзадзэн, и в 17 был довольно уверен, что это то, что я хочу делать всю жизнь. Казалось, что это была именно та вещь, которую я всегда искал, даже не зная размеры пространства, в котором я бы мог найти её. Как бы то ни было, моим первоначальным планом было поехать в Японию и стать монахом сразу после школы. Зачем поступать в институт и учить то, что всё равно казалось таким скучным? До этого мне нравились математика и физика, но какое отношение имели эти предметы к моей собственной жизни? Если что-то и имело смысл, то это был Дзэн.

Все пытались отговорить меня от этого, но никто не мог действительно убедить до тех пор, пока учитель, который впервые познакомил меня с практикой дзадзэн, не посоветовал, чтобы я немножко подождал, выучил японский и получил нужную для работы квалификацию, чтобы потом, когда я вернусь в Германию, на что-то жить. До этого я на самом деле никогда не думал о том, чтобы зарабатывать себе на жизнь, но меня предупредили, что существует много примеров людей, которые кончили тем, что провели всю свою жизнь в монастыре Дзэн просто потому, что у них не было другого выбора. Они не могли вернуться в общество, потому что не могли зарабатывать деньги. Я не мог себе представить, что такое вообще возможно: разве не были эти монахи Дзэн своего рода супер-люди, понимающие всё? Для того, кто осилил Дзэн, нет ничего невозможного - так почему сейчас беспокоиться о том, чтобы найти работу?

В итоге я решил выучить японский, прежде чем поехать в Японию, чтобы стать монахом. Так получилось, что в то время было модно думать, что элементарные частицы и галактики и вся вселенная подчиняются тем же законам, что учили Шакьямуни и Лао-Цзы, поэтому я решил также взяться в институте за физику и философию. Я думал, что, быть может, стану не только мастером Дзэн, но и получу нобелевскую премию. Хотя после двух с половиной лет, я понял, что уже одно изучение физики элементарных частиц является занятием на всю жизнь. Так что я бросил это дело.

В Германии нет бакалавра, так что ты не можешь закончить университет пока не получишь звание магистра. Когда мне было 22, я больше не мог ждать, чтобы стать поближе к тому, о чём думал, что это был "настоящий Дзэн", и решил взять один год для учёбы в университете в Кёто. В течение первых трёх месяцев я посещал еженедельные встречи Дзэн в центре Сото Дзэн в Кёто, и каждый месяц сэссин в Сонобэ, за пределами Кёто. Университетская жизнь в Японии оказалась такой же скучной, как и в Германии, и Дзэн не был реальностью в повседневной жизни Кёто. Он существовал для туристов, но там не было даже додзё, которые бы работали каждый день. Священники Дзэн были бизнесменами, не интересующимися практикой, а храмы работали только как кладбища, не додзё для практики. После нескольких месяцев в университете я даже узнал, что мой профессор был священником Сото Дзэн - он, конечно, не выглядел как один из них и преподавал Канта. Центр Сото Дзэн был моим единственным убежищем, и летом я решил провести два месяца в Сёриндзи, храме для сэссинов в Сонобэ.

Во время этих двух летних месяцев, июля и августа, я получил первое впечатление о "практике взрослого". Я думал, что люди в храме возьмут меня за ручку и научат всему. Это многообещающе началось тем, что они запихали меня на кухню в мой первый день, в качестве ассистента повара. Предполагалось, что я буду учиться первую неделю у главного повара, так, чтобы смог сам делать эту работу и быть поваром во вторую неделю. До этого я никогда не готовил более изысканную еду, чем омлет, так что не был уверен, что одной недели как помощник повара будет достаточно, чтобы научить меня делать эту работу. Особенно когда "главный повар" сказал мне, что он сам приехал из Швеции только неделю назад и это был его первый день, когда он один был ответственен за кухню. Через три дня он решил, что климат слишком жарок и влажен для него, и уехал. Так что я стал "главным поваром" на оставшиеся 10 дней, после только трёх дней "тренировки" у уставшего шведа. Я спросил местного священника, как он может ожидать от меня, чтобы я готовил еду для сангхи, совершенно ничего не зная о кулинарии. Разве кто-нибудь более компетентный не должен сначала научить меня этому? Его ответ был: "Это то, что Догэн Дзэндзи называет 'самопроявляющееся самадхи'. Ты должен читать Сёбогэндзо!". Я получил ещё много лекций в 'самопроявляющемся самадхи' в течение августа, когда буддийские храмы во всей Японии очень заняты с церемониями для предков прихожан их храмов. Священник тоже был очень занят, помогая в большом храме в Кёто, и в течение двух недель он появлялся поздно ночью и спал в Сёриндзи, только для того, чтобы рано утром поехать назад в Кёто. Все остальные уехали на свои каникулы, так что оказалось, что я один самостоятельно следую расписанию дня. Бегать по храму в 5 утра с колокольчиком, чтобы будить всех, хотя никого нет. Сидеть 2 часа дзадзэн, готовить завтрак, делать уборку, саму, нагревать ванну и после ужина одному сидеть 2 часа дзадзэн. Для того, кто пришёл в храм Дзэн, чтобы получить указания в "Дзэн", безусловно, прекрасная лекция. "Самопроявляющееся самадхи" или, как я называю это сейчас: практика взрослого.

В начале моего пребывания в Сёриндзи я услышал об Антайдзи от практикующего по имени Джордж. Весной Джордж провёл там две недели, и, хотя он не мог общаться с японскими монахами, он сказал, что они все 24 часа своей повседневной жизни живут в "глубоком самадхи". Оказалось, что священник в Сёриндзи тоже сначала был монахом в Антайдзи, и меня очень взволновала возможность допуска к Антайдзи, возможность увидеть это своими собственными глазами. Всё, что я слышал об Антайдзи, звучало как "настоящий Дзэн", о котором я мечтал: натуральное хозяйство, готовить без газа, никакого тепла зимой за исключением деревянной печки, 2 сэссина в месяц. И самое главное - исключительно японские монахи! Мне уже хватало эти фальшивых западных практикующих, мне нужна была практика с настоящими японскими людьми. В конце концов, я бы получил настоящие инструкции в "Дзэн"! Думая об этом сейчас, я не понимаю, как я никогда не проснулся ко всему этому бреду в моей голове?

Как бы то ни было, я получил допуск к Антайдзи и решил приостановить мою учёбу в университете в Кёто, чтобы практиковать там 6 месяцев. Я прибыл туда 30 сентября 1990 года, через две недели после того, как тайфун смыл дорогу, ведущую к Антайдзи, длинной в четыре километра. Казалось, что некоторые монахи были всё ещё в своего рода шоке, но я не понимал почему: разве не само собой разумеется, что "настоящий монастырь Дзэн" лежит далеко в горах, недоступен для обычных людей, даже не имеет почты? Я был даже, скорее, удивлён, что у них были электричество и телефон - разве настоящие монахи Дзэн не должны быть способны обходиться без этого?

Вы можете себе представить, насколько же ещё больше я был удивлён, когда на следующий день начался сэссин: я слышал, что в Антайдзи практикуют "чистый Дзэн" в традиции Догэна Дзэндзи, сикантадза без каких-нибудь примесей, сэссин без игрушек. Что же я увидел? Зал для медитации вибрировал от храпа монахов, некоторые похрапывали, падая назад со своих подушек, другие ударяясь головой об стенку!

(Продолжение следует)

(Дотё)

 

Путь в Антайдзи осенью 1990 года

 

 

Туалетная бумажка

 

...противно и неприлично. Это очевидно, что ваш разговор об уме взрослого человека и надоедливое хвастовство о качестве практики Антайдзи скрывает совершенно ясную незрелость. Мне жаль дураков, которые обманываются, слушая то говно, которое вы извергаете...

(Е-мэйл поклонника Туалетной бумажки)

 

Ты создаёшь Антайдзи! (Взрослая практика - Часть 8)

 

Я всё ещё помню мою первую ночь в Антайдзи: хотя храм находится далеко в горах, я постоянно слышал музыку, играющую с другой стороны долины. Даже в городе не было так шумно. Я помню, как в первую ночь я слышал госпел, голоса, кричащие "Аллиллуя" всю ночь. Я думал, что может быть на вершине горы находится церковь. Весь этот ночной шум мог бы быть одной из причин, почему все спали во время дзадзэн на следующий день. Точнее, не все спали всё время, но, по крайней мере, 3 или 4 из 5 японских монахов спали всегда. Меня это очень разочаровало; проделать весь этот путь из Германии, чтобы познакомиться здесь с "настоящим Дзэн". Как они могут спать во время дзадзэн? В Европе на сэссине обычно могут быть до 2 или 3 сотен человек, но там нет почти никого, кто бы спал. Так это было ошибкой, что я пришёл в Антайдзи? Может быть мне лучше было продолжать практиковать в каком-нибудь додзё в Германии?

Думая так, я уже забыл лекцию, которую дал мне перед обедом мой учитель, прежний абт Мияура Синю роси. Так получилось, что это была одна из самых важных лекций, которые он дал мне в течение своей жизни:

"Ты создаёшь Антайдзи! Не то, чтобы Антайдзи уже существует, и ты только присоединяешься. Антайдзи не больше, не меньше, чем то место, которое ты создаёшь".

Я думаю, что это было первое, что он говорил всем, кто приходил в Антайдзи. Ты создаёшь Антайдзи. И я уже жаловался, на то, что нашёл. Но я нашёл только тот Антайдзи, который я создал - или, точнее, обратную сторону всех своих возвышенных идей, которые были у меня в голове: об ужасно просветлённом мастере и опытных монахах, которые помогут мне в моей практике и решат за меня все проблемы моей жизни. Это заняло у меня довольно много времени - действительно увидеть, что это я создаю все эти проблемы, это я создаю Антайдзи, в те времена, когда он плох и когда хорош, это я создаю любовь и ненависть, все войны и мир в мире. Вопрос был не в том, как мой сосед может спать во время дзадзэн, а, скорее, в том, как я могу позволить себе беспокоиться об этом. Разве это время не для того, чтобы в первую очередь позаботиться о своей собственной практике?

После того, как закончился сэссин, я выяснил, откуда происходил весь этот ночной шум (днём было абсолютно тихо): рис был собран и сушился на дальней стороне бейсбольного поля, которое построили монахи, когда их было ещё достаточное количество для этой игры. Дикие свиньи спускались с гор каждую ночь, чтобы полакомиться свежесобранным рисом, и подразумевалось, что мощное радио, поставленное там, будет отпугивать их. На самом деле радио отпугивало скорее не свиней, а не давало нам спать ночью.

Я понял, что были и другие причины, почему монахи были такими уставшими во время дзадзэн. Два сэссина каждый месяц длятся 3 или 5 дней, с дзадзэн с 4 утра до 9 вечера, с перерывом только на еду. Естественно я думал, что эти два сэссина являются тем, вокруг чего построена практика в Антайдзи. Что же может быть более трудным, чем эти марафонские сэссины? Я увидел это по его окончанию: хотя тайфун, смывший дорогу, прошёл, в том году сильный дождь продолжал лить ещё 4 недели. Он смыл не только дорогу, но и 4 акра рисовых полей, вырвал сотни деревьев и полностью наполнил водоём, откуда Антайдзи берёт питьевую воду, грязью, камнями и деревьями. Вода из крана в Кёто не очень хороша на вкус, как и в большинстве японских городов. Так что по прибытию в Антайдзи я был удивлён, что вода здесь имела ещё более особый вкус и довольно туго текла из крана. Кроме того, она была коричневого цвета. Когда я увидел водоём после сэссина, то понял почему: то, что я принял за воду, было грязью, смытой в водоём. Нашей задачей в течение следующих 3 дней было вычистить его от всей этой грязи, камней и деревьев. Монахи хотели, чтобы из крана снова текла чистая вода, и хотя шёл всё ещё довольно сильный дождь, работа продвигалась с большой скоростью даже когда уже стемнело. Сэссин делал больно ногам, но это был ад. После трёх дней саму, у нас был "свободный день". Я думаю, что он назывался "свободным", потому что в свободные дни нет дзадзэн. Вместо этого мы прошли четыре километра, которые были до этого дорогой, потом проехали на велосипеде 15 километров до ближайшего города Хамасака, чтобы забрать почту, купить соевый соус и масло для кухни, горючее для грузовика, трактора и пилы. Всё это надо было отнести обратно в двадцатилитровых канистрах, две из которых нёс каждый на спине. После "свободного дня", саму продолжался: упавшие деревья должны были быть разрезаны и отнесены в сарай, где их рубили на дрова для кухни или топки ванной. Надо было построить временную дорогу вниз. Надо было обмолотить рис. Работа на овощном огороде принадлежала прошлому. Даже в дни с сильным дождём, мы не знали работы в доме. И сэссины на самом деле оказались нашими единственными каникулами.

(Дотё)

 

 

Туалетная бумажка

Не ешь тот жёлтый снег!

(Frank Zappa)

Январь 2004

Меня не волнует, если я умру... (Взрослая практика - Часть 9)

 

Жизнь, которая ожидала меня в Антайдзи, довольно сильно отличалась от той "практики Дзэн", которую я представлял себе до этого. В прошлом месяце я написал о своём изумлении, когда увидел монахов, спящих в дзадзэн, а также о том, какой тяжёлой была для меня работа, и про совершенно новое отношение по части практики, о котором я никогда не думал до этого: "Ты создаёшь Антайдзи!". Я хочу ещё немного поразмыслить об этом моём первом впечатлении от Антайдзи.

Говорят, что работа в Антайдзи физически тяжела, и я на самом деле ощутил, что так оно и есть. Это происходит не потому, что работа - часть практики, а посему должна быть настолько тяжёлой, насколько возможно, чтобы довести нас до предела. Нет, мы просто делаем всё, что нужно для поддержания нашей жизни здесь, и так уж получилось, что это гораздо больше, чем я представлял себе, когда слышал, что Антайдзи ведёт "натуральное хозяйство". Особенно той осенью, когда я прибыл, так вышло из-за тайфуна, который смыл дорогу и рисовые поля и выкорчевал сотни деревьев. В возрасте 22 я никогда не поднимал ничего тяжелее, чем том "Сёбогэндзо", и я также не мог отличить овощи от сорняков в огороде. Три дня таскания камней и упавших деревьев под сильным осенним дождём уже довели меня до предела. Главный монах спросил меня во время паузы: "Все немецкие 'практикующие Дзэн' такие ленивые?"

На самом деле я отнюдь не думал, что ленив. Я старался изо всех сил, но этого было не достаточно - и, конечно, сильно недоставало до того, что требовалось! В школе я всегда был одним из лучших - теперь же я был для всех только обузой. Для меня это было тяжёлым опытом, но я уверен, что это было ещё более утомительным для монахов, которые должны были терпеть ту боль в заднице, которую я, должно быть, представлял для них.

Я был удивлён не только количеством работы, которая должна была быть сделана, но и отсутствием эффективности, с которой она делалась. Конечно, никто не ожидает от студента колледжа, который только что приехал и представляет собой лишь обузу, чтобы он давал свои комментарии о том, как делать вещи или как они могут быть сделаны более эффективно. Мой мастер, Мияура Синю роси, также всё ещё принимал участие в большинстве работ в то время, но пытался даже менее опытным монахам дать шанс быть творческими и развить некоторое чувство ответственности; он не играл роль лидера, даже когда было очевидно, что время и силы тратятся на ненужную работу. В Дзэн обычно говорят вещи типа "двигай тело, а не ум!" - что кончается тем, что мы днями были заняты работой, которая могла бы быть сделана за несколько часов. В таких ситуациях мне было нелегко просто молча следовать за другими монахами, как это ожидалось. То, что мы делали, казалось просто слишком глупым!

Но если я думаю об этом сейчас, то ясно, что самая "не-эффективная" практика, которую можно себе представить, - это сам дзадзэн. Я пришёл, чтобы практиковать дзадзэн, так как же я мог жаловаться на то, что работа занимала больше времени, чем необходимо (одной из причин чему было то, что я сам не вносил свой вклад)? Если ты хочешь практиковать дзадзэн, то должен быть готов тратить впустую и тело и ум "за просто так". В этом смысле, неэффективная работа, в которой я принимал участие в Антайдзи, была хорошей практикой, которая "ничего не даёт".

Молотьба риса вызвала у меня аллергию сенней лихорадки, которая заставила меня кашлять до зимы. Я кашлял во время работы, во время дзадзэн и даже в течение ночи. Я повторюсь: это было тяжело для меня, но это даже больше мешало монахам вокруг меня, которые, по-видимому, ничего не имели против, если бы я уехал. Мой мозг не соглашался с тем, что я делал, моё тело болело, а моим лёгким было тяжело дышать - почему бы мне не уехать на самом деле? Единственное время, когда я чувствовал себя в Антайдзи самим собой, это было во время часов дзадзэн, но здесь есть и другие места, где можно практиковать дзадзэн, и 22-летнего студента колледжа ожидает в мире большее удовольствие, нежели таскание камней и деревьев под дождём. Я думаю, что причиной, по которой я остался, было то, что я имел довольно негативный взгляд на жизнь. "Я ничего не имею против, если умру таким образом", думал я. Однажды один монах сказал мне: "У тебя нет совершенно никаких эмоций!". В то время я даже не понял, о чём он говорил, но я думаю, что он имел в виду моё полное отсутствие интереса к жизни.

Иногда люди говорят, что буддизм негативно смотрит на жизнь, ставя ударение на то, что сама жизнь - страдание. Я так не думаю. Скорее наоборот, я думаю, что открыл интерес к своей жизни с помощью этого первого опыта в Антайдзи, что позднее привело меня к открытию радости просто быть живым прямо сейчас, в данный момент. Но в 22 года, это не казалось мне возможным. Жизнь была таким бременем. Каждый день был просто ещё 24 часа скуки. Как я могу сбежать из этой тюрьмы? Если бы у меня в голове не было идеи, что если я не смогу вынести трудности жизни в Антайдзи, "то с таким же успехом могу и умереть", то я уверен, что сразу же вернулся бы в университет в Кёто. Но идеи типа "наслаждаться жизнью" или "заботиться о своём теле и уме и жить долгой и счастливой жизнью" были мне абсолютно чужды. Если Дзэн не сработает для меня, то пусть он, по крайней мере, убьёт меня... Я был довольно подавленным мальчиком в то время, и всё ещё благодарен монахам, которые, несмотря ни на что, делили со мной свою жизнь.

Смешно, но казалось, что монахи смотрели на время дзадзэн, которое представляло для меня единственное время, когда я мог быть самим собой, как "время сна". В прошлом месяце я уже писал о том, что одной причиной тому было количество работы и совершенная отдача, с которой монахи жертвовали собой для защиты храма. Но это было не единственной причиной, Другой, даже более важной причиной, было, как мне кажется, отсутствие мотивации практиковать дзадзэн. Когда новички слышат, что "дзадзэн ничего не даёт", это может вначале удивить их, но и в тоже время это звучит как-то круто. Если ты практикуешь это "дзадзэн ничего не даёт" каждое утро и каждый вечер, с двумя сэссинами каждый месяц, на протяжении, скажем, 5 или 6 лет, то перспектива меняется: "Что я здесь делаю на самом деле? Они сказали мне, что дзадзэн ничего не даёт - я боюсь, именно так оно и есть!".

"Взрослая практика" начинается именно в этот момент. К сожалению, только немногие практикующие понимают это. Большинство ожидает помощи от "учителя" или какого-нибудь более опытного человека. И если они не получают её, или же она приходит не в той форме, в какой они её ожидают, то они теряют свою начальную мотивацию практиковать дзадзэн. До тех пор, пока мы всё ещё надеемся, что мы можем "попасть куда-нибудь" с нашей практикой, мы готовы стараться изо всех сил, но когда понимаем, что эта практика на самом деле не уводит нас "куда-нибудь", что она совершенно точно ничего не даёт, мы будем приходить в зал для дзадзэн только потому, что должны - и засыпать!

Наиболее страшно во сне во время дзадзэн то, что если однажды у нас появилась такая привычка, то мы перестаём замечать, что на самом деле спим. Даже хотя учитель пытается разбудить нас, говоря "прекрати спать!", мы будем только думать: "О ком он говорит? Обо мне? Нет, я не сплю... Я практикую дзадзэн, как и все остальные здесь... Разве не об этом идёт речь в 'дзадзэн ничего не даёт'?".

Если однажды мы упадём так глубоко, то больше не можем заботиться о нашей собственной практике как взрослые. И если учитель после всего этого пытается помочь нам, то мы даже не можем услышать его. Мы потеряны.

(Дотё)

 

 

Туалетная бумажка