Последние приготовления, те, кто остались, спасение

Я спал очень крепко до тех пор, пока не был разбужен неожиданным пушечным выстрелом. Быстро вскочив, я услышал, как кто‑то обращается ко мне:

– Губернатор, губернатор! – и узнал голос Бёрка.

Поднявшись на вершину холма, я увидел, что он уже там. Он указал мне на корабль и заключил меня в объятия.

– Дорогой друг и спаситель, – сказал он, – вот ваш корабль, ибо он полностью принадлежит вам, как и все мы и всё, что на нем находится.

Я взглянул на море и действительно увидел корабль, покачивавшийся на волнах примерно в полумиле от берега. Он снялся с якоря, как только Бёрк завладел им, а поскольку погода была ясная, то капитан велел направить его к устью моей речки. Корабль теперь стоял почти напротив того места, где я когда‑то причаливал плот, то есть прямо у порога моего дома.

Я уже чувствовал вкус свободы. Большой корабль стоял наготове, чтобы увезти нас с Пятницей с острова туда, куда я пожелаю. В первые минуты я был не в состоянии вымолвить ни единого слова. Бёрк заметил, до какой степени я взволнован, и, достав из кармана флягу с ромом, специально принесенную для меня, дал мне отхлебнуть из нее. После этого я сел прямо на землю.

Бедняга и сам не мог опомниться от радости, хотя она не была для него такой неожиданной, как для меня. Он сказал мне тысячу самых добрых и ласковых слов, стараясь помочь мне успокоиться и взять себя в руки. Однако я был до того взволнован, что никак не мог прийти в себя. Наконец от душевного волнения слезы хлынули из моих глаз, и через некоторое время я вновь обрел дар речи. Теперь настала моя очередь обнять капитана, моего спасителя, и мы оба возликовали.

Мы немного побеседовали, а потом капитан сообщил, что принес с корабля кое‑какое угощение, которое не было разграблено во время мятежа. С этими словами он громко окликнул находившихся в лодке матросов и велел доставить на берег вещи, предназначенные губернатору. Подарок оказался таким, словно я собирался остаться на острове, а не уехать с ними.

Во‑первых, капитан привез мне целый погребец великолепных спиртных напитков, шесть больших бутылок мадеры, два фунта превосходного табака, двенадцать здоровенных кусков говядины, шесть кусков свинины, мешок гороха и около ста мер сухарей.

А кроме этого, что было в тысячу раз ценнее, он привез мне чистые рубашки, прекрасные шейные платки, башмаки, шляпу и пару чулок, а также один из своих костюмов, почти не ношенный. Одним словом, он одел меня с головы до пят. Для человека в моих обстоятельствах это был очень щедрый и приятый подарок, но как же неловко, непривычно и неуклюже я чувствовал себя в этой одежде, впервые за много лет облачившись в подобный наряд!

По окончании всех церемоний, когда все это добро было перенесено в мои крохотные апартаменты, мы принялись рассуждать, как нам поступить с пленниками. Надо было решить, следует забрать их с собой или нет. Особые сомнение вызывали два человека, которые, по мнению капитана, были неисправимы и упрямы до крайности. Бёрк сказал, что это такие мерзавцы, которые не заслуживают снисхождения. Если бы он и взял их на борт, то только закованными в кандалы и только для того, чтобы отдать их под суд в первой же английской колонии, куда зайдет корабль. Я понял, что капитан не на шутку обеспокоен перспективой пребывания этих негодяев на корабле.

Тогда я сказал, что, если он пожелает, то я попытаюсь сделать так, чтобы эти вышеупомянутые матросы сами попросили, чтобы их оставили на острове, впрочем, предупредив капитана, что это равнозначно замене одного приговора другим.

– Я был бы искренне рад, если бы это получилось, – сказал капитан.

– Ну, тогда я пошлю за ними и поговорю от вашего имени.

И я попросил Пятницу и двух заложников сходить в пещеру, привести пятерых мятежников в мою летнюю резиденцию и сторожить их там до моего прихода.

Через некоторое время я появился там в новом платье, и теперь меня снова называли губернатором. Когда все собрались и капитан Бёрк сел рядом со мной, я приказал привести ко мне пленников и сказал им, что располагаю подробной информацией об их злодейском поведении по отношению к капитану и о том, как они захватили корабль и намеревались стать пиратами. Однако Провидению было угодно, чтобы они сами упали в ту яму, которую готовили другим.

Я сообщил им, что по моему приказу корабль был отбит. Теперь он стоит на рейде, а они вскоре получат возможность посмотреть, как поплатится за свои злодеяния их новый капитан Дойл, которого вздернут на нок‑рее.

Хотелось бы знать, что они скажут в свое оправдание, чтобы я не повесил их как пиратов, ибо мой пост не оставлял им сомнений в том, что я имею полномочия распорядиться именно таким образом.

Один из них ответил от лица остальных, что они могут сказать только одно: когда они были арестованы, Бёрк обещал сохранить им жизнь, и они умоляют меня о помиловании. Однако я ответил, что не знаю, на какую милость они могут надеяться. Что касается меня самого, то я принял решение покинуть этот остров со всеми моими людьми и отправиться в Англию. А Бёрк может доставить их в Англию только в качестве арестантов и отдать под суд за учиненный ими мятеж, и их непременно казнят. Что до меня лично, то, по моему мнению, им было бы лучше всего довериться судьбе и остаться на острове. Если они согласятся на это, то я не стану настаивать на их казни, и они смогут жить здесь после моего отъезда. В то же время я предупредил их о том, что этот остров – мрачное место и что такое решение нельзя назвать снисхождением.

Они, казалось, были очень обрадованы и заявили, что предпочитают остаться на острове, чем отправиться в Англию и умереть на виселице. На том и порешили.

Впрочем, Бёрк сделал вид, будто все не так просто и что он не хочет, чтобы они оставались на острове. Тогда я, в свою очередь, притворился, что недоволен капитаном, потому что они – мои пленники, а не его. И коль скоро я проявил снисхождение к ним, то намерен сдержать свое обещание. А если капитан не согласен, то я предоставлю им свободу, и тогда пусть он сам арестовывает их, если, конечно, поймает.

Похоже, бывшие мятежники были очень благодарны мне за такие слова, и я отпустил их на свободу, велев уйти в лес, к тому месту, где мы их держали. Я обещал оставить им несколько ружей, кое‑какие боеприпасы и указания, как им следует поступать, если они согласны остаться и желают обеспечить себе нормальную жизнь на острове.

Затем я приготовился сесть на корабль, но сказал Бёрку и Пятнице, что хочу провести ночь на острове, чтобы собрать вещи. Когда капитан ушел, я велел привести матросов в мои апартаменты и со всей серьезностью побеседовал с ними о том, в каких условиях им предстоит жить. Я сказал им, что, с моей точки зрения, они сделали правильный выбор, даже при том, что жизнь на острове нельзя назвать безопасной. Если капитан Бёрк увезет их с острова, им не избежать виселицы. Я показал им тело самозваного капитана, болтавшееся на нок‑рее, и объяснил, что такая же участь ожидает и их.

Когда все мятежники выразили желание остаться, я объявил, что поведаю им историю моей жизни на острове, и объясню, каким образом можно облегчить их существование. Итак, я рассказал им историю этого места, а также о том, как я сюда попал. Я предупредил их о существовании ужасного капища и о спящем повелителе Катхулу, о том, что надо внимательно прислушиваться ко всем мыслям, которые приходят в голову на острове, а также к природе острова. Я показал им мои крепостные сооружения, рассказал о том, как я пек хлеб, выращивал зерно, вялил виноград. Одним словом, обо всем, что им необходимо было знать, чтобы прожить здесь как можно дольше. Я также рассказал им о семнадцати испанцах, которые могут прибыть на остров, и оставил письмо для них, потребовав, чтобы матросы пообещали обращаться с ними как с равными. Здесь следует отметить, что на корабле у Бёрка имелись чернила, и он был очень удивлен, что я так и не додумался изготовить их из древесного угля и воды, если я сумел сделать гораздо более сложные вещи.

Я передал остающимся на острове свое огнестрельное оружие и три меча, а также полтора бочонка пороха. Я подробно рассказал им о том, как нужно обращаться с козами, как их доить и кормить, как делать масло и сыр. Рассказав им в подробностях о своей жизни на острове, я пообещал им поговорить с Бёрком и попросить, чтобы он оставил им еще пороха и кое‑какие семена, которые, как я им объяснил, очень пригодились бы здесь. Я передал им мешок гороха, подаренный мне капитаном, и настоятельно рекомендовал не есть, но посеять его и снять больший урожай.

Еще раз предупредив, чтобы они держались подальше от мрачного храма, на следующий день я распрощался с ними и сел на корабль. Мы приготовились к отплытию, но в ту ночь не стали сниматься с якоря.

Утром к кораблю подплыли двое из пятерых, оставшихся на острове, и, горько жалуясь на то, как им страшно на острове, именем Господа заклинали разрешить им подняться на борт, ибо иначе их заберет Великий Спящий Катхулу. При этом они умоляли Бёрка взять их на борт даже в том случае, если они будут немедленно повешены.

Тогда он сделал вид, что не может решить этот вопрос без моего согласия. Но, в конце концов, заставив их поклясться в том, что они исправятся, их подняли на борт и через некоторое время подвергли порке с натиранием спины солью. После чего они стали совершенно честными и послушными малыми.

Вскоре после этого начался прилив, и капитан отправил на берег шлюпку с вещами, обещанными остающимся на острове. Благодаря моему вмешательству Бёрк велел погрузить в нее принадлежавшие им матросские сундучки и одежду. Мятежники приняли все с великой благодарностью. Я также подбодрил их, обещав, что не забуду о них и, если представится возможность, пришлю за ними какой‑нибудь корабль.

Покидая остров, я взял с собой на память собственноручно сшитую огромную шапку из козьего меха. Не забыл я и об упоминавшихся ранее деньгах, которые так долго пролежали без употребления, что покрылись налетом и потускнели. А также о деньгах, обнаруженных на потерпевшем кораблекрушение испанском судне. Пятница не взял с собой ничего, кроме своего деревянного меча, который он носил на боку, заткнув его за пояс из козлиной шкуры.

Так 19 декабря 1686 года, если судить по корабельному журналу, я покинул мое убежище, мою тюрьму, Остров Отчаяния, проведя на нем двадцать семь лет, два месяца и девятнадцать дней, и из этого второго в моей жизни плена я был вызволен в тот самый день месяца, когда я бежал от мавров из Сале.