В которой яростный поединок между Западом и Востоком заканчивается победой Востока

 

Можно сказать с полной уверенностью, что ни Жильдасу Трегомену, ни Жюэлю, казалось бы уже привыкшим за последнее время к самым невероятным жизненным осложнениям, никогда бы в голову не пришло, что они столкнутся с подобным фактом!

Дядюшку Антифера, этого закоренелого холостяка, прижали к стене! И как прижали! И к какой стене!.. К стене брака, которую он должен был перескочить, чтобы не лишиться своей доли неслыханного наследства!

Жюэль попросил дядю рассказать подробно о том, что произошло. И дядюшка рассказал, сопровождая свои слова залпами таких отборных проклятий, что они взрывались подобно снарядам, к несчастью только безвредным для Замбуко, защищенного стенами своего дома в мальтийском квартале.

Попробуйте только представить себе этого старого холостяка в несвойственной ему роли: дожить до сорока шести лет, чтобы получить в жены сорокасемилетнюю деву и превратиться в восточного человека, в этакого Антифера‑пашу!

Жильдас Трегомен и Жюэль, растерянные и ошеломленные, молча переглядывались; одна и та же мысль пришла им в голову.

«Пропали миллионы!» — подумал Жильдас Трегомен.

«Теперь я могу жениться на моей дорогой Эногат!» — подумал Жюэль.

В самом деле, разве можно было допустить, что дядюшка Антифер пойдет навстречу требованиям Замбуко и согласится стать его шурином! Нет! Он ни за что не подчинится выдумке банкира, даже если речь будет идти о миллиарде!..

Между тем малуинец шагал взад и вперед по гостиной из угла в угол. Потом он остановился, сел, вскочил, подошел к Жюэлю и Трегомену, заглянул им в лицо, но, не выдержав, тут же отвел взгляд.

На него жалко было смотреть, и если Жильдас Трегомен и прежде утверждал, что его друг близок к помешательству, то сейчас, пожалуй, он был недалек от истины. Поэтому Жюэль и Трегомен, по молчаливому уговору, решили ни в чем не противоречить дядюшке Антиферу. Пройдет немного времени, он соберется с мыслями и сам сможет здраво оценить создавшееся положение.

И вот он наконец снова заговорил, но как! Прерывисто, разрубая с какой‑то яростью каждую фразу:

— Сто миллионов… потерянных из‑за упрямства этого негодяя… Разве его не следует гильотинировать? Повесить!.. Расстрелять!.. Проткнуть кинжалом!.. Отравить!.. Посадить на кол!! Он отказывается дать мне свою широту, если я не женюсь… Жениться на этой мальтийской уродине, которую не взяла бы ни одна сенегальская обезьяна!.. Как, по‑вашему, я могу жениться на этой мадемуазель Талисме?!

Конечно, нет! Его друзья никак не могли этого вообразить!.. Одно предположение, что такую невестку и тетку можно ввести в лоно уважаемой семьи Антифера, казалось просто чудовищным!

— Ну, говори же, лодочник!

— Что, старина?

— Разве кто‑нибудь имеет право оставить в глубине ямы сто миллионов, когда нужно сделать только один шаг, чтобы их взять?

— Я не могу сразу ответить на этот вопрос! — уклончиво сказал добряк Трегомен.

— А! Не можешь! — закричал дядюшка Антифер, метнув шляпу в угол гостиной. — Хорошо. Тогда, может быть, ты ответишь на другой вопрос?

— На какой?

— Если, допустим, какой‑нибудь дурак нагрузит судно… скажем, габару… ту же «Прекрасную Амелию»…

Жильдас Трегомен понял, что «Прекрасной Амелии» предстоит тягостная минута.

— …Если он нагрузит это старое корыто ста миллионами золота и объявит при этом всенародно, что прорубит в трюме дыру и потопит миллионы в открытом море… как ты думаешь, правительство разрешит ему это сделать?.. Ну! Говори же!..

— Не думаю, старина.

— А это чудовище, этот Замбуко вбил себе в голову именно это! Ему стоит лишь слово сказать — и его миллионы и мои миллионы будут найдены! А он уперся и молчит!

— В жизни я еще не видел более мерзкого мошенника! — воскликнул Жильдас Трегомен, стараясь придать своему голосу выражение гнева.

— А ты, Жюэль?

— Что, дядя?..

— Если мы заявим об этом властям?

— Конечно, это крайнее средство…

— Да… потому что власти могут сделать то, что запрещено частному лицу… Власти могут подвергнуть его пытке… терзать его грудь калеными клещами… жечь ему ноги на медленном огне… и для него не будет другого выхода, как только покориться.

— Мысль неплохая, дядюшка.

— Превосходная мысль, Жюэль, и, чтобы взять верх над этим гнусным торгашом, я готов пожертвовать моей долей сокровищ и отдать ее в общественное пользование…

— Ах! Вот это было бы прекрасно, благородно, великодушно! — воскликнул Жильдас Трегомен. — Вот это было бы достойно француза, малуинца… настоящего Антифера.

Несомненно, дядюшка, высказывая это предположение, зашел слишком далеко, гораздо дальше, чем хотел, потому что он бросил такой страшный взгляд на Жильдаса Трегомена, что достойный человек сразу же прекратил свои восторженные излияния.

— Сто миллионов!.. Сто миллионов! — повторял дядюшка Антифер. — Я его убью, этого проклятого Замбуко…

— Дядя!

— Друг мой!

Действительно, можно было опасаться, что малуинец в состоянии крайнего возбуждения решится на такое страшное дело, за которое, впрочем, ему и не пришлось бы отвечать, так как преступление было бы совершено в припадке психического расстройства.

Жильдас Трегомен и Жюэль попытались его успокоить, но он резко их оттолкнул, обвиняя в том, что они в сговоре с его врагами, что они — на стороне банкира и отказываются помочь ему раздавить Замбуко, как таракана, заползшего в камбуз! note 152

— Оставьте меня!.. Оставьте! — закричал он, топая ногами.

Подобрав с полу свою шляпу, он выбежал из гостиной, с треском захлопнув дверь.

Жюэль и Трегомен, вообразив, что дядюшка Антифер помчался убивать Замбуко, решили броситься вслед за ним, дабы предотвратить несчастье. Но тут же они облегченно вздохнули, увидев, что он поднялся к себе в номер и запер дверь двойным поворотом ключа.

— Лучшее, что он мог сделать! — заключил Жильдас Трегомен, покачав головой.

— Да… бедный дядя! — вздохнул Жюэль.

Ясно, что после такой сцены они потеряли всякий аппетит и поели кое‑как.

Кончив обед, друзья пошли подышать свежим воздухом к берегу озера Баира. Выходя из отеля, они столкнулись с Бен‑Омаром и Назимом. Следует ли сообщить нотариусу о случившемся? Ну конечно, да. И тот не замедлил высказать свое мнение, когда узнал об условиях, предложенных банкиром дядюшке Антиферу:

— Он обязан жениться на мадемуазель Замбуко! Он не имеет права отказываться! Он не имеет права! Нет!

Такого же мнения держался и Саук, который, не задумываясь, женился бы на ком угодно, если бы получил подобное приданое.

Жильдас Трегомен и Жюэль повернулись к ним спиной и, глубоко задумавшись, пошли дальше по улице Морского Флота.

Был чудесный вечер. Легкий морской ветерок, принося прохладу, манил людей на прогулку.

Молодой капитан и Жильдас Трегомен направились к городской стене, вышли за ворота к порту и очутились на берегу озера. Заняв столик в первом попавшемся кафе, они заказали бутылку вина и занялись на свободе обсуждением последних событий. Им казалось, что в данную минуту все складывается просто. Дядюшка Антифер никогда не согласится уступить требованию банкира Замбуко. Следовательно, он откажется от поисков второго острова. Значит, они покинут Тунис с ближайшим пакетботом. И — какое счастье! — они быстро вернутся во Францию!

Конечно, это единственно возможный выход из положения. Только к лучшему, если они вернутся в Сен‑Мало без колоссальных денег, завещанных Камильк‑пашой. Да и зачем этот паша придумал столько ухищрений!..

К девяти часам Жильдас Трегомен и Жюэль вернулись в гостиницу. Они поднялись в свои комнаты, задержавшись на минуту перед дверью номера дядюшки Антифера. Он не только не спал, но даже не прилег. Быстро шагая взад и вперед по комнате, он разговаривал сам с собой, беспрестанно повторяя задыхающимся голосом:

— Миллионы… миллионы… миллионы!..

Жильдас Трегомен постучал себя по лбу, давая этим понять, что Антифер окончательно свихнулся. Затем, пожелав друг другу доброй ночи, они расстались в большой тревоге.

На следующий день Жильдас Трегомен и Жюэль поднялись очень рано. Они должны были увидеться с дядюшкой Антифером, в последний раз обсудить с ним положение, создавшееся в результате отказа Замбуко, и заставить дядюшку незамедлительно принять окончательное решение. И какое еще могло быть решение, кроме одного: сложить чемоданы и — чем быстрее, тем лучше — уехать из Туниса? По справкам, наведенным молодым капитаном, пакетбот, стоявший в Ла‑Гулетте, должен был в тот же вечер отправиться в Марсель. Чего бы не дал Жюэль за то, чтобы его дядя был уже на борту пакетбота, в своей каюте, в доброй сотне миль от африканского побережья!..

Жильдас Трегомен и Жюэль прошли по коридору и постучали в дверь комнаты дядюшки Антифера.

Никакого ответа.

Жюэль постучал сильнее.

Опять молчание.

Неужели дядюшка все еще спал, спал крепчайшим сном моряка, на которого не действует даже грохот двадцатичетырехдюймовой пушки? Или… может быть… в минуту отчаяния, в припадке нервной горячки он покончил с собой?..

Жюэль сбежал с лестницы, перепрыгивая сразу через четыре ступеньки, и спустя несколько секунд был у швейцара, между тем как Жильдас Трегомен, чувствуя, что у него подгибаются колени, держался за перила.

— Где господин Антифер?

— Он вышел на рассвете, — ответил швейцар на вопрос молодого капитана.

— И не сказал, куда ушел?

— Не сказал.

— Неужели он опять побежал к этому негодяю Замбуко? — воскликнул Жюэль, увлекая за собой Жильдаса Трегомена на площадь Морского Флота.

— Но, если он там… значит, он согласился… — пробормотал Жильдас Трегомен.

— Это невозможно! — вскричал Жюэль.

— Нет, это возможно! Ты только подумай, Жюэль: он возвращается в Сен‑Мало, в свой дом на улице От‑Салль, а рядом с ним — мадемуазель Талисма Замбуко? Привезти нашей маленькой Эногат такую мальтийскую тетку? Он же сам назвал ее обезьяной!

В страшной тревоге они сидели за столиком в кафе, которое находилось напротив гостиницы «Франция». Отсюда легко было подстеречь возвращение дядюшки Антифера.

Говорят, утро вечера мудренее, но, как видно, это не всегда оправдывается. Мы знаем только одно: на рассвете наш малуинец пошел в сторону мальтийского квартала и за несколько минут, будто за ним по пятам гналась свора спущенных с цепи собак, достиг дома банкира.

Замбуко взял себе за правило вставать и ложиться с солнцем. И банкир и лучезарное светило вместе совершали свой дневной путь. Поэтому, когда дядюшка Антифер вошел к банкиру, тот уже сидел за письменным столом, словно оберегая несгораемый шкаф, находившийся за его спиной.

— Здравствуйте, — сказал Замбуко, поправляя очки, чтобы лучше рассмотреть лицо посетителя.

— Это было ваше последнее слово? — немедленно приступил к делу дядюшка Антифер.

— Последнее.

— И, если я не женюсь на вашей сестре, вы не дадите мне письма Камильк‑паши?

— Не дам.

— Тогда я женюсь!

— Я это знал! Женщина, которая приносит вам в приданое пятьдесят миллионов!.. Сын Ротшильда был бы счастлив стать супругом Талисмы…

— Хорошо… Значит, и я буду счастлив, — ответил дядюшка Антифер с кислой гримасой, которую даже и не пытался скрыть.

— В таком случае, пойдемте, шурин, — предложил Замбуко.

И он вышел из‑за стола, как бы намереваясь подняться по лестнице в верхний этаж.

— Она здесь?! — в ужасе закричал дядюшка Антифер.

И лицо его приняло такое выражение, какое бывает у осужденного на смерть в ту самую минуту, когда тюремный сторож будит его со словами: «Ну, идите же… мужайтесь!.. Да, это произойдет сегодня».

— Умерьте ваш пыл! Потерпите, влюбленный юноша! — сказал банкир. — Разве вы забыли, что Талисма на Мальте?..

— Так куда же мы идем? — произнес дядюшка Антифер со вздохом облегчения.

— На телеграф.

— Сообщить ей приятную новость?..

— Да. И пригласить ее приехать сюда…

— Вы можете ей сообщить эту новость, господин Замбуко, но я предупреждаю вас, что не намерен ждать… мою будущую… в Тунисе.

— Почему?

— Потому что ни вы, ни я не можем терять даром времени!.. Как только выяснится географическое положение острова, мы тотчас же отправимся на его поиски. Дело не терпит отлагательств.

— Э‑э, шурин, неделей позже, неделей раньше, не все ли равно!

— Нет, вовсе не все равно! Вы, так же как и я, должны торопиться поскорее вступить во владение наследством Камильк‑паши!

Да, этот жадный и хищный банкир должен был торопиться нисколько не меньше, чем дядюшка Антифер. Хоть Замбуко и старался скрыть нетерпение под маской равнодушия, он сгорал от желания поскорее упрятать в сейф свою долю миллионов. Поэтому он не стал возражать своему собеседнику.

— Хорошо, я согласен, — сказал он. — Я приглашу сестру после того, как мы вернемся… Но я должен предупредить ее о счастье, которое ее ожидает.

— Да… которое ее ожидает! — ответил Пьер‑Серван‑Мало, не уточняя, какого рода счастье предназначено девице, столько лет мечтавшей о муже!

— Но прежде всего вы должны мне дать обязательство по всей форме, — заявил Замбуко.

— Составьте его, я подпишу.

— С неустойкой?

— Согласен. Сколько… неустойки?..

— Скажем, пятьдесят миллионов, которые причитаются на вашу долю…

— Пусть так… и покончим с этим! — ответил дядюшка Антифер, покорившийся необходимости стать мужем мадемуазель Талисмы, раз уж он не сумел избежать этого счастья.

Банкир взял лист чистой бумаги и своим крупным почерком написал долговое обязательство, тщательно взвесив все его пункты. Было оговорено, что часть, полученная капитаном Антифером в качестве наследника Камильк‑паши, целиком отдается мадемуазель Талисме Замбуко в том случае, если ее жених, капитан Антифер, через пятнадцать дней после обнаружения сокровищ откажется вступить с ней в законный брак!

Яростным росчерком пера Пьер‑Серван‑Мало подписал обязательство, и банкир спрятал бумагу в секретный ящик своего сейфа.

Одновременно он вынул оттуда пожелтевшую бумагу… Это было письмо Камильк‑паши, полученное банкиром двадцать лет назад.

Со своей стороны, дядюшка Антифер извлек из кармана бумажник и достал не менее пожелтевшую от времени бумагу… Это был документ, найденный на первом острове.

Взгляните, вот они, эти два наследника: они пристально следят друг за другом, как дуэлянты, скрестившие шпаги; их руки постепенно вытягиваются, их пальцы дрожат от прикосновения к документу, с которым им жалко расстаться… Какая сцена для наблюдателя! Сто миллионов! Еще одно движение — и они сосредоточатся в одной семье!

— Ваше письмо? — сказал Антифер.

— Ваш документ? — повторил банкир.

Обмен состоялся. И вовремя! Сердца обоих бились с такой силой, что могли разорваться!

На документе, гласившем, что он должен быть передан неким Антифером из Сен‑Мало некоему Замбуко из Туниса, была указана следующая долгота: 7 o 23' к востоку от парижского меридиана.

В письме, сообщавшем, что к вышеупомянутому Замбуко из Туниса явится в свое время некий Антифер из Сен‑Мало, была отмечена следующая южная широта: 3 o 17'.

Теперь оставалось только скрестить эти две линии на карте, чтобы определить положение второго острова.

— У вас есть атлас? — спросил банкир.

— Атлас и племянник, — ответил Антифер.

— Племянник?

— Да. Молодой капитан дальнего плавания, который произведет эту операцию.

— Где же ваш племянник?

— В гостинице «Франция».

— Идемте туда, шурин, — предложил банкир, надевая старую шляпу с широкими полями.

— Идемте! — согласился дядюшка Антифер.

Оба направились к площади Морского Флота. Когда они поравнялись с почтовым бюро, Замбуко предложил войти туда и отправить телеграмму на Мальту.

Дядюшка Антифер не возражал. Таким образом, мадемуазель Талисма Замбуко была предупреждена, что ее руки домогается «офицер французского флота», получивший уже от брата согласие, так как состояние и происхождение жениха вполне приемлемы.

Телеграмма была оплачена и зарегистрирована, после чего сонаследники вскоре оказались на площади. Жильдас Трегомен и Жюэль бросились им навстречу.

Как только дядюшка Антифер увидел их, его первым движением было отвернуться, но он устоял против этой непростительной слабости и высокомерным тоном представил им компаньона:

— Банкир Замбуко.

Банкир бросил исподлобья недружелюбный взгляд на спутников своего будущего шурина.

Затем дядюшка Антифер прибавил, обращаясь к Замбуко:

— Мой племянник Жюэль… Жильдас Трегомен, мой друг.

По знаку дядюшки все направились к отелю; по пути им встретились Бен‑Омар и Назим, но малуинцы сделали вид, что незнакомы с ними.

Все вчетвером поднялись по лестнице и вошли в комнату дядюшки Антифера, тщательно запершего за собой дверь.

Он вынул из чемодана атлас, привезенный из Сен‑Мало, открыл планисферную карту земных полушарий и произнес, обращаясь к Жюэлю:

— Семь градусов двадцать три минуты восточной долготы и три градуса семнадцать минут южной широты.

Жюэль не мог сдержать жест отчаяния. Южная широта?.. Значит, Камильк‑паша посылает их по ту сторону экватора?.. Ах, бедная маленькая Эногат!.. Жильдасу Трегомену было просто страшно на него смотреть…

— Ну что же! Чего ты ждешь? — спросил дядюшка таким тоном, что молодому капитану оставалось только повиноваться.

Он взял циркуль, приложил острие к седьмому меридиану и, добавив еще двадцать три минуты, спустился до линии экватора.

Затем, найдя 3 o 17' южной широты, он прошел по параллели до точки пересечения с меридианом.

— Ну что же? — снова спросил дядюшка Антифер. — Где мы находимся?

— В Гвинейском заливе.

— А точнее?

— На широте государства Лоанго.

— А еще точнее?

— В водах бухты Маюмба…

— Завтра утром, — сказал дядюшка Антифер, — мы сядем в дилижанс, направляющийся в Бон note 153, а оттуда поедем по железной дороге в Оран…

Это было сказано таким непререкаемым тоном, что напоминало команду капитана «Все наверх!» при появлении неприятеля.

Затем, обращаясь к банкиру, дядюшка Антифер спросил:

— Вы, конечно, будете нас сопровождать?

— Без всякого сомнения.

— До Гвинейского залива?

— Хоть на край света, если понадобится!

— Хорошо. Будьте готовы к отъезду.

— Буду, шурин.

У Жильдаса Трегомена невольно вырвалось: «Ой!» Это непривычное для слуха обращение настолько его ошеломило, что он даже не ответил уходившему банкиру на иронический поклон, которым тот его удостоил.

Когда трое малуинцев наконец остались одни в комнате, Жильдас Трегомен спросил:

— Значит… ты согласился?

— Да, лодочник! Дальше?

Дальше? К чему было упрекать его?.. Поэтому Жильдас Трегомен и Жюэль нашли более уместным промолчать.

Два часа спустя банкир получил телеграмму с острова Мальта.

Мадемуазель Талисма Замбуко считала себя самой счастливой из девушек в ожидании, когда станет самой счастливой из женщин!

 

ГЛАВА ПЯТАЯ,

 

 

в которой Бен‑Омар получает возможность сравнить два способа передвижения — сухопутный и морской

 

В то время тунисской железнодорожной сети, ныне присоединенной к алжирской, еще не существовало. Наши путешественники рассчитывали воспользоваться в Боне железной дорогой, связывавшей провинции Константину, Алжир и Оран.

На рассвете дядюшка Антифер и его спутники покинули столицу регентства. Нечего и говорить, что банкир Замбуко был вместе с ними и что Бен‑Омар с Назимом также не опоздали на дилижанс.

Настоящий караван из шести человек! Но на сей раз эти люди точно знали, куда влечет их непреодолимая страсть к миллионам! Не было никакого смысла скрывать от Бен‑Омара и Саука, что для поисков второго острова экспедиция направляется в широкий Гвинейский залив, в воды, омывающие область Лоанго note 154.

— Однако это длинный переход, — сказал Жюэль Бен‑Омару, — не лучше ли вам отказаться от него, если вы боитесь трудностей нового путешествия!

И в самом деле, сколько сотен миль надо пройти морем от Алжира до Лоанго!

Но Бен‑Омар и не думал колебаться, да и Саук не позволил бы ему долго раздумывать. А главное — волшебный миллион так заманчиво блестел перед глазами нотариуса…

Итак, 24 апреля дядюшка Антифер, увлекая за собой Жильдаса Трегомена и Жюэля; Саук, увлекая за собой Бен‑Омара, а Замбуко — самого себя, заняли места в дилижансе, курсировавшем между Тунисом и Боной, Вполне возможно, что в дороге они не обменяются ни словом, но тем не менее будут путешествовать вместе!

Мы знаем, что накануне Жюэль послал еще одно письмо Эногат. Через несколько дней молодая девушка и ее мать узнают, к какой точке земного шара мчится теперь дядюшка Антифер в погоне за своим знаменитым наследством, которое уменьшилось ровно наполовину. В лучшем случае около месяца займет эта вторая часть путешествия, так что обрученным нечего и надеяться на встречу раньше середины мая. Как будет разочарована Эногат, получив это письмо! Если бы еще она могла рассчитывать, что по возвращении Жюэля все препятствия будут наконец устранены и свадьба состоится без новых помех! Увы!.. Как трудно строить свои планы, имея такого дядюшку!

Относительно Жильдаса Трегомена мы ограничимся только одним замечанием: ему, бывшему владельцу габары, речному судовщику, судьба предначертала пересечь экватор и совершить плавание по водам Южного полушария! Ничего не поделаешь! Жизнь преподносит иногда самые невероятные сюрпризы. И добряк Трегомен решил больше ничему не удивляться. Теперь он не удивился бы, даже если бы в указанном месте на острове номер два действительно нашлись три пресловутых бочонка Камильк‑паши.

Впрочем, все эти соображения не мешали ему с любопытством разглядывать местность, по которой проезжал дилижанс, — местность, совершенно не похожую на бретонские равнины. Но, кажется, он был единственным из шести пассажиров, кому хотелось запечатлеть в памяти тунисские ландшафты.

Дилижанс был лишен всяких удобств, к тому же он двигался довольно медленно. Три лошади с трудом проходили рысью путь от одной подставы note 155 до другой. Неровная, извилистая дорога с неожиданными поворотами и крутыми обрывами по краям оказалась особенно причудливой в долине Меджерда, которую орошают стремительные горные ручьи. Когда дилижанс переправлялся вброд через эти потоки, вода почти покрывала колеса.

Погода стояла превосходная. Небо пронзительно синее или, скорее, даже раскаленно‑синее — такой палящий жар исходил от солнца.

Бардо, дворец бея, промелькнувший с левой стороны дилижанса, сверкал ослепительной белизной; смотреть на него можно было только сквозь дымчатые стекла, так же как и на другие дворцы, обсаженные фикусами и перечными деревьями, похожими на плакучие ивы, ветви которых сгибаются до земли. То здесь, то там виднелись желтые, полосатые, как зебры, палатки, откуда выглядывали строгие лица арабских женщин и почти черные от загара рожицы детей, не менее серьезные, чем лица их матерей. Вдали на полях, на склонах, в горных лощинах паслись стада баранов и прыгали по скалам черные, как вороны, козы.

Птицы, испуганные хлещущим щелканием бича, взлетали стаями при приближении дилижанса. Особенно выделялись своим ярким оперением мелкие попугаи. Их было много, тысячи; и если природа научила их петь, то, к счастью, они не научились еще говорить. Поэтому наши путешественники слушали птичий концерт, а не болтовню.

Остановки были частые. Жильдас Трегомен и Жюэль не пропускали случая выйти из дилижанса, чтобы размять ноги. Банкир Замбуко следовал иногда их примеру, но не вступал в разговоры со своими попутчиками.

— Этот симпатичный старичок, — заметил Трегомен, — жаждет миллионов Камильк‑паши, кажется, нисколько не меньше, чем наш друг Антифер!

— Вы правы, господин Трегомен, сонаследники стоят один другого!

Саук, выходя на остановке, всегда старался уловить хоть несколько слов из их разговора, хотя и делал вид, что не понимает по‑французски. Нотариус же сидел неподвижно в углу дилижанса, заранее переживая тяготы предстоящего плавания. Ему становилось дурно уже при одной мысли, что после легких волн Средиземного моря ему придется испытать на себе чудовищную силу хлещущих волн Атлантического океана!

Пьер‑Серван‑Мало тоже не трогался с места; мысли его были прикованы к острову номер два, к скалам, затерянным среди жгучих африканских вод.

В этот день, перед заходом солнца, внезапно показалась группа мечетей и марабутов с белыми куполами и остроконечными минаретами. Это было небольшое, окруженное зеленью селение Табарка, сохранившее в полной неприкосновенности своеобразный колорит тунисского городка.

Дилижанс остановился в Табарке на несколько часов. Пассажиры нашли гостиницу или, вернее, постоялый двор, где их довольно прилично накормили. Об осмотре городка никто и не помышлял. Из шести человек только одному Трегомену и, может быть, Жюэлю, если бы он уступил просьбам своего друга, могло прийти это в голову. Впрочем, дядюшка Антифер строго‑настрого запретил им отходить от дилижанса, чтобы избежать каких бы то ни было промедлений, и они не стали ему противоречить.

В девять часов вечера путешествие возобновилось. Несмотря на то что светили звезды, путь для дилижанса, рискнувшего пересечь пустынную равнину между закатом и восходом солнца, был далеко не безопасен. Отвратительное состояние дорог, возможность нападения разбойников, особенно крумиров note 156, или хищных зверей — все это заставляло путешественников все время быть начеку. Порою среди тишины и мрака у опушки густого леса, вдоль которого ехал дилижанс, ясно слышалось рычание львов и вой пантер. Тогда лошади начинали храпеть, и нужна была исключительная ловкость возницы, чтобы их успокоить. Но зато никого не тревожило мяукание гиен, этих трусливых и хищных кошек.

Наконец около четырех часов стало светать. Ночная темнота постепенно сменилась предутренним рассеянным светом, достаточным для того, чтобы рассмотреть окружающую местность.

На все еще суженном горизонте серели волнистые складки холмов, наброшенных на землю подобно арабскому плащу. У подножия холмов расстилалась долина Меджерда со своей желтой рекой, то тихой, то бурной, извивающейся среди олеандровых рощ и цветущих эвкалиптов.

Эта часть регентства, прилегающая к землям крумиров, отличается особенно причудливым рельефом. Если бы Трегомен путешествовал когда‑нибудь по Тиролю, ему показалось бы, что он видит перед собой один из самых диких альпийских уголков. Но он не бывал в Тироле и с каждым днем все больше удалялся от Европы. Стоило ему подумать об этом, как уголки его рта приподнимались, лицо становилось задумчивым, густые брови опускались — все это означало, что на душе у него тревога.

Иногда молодой капитан и Трегомен обменивались многозначительными взглядами: они понимали друг друга без слов.

В это утро дядюшка Антифер спросил своего племянника:

— Куда мы попадем до ночи?.

— В Гардимау, дядя.

— А когда будем в Боне?

— Завтра вечером.

Мрачный малуинец снова впал в обычную молчаливость, или, вернее, он непрерывно возвращался к одной и той же мечте, переносившей его из вод Оманского залива в воды Гвинейского. Затем мысль его задерживалась на единственной точке земного шара, которая только и была ему интересна. Тогда он говорил себе, что и взоры банкира Замбуко устремлены на ту же самую точку. Действительно, эти два человека, столь разные по происхождению, привычкам и наклонностям и так неожиданно столкнувшиеся в этом мире, казалось, составляют сейчас одно существо, прикованы друг к другу, как каторжники к одной цепи, с: тем только отличием, что цепь у них золотая.

Между тем фикусовые леса становились все более густыми. То тут, то там арабские деревушки, отстоящие одна от другой на довольно значительном расстоянии, появлялись среди листвы того серо‑зеленого оттенка, в какой клещевина окрашивает цветы и листву. Здесь попадались шалаши, там паслись стада на берегу какого‑нибудь потока, в русло которого стекают прибрежные воды. Потом возникала очередная подстава — чаще всего жалкая конюшня, где помещались вперемежку люди и животные.

Вечером остановились в Гардимау, вернее — в деревянной хижине, окруженной еще несколькими другими, превратившимися через двадцать лет в одну из железнодорожных станций на пути между Боной и Тунисом. После двухчасовой остановки (безусловно слишком продолжительной для незатейливого обеда на постоялом дворе) дилижанс снова тронулся в путь. Дорога вилась по излучинам долины, по краям Меджерды, пересекала речки (нередко вода проникала в кузов дилижанса, заливая ноги сидящих); дилижанс взбирался на такие кручи, что казалось, не выдержит упряжь, а потом быстро спускался под откос, и лошади мчались, закусив удила, так, что трудно было их сдержать.

Местность была великолепна, особенно в окрестностях Мухтара, хотя трудно было что‑либо разглядеть в эту темную ночь, тьму которой увеличивали низкие туманы. К тому же нашим путешественникам непреодолимо хотелось спать после сорока трех часов дорожной тряски.

Начало уже светать, когда дядюшка Антифер и его спутники прибыли в Сук‑Ахрас note 157 после бесконечных поворотов дороги, проходившей по склону холма и связывавшей этот торговый город с плодородными долинами.

В комфортабельной гостинице «Тагаст», расположенной неподалеку от площади того же названия, до полусмерти уставшие пассажиры встретили хороший прием. На сей раз трехчасовой отдых не показался им слишком долгим, и, наверное, не хватило бы этих трех часов, если бы они захотели осмотреть живописный Сук‑Ахрас. Нечего и говорить, что дядюшка Антифер и банкир Замбуко никак не могли примириться с потерей времени из‑за вынужденной остановки. Тем не менее дилижанс отправился дальше только в шесть часов.

— Успокойся, — говорил Жильдас Трегомен своему вспыльчивому соотечественнику, — мы будем в Боне как раз вовремя, чтобы поспеть на утренний поезд.

— А почему бы нам не поторопиться и не уехать вечерним поездом? — возразил дядюшка Антифер.

— Сегодня нет поезда, дядя, — заметил Жюэль.

— Ну и что же? Неужели мы должны лежать в дрейфе в этой дыре?..

— Посмотри, старина, какую я подобрал тебе трубку… От твоей почти ничего уже не осталось, ведь ты ее всю изгрыз!

И Жильдас Трегомен преподнес своему другу прекрасный чубук из Меджерда величиной со стручок зеленого гороха. Антифер тут же стал его грызть.

Трегомен предложил дядюшке пройтись с ним и с Жюэлем до большой площади, но тот наотрез отказался; вытащив из чемодана свой атлас, он открыл карту Африки и погрузился в воды Гвинейского залива, рискуя утопить в них остатки своего разума.

Жильдас Трегомен и Жюэль пошли прогуляться по площади Тагаст. Это обширный четырехугольник, обсаженный деревьями и окаймленный домами в ярко выраженном восточном стиле. Несмотря на ранний час, были уже открыты кофейни, заполненные местными жителями.

При первых лучах солнца туман рассеялся. Все предвещало прекрасный ясный день.

Трегомен весь обратился в зрение и слух. Он прислушивался к разговорам туземцев, хотя не понимал их языка; ему хотелось видеть все, что происходит внутри кофеен, в глубине лавок, хотя он и не собирался ничего покупать. Но раз уж капризная судьба забросила его в это невероятное путешествие, пусть, по крайней мере, у него останется побольше воспоминаний. Думая об этом, он сказал:

— Нет, Жюэль, просто непозволительно так путешествовать, как мы! Нигде не останавливаться!.. Три часа в Сук‑Ахрасе… Одна ночь в Боне… Потом два дня по железной дороге с короткими остановками на станциях!.. Что я мог увидеть в Тунисе? И что я увижу в Алжерре? note 158

— Я согласен с вами, господин Трегомен. Конечно, это лишено здравого смысла, но попробуйте сказать об этом дяде, и вы сами знаете, что он вам ответит: «Это не развлекательная поездка, а деловое путешествие!» И кто знает, чем оно еще кончится!

— Боюсь, как бы оно не кончилось мистификацией! — ответил Трегомен.

— Да, — согласился Жюэль, — не исключена возможность, что и на втором острове мы найдем документ, который отошлет нас на третий остров!

— И на четвертый, и на пятый, и на все острова пяти частей света, — сказал Трегомен, сокрушенно покачивая доброй большой головой.

— И вы, конечно, всюду будете сопровождать моего дядю, господин Трегомен.

— Я?

— Да. Вы… вы же ни в чем не посмеете ему отказать!

— Это правда. Бедняга очень меня огорчает, и я опасаюсь, как бы он совсем не свихнулся.

— Ну, так вот… А я, господин Трегомен, твердо решил ограничиться вторым островом. Разве Эногат мечтает о принце, а я — о принцессе?

— Конечно, нет! Впрочем, теперь, когда богатства делятся пополам с этим крокодилом Замбуко, речь может идти только о герцоге для нее и герцогине для тебя…

— Не надо так шутить, господин Трегомен!

— Прости меня, мой мальчик, во всем этом нет ничего веселого, и если придется продолжать поиски…

— Продолжать? — вскричал Жюэль. — Нет! Мы отправляемся в залив Лоанго, согласен! Но дальше — никуда! Я заставлю дядю вернуться в Сен‑Мало!

— А если этот упрямец откажется?

— Если он откажется? Пусть тогда путешествует без меня. Я вернусь к Эногат. Через несколько месяцев она станет совершеннолетней, и я женюсь на ней наперекор всем препятствиям!

— Послушай, мой дорогой мальчик, не раздражайся, наберись терпения! Все образуется, поверь мне. Ты женишься на малютке Эногат, и я спляшу ригодон note 159 на вашей свадьбе!.. А сейчас мы должны вернуться в гостиницу, чтобы не опоздать на дилижанс. Мне хотелось бы приехать в Бон до наступления ночи, чтобы увидеть хоть кусочек этого города! Ведь другие города, и Константину и Филиппвиль, мы увидим только из окна поезда! А что тут успеешь заметить?.. Если же нам не удастся осмотреть Бон, я наверстаю свое хотя бы в Алжерре… Я полагаю, мы остановимся там хоть на несколько дней.

— Конечно, — ответил Жюэль, — едва ли найдется пароход, который сможет немедленно отправиться к западному берегу Африки, и мы волей‑неволей должны будем подождать.

— Подождем, подождем! — повторял Трегомен, радуясь, что он увидит чудеса алжирской столицы. — Ты знаешь Алжерр, Жюэль?

— Да, господин Трегомен.

— Мне рассказывали моряки, что это очень красивый, расположенный амфитеатром город. Мы посмотрим его набережные, площади, арсенал, мечети, дворцы… особенно дворец Мустафы.

— Алжир — хороший город, господин Трегомен, — ответил Жюэль. — Но я знаю еще более красивое место… Это Сен‑Мало…

— …и дом на улице От‑Салль… и уютную комнатку в первом этаже… и очаровательную девушку, которая в ней живет! Конечно, я с тобой согласен, мой мальчик! Но раз уж мы здесь, разреши мне надеяться, что я смогу посмотреть хотя бы Алжерр!..

Лелея эту мечту, Трегомен вместе со своим молодым другом направился в гостиницу Тагаст. Да и пора уже было: запрягали лошадей. Дядюшка Антифер ходил взад и вперед большими шагами, ругая запоздавших, хотя те вовсе не опоздали.

Трегомен опустил голову, встретив его испепеляющий взгляд. Через несколько минут все разместились, и дилижанс покатил по ухабистому спуску Сук‑Ахрас.

Право, жаль, что Трегомену не разрешили осмотреть эти тунисские земли. Ничего более живописного нельзя себе представить: холмы, похожие скорей на горы, лесистые овраги, заставившие будущих строителей железной дороги делать бесчисленные повороты и объезды; среди могучей растительности — крепкие утесы, как бы насквозь пробивающие землю; повсюду разбросаны поселки, в которых копошится туземное население; ночью перед хижинами горят костры для защиты от диких зверей.

Жильдас Трегомен охотно делился со своими спутниками всем, что ему удавалось узнать от возницы, а разговаривал он с ним при каждом удобном случае.

За год в этих зарослях убивают не меньше сорока львов, несколько сотен пантер, не говоря у