Белоярск: «ливарюция» и «сипаца»

— Аксакалы среди саксаулов, шутила Алёна, а зелень среди ёлок.

Молодёжь «Зимовья» собиралась собраться на новый год у Вяхиревых.

С одной стороны, возможность умотать из осточертевшего уже ландшафта, где погода никак не решит, то ли она нескончаемая осень, то ли уже полноценная зима. И где пробки из временного явления стали явлением, предсказуемым примерно как приливы и отливы.

Как высказался недавно неизбывно творческий премьер, население беднеет, не все могут позволить себе общественный транспорт, многие предпочитают личный. Как комментировал это потом Егор, видимо, арифметике его учили в какой-то совсем не нашей школе, если он думает, что пробег хотя бы «Оки», не говоря о каком-нибудь «Крузере», из конца в конец города несколько дешевле, чем автобусный билет. Не говоря уже о том, что автомобиль сперва купить нужно, а уже потом на нём кататься, а не наоборот (как это, видимо, премьерам положено).

Вяхиревым на автомобиль скопить пока не удавалось, поэтому, как богатые, они ездили автобусами. Благо, от университета до остановки рейсового на Степаново совсем недалеко, в хорошую погоду можно пешком с горки прогуляться, и Егор, и Света обычно подгадывали, или когда можно вместе, или когда с кем-нибудь из студентов, с кем есть о чём поговорить. А весной они особенно любили пройтись в одного, подумать, математикам, как известно, всегда есть о чём помолчать. В плохую погоду — две остановки, или кто из коллег подвезёт, потом только угол срезать.

Поскольку пробки стали абсолютно предсказуемыми, они даже своё университетское расписание научились под них подстраивать.

 

Когда дед Егора увидел квартиру в Степаново, сразу же решил, что переезжать будет именно сюда. Вроде нормальная пятиэтажка, но первый этаж, и тут же рядом огород, с сараем, где всё, что нужно, можно сложить, чтобы из квартиры туда-сюда не таскать. Даже планировка такая же, как в Ленинске, ничего особенно не пришлось менять, просто всё перевезти и заново расставить. А что кроме внука в доме ещё и его жена водится, и вроде бы правнук наконец-то уже наметился — так и то славно.

Внук всё время по командировкам, так его жена человек домовитый, и гости у неё хорошие, грамотные и с пониманием, ясное дело, университет, не то что какой-то Богомоловский железнодорожный техникум.

Посреди огорода торчала сосна. Не спиленная прежними хозяевами, или ради тени, или по причине лени. Егор двадцать девятого декабря прилетел, на сей раз, из Упсалы, полный шведских впечатлений и сувениров. И решил, что — нет, нет, никаких в гости, новый год — только дома. Дед обрадовался. К дочке с зятем ехать — это ехать надо, сами они точно не приедут, одному в новогоднюю ночь куковать — скука, не пить же водку с телевизором, а ровесники в Степаново его расстраивали, и узостью кругозора, и бедностью воображения.

Сам-то Кузьма Егорович и машинистом много всего повидал, и уже потом, когда на станции работал, с разными людьми разговаривал. И активно пользовался, сперва просто как железнодорожник, потом как почётный, правом поехать раз в год куда угодно, до куда проложены рельсы, хоть к дюнам Калининграда, хоть к эвкалиптовым рощам Батуми. Пока прыти хватало, конечно.

Он и Егором-то гордился не за его математические успехи, а за прыть, надо же, вот в ноябре в Пекине, а в декабре в Упсале.

Первым делом дед повесил на сосне табличку — «Это ёлка». Света потом ещё добавила — «Если на клетке со слоном написано, что это буйвол, не верь глазам своим». Из сусеков вынырнула коробка с ёлочными игрушками, которые Егор помнил с детства. Они, оказывается, благополучно пережили переезд. Кузьма Егорович, как человек запасливый, ничего никогда на всякий случай не выкидывал, разве что само ломалось, или терялось.

Егор первым делом, конечно, позвонил родителям, которые уже прочно окопались в Илиме и оттуда теперь, в самом деле, ни ногой. Мама с самого начала решила, что стоить вспомнить о своём образовании учителя, но теперь и отец решил, что не всё быть полковником МВД в отставке и устроился консультантом в местную криминалистическую лабораторию, похвастался, что учит молодёжь, как определять причины летального исхода без всяких модных достижений науки.

Потом Егор обзванивал друзей, а Света взялась наряжать «ёлку». Около нуля — это в городе невыносимо, а здесь только что выпал лёгкий снег, и дорожки расчищены, а по сторонам — чуть подтаявшие, но заново припорошенные сугробы.

Залезть на сосну, чтобы водрузить звезду на макушку, было бы, конечно, не реально. Но по бокам воткнули две лыжные палки, на которых повесили таблички — «Ёлки-палки». На одну звезду водрузили, на другую водрузили старую тряпичную курицу для чайника, а что, год Петуха, так или иначе.

Полюбовались результатами, сфотографировались на фоне. Особенно всем понравилась фотография, где дед и Света вечером водят хоровод вокруг «ёлочки», дед в своём любимом уютном старом китайском пуховике, а Света — в новенькой шубке, привезённой Егором из Швеции. Света днём переживала, что дорого, наверно, но Егор утешил, что наткнулся на распродажу, это в Европе в порядке вещей под Рождество, и вообще, судя по ярлыку «Made in Taiwan», ни одной белки при изготовлении этой беличьей шубки не пострадало.

Тридцатое прошло в закупках и приборках, вроде бы и гостей немного.

Волковы, без дочки, которая сейчас для разнообразия с родителями Витька, почему-то сейчас их бизнес занёс их вовсе в Гонолулу — эксклюзивная экскурсионная программа для конгресса вулканологов, с подробным ответом на вопрос, где и почему аборигены съели Кука. Циничный Витёк, когда это комментировал, ещё шутил — а интересно, рагу из Кука входит в эксклюзивное меню банкета на конгрессе?

Петька с Анкой, на своей тачанке. Им первого числа лететь на семинар по цифровым образовательным ресурсам, почему-то в Салехард с пересадкой в Москве, почему бы им не зависнуть до этого у друзей?

Единовичи. Тоже без дочки. Тут уж бабушка на месте упёрлась, заявила, что ладно, что дети всё время скачут, все такие одарённые, она ничего в этом не понимает, ни в музыке, ни в математике, но Яне рано ещё куда-то дёргаться.

Хорошая, своя компания.

Мирек ещё говорил, что может приехать, но тут уж как случится. Ясное дело, для него предпраздничный вечер — самая торговля, а ему до сих пор нравится стоять у прилавка, в одной из своих точек, улыбаться клиентам, которые уже слегка под шофе или вскоре норовят, и говорить «С наступающим вас». А колёса у него именно сейчас не на ходу — какой-то хмырь неделю назад на гололёде подрезал — так что он, возможно, закроет магазин, купит шампанское и закуску девочкам, и посидят немного, он точно знает, что в его сети много с несостоявшейся личной жизнью, кому не с кем новый год встретить.

— Почему ты до сих пор не женился? — Спрашивал однажды Витёк.

— Ну, их много, а я один, и все такие красивые и несчастные. А гарем заводить? Сами понимаете, добрый католик, хоть и атеист, Мирослав Единович не может, ради такого пустяка, вдруг, ни с того ни с сего, стать мусульманином.

 

Петька с Анкой ещё тридцатого попросились приехать. Из соображений, что на трассе от Ленинска до Белоярска по такой погоде в предпраздничный день точно будет столпотворение, а встретить бой курантов именно на трассе в их планы точно не входит.

А что? Пусть.

Ни Егор, ни Света не представляли, в каком смысле речь идёт о тачанке. Но это был действительно шедевр.

Реликтовый ГАЗ-69, ещё из тех, которые делались с брезентовым верхом. Которых полно в советских фильмах про колхозную жизнь и про армию. И которых теперь не увидеть, разве что на парадах раритетов. Их ещё в советское время называли «козликами», за особое подпрыгивание на ухабах. Этот был вполне себе прытким, но с достаточно мягким ходом. Может, дороги с тех пор наконец-то стали ровнее?

— Не мой, конечно, — пояснил Петька, вылезая из-за руля. — Станция юных техников, у них появился интересный инженер, дедок такой из железнодорожных мастерских. Решил с пацанами машину заново из запчастей собрать, что на свалке нашли, что по гаражам, что сами сделали. Теперь вот катаются. Ну, я, честно говоря, им кое-что подсказал, кое-что посчитал, так что процентов десять в этой штуковине — мои. В общем, когда я спросил, могу ли я до Белоярска на этой тачанке прокатиться, никто не возражал. Уедем в аэропорт — а оттуда её заберут, один программист со станции юных техников как раз из отпуска прилетает, у него тоже доверенность на эту тачанку есть, мы с ним вместе всё это считали.

Анка со Светой пошли закупаться по посёлку, а потом заперлись на кухне, варить холодец и шинковать ингредиенты для салатов.

— Не ваше мужское дело, что мы тут делаем, — грозно сказала Анка. — Пейте своё пиво, жуйте свои бутерброды, воюйте свои войны, а мы уж тут делом займёмся.

Воевать войны никто не собирался, но против пива, бутербродов и хорошего разговора ни дед, ни Егор, ни Петька не возражали.

Как водится в таких случаях, разговор перекидывался между политикой, глобальной экономикой и современными горизонтами техники.

Когда уже выпили за годовщину «Нерушимого», вмиг разрушившегося, дед рассказал, как это выглядело изнутри. Как жили на самом деле во времена якобы процветания, космических побед и баллистической «Кузькиной матери», как он своей новорождённой дочке в своё время собирал пелёнки, распашонки и коляску, пользуясь тем, что сам много где ездил и его друзья много где ездили. Петька вдруг спросил:

— А что, думаете, после авантюры в Мганге это всё не накроется медным тазом?

Ни Егор, ни дед не спросили, что «это», было и так ясно.

— Не накроется, — сказал Егор. — Я читал, как выкручивались, когда при Андропове сбили корейский пассажирский самолёт. А теперь — что? Транспорт. Формально, военный. И лётчица выкрутилась. Я смотрел, даже у нас на кафедре некоторые энтузиасты считали, да, вероятность примерно одна десятая. Но выкрутилась же, без жертв.

— При Андропове не было этого вашего, нынешнего, интернета, — сказал дед. — Если бы вдруг про тот корейский самолёт вражеские голоса не заголосили… А вы же, наверно, не знаете, что такое были эти вражеские голоса?

— Читали, — сказали Петька и Егор одновременно.

— Нет, не знаете. У нас не ловило, а вот на Урале уже ловило. И вот едем, проезжаем примерно Первозаводск, я управление даю помощнику, и начинаю крутить стрелку на своей «Спидоле». И думаю — хороший человек у меня помощник, а кто знает, вдруг стукач? И ловлю Лондон. А там «Битлз» крутят. И Гриша — светлая ему память, рано сгорел, вызвался в Чернобыль сгоряча, потом уже не человек был, руины — вдруг говорит, Кузьма Егорович, неужели, сделайте погромче!

Помолчали.

— Так вот, если бы не эти голоса, если бы в Риге не делали «Спидолы», которые умели эти голоса ловить на перегонах, вдали от глушителей — и не было бы всего этого шума, вокруг того же корейского самолёта, например. Никто бы ничего не узнал, честно бы все спали и верили в линию партии.

Ой, подумал Егор. А ведь про эту сторону своей жизни дед никогда особо не говорил. И сейчас, кажется, не хотел особо распространяться, вот что дед не любит никогда особо распространяться, Егор точно усвоил с детства. Не то что бабушка покойная, та как начнёт рассказывать, какие случаи были в её медицинской практике, так только через полчаса вспомнит, что дома гости и не все — медики. И не то, что отец, который, конечно, как начнёт рассказывать, сразу видно, что у сценаристов детективных сериалов слишком бледное воображение и мало информации. Но уж больно у него детали выходят не аппетитными, выезды на расчленёнку, или двадцать колотых ран с подробной демонстрацией на себе, куда.

Ну и ладно. Мганга так Мганга. Нам и здесь, кажется, становится жарко. За половину суток между рейсом из Стокгольма и рейсом из Москвы, заехав к своим друзьям на мехмат МГУ, Егор почувствовал, что все что-то знают, но никто ничего не говорит. И что что-то будет, но никто не знает, что именно. И даже пока он из Шереметьево ехал до мехмата, и пока бродил по московским книжным, в некоторой рассеянности, и пока в Шереметьево возвращался, чтобы уже домой лететь, чувство, что все что-то знают, но никто ничего не говорит, не покидало.

То ли дело Швеция! Рождество пришлось как раз на открытие конференции, и всё было очень серьёзно, очень правильно, но чувствовалось, что находишься в стране Свёденборга, Астрид Линдгрен и где-то рядом может пролететь Карлсон, который живёт на крыше. Разговаривали все, конечно, по-английски, но были и итальянцы, и словаки, и норвежцы, и чувствовалось, что такое объединённая Европа, несмотря на все различия. Завидно было, Егор с удовольствием обсудил бы это с Каменевым или Сказкиным, но они вот прямо сейчас пребывают в пространстве объединённой Азии.

Егор даже не знал, насколько, он был не в курсе про японку Юрико, а про казашку Жанар и сами участники ещё были не в курсе.

— Что-то ты, Егор, загрустил, — сказал дед. Петька, видимо, был не в счёт, Петька упёрся в свой планшет.

— Дед, ты что? — Егор встряхнулся. — Задумался. Понимаешь… Они там в Европе живут, и им нет дела особо ни до этой Мганги, ни до нашего авианосца у африканских берегов, ни до ракетных установок, откуда-то взявшихся в саванне. Что лётчица выкрутилась — они да, в восторге. В Москве я чуял — пахнет чем-то жареным. Но никто не может сказать, чем. Или не хочет. А сюда прилетел… Понимаешь, Света, ты, я дома, и уже хочется всё это из головы выкинуть.

— Хорошо понимаю, сколько раз сам вот так домой приезжал. А мы же и танки в Афганистан повозить успели. И дембелей оттуда. Они же конечно, на станциях, курить и за выпивкой выходили и рассказывали. А я домой приезжал, жена, дочка, хочется всё вытряхнуть. Слушай, есть у меня в заначке старая медовуха. Петька, медовуху будешь?

Петька, кажется, не слышал, настолько ушёл в цифровой мир.

Егор достал из серванта бокалы. Дед тем временем с боем прорвался на узурпированную женщинами кухню, принёс бутыль. Разлил. Егор снова подёргал Петьку. Петька пребывал в цифровой нирване, даже на дёргание не реагировал.

Вдвоём так вдвоём.

— А за что пьём? — для порядка спросил Егор.

— Ну, за память единого и могучего, нерушимого. И за то, что всё, что само себя объявляет нерушимым, однажды рушится, просто невзначай. Давай!

— Давай, дед. — Они чокнулись, отпили, медовуха была густая и забористая, много сразу даже и не глотнуть, зато можно растягивать.

В это время и Света из кухни вынырнула.

— Ой, все бутерброды съели? Ну, я сейчас ещё слеплю, нам с Аней медовухи оставите? Я такая трезвая, не математик, а жуть! Можно, я с вами, буду не жутью, а просто математиком?

Она поцеловала Егора, глотнула медовуху из его бокала, сказала радостно: — ну всё, сейчас бутерброды, а то что-то много мы с этой кухней заморочились!

Бутерброды в итоге были нашинкованы самые разнообразные, и Анка присоединилась — холодцу предстояло довариваться, а всё остальное было готово.

А вот и Петька вынырнул.

— Мганга. Ультиматум. Не от НАТО даже, от Совета безопасности. И даже лично генеральный секретарь ООН на эту тему высказался. Или мы признаём, что ракеты — наши, тогда честная международная разборка, все сходятся, что нынче воевать и без ракет можно, вдарят просто такими санкциями, что прежние приятной щекоткой покажутся. Или выясняется, что ракеты и ракетные установки не наши. Но тогда там всех шлёпают как международных террористов, откуда-то взявших наши ракетные установки. А у нас должно случиться показательное следствие, как так случилось, что какие-то террористы стырили наши установки, научились ими пользоваться и развернули в Африке. И ведь надо же было светить именно эти установки, как гордость нашей армии, на последних парадах!

— Ого! — хором сказали все.

— Ну, молодёжь, в самом деле, жареным начинает пахнуть, — весело сказал дед, допивая медовуху. — Ну, давайте поедим толком, чтобы аппетит не портить, и телевизор включаем. Подозреваю, узнаем много интересного.

 

По телевизору шло ну если не «Лебединое озеро», то что-то сопоставимое. В смысле информативности. Ни одна новостная программа не вышла в срок, зато все вспомнили, что нас всех вылечат, что часовню тоже разрушил Шурик, что детям мороженое, бабе — цветы и что делать бобрам нечего, как этих всяких разных собак из воды вытаскивать.

— Средство массовой информации превратилось окончательно в средство массовой галлюцинации, — сказала Света грустно. — Что, поехали в интернет?

Но тут техническая проблема, у кого что, а дед вовсе такими штуками брезговал. Анка вспомнила, что в тачанке должен быть проектор, мало ли чего не заваляется в тачанке у начальника отдела информатизации провинциального управления образования, Света нашла подходящую простыню, развернула на стеллажах, придавив сверху книгами, Егор тем временем убедился, что сеть работает нормально и даже все сайты и социальные сети в доступе…

Динамика новостей была потрясающей и молниеносной. Егор вспомнил, как Максим в своё время рассказывал про динамику заголовков во французских газетах времён «Ста дней Наполеона», от «Корсиканское чудовище высадилось в бухте Жуан» до «Его императорское величество ожидается сегодня в своём верном Париже». Но здесь было не несколько недель, нужных для движения армии из Прованса в Париж, а считанные часы.

Оказывается, ультиматум появился, по времени Нью-Йорка, ещё вчера вечером — это в Сибири уже практически утро следующего дня. А все остальные заголовки — от «Министр иностранных дел России посоветовал руководящим чинам НАТО не вмешиваться во внешнеполитические связи Мганги», утро по Москве, здесь около 12:30, до «Российское правительство приняло основные пункты ультиматума СБ ООН» в 22:13; «Генсек ООН дал оценку безответственному внешнеполитическому курсу России в последние годы» в 22:31; «В Государственной Думе, в ходе внеочередного заседания, начата процедура импичмента Президента Российской Федерации» — уже в 23:36 по Белоярску, стало быть, в полвосьмого вечера по столице, в предпраздничный-то день.

— Им там что — платёжные системы в пробном режиме отключили, для демонстрации серьёзности намерений? — Недоумевал Петька. — Или недвижимость в Лондоне арестовали? Сколько уже таких перформансов было за последние годы, а этим, мордатым, всё Божья роса. Чего ж их сейчас так заусило?

Что называется, как в воду глядел.

Петька и Света с планшетов, Егор с ноутбука прошлись по тематическим группам разных российских городов и узнали то, о чём на основных новостных сайтах не писали. А Анна, которая в плане английского выяснилась самой грамотной, прошлась по сайтам “The Times”, “Washington Post”, но там про ультиматум говорилось очень косвенно. Эксперты сходились на одном — или власть в России скоро поменяется, или эта страна, кажется, окончательно перестала понимать, что она является частью большого мира и что современный мир куда теснее, чем кажется канзасскому фермеру.

Официальный сайт Белого Дома давал примерно ту же ерунду, что телеканалы, с поправкой на местную специфику. Вот новый президент в ожидании инаугурации знакомит свою собаку с новым домом. Вот собаки нового и прежнего президента знакомятся и резвятся на лужайке. Вот президенты поют «Jingle Bells» с негритянскими, мексиканскими, китайскими, немногочисленными англосаксонскими детишками.

— А что? — сказал Егор, отвлекаясь от своих поисков, — благополучная страна, жителей которой в массе слабо интересуют другие страны, если только оттуда не прилетают ракеты и террористы на самолётах и не подскакивают цены на нефть.

— К тому же оцените, — добавил дед, — что бы сейчас не происходило, именно Штаты в патовой ситуации. Новый президент до инаугурации ещё не имеет никаких полномочий. Старый формально имеет, но понимает, что если он сейчас какой-нибудь ход сделает, разгребать новому придётся, и его администрации. Так что им ничего не остаётся, как петь новогодние песни и знакомить собачек.

Официальные сайты ООН и НАТО откровенно висели, прямо даже как-то несолидно для таких серьёзных контор. Висели и сайты российского президента, правительства и Думы. Что, впрочем, было даже объяснимо.

Зато много интересного нашлось именно в городских сообществах.

Кубанские фермеры на своём сайте и в тематических группах вынесли резолюцию в поддержку ультиматума ООН и решили, наплевав на Новый год, уже 31-го собираться под Краснодаром и выезжать на тракторах в сторону Москвы. Солдатские матери в Вологде, Калуге, Перми, Саратове объявили о бойкоте всех обязательных государственных платежей, пока правительство, виновное в преступных авантюрах, не уйдёт в отставку. И даже демонстрировали сканы заявлений в бухгалтерии — приостановить автоматическую выплату подоходных и отчислений.

Похожее решение вынесла городская дума Екатеринбурга — никаких отчислений в федеральный бюджет, пока он остаётся бюджетом безответственных военных авантюр.

— Что там буржуи такое предъявили, что наши так взъелись? – не выдержал дедушка.

Света предположила:

— Может, просто ещё какие-нибудь санкции, но народ уже не выдержал. Вы же помните нашу «Гаражию», и как её по всей стране поддержали. И этот — ну, который царь-государь законно избранный — пошёл на уступки, чуть ли не впервые с протестов против монетизации льгот. Народ и почуял, что чего-то стоит. А тут — такая мерзость с этим самолётом, и где — на экваторе, в Африке, в стране, где у нас интересов нет и не может быть, даже туристических. Я уже у родителей спрашивала, на их памяти вообще никто никогда ни у них, ни у их коллег не спрашивал путёвку в экваториальную Африку, это вам не Египет и не Тунис, которые живут поставками в Европу и туризмом.

— Ага, а почему палата морд возбудилась и забыла репризу «Чего изволите»? — покачал головой Егор. — Там явно угроза самому существованию наших мух-цокотух, позолоченных брюх, да такая, что может быть реализована очень быстро и снизить их статус и уровень жизни до положения «совсем». Иначе бы они не дёрнулись.

И оказался, в общем-то, прав.

Ультиматум в итоге нашёлся, что, в общем, тоже объяснимо, на правительственном сайте Чехии. Хорошо, на английском, а не только на чешском. Анна переводила с экрана, со своей любимой пулемётной скоростью. Потом и сайт ООН ожил, видимо, сложившаяся ситуация и на Манхеттене создала дополнительные хлопоты не только чиновникам, а и системным администраторам — сайт мог элементарно обвалиться от количества запросов. Или его мог специально обвалить какой-нибудь ушлый российский хакер — любой специалист по компьютерной безопасности хорошо знает такие прецеденты и по профессиональной привычке специально за ними следит.

Пунктов в ультиматуме было много, от общей риторики до абсолютно странных угроз, вроде полного запрета на ловлю барракуды и отстрел императорских пингвинов (видимо, экологическое лобби решило и здесь воткнуть свои пять центов). Но существенное вычитывалось легко.

В самом деле, блокировка платёжных систем, тут можно представить, что под новый год устроят все, кто получает зарплату и пенсию на карты и уже привык расплачиваться ими в магазинах, а не держит баксы и рубли под кроватью в коробках из-под факсов и обуви. Санкция будет введена через неделю, но можно себе представить, как скоро кончатся наличные в банкоматах, если люди почувствуют, чем пахнет.

В самом деле, арест всей недвижимости членов правительства, Думы и высшего руководящего звена государственных корпораций и членов их семей. Для острастки было написано, что во всех странах — членах ООН, но было понятно, что в странах НАТО — точно, а большинство соответствующих морд предпочитали почему-то иметь недвижимость в Англии или Германии, а не в Уганде или Парагвае.

Ну, и остальные дела, касающиеся если не всех, то многих куда болезненнее, чем запрет на французский сыр и польскую говядину, здесь-то как раз выяснилось, что в России коровы продолжают доиться и резаться на котлеты. Например, закрытие сервис-центров всех международных автомобильных корпораций и запрет па поставки запчастей. Что било заведомо и по владельцам новеньких «Мерседесов», и по владельцам подержанных «Тойот».

Действительно, эту штуку придумал кто-то очень умный — это должно было спровоцировать и панику у владельцев недвижимости в Европе и «Мерседесов», и справедливое негодование владельцев банковских карт и подержанных «Тойот», вот жили как-то, устраивались, приспосабливались, и на тебе…

А требовалось, в общем, немногое — отказаться от военного присутствия, опубликовать прозрачные отчёты о доходах и расходах высокопоставленных лиц, как это принято у всех белых джентльменов. Нет, многое — устроить люстрацию всех высокопоставленных лиц, как выбранных, так и назначенных, замеченных в злоупотреблениях служебным положением хотя бы и в прошлом.

— Или отставка всей верхушки, или война против всего мира, — резюмировал Петька, добравшись, наконец, до своего бокала с медовухой и опустошив его залпом, как будто это не благородная медовуха, а какой-нибудь банальный квас.

 

— А при всей эпичности есть в этой ситуации что-то анекдотическое, — сказал Егор. — Дед, у тебя ещё медовуха есть?

— А ты думал? — радостно сказал дед и нырнул на кухню. — Разливай, раз такой догадливый. В чём анекдот? Даже мне уже не совсем смешно. При Брежневе смешно было, при Горбачёве уже совсем смешно, при Ельцине даже смешно — а сейчас уже не совсем.

— А я поняла, кажется, — сказала Света, пока Егор разливал медовуху. — Это как у Щедрина, помните, «съел чижика»! А тут даже и съёсть не получилось! Всё там баллистические ракеты, авианосцы, истребители четвёртого поколения, противоракетная оборона, а тут транспортный самолёт сбили, не атаку ядерных ракет отразили, не эскадру победили, всего только самолёт с лекарствами, да и тот не до конца! И с такими последствиями!

Дед собирался с мыслями, было видно, что ему не очень по себе — вот тоже, только жизнь наладилась, а тут на тебе — но оптимизм молодёжи и медовуха брали своё.

Петька копался в своём планшете, по своим сетевым сообществам, а они у него были предельно экзотическими, от «системные администраторы за правильный секс» (сборник рецептов про то, как правильно настраивать систему, а не заниматься извращениями) до «зажигательная колбаса» (рецепты приготовления копчёной колбасы в домашних условиях). И вдруг откопал.

— Помните этого отморозка, с вечно сверкающими глазами, который ещё при Ельцине собирался объявить войну НАТО, по этому случаю пройти Иран зачем-то пехотным строем и постирать портянки в Индийском океане? В Думе он теперь тише воды, ниже травы, держится, наверно, за кресло для равновесия, а то мало ли, пятой точкой вправо-влево, и упадёт. И тут он вдруг заявляет, в интервью на крыльце Думы, что исторической традицией России является дружба со всеми основными государствами мира, и президент с его присными эту традицию грубо попирал все годы своего правления. Да вот видео его интервью, Егор, лови и включи на проекторе.

Холодец тем временем доварился и был разлит по плошкам, было далеко за полночь, решили, что утро вечера мудренее. Деду хорошо, многолетняя выучка машиниста, вырубился без задних колёс и храпел так, что через закрытую дверь вся квартира постукивала, как поезд на быстром перегоне. Петя и Аня отвергли кровать как буржуазную роскошь, вынули из машины надувной матрас и заперлись в отведённой им комнате до утра.

Света дрожала, когда Егор, проверив, что дома всё в порядке, зашёл в комнату. Было тепло, но одеяло не согревало.

— Мне страшно, — шепнула она, когда Егор нырнул под одеяло, и, слегка вздрагивая, прижалась к нему. — Мы так всё хорошо решили, я защищаю магистерскую, тебя проводят на доцента, я в аспирантуре тут же ухожу в декрет… Я знаю, то, что с нами произойдёт, что мы станем родителями, должно начаться в июне, ты уж поверь. Это от меня не зависит, я чувствую. Но теперь боюсь. Если будет гражданская война, как мы с малышом?

— Не будет гражданской войны, Светлячок, будет что-то совсем-совсем другое… Будет такая чехарда, что убивать никого не будут, но всё будет так непонятно, что гражданская война покажется милым развлечением.

А потом был разговор губ и рук, и согрев друг друга, они тоже мирно заснули.

 

Но в Белоярске, как, в общем-то, и по всей стране, события разворачивались без вмешательства «узкого круга революционеров». Демонстрация возле «серого дома» обозначилась уже утром 31-го; люди требовали прекращения связей со столицей до отставки правительства и назначения перевыборов во все органы управления. Губернатор попытался увещевать, как и осенью, но его теперь уже просто грубо освистали и зашикали. Одновременно, шли жёсткие прения в областной думе.

 

Чехарда началась утром, за чаем, кофе и плюшками.

Новости продолжались, Дума заседала всю ночь, но к однозначному решению об импичменте не пришла.

Зато регионы один за другим заявляли, что приостанавливают налоговые выплаты, самые смелые заявляли, что запрещают крупным федеральным и транснациональным корпорациям, чьи головные структуры зарегистрированы в Москве, платить там налоги из оборота и прибыли в регионах.

Смелее всех высказался мэр одного шахтёрского городка.

— Мы всем этим дышим. Нам бы респираторы за федеральный счёт, а мы не можем достроить лёгочный центр уже пять лет, потому что всё, что из этой ямы плохого — он показал на разрез — несёт на город, а всё, что из этой ямы хорошего — слайд с динамикой прибыли разреза — в Москву. Раньше хотя бы часть налогов на использование недр и экологический ущерб, на местах оставалось, а теперь всё туда идёт, в прорву эту ненасытную!

— Вы уверены, что надо сидеть здесь?— Спросил Егор, допив чай и досмотрев хотя бы заголовки новостей. — Вот так просто сидеть и ждать, когда что-то где-то решится? После осенних-то наших дел.

— Ну что ж, — так же просто и без прелюдий ответил дед, тоже допивая чай. — Значит, время пришло и нашему брату, с кого песок сыплется, браться за вилы. Я, Горка, чую, вы со Светой войны боитесь, вам науку двигать, малышей растить. А я тоже войны не хочу, на старости лет, но и похмелья в пиру этих бандитов мне тоже не хочется.

— Значит, дед?..

— Значит, все вместе, а не только девочки, готовим бутерброды, термосы — и в Белоярск, выяснять обстановку на месте. И прозвоните, кто может, ваших товарищей!

 «Ну и дед! – подумал Егор. – Откуда в нём такие командирские таланты?!»

У запасливого деда в сарае даже канистра с бензином нашлась, в самом деле, мало ли, вдруг заправки уже не работают? На всякий случай, взяли с собой.

— Жаль, пулемёта не нашлось, поставить на тачанку, — сказала Анка слегка мечтательно. — Ладно, надеюсь, обойдёмся!

 

Обошлись. Даже заправки работали, и особого столпотворения на дороге не наблюдалось, так, обычная пробка на въезде в предпраздничный день. Только многие на «Ниссанах», «Тойотах» и «Жигулях» уважительно пропускали ГАЗ-69. В духе, видимо, уступи место дедушке.

Что удивительно, дорогих машин на дороге видно не было, ни туда, ни обратно.

Друзья по гаражным делам отрапортовали, что всё славно. Что намечается митинг, около «Серого Дома», примерно на полдень, хотя народ там уже с раннего утра начал клубиться и толпиться. Всё чинно, мирно, командует оцеплением майор Синегоров — тот самый, который не дал в своё время шпане разгромить «гаражников». Оцепление — как и тогда, двойное назначение имеет. Не дать шпане вмешаться — но и не дать особо ретивым устроить бучу. Нормальный митинг, митинг как митинг, а что спонтанный — так на то депутат Сероштанный, быстро вышел на крыльцо, сориентировался, позвонил, кому надо, и митинг стал законным, даже как бы заранее согласованным.

Вблизи, конечно, было не воткнуться — в самом деле, бедняки, приехали на своих машинах, нет, чтобы как богачи, на автобусах — но Петька быстро вспомнил про школьного приятеля, который работал поблизости охранником на частной парковке, и машину спокойно воткнули туда, в квартале от основных событий.

Витёк был, конечно, на месте. Со своей фотокамерой наперевес, о чём-то трепался с «гаражниками» и одновременно лопал пельмени из пластиковой тарелки. Рядом, конечно, Алёна. Она даже нашла старую палку, без которой когда-то не могла обходиться, и шаль даже какую-то поверх пуховика. Так что чистая Яга, разве что лицо молодое и задорное. Пила дымящийся чай. Они тут явно давно находились.

— О, сказал вдруг Витёк. — Подержите!

Сунул одному из парней тарелку с недоеденными пельменями, прицелился фотографировать. Все поглядели в ту же сторону. На крыльце администрации проявился губернатор, в компании Сероштанного и какой-то невнятной барышни, по лицу которой читалось разве что «пресс-служба».

Витёк сделал несколько снимков, убрал фотоаппарат, достал планшет. И скинул Егору и Свете ссылку на группу «Занятие». Света не сразу посмотрела, ей было интересно, что происходит на крыльце. А Егор посмотрел.

Группа в реальном времени показывала, что сейчас происходит в городе, и название соответствовало основной сути дела. Группы активистов, в основном из «гаражников», волонтёров из «Поиска пропавших людей», волонтёров-экологов, и, что интересно, присоединившихся к ним полицейских занимали районные администрации, отделы внутренних дел, офисы жилищных компаний и автобусных предприятий. Вызывали на ковёр особенно проштрафившихся начальников, особенно по части транспорта, ЖКХ и дорог, и требовали отчёта.

Полиция изгоняла из своих рядов «ментов поганых», в том числе демонстративно срывая погоны, всё тоже было в режиме самоорганизации — порядочных офицеров, уважаемых младшим составом, вроде того же Синегорова, хватало, но хватало и непорядочных, и «псов» среди младшего состава тоже хватало.

Вопреки ожиданиям, не было никакого «бунта, бессмысленного и беспощадного», распоясавшуюся шпану и тех, кто пытался под шумок пограбить, активисты и присоединившиеся полицейские утихомиривали сами, самых буйных упаковывали в обезьянники, остальных просто обшаривали на предмет оружия и отпускали.

А на крыльце тоже интересное происходило. Сперва услужливо изгибающийся мальчик в пиджаке с блёстками на лацканах вынес пару микрофонов на стойках. Губернатор что-то попытался сказать, своим обычным тихим голосом, никто ничего не услышал. Барышня «пресс-служба» попыталось что-то прокричать, это было видно по напряжению её лица и горла, по тому, как она надулась почти вдвое. Тоже никто ничего не услышал. Тогда Сероштанный подозвал ближайшего офицера из оцепления, и ему быстренько принесли мегафон, которым обычно пользуется ГИБДД, чтобы при необходимости докричаться до перебегающих дорогу.

И своим размеренным дикторским голосом — из молодёжи-то не все знали, что он начинал диктором на радио ещё в советское время, просто некоторые девочки в толпе от постановки голоса восхищённо ахнули — начал:

— Знаете, уважаемые… Знаю, знаю, вы все здесь собрались, чтобы сказать, что вышла какая-то всеобщая нескладуха. Я с вами согласен, нескладуха вышла полная, я сам, как депутат, соглашусь, что и я в этой нескладухе виноват тоже. Хотя все, кто знает меня по округу и по делам в областной Думе, знают, что я и мои друзья с этой нескладухой по мере сил пытались справляться. Я надеюсь, что тот факт, что за меня по округу в очередной раз проголосовало большинство, позволит мне не быть освистанным?

Митинг сомневался, митинг мялся. При всей странности Сероштанного, при всех сплетнях — он ни разу не фигурировал ни в одном финансовом скандале, для двадцати лет во власти это уже кое-что. А кто у нас бабник — ткните в половину присутствующих, и спросите, вот уж за это у нас судить не принято, мы не Америка, где Клинтон один раз налево сходил, так всю страну полгода трясло. А Сероштанный так и вовсе не женат, ему откуда налево? Нормальный, в общем, мужик, решил митинг, надо послушать.

— Передаю слово губернатору. Мы все, и он сам, понимаем, что он назначен путём выборов, но он наш, сибирский человек, и он знает, о чём сказать! Он не диктор, он инженер, поэтому в контакте наберите, в твиттере наберите, вот пресс-служба сейчас нам обеспечит прямую трансляцию.

Губернатор говорил достаточно тихо, но к этому времени действительно на