В результате даже не усыновление, а только снисходительно

брошенное разрешение: живи!≫ Артист в этот момент чуть отстранится

От своего героя и посмотрит на него с глубоким

Состраданием.

Спектакль ≪История лошади≫ по повести Л. Толстого ≪Холстомер

≫, премьера которого состоялась 27 ноября 1975 года,

≪стал новой вершиной Большого драматического театра, рядом

с постановками Достоевского, Чехова, Горького≫.1

Мы уже привыкли к широким возможностям театра свободно

—как в литературе —распоряжаться временем и пространством.

Но поставить трагическую повесть о лошади, ≪равной

которой не было в России≫, сыграть во взрослом театре

Лошадь —как это сделать? Как перевести на язык сцены прозу

Толстого, с ее неторопливой повествовательностью и яростным

Накалом протеста и проповеди? Нужно отдать должное автору

Пьесы М. Розовскому, который одновременно является режиссером

Спектакля и вместе с С. Веткиным автором музыкального

оформления, он сумел бережно извлечь из повести Толстого

Чистопробный драматургический эквивалент.

Дело не столько в том, что проза удачно переложена в диалоги,

Сколько в том, что постановщик и автор пьесы в неприкосновенности

Сохранили толстовскую повествовательную

интонацию и композиционную структуру ≪Холстомера≫. Литература

и театр, проза и сцена сопряжены в ≪Истории лошади≫

в особых соотношениях. В спектакле нет ≪режиссерской трактовки

≫ в привычном смысле, нет переосмысления или извлечения

Отдельных мотивов, избирательно близких постановщику.

Спектакль целостно постигает дух и стиль автора.

Мудрая величавость толстовской прозы и наивная откровенность

Сценической игры создают художественную ткань спектакля.

Да, на сцене изображаются лошади, актеры держат

В руках хвосты и обмахиваются ими —ничего нет в этом удивительного.

Зритель мгновенно оценивает откровенность приема

И погружается в обжигающую глубину беспощадных толстовских

Вопросов к человеку. Выталкивающую глубину, ибо прямота

Вопросов мучительна, от них хочется спрятаться, уйти,

Где-нибудь уютно отсидеться. Сценически постигая Толстого и

Представляя его нам, Товстоногов создает вторую конфликтн

Ую природу спектакля, взаимные притягивания и отталкивания

Сцены и зала. Сверхзадача постановщика —заставить нас

Думать про это: о жизни и смерти, о добре и зле, о жестокости

И жалости, о смысле жизни, о старости, наконец.

1 ≪Смена≫, 1975, 19 декабря.

136

Режиссерское решение спектакля кажется конечным, исчерпывающим:

невозможно представить иную форму, иной рисунок,

Иной взгляд на нравственную проблематику. Абсолютная

Достоверность деталей, изощренный психологизм, наглядность

Условного приема живут в спектакле в подвижном

единстве. Крайности художественной стилистики ≪Истории лошади

≫ есть отсвет моральных абсолютов великого автора.

Именно о них говорит театр.

Входя в зал, зрители имеют возможность рассмотреть убранство

Сцены: замкнутое серо-грязное пространство, столбики коновязи,

Колоды, куда ссыпают овес для лошадей, бочонок,

Мешки, седла, хомуты, конскую упряжь. Справа сидит цыганский

Оркестрик.

Подробности сливаются, оставляя в памяти фигуру Е. Лебедева,

Который сегодня стал Холстомером. В тоскливых глазах,

В опущенной понурой его позе —предчувствие трагедии.

Приподнявшись из-за мешков, ободранный конюх Васька

(Г. Ш т и л ь) поет свое странное заклинание, а в нем тоска степная

и мука человеческая:

О господи, опять пущай коней!

Животная простая, а ведь эка:

Наилучший сон крадет у человека!

О господи, опять пущай коней!1

Хор, участники которого одеты, как и Холстомер, в холщовые

Рубахи, перетянутые шлейками, выступая сейчас от своего

И нашего имени, поет песню-крик о том, что жизнь проходит

Быстро, а человек не помнит в себе человека, и страшны его

Дела.

Но все кричу: опомнись,— исступленно заканчивает хор и превращается в табун молодых

Лошадей, для которых

Тот чужой, кто в час забавы

Не подхватит наше ржанье.

Молодые кони издеваются над Холстомером, над его старостью,

Над его пегостью, которая с рождения проклятием висела

Над ним. Для молодых он старый, а для всех остальных

Он всегда был особенным, не таким, как в с е...

Избиение Холстомера прекращает узнавшая его старая лошадь

Вязопуриха, и Холстомер начинает рассказывать о своей

Жизни, о горестной своей судьбе.

Вот он родился. Едва приподнявшись на неустойчивых еще