Роль чувственной сферы в духовной жизни человека

 

Человеку присущи разные чувства и эмоции, которые обычно делят на положительные и отрицательные. Эмоции более поверхностны, подвижны, просты по структуре, более однородны. Чувства — более сложное, комплексное понятие.

К положительным эмоциям относятся: радость, смех, удивление и т.п. К отрицательным: страх, раздражение, боязнь и т.д.

Чувств больше. Это чувство свободы, любви, уверенности в будущем или в настоящем, чувство достоинства, гордости, стыда, времени и пространства, удивления и понимания, чувство юмора, радость, счастье, горе.

Есть также чувства греховные по своей сути: жадность, гнев, ненависть, месть, страстное желание обладать чем-либо или кем-либо (властолюбие, вещелюбие). Хотя и они бывают полезны: ненавидеть грех и гневаться на себя за потакание страстям иногда просто необходимо.

Часто радостные чувства и «положительные» эмоции также возникают по самым ничтожным или даже нравственно недостойным поводам.

Как радуется воришка, стянувший у прохожего кошелек! В какой восторг приходят дети, удачно сбежавшие с уроков! И как порой мы огорчаемся, когда из-за болезни не можем выполнить свои планы, которые совесть не позволяет назвать праведными…

Следует отметить, что термины, выражающие различные виды эмоций, у разных исследователей различны.

Так, архим. Платон (Игумнов) определяет эмоцию как «кратковременное переживание, являющееся немедленным ответом чувства, возникающего в результате впечатления, произведенного изменившимися условиями обстановки».[352] Налицо игнорирование того факта, что человек способен переживать эмоции не только под влиянием внешних раздражителей. Его внутренние состояния - намного более благоприятная среда для возникновения эмоций. Мысли, воспоминания, фантазии, построение планов на будущее - всё способно породить эмоции не менее сильные, чем возникающие под влиянием извне. Более того, отметим, что поиск внешних раздражителей для стимуляции эмоциональной сферы является признаком глубокой инфантильности личности (в некоторых случаях это показатель страстности или дисгармоничности личности).

По мнению того же исследователя, именно кратковременность отличает эмоции от чувств. Но критерий этот не совсем корректен, поскольку, что касается чувств и эмоций, этот критерий вряд ли применим. Ибо только «любовь не перестает», то есть когда идет речь о духовных дарах, мы выходим за рамки времени. На наш взгляд, эмоции более физиологичны, телесны, чем чувства.

Мы скорее согласны с Л.Ф. Шеховцовой, что «эмоция – это «мост» между психическим и соматическим».[353]

Чувства же являются как бы мостиком к духовным переживаниями человека, таким, как любовь к Богу и ближнему, милосердие, смирение, терпение и т.п. При этом чувства сами питаются от последних, как могут возрастать и на почве эмоций. Тогда и становится понятно, сколь разнообразно, порой диаметрально противоположна по гамме чувственная сфера человека. Стойкое чувство ненависти вырастает на почве духовной гордыни и тщеславия, нелюбви к ближнему и питается эмоциями раздражительности, гнева и злопамятности. Чувство умиротворения, радушия, приятия любого человека таким, какой он есть, возрастает на почве христианской любви к брату («кто не любит брата…») и питается радостью от дел милосердия, приязни, общения.

С.Ю. Головин считает, что эмоции – это «психическое отражение в форме пристрастного переживания жизненных явлений и ситуаций. Высший продукт развития эмоций – чувства».[354]

Однако, по мнению московского психолога Г.Н. Артамонова, «скорее можно предположить, что самодостаточной психической реальностью является чувство, а эмоции – продукт распада, разрушения, расщепления чувства… Святым не свойственна эмоциональность. С эмоциональностью борются люди, едва ступившие на путь духовной работы над своей личностью. Святым свойственны спокойные, сильные, без порывов и эмоциональных завихрений чувства».[355]

А. Адлер отмечал, что «Погружённость в эмоции - дурная привычка, которая иногда переходит в патологию. Стоит ей развиться в детстве, и такой человек будет злоупотреблять своими эмоциями постоянно».[356]

 

Одной из важнейших составляющих сердечной стороны души является эстетическое чувство, или чувство прекрасного. Это «способность человека видеть и понимать, любоваться и восторгаться всякой красотой, всем прекрасным, где бы и в чем оно нам ни представлялось».[357]

Что касается значимости эмоционально-чувственной сферы, вряд ли кто-то станет всерьёз спорить с тем, что человек воспринимается нами как полноценная личность лишь тогда, когда его внутренний мир наполнен чувствами, переживаниями и желаниями. Без них мы были бы подобны думающей машине или превратились бы в неких человекообразных монстров.[358]

При этом следует отметить, что чувства и эмоции могут играть как положительную, так и отрицательную роль для человека. Так, положительная роль тревоги может заключаться в том, что она предупреждает об опасности, мобилизует организм, позволяет быстрее найти правильную форму поведения в неблагоприятной ситуации. Однако она может вызвать и панику, блокировать все действия человека.

В первую очередь, чувства и эмоции помогают человеку оценить происходящее. Благодаря возникающим эмоциям, человек узнает о том, насколько важно для него то или иное событие.

Среди других функций – регуляция деятельности человека. «Любая целенаправленная деятельность человека представляет собой процесс удовлетворения его потребностей. Благодаря действию эмоции, та или иная потребность всегда эмоционально окрашена и воспринимается как ценность, на достижение которой направляется конкретная деятельность. Побуждение человека к совершению какого-либо конкретного поступка происходит также под воздействием эмоции. В зависимости от ситуации эмоции могут внушить человеку определенное поведение, в котором эмоции находят свое проявление или определенную степень выражения. Например, чувство жалости, возникшее в душе милосердного самарянина, побудило его проявить деятельное участие в судьбе попавшего в беду человека». (Архим. Платон (Игумнов)).

Наконец, важная функция эмоций в нравственной жизни состоит в том, что с помощью эмоций человек способен воспринимать и различать явления добра и зла, улавливать внутреннее состояние другого человека, давать интуитивную оценку происходящим событиям, отдельным лицам и их поступкам и действиям. (Архим. Платон (Игумнов)).

        

В истории христианства всегда были и есть ригористы, стремящиеся принизить роль чувственной сферы и настаивающие на необходимости строго аскетизма. Однако, по учению Церкви, в Своем вочеловечении Спаситель «освятил природу человеческих чувств, оправдал их естественное проявление и подчинил их высшим нравственным целям, какими являются для христиан стремление к вечному благу, преображению и обожению личности». Ведь «первоначально, до грехопадения, чувства человека были устремлены к созерцанию Того, Кто единственно с полным правом может именоваться Красотой».[359]

Другое дело, что для святоотеческих воззрений является характерным признание особой иерархии чувств, которая определяется степенью их освящения Божественной благодатью. (Архим. Платон (Игумнов)).

«У нас есть верный барометр, который показывает возвышение или понижение духовной жизни. Это – сердце. Его можно назвать и компасом» - пишет св.прав. Иоанн Кронштадский.[360]

Следует отметить, что в святоотеческой традиции сфера чувств носит название «сердца», под которым понимается не столько анатомический орган, сколько глубинная часть человека. По слову преп. Макария Великого: «Сердце правит всеми органами, и когда благодать займет все отделения сердца, господствует над всеми помыслами и членами, ибо там ум и все помыслы душевные».[361]

«Если хочешь держать настоящее делание молитвы, подражай гусляру, который, преклонив немного главу и ухо обратив к струнам, искусно ударяет по струнам и, извлекая гармонические звуки, услаждается их мелодией. Ясен ли тебе пример сей? – Гусли – сердце; струны – чувства; бряцало – память Божия; гусляр – ум» - говорит блаженный Каллист Патриарх.[362]

Нетрудно заметить, что «о сердце речь чуть ли ни на каждой странице Библии, и впервые читающий ее не может не заметить, что сердцу придается значение не только центрального органа чувств, но и важнейшего органа познания, органа мысли и восприятия духовных воздействий. И больше того сердце по Священному Писанию есть орган общения человека с Богом, а следовательно, оно есть орган высшего познания».[363]

Об этом же говорит свт. Лука (Войно-Ясенецкий): «Сердце есть орган высшего познания, орган общения с Богом и со всем трансцендентным миром».[364]

 

    Профессор Н.Е. Пестов говорит о месте локализации чувственных сил души: «Физическое сердце человека (или точнее нервные узлы сердца) являются тем местом, где душа человека таинственно соединяется с его телом».[365]

 

Преображение души.

 

Одним из ключевых понятий в Православии является преображение – не превращение, а одухотворение, возвышение, облагораживание – всего естественного, что есть в человеке, в том числе душевных его сил. Вспомним слова Оригена: «От нас требуется не истребление, не уничтожение природных деятельных способностей души, но их очищение. Другими словами, мы должны удалить всю грязь и нечистоту, которыми покрыло ее наше небрежение, чтобы сообщить ей природное сияние ее молодости с присущей ей врожденной силой».[366] Об этом, по сути дела, писал уже апостол Павел: «Не применяйтесь к веку сему, но преображайтесь обновлением ума, дабы испытывать вам, что есть воля Божия: добрая и благоугодная и совершенная» (Рим. 12, 2).[367]

Человек должен сохранить и умножить все то хорошее, что было в нем до прихода в Церковь. Напомним, что Церковью отвергнуто не только учение пелагиан, но и крайность подхода блаж. Августина, считавшего, что после грехопадения в человеке не может быт ничего доброго.[368] «Знайте, что характеры имеют значение только на суде человеческом, и потому или похваляются или порицаются; но на суде Божием характеры, как и природные свойства, ни одобряются, ни порицаются. Господь взирает на благое намерение и понуждение к добру, и ценит сопротивление страстям...» - утверждает преп. Амвросий Оптинский.[369]

Об этом же говорит митр. Антоний (Блум): «Суровый человек и святым будет суровым, а мягкий человек будет мягким святым. Но суровость без любви - одно, а суровость с любовью - другое. То есть суровость при глубокой любви может превратиться в очень большую строгость к себе, в стройность жизни или хотя бы перестанет быть мучением для других. …Я не думаю, что человек просто делается иным в том смысле, что его природные свойства или дарования меняются на обратные; но все же они меняются. Скажем, мягкость может быть слабостью или состраданием, сочувствием, лаской; и вот, слабость должна уйти, а ласка, сострадание должны ее заменить. Наши свойства сами по себе большей частью нейтральны, и поляризуются в зависимости от того, в какую сторону мы смотрим, каков наш идеал, какова наша направленность».[370]

При воцерковлении необходимо не только отсечение вредных навыков и качеств души, и преображение тех, которые могут быть преображены.[371]

Хотя нельзя не сказать и о том, что есть вещи, которые «преображению не поддаются». Упустив из виду этот факт, мы пришли бы не к православному, а скорее гуманистическому пониманию человека. «Напомню еще, - пишет свт. Феофан Затворник, - что есть крутые приемы этой деятельной борьбы со страстями. Обычный у нас - мироотречная жизнь в ее отрешенном виде, когда, решительно всё оставив и на Господа возложив все упование, вступают в обитель, чтобы жить в послушании безропотном, в пощении строгом, в молитве трудолюбной и трезвении бодренном. Тут ничего неимение, своей воли отсечение и себя нежаление скоро вымолачивают из души все страстное. Затем водворяется мирное устроение сердца и чистота сердца - последняя цель мироотречной жизни. Я не гоню Вас из мира. Спасетесь и в нем, если будете держать себя в отношении к нему как не сущая в нем. Я только напоминаю об этом как о порядке жизни, приспособленнейшем к делу очищения сердца от страстей».[372]

Напомним, что в православном понимании страсти - это не сторонние силы, которые пришли в нас извне и которые мы должны искоренять, «но скорее энергии души, которые повреждены и нуждаются в преображении... В аскетическом богословии страсть определяется как противоестественное движение сил души».[373]

Профессор богословия говорит: «Бесстрастие - «апатия» - не стоическая невозмутимость, а именно свобода от страстей. Сама эта недвижность ко греху есть следствие всецелой устремленности к Богу, уязвленности горнею Любовью».[374]

Как пишет И.А. Ильин, «Страсть должна не угаснуть, не исчезнуть, не подвергнуться узилищу наподобие заключенного в тюрьме каторжного злодея или посаженного в клетку дикого зверя, ибо заключенная в подземелье бессознательного, она будет жить крадучись, глядеть из глаз и прорываться в словах, в поступках; а запертая в клетку, она будет ждать того мига, когда сторож забудет запереть дверь и она сможет вырваться на волю… Духовное око человека должно раскрыться и увидеть; оно должно изведать свет и радость божественного; воля должна свободно и сильно захотеть этой радости; сердце должно прилепиться к этим священным содержаниям, а душа – выработать и усвоить акты духовного строения».[375]

Так, по мысли св. Иоанна Златоуста, «разврат происходит не от чего иного, как от недостатка любви, и пламень любви сжигает душевную нечистоту».[376] По сути, истинный антоним похоти не скопчество, а любовь: «Похоти противостоит любовь к Богу» – утверждает преп. Максим Исповедник.[377]

Церковь «…не исключает ничего того, что присуще созданной Богом человеческой природе, никаких отличительных признаков, черт времени или места, никаких личных или национальных особенностей. Она освящает всё их многообразие, вкладывая в них новый смысл и направляя к единой цели – созиданию Царства Божия».[378]

Причастность божественной жизни не изменяет человека физически: «Видимое не меняется, - говорит св. Григорий Нисский, - старец не становится отроком, и морщины не разглаживаются. Но обновляется внутреннее, запятнанное грехом и состарившееся в злых навыках, возвращаясь к невинности младенца».[379] Другими словами, «тело сохраняет своё биологическое строение, свои свойства и характерные особенности внешнего облика каждого человека. Ничто не упраздняется, но всё освящается, целиком проникается благодатью, просвещается единением своим с Богом».[380]

Помимо приобретения качеств, которые относятся к сфере духа, и усваиваются лишь под действием Божественной благодати, таких как молитвенность, благочестие, чистота помыслов, смирение, у духовного человека преображаются все составы души: ум, воля и чувства.

В духовном человеке рассудок имеет земные попечения и занимается ими, а ум занят памятованием о Боге, непрестанной молитвой… По мере усвоения человеком даров Божественной благодати, перед его внутренним взором всё более редеет мрак греховной тьмы и всё ярче сияет свет Божий. Ум пребывает в созерцании Бога, но, тем не менее, не перестаёт осознавать своей оригинальности, неповторимости и исключительности. В человеке восстанавливается богоподобие. Одухотворение делает человека прекрасным, ибо всё прекрасно в личности, когда она обращена к Богу, когда совлекает с себя ветхого человека, живущего по плоти, и облекается в нового человека, живущего по духу.

В духовно преображенном человеке тело прекрасно душой, душа прекрасна умом, ум прекрасен Божественным озарением.[381]

В молитве «рассудок первенствует, он призывает себе на помощь волю. Воля удерживает слова молитвы перед очами рассудка и собирает рассеявшиеся мысли воедино, как пастух собирает овец, отбившихся от стада. Рассудок как бы высвечивает слова молитвы, и чувство наконец начинает откликаться на них. Молитва становится переживанием человеческого сердца».[382]

В наше время всё более острой становится проблема повальной невротизации в условиях длительного действия психотравмирующих ситуаций социального, семейного, личного плана. Человек ищет не только то «тёплое» место, где он может обрести единомышленников, но и глобальную, истинную защиту от жестоких бурь внешнего мира. Церковь даёт эту защиту, но не в той форме, которой ждут многие приходящие в неё.

«Царство Моё не от мира сего» (Ин. 18, 36), - говорит Христос, встречая полное непонимание иудеев, ждущих внешнего могущества Царя-Мессии и разрешения своих социальных и политических проблем. Многие современные «иудеи» смотрят на Христа тем же просительным взглядом: «Сделай так, чтобы у меня всё было хорошо». Нерушимая стена, защищающая от мира, от его бурь и волнений, воздвигается в сердце Духом Святым, при этом внешние удары и скорби имеют исцеляющее, преображающее значение.

Вспомним, что для того чтобы увидеть Преображение Господне, апостолы проделали утомительный трехдневный подъем по крутой и каменистой горе Фавор. «Человеку... нужен камень веры, который вечно был бы с ним - и в песчаной пустыне, и в снежной буре, и в непролазном лесу, и в тюремной одиночке всеобщей клеветы и злобы; такой камень, который всегда можно было бы осязать как непоколебимую твердыню и стать на него как некий стол утверждения».[383]

 

От душевному – к духовному.

 

Таким образом, три составные части человека: дух, душа и тело отличны друг от друга по проявлениям, свойствам и функциям. Вместе с тем, они едины в бытии. Только на основе привнесенного греха ныне между ними существуют противоречия.[384]

Противоречия этих — двух родов.

Во-первых, между составляющими человеческого естества — духом, душой и телом. «Душа человека в основном подчинилась телу и его потребностям. Неразумная плоть стала управлять разумом, а разум стал жить пожеланиями плоти. Человек из духовного сделался плотским. Таким образом, вся прежняя иерархия перевернулась в человеке... Если дух человека должен был жить Богом, душа — духом, тело — душой, то теперь дух начинает паразитировать на душе, питаясь ценностями небожественными... Душа, в свою очередь, становится паразитом тела — поднимает страсти. И, наконец, тело становится паразитом земной вселенной, убивает, чтобы питаться, и так обретает смерть». [385]

Во-вторых — внутридушевные противоречия. «Разум заоблачен, мечтателен и отвлечен, потому, что не удерживается сердцем и не правится волею; воля своенравна и бессерда от того, что не слушает разума и не смотрит на сердце; сердце неудержимо, слепо и блажно, потому что не хочет следовать указаниями разума и не отрезвляется силою воли. Но мало того, что силы сии потеряли взаимную помощь, они приняли некоторое враждебное друг против друга направление, одна отрицает другую, как бы поглощает ее и снедает» — пишет свт. Феофан Затворник.[386]

Правильно используя естественные силы души, человек призван прийти к единству самого себя, преодолеть внутреннее разделение. По замечанию И.Ф. Киреевского, «Мера разобщённости, разделённости человека внутри и составляет меру нездоровья физического, психического, интеллектуального, нравственного, духовного».[387]

Св. Феофан Затворник говорит о пяти пластах жизни человека: жизнь телесная, душевно-телесная, душевная, духовно-душевная и духовная. «Но раз так многомерен и многосложен человек, значит, он должен научиться координировать все проявления всех своих жизней, значит надлежит человеку учиться собирать себя воедино. Человек в себе носит соборное начало. В себе, в своей душе он должен преодолевать «тиранию раздробленности»».[388]

Все силы души соотносятся с определёнными чувствами, и органами для выражения этих чувств. И всё это в человеке облеклось в «кожаные ризы», стало «грубым и плотным», как писал свт. Иоанн Златоуст.[389]

Плотским, душевным стал человек, вместо того чтобы быть духовным.[390] Гармоничное единство человеческого состава возможно лишь в русле подлинного замысла о человеке. Человек устремляется к Источнику жизни умом, чувствами, помыслами, всей душой. И по мере восхождения по духовной лестнице, его душевная жизнь становится более простой (но не примитивной!), при этом более наполненной и одухотворенной. Ведь Сам Бог есть Троица, пребывающая в Единстве.[391]

Свт. Феофан Затворник высказывается аналогичным образом об общем состоянии и соотношении действующих внутри нас сил: «Силы сии, исходя из нашего сознания или лица (я) и в него возвращаясь, должны пребывать во взаимной связи и согласии между собою, под управлением своего источного начала. Взаимнопроникновение и взаимноспомоществование при зависимости от действующего лица есть естественное состояние их».[392]

Наиболее же осязаемыми проявлениями в жизни духа в душе, по словам свт. Феофана, являются страх Божий, совесть, жажда Бога. Именно страх Божий есть та творческая сила, которая освобождает высшую нашу природу духовную от власти низшей - телесной, это та реальная сила, которая восстанавливает в человеке правильную иерархию ценностей.

Поскольку у новоначального духовная жизнь находится в зачаточном состоянии, проявляется она, в основном, через голос совести, призывающий к покаянию. Душа же находится во власти заблуждений, греховных навыков, страстей. «Оковами тьмы связывают (падшую) душу духи злобы; почему, не может она ни, сколько желает, любить Господа, ни, сколько желает, веровать, ни, сколько желает молиться, потому что со времени преступления первого человека противление, и явно, и тайно, во всем овладело нами»[393], - утверждает св. Макарий Великий.

«Удобопреклонность ко греху» – вот ключевое понятия, которое характеризует состояние души человеческой после грехопадения Адамы и Евы.[394] Приходя в Церковь, в первую очередь следует осознать именно это. Нам не дано разовым усилием воли восхитить благодатные дары Духа: умиление, любовь, братолюбие и т.п. Духовная работа – это всегда долгий и трудный путь, причём в его начальной точке мы в принципе не обладаем какими-то качествами. Нужно проделать трудную работу, чтобы добиться чего-то. Однако бывает и так, что не обладая терпением, люди начинают «мечтать», путая обычные (порой патологические) душевные состояния с духовными.

 

Путь духовной жизни долог и труден. Больная грехом душа[395] не желает идти к Богу, а воля направляется не прямо к Творцу, а постоянно уклоняется в сторону. И Господь может «восприниматься грешным человеком уже не как Источник благодати, и полноты жизни, но как нечто отвлеченное и неродное... И как яд, попавший в организм человека, доставляет ему телесные мучения и страдания, так и греховный яд, сокрытый в душе, приносит ей страшное внутреннее терзание».[396]

Начиная движение по духовному пространству, человек в силу своей нетерпеливости и мечтательности может проецировать свои представления о духовной жизни как вовне (на ближних и окружающие явления), так и внутрь себя. При этом и те, и другие оцениваются неправильно. Человек постоянно отклоняется с пути, путая цели и средства духовной жизни, причину и следствие, грешное и праведное.

Крайняя степень подобного заблуждения носит в православной аскетике название духовной прелести. В этом состоянии чувства, воля и разум помрачаются настолько, что человек становится жителем нереального (виртуального) мира своих «мнений». Чаще всего прелесть возникает по уже описанным причинам – мнении о себе и фантазировании, когда не очищенные, греховные душевные качества человек принимает за подлинно духовные состояния.[397]

Человек может путать чисто душевные проявления с описанными в святоотеческих писаниях духовными состояниями. Сентиментальность часто маскируется[398] под умиление, безвольность и безответственность под смирение, гневливость и агрессивность – под «ревность по Бозе». И только ум, насыщенный евангельским учением и просветленный благодатью Божьей, может различить эти состояния. «Бог приметнейшим образом положил преграду злу в людях тем, что даровал им ум, ведение, разум и различение добра, чтобы познавая зло, что оно вредит нам, мы убегали его» – напоминает преп. Антоний Великий.[399]

Однако ум наш, по слову свт. Игнатия (Брянчанинова), «носит на себе печати падения, покрыт покрывалом мрака, заражен ядом лжи: сам он, обольщаемый миродержителем, расставляет для себя сети».[400]

То же можно сказать и о чувствах и воле, поврежденных ещё в большей степени, чем разум. Как отмечает авва Исайя, «Когда создал Бог человека, то вселил его в раю, и он имел тогда чувства здравые, стоящие во естественном своем чине; но, когда послушал прельстившего его, превратились все чувства его в неестественность».[401]

Интересно, что свт. Феофан Затворник считал более точным переводом слова «неестественность» в приведенной выше цитате выражением «мнимо-естественность», т.е. мнимая подлинность и реальность[402] (т.е., опять-таки виртуальность!).

Как пишет свт. Игнатий (Брянчанинов), «Прелесть есть состояние всех человеков, без исключения, произведенное падением праотцев наших. Все мы – в прелести.[403] Знание этого есть величайшее предохранение от прелести. Величайшая прелесть – признавать себя свободным от прелести. Все мы обмануты, все обольщены, все находимся в ложном состоянии, нуждаемся в освобождении истиною».[404]

Но как и любая болезнь, прелесть может быть разной степени. Ведь можно слегка простыть, а можно заболеть тяжелой пневмонией с интоксикацией и даже впасть в кому.

Потерявшие рассудок люди, как утверждает Д. Карнеги, живут в «созданном ими мире грез».[405] Но в «мире грез» живут не только пациенты психиатров. В соответствии с христианским нравственно-аскетическим учением все, кто потерял свое собственное «я», растворился в своих желаниях, страстях, подозрениями и представлениях, - все они обманывают себя.

Есть целые религиозные системы, которые с точки зрения православного богословия являются культивированием прелести. Так, в индуизме «гуру предлагает ученику проверить философию на своем собственном опыте, и тот видит, что ритуалы индуизма и вправду действуют (по щедрому покровительству этому учению духов лжи), ученик… непременно впадает в состояние прелести, в котором принимает наваждение за реальность, переживает «духовные опыты», полные безграничного «блаженства» и покоя, его посещают видения «божества» и «света»».[406]

Нужно пройти долгий путь самопознания, чтобы постигнуть хотя бы начальные понятия духовной жизни, научиться отделять душевное (пораженное грехом) от духовного.

 

Только путем длительной духовной работы можно добиться преобладания духовного над душевным как в себе, так и в своей жизни. При этом душевные качества очищаются и приобретают верную направленность. Это нелёгкий труд, но без него мы не станет людьми в подлинном смысле этого слова. Этот путь неизбежен, «пока мы лиц не обрели»…[407]