Значение ума для христианского понимания человека

В наши задачи не входит разбирать душевную жизнь человека во всех ее проявлениях и многообразии. Душевный мир очень богат и сложен. Остановимся лишь на некоторых моментах.

Возьмем, к примеру, умственную деятельность. Это сложный процесс, который характеризуется множеством взаимосвязанных параметров. Мыслительный процесс включает обобщение и дифференциацию, причем синтез и анализ должны уравновешивать друг друга, иначе это будет уже патологический «стиль», и при сильнейшем развитии станет болезнью. В процессе мышления мы сопоставляем новые факты с уже известными, находим в них логику, ассоциируем с чем-то. Мысль имеет временн ы е характеристики, т.е. начало, течение и конец.[329] Отсюда вытекает наша способность «сторожить» возникновение помысла и не допускать его «обдумывание», развитие.

Наши суждения при мышлении должны иметь строгую последовательность и известную логичность. Это называется опосредованностью мышления. При сбое этого звена также возникают патологические состояния, появляется непоследовательность в суждениях. Классик отечественной психологии С.Л. Рубинштейн указывал, что не существует мышления, оторванного от потребностей, мотивов, стремлений, установок, чувств, т.е. от личности в целом.[330]

Другими словами, каждый пишет, как он дышит. Потому-то все наши мысли, говоря словами другого классика, А.Н. Леонтьева, «пристрастны», и эта пристрастность во многом определяется мотивационной сферой. Мыслительный процесс можно назвать посредником между мотивом и действием. А поскольку у падшего человека доминантами в сфере мотивации являются его страсти, то они, будоражимые бесовскими внушениями, и являются зачастую поставщиками тем для обдумывания. Бесы не могут «думать за нас» в нашей голове, но подбросить умственный образ[331], инициировать цепочку обдумывания вполне в их силах.[332]

Здесь можно провести аналогию с компьютерными вирусами: сами они не способны сделать что-либо, а «заставляют» производить нужные им действия пораженную операционную систему или напрямую аппаратные ресурсы машины. Впрочем, примерно так же действуют и обычные вирусы в организме человека.

И начинается всё с прилога – образа, душевного движения и т.п. Это простое представление вещи, мертвая картина. В том, что прилоги донимают нас, нашей вины нет. Грех начинает свое развитие, когда мы проявляем к нему внимание, поскольку это уже акт нашей воли.

Допустим, для строительства дачного домика нам нужен кирпич. И вот, проходя мимо соседского участка, мы замечаем горку прекрасных кирпичей, ровных и прочных. В голове сразу возникает ассоциативное движений мыслей, Память, питаемая совесть, напоминает, что воровать – это грех.

Если, не отринув с порога прилог, мы останавливаемся мысленно на предмете и начинаем думать о нем, представлять, как хорошо будет смотреться этот самый кирпич в нашем домике, возникает услаждение – третий этап развития греха. Здесь подключаются чувства, которые способны питаться не только образами и реальными предметами, но и несуществующими, виртуальными. Услаждение представляемым видом домика с соседскими кирпичами на видных местах – виртуальное состояние психики.[333]

На этом этапе ещё продолжается борьба аргументов – «за» и «против».

Конечно, сосед может и в милицию заявить, тем более что у него тесть следователем работает, но ведь у нас полгода назад отличный резиновый шланг пропал – а кто же ещё мог его взять, как не сосед? Надо ему отомстить, чтобы знал!

Как только перевешивает «за» – появляется желание – это следующая фаза, когда воля напряженно фиксируется на предмете, и человек начинает всем своим существом желать его.

Когда последние аргументы «против» отвергнуты, мощным «хочу» возникает решимость совершить грех. Умственная деятельность на стыке этих фаз особенно продуктивна – обдумываются все детали: дождаться ли темноты, взять ли жену на помощь, как лучше спрятать. Решимость приводит в движение тело – человек бежит на свой участок, готовит нишу, чтобы спрятать кирпичи, наконец, с особым азартом и учащенным сердцебиением (запретный плод!) ворует их и прячет…

Это конец и вершина – дело – «плод развращения зачатого внутри «родившего беззаконие вовне», как характеризует его свт. Феофан Затворник.[334]

Святитель подчёркивает значимость нашей свободной воли в совершённом грехе, поскольку мы не можем грешить в неведении. «Если бы люди грешили в неведении, то не за что было бы их наказывать… И сами мы обыкновенно говорим: не знаю, как такой-то человек пришёл и увлёк меня; хотя вовсе не думаем извиняться незнанием, а выражаем только, что тут был некоторый обман, умысел, омрачение».[335]

Чем больше в человеке развита какая-либо страсть, в данном случае любостяжание, тем быстрее и легче совершается путь от прилога к действию, тем активнее ум человека служит греху, тем охотнее соглашается на него воля, тем слабее голос совести. После совершения греха совесть вновь возьмет слово, но тут подоспеет самооправдание, этот скрупулезный мыслительный процесс выискивания аргументов для заглушения совести.

Самой неповрежденной в существе человека осталась умственная сфера. Поэтому Святые отцы настоятельно рекомендуют использовать этого грозного стража для отражения бесовских прилогов, тщательно проверяя всех «входящих», стремительно отвергая лазутчиков.[336]

Коварный враг знает множество уловок – подсовывает сперва благие (по видимости) мысли, а когда мы на них соглашаемся, в процессе исполнения толкает на множество проступков.[337] Или же усыпляет разум тщеславием и самомнением.

Говоря о важности борьбы с помыслами, преп. Силуан Афонский отмечал, что часто от блудной страсти страдают не те монахи, у которых крепкое телосложение, а те, даже тщедушные и больные, которые допустили блудные помыслы и сочетались с ними.[338]

Следовательно, надо рационализировать возникший помысел, разложить его на части, чтобы было ясно – соответствует ли он Евангелию и писаниям Святых отцов. Потом, через многие годы «тренировки», душа станет подобна хорошо отлаженному оркестру, а ум, как опытный дирижер, будет выделять диссонирующие (греховные) звуки – помыслы, слету отсекать их. А чтобы разум стал опытен в духовной брани, нужно постоянно напитывать его литературой, которую точно назвали «душеполезной», для того чтобы было с чем «сверять часы».[339]

Православная аскетика уделяет решающее значение в духовной и душевной жизни человека уму. [340] Ум и сознание в контексте наших размышлений можно назвать идентичными понятиями, но с одной оговоркой. В святоотеческих текстах ум представляется как сознание, наделенное некоторыми духовными свойствами: рассуждением, молитвенностью и другими свойствами, совершенствующимися по мере развития духовной жизни. Решающее значение на начальных этапах духовной жизни придается внимательности ума к внутренним переживаниям.

Целью воспитания ума, как пишет греческий богослов Николай Кавасила, является его возведение к Богу. Путь этот проделывается посредством постоянной молитвы. Именно молитвой, как неким универсальным инструментом, человек регулирует все свои душевные движения, чувства, эмоции, волевые устремления. В этом смысле молитва является воспитателем ума, она же – воспитатель душевной жизни.

Молитвой все переживания человека, и первого, и второго уровня (переживание о переживаниях)[341], сверяются с критериями святости и праведности. Поэтому святоотеческая традиция видит в молитве источник истинного знания для человека. Знание не в смысле накопления информации, а знания в смысле навыков духовной жизни, опыта различения правды от кривды. Как пишет об этом современный богослов, «Постоянное, непрестанное общение человеческого ума со Христом приводит к тому, что человек видит действительность так, как смотрит на неё Бог, мыслит в тонкой сонастроенности с Умом Христовым».[342]

Итак, мы сказали о том, как в результате грехопадения изменился весь строй души человеческой, исказилась иерархия мотивов, был потерян подлинный смысл всех поступков и мыслей. А ум, чувства и воля охотно служат греху, поскольку «удобопреклонны» к нему.