Как я боролся с государством

(Опыт документального рассказа)

Изведал враг в тот день не мало,

что значит русский бой удалый…

М.Ю. Лермонтов

Как я боролся с государством? Долгий это рассказ и не простой. Одно дело диссиденты с дубом бодались… Это, как тот Бармалей из 66-го года – проковырял дырочку в днище, а потом кричит: «Откуда вода! Ой, тонем!» Я ведь не утопить хотел, ни Союз развалить или там атомную бомбу на Москву сбросить. А прямо наоборот. Как лучше хотел… Потому что государственник, почвенник, славянофил и коммунист одновременно, в евангельском смысле слова. И так было и с литературой, и с театром. Тридцать лет пытался пропагандировать традиционную театральную систему. Так как уверен, что «психологический театр» - это тупиковая ветвь эволюции. Но это отдельные истории. Здесь я расскажу про рукопашный бой.

Моя книга «Русский кулачный бой» переиздавалась шесть раз – и всякий раз я писал дополнительное предисловие – и это тоже отдельная повесть. История. Приведем её отчасти. Для хронологии. Для отчетности. А потом уж подведем итог – отвеем зерна от плевел, правду от многочисленных мифов. Не для того, чтобы устыдить всех, кто столько лет правду давил и преследовал – это уж Господь разберется… А для собственной совести только. Итак, пять предисловий (издания 1986 и 1993 годов – были без предисловий):

Ответное письмо

(вместо предисловия)

Первый вариант этой книги был написан в 1986 году для моих учеников, которых тогда было не более десятка. Называлась она «Опыты отечественного боевого искусства». Книга была отпечатана на машинке в нескольких экземплярах. В конце 80-х гг. я увидел ее в самиздате, изготовленной с помощью страшной копировальной машины того времени под названием «Эра» (тогда говорили: «отъэрить»). Это меня расстроило — я полагал, что наш материал не должен ходить по рукам. Кстати, о слове «наш» — это папа так всегда говорил: «Наше дело», «в нашем деле»... Термины «русский бой» и «кулачный бой» я ввел позже[1]. Воссоздание кулачного боя, как обряда, было еще впереди. В действительности, мы занимались техникой уличной драки. Но назвать стиль: «русская драка»?..

Итак, все началось от папы. А его тренерская работа началась после демобилизации в 1954 г., когда меня еще не было. Я появился потом и рос слабым, болезненным мальчиком. Несмотря на мамины протесты — это первое, что запомнилось из боевой подготовки: тренировки начались уже в самом моем несознательном возрасте... так... от случая к случаю, помаленьку, между другими делами, но всенепременно, через радость ли или слезы и упрямство. Упрямства хватало с избытком, и с дошкольного же возраста пошла и вторая школа боевой подготовки — уличная. Не могу похвастаться как Есенин, что «средь мальчишек всегда герой», но... «часто-часто с разбитым носом приходил я к себе домой». Стенка на стенку — этого в Питере шестидесятых годов уже не было, а вот двор на двор — сколько угодно. Перейти улицу и отправиться в соседний двор в одиночку было дело почти героическое. Настоящие тренировки по рукопашному бою начались, когда я уже учился в старших классах. Где-то с 1975 по 1978 гг. мы с товарищами тренировались чуть не каждый день. В студенческие годы я увлекся театром и из-за репетиций стал бывать на тренировках реже. О тренерской работе я не помышлял — были ученики поспособнее, да и не было такой мысли ни у кого — расширять «наше дело». Есть папа... и хватит.

А в театре шли занятия по сцендвижению. Уходя в декрет, преподавательница наша предложила заниматься «движением» мне. Я договорился с режиссером, что вместо йоги, в которой я ничего не понимал, буду давать русский бой. Так началась моя тренерская работа. Это был, кажется, 84-й год, а через год нас за эти тренировки и выгнали в полном составе — начальство перестраховалось. Было время запрета на рукопашный бой. Впрочем, все многообразие стилей было еще впереди, а тогда в воздухе витало одно страшное слово: «карате». Что это такое я не знал. Впрочем, несколько нелегальных «матчей» в каких-то засекреченных подвалах состоялось. Первые успехи нас обнадежили. Поскольку «восток» тогда еще только начинал распространяться (именно запрет, на наш взгляд, вызвал «восточный» бум), а мы уже имели в лице моего папы готовую школу, то заимствование техники шло в одном направлении: от нас к ним. Кто только не перебывал у нас на занятиях: от новичков каратэ до инструкторов ВИФКа. Разумеется, и у восточных единоборств есть чему поучиться. Однако популярную задачу создания «универсального» или «объединенного» стиля мы не ставили. У нас есть свой. Необходимо совершенствоваться самим, а не совершенствовать школу. Прошедшие годы убедили в правильности такого подхода. По воскресеньям мы занимались за городом, в Лахте, на берегу Финского залива — три километра бегом туда, три часа тренировка, потом — бегом обратно. Зимой бегали на лыжах. Солнце еще только вставало, ледяные торосы на берегу светились — воспоминания фантастические. В хороший день весь лед до горизонта, насколько хватает глаз, как пингвинами, усеян рыбаками. В осенние шторма другая картинка — грохот волн, который не возможно перекричать. Весной — иначе: тишь и гладь, словно южные моря на полотнах Сильвестра Щедрина. В рабочие дни — занятия в залах. Помнится, в ЛЭТИ наша группа была оформлена как «группа здоровья». Однако некто подсмотрел в замочную скважину, и вот очередное изгнание из рая. Зав. кафедрой физкультуры показывает мне, по доброте душевной, докладную. До сих пор помню слово в слово: «Довожу до вашего сведения, что тов. Грунтовский занимается не здоровьем, а карате». Тут, видимо, две большие разницы.

Мы прикидывались самбистами и даже альпинистами. Наконец, наступило то безобразие, которое поначалу всех воодушевило, и называлось оно «гласностью».

Первое публичное выступление было в питерском Дворце молодежи, кажется в 1987 г. Нас пригласил Вячеслав Цой (мы познакомились случайно, как соседи). Это был первый выход «восточников» из подполья. Толпа у дверей в ЛДМ, фанатики Востока, ажиотаж, и вдруг посреди шоу — группа каких-то «ломающихся» русских. В зале раздался свист. Да и в самом деле, уровень наш был тогда невысок. Однако, когда под конец пошел круговой бой, раздались аплодисменты. В связи с этой самой гласностью почувствовал я себя лесковским Левшой. Только наоборот: дескать, у нас-то ведь «ружья кирпичом не чистят». Впрочем, папа прошел в свое время и лесковские мытарства, писал письма вплоть до министра обороны. И безответно. Обольщенный ветром перемен я тоже стал писать, но не министрам, а в журналы. Там уже стали появляться публикации на нашу тему. Первым был, кажется, А. Белов. Его реконструкцию под загадочным названьем «славяно-горицкая борьба» журналисты окрестили (см. «Технику молодежи» 1988, № 9 и др.) «русским ушу». Лейтмотив моих писем был прост: «Зачем изобретать русское ушу, когда оно существует», — необходимо дать людям возможность ознакомиться с ним, а также призвать всех, кто что-то знает и помнит. Единственным отозвавшимся был Игорь Лебедев из «Техники молодежи». Завязалась переписка. Через него я узнал адреса тех русских бойцов, кто уже успел проявиться и 17 февраля 91 года на Масленицу к нам приехали гости со всей России. Ученики А. Кадочникова (А. Ретюнских /Москва/, А. Лавров /Свердловск/, и др.), а так же другие школы: А. Белов /Москва/, А. Туманов /Челябинск/, Г. Базлов /Тверь/. С Л. П. Безклубым из Одессы — носителем казачьей традиции «Спас» мы общались через почту, как и с Михаилом Боровковым из Владимира. В процессе подготовки к фестивалю было организовано наше «Петербургское общество любителей русского кулачного боя». Об этой встрече подробно написал Игорь Лебедев (см. «Технику молодежи» 1991, № 8-9). Он же привез журналистку О. Гаранину. Из наших масленичных разговоров родилась идея создания журнала, и вскоре такой журнал под названием «Русский стиль» появился (к сожалению, мне пришлось принять деятельное участие в подготовке только первого номера).

На последующих наших масленицах география стала расширяться: Новосибирск, Одесса, Тольятти, Череповец, Апатиты, Новгород, Старая Русса. Мы и сами объездили полстраны, выступая на фольклорных фестивалях. Эта работа вернула нас на театральную стезю. Во-первых, следовало создать этнографически точное зрелище «кулачек» и прочих игр (когда-то народ воспринимал кулачные бои как игру). Во-вторых, когда такое зрелище возникло (а оно оказалось гвоздем программы и на современном празднике) выяснилось, что «кулачки» невозможны в отрыве от других зрелищных форм традиционной культуры: «ряженых», «фольклорного театра» и т.п. Все это потребовало серьезного изучения фольклора и этнографии. Мы достаточно ясно понимали, что те зрелищные формы, которые выработались у наших предшественников на фольклорных фестивалях (т.е. перенесение фрагментов аутентичного (подлинного) фольклора на площадь современного народного гулянья) не будут восприниматься адекватно. В этом смысле аутентичные фольклорные коллективы не могут тягаться с эстрадным фольклором, с вездесущими массовиками-затейниками. Создание праздничного театрального стиля оказалось более сложным делом, чем изучение стиля прикладного.[2]

Результатом стал «Театр народной драмы», где мы играли уже не только «Царя-Ирода», но и Шекспира, Пушкина, Есенина. С нашими уличными выступлениями мы, кажется, успели на «последний поезд» — волну фольклорных фестивалей 70 — 90 гг. Таких праздников, такого восприятия, наверное, уже не будет. В середине 90-х годов Наш Зритель (т.е. простой Русский Человек) стал катастрофически меняться. Но я отвлекся...

В 1993 г. вышло первое официальное издание «Русского кулачного боя». Я получил не одну сотню писем. Кажется, всего два из них были ругательными (мало, мало — я отчетливо видел все недостатки своей работы), но остальные... Я не ожидал такого... Как помогли мне такие письма! Спасибо.

Сев за это предисловие, я поначалу хотел из них одних и составить его. Но это было бы, наверное, нескромно. Не всякому выпадает счастье ощутить такую людскую благодарность, но ведь это все аванс. Вся-то заслуга моя, что у моих корреспондентов не случилось такого папы..., а может, были папы и пошибче, да не всякая наука впрок и «нет пророка в своем отечестве».

Март 1997 г.