Глава вторая Конец стажировки Серомышина

 

Сеня Семенов, подходя в расстроенных чувствах к зданию отдела милиции, куда он был вызван в качестве потерпевшего, увидел в соседнем скверике сидящую на скамеечке с грустным видом угонщицу своего автомобиля – Валю Воробьеву. Зайдя немного сзади и, как истинный охотник даже против ветра, чтобы наглая преступница не учуяла исходящий от него запах пива «Козел» и не скрылась, Сеня цепко схватил дернувшуюся было Валю за плечи, произнеся горячим дыханием в холодное ухо девушки сакраментальную фразу:

– Моменто море, подруга.

– Что? Кто?! – не поняла Воробьева.

– Моментально… в море… Кранты тебе, Валя. Буду тебя мочить. Хоть и не люблю я мокрые дела, а придется. И чего ты тут сидишь, стерва?

– А… Сеня, это вы? В милицию меня вызвали. Отпустите плечи, больно, блин.

– Так что ты здесь сидишь, а не в милиции?

– Боюсь я туда. Наркоты подложат или еще чего сделают.

– Ментов ты боишься, а меня значит нет? Я тебе неделю срока дал чтобы деньги вернула. Где деньги мои? Я же тебе счетчиков навключаю, дура. Вовек не расплатишься.

– Да я и так не заплачу вам ни копейки. Откуда у меня бабосы, Сеня? Я ведь не работаю нигде. И не ворую, между прочим.

– А меня, Валюша это не волнует ни разу. Хочешь воруй, хочешь скелет свой продай в ботанический институт имени Лесгафта, а бабки чтобы отдала.

– Я можно сказать кроме любви ничего не знаю и не умею, хотя у меня и среднее образование. Но на любви много не заработаешь. И ничего ценного у меня нет.

– Ну жилье придется продать, – почесывая свою затылочную область, предложил Сеня, присев рядом с Валей на скамейку.

– Какое жилье Сеня? Квартиру я в Питере снимаю с подругой Женькой. Прописана я в частном домике в области на Синявинских болотах, но там еще и бабушка живет. Да и цена домику две тысячи баксов вместе с клюквой на болоте.

– Ты мне, Валя, зубы не заговаривай. Ты мне минимум десять тысяч бабосов в баксах должна, даже в еврах скорее. Бакинские падать начали. Но придется хотя бы бабушку с клюквой у тебя забрать. Приватизирую болото, буду дачников на него в аренду пускать в ягодный сезон. А бабушка сторожем будет. Ну а если серьезно… Мочкану я тебя Валя. И не позже завтрашнего дня. Честь моя дороже клюквы на болоте.

Валя икнула. Холодные было уши зарделись. Вспомнилось почему‑то как в детстве когда она шла домой из школы в дереввне Синькино, одноклассники дразнили ее, саркастически приговаривая при осмотре Валиной фигуры: «а ножки‑то тонкие, а жить – то хочется». Жить действительно хотелось, а от этого беспредельщика Сени, можно было ожидать чего угодно. Молва о нем ходила дурная. Не то сантехник, не то маньяк на службе у милиции. Из ситуации нужен был выход. Лихорадочно соображая, Валя сделала единственно возможное на ее взгляд предложение:

– Знаете Сеня, вы конечно можете делать со мной все что хотите. Я – в вашей власти, но мне кажется не стоит вам грех на душу брать за убийство беззащитной отступившейся девушки. Что толку убивать меня – образованную девушку, из‑за каких – то грязных зеленых бумажек. Может я на что другое сгожусь?

– Короче, Валя, машина тобою убита, я посрамлен, денег у тебя нет, что ты можешь предложить?

– Вы Сеня случайно не женаты?

– И не собираюсь. Замуж что‑ли тебя брать? Не понял?

– Не иронизируйте, Сеня. Кухаркой я у вас не буду. Двоюродной женой тоже. Я предлагаю расплатиться с вами чистым красивым сексом.

– Издеваешься, Валя? Я ведь сейчас разозлюсь.

– Это единственное что я могу предложить. Обычно я за секс беру с клиента сто долларов.

– Немало. И ты хочешь сказать что у тебя бабок нет?

– Сеня, а вы знаете сколько стоит хорошее нижнее белье? А аренда квартиры?

– И знать не хочу.

– А напрасно. Такие цены, что на питание не остается. Вес теряю. А износ белья большой. Есть ведь такие мужики, что трусики у меня воруют – фетишизм называется.

– Не заговаривай мне зубы я сказал. Дальше что?

– Свою разбитую машину вы оцениваете в десять тысяч долларов?

– Ну, допустим, дальше что? Продавать мне тебя что‑ли через газету? Массажный салон открыть?

– На будущее у вас мысли подходящие, но требующие материальных вложений. А сейчас речь о другом, о том, как вам долг отдать.

– И как отдашь?

– Давайте считать. За одноразовый секс я беру сто долларов. За десятикратный – тысячу. Таким образом, сто занятий сексом со мной обойдутся клиенту ровно в десять тысяч долларов. Я предлагаю вам сотню бесплатных сексуальных встреч на высоком уровне обслуживания, и мы с вами в расчете по моим прейскурантам.

– Да, ты девочка не простая. Но глупости говоришь. После того что ты натворила, если уж мне надо будет я тебя и бесплатно имею право поиметь.

– Нет, Сеня. Все что бесплатно это – либо насилие, либо по бескорыстной любви. А насилием я вам заниматься не советую. Если мы с вами договоримся, вы оцените те эксклюзивные методы интимной близости, о которых даже и не мечтали.

– Где так говорить‑то научилась? Тебе бы артисткой работать… в зоне, а не мужчин ублажать.

– А я, Сеня, в кино обязательно снимусь. Я искусство люблю. И в оперу ходила, Шульберта слушать. Не так конечно романтично как это было у Джулии Робертс в фильме «Красотка», но похоже.

– Что ты мне тут втираешь, Валя? Какая опера? Какая еще Джульетта? К операм тебя надо. К оперу Жуку, а не в оперу. Он тебе такого Шульберта покажет, четыре дня икать будешь. Пошли в ментовку на очную ставку, шлюха, сказки мне тут рассказываешь про беззащитных насекомых.

– Грубый вы все – же, мужчина, Сеня. Такое же грязное животное, как и все другие мужики. Ведите меня к вашим операм и следователям.

– Поговори у меня, овца.

Сеня грубо взял Валину руку в свою потную разгоряченную после разговора ладонь, и повел несчастную преступницу в отдел милиции. Валя приближалась к отделу как партизан на казнь с гордо поднятой головой, переставляя ноги как на подиуме, подставив навстречу ветру развевающиеся каштановые волосы.

 

* * *

 

– А вот и наши клиенты идут, – Дюжев смотрел в окно, разглядывая, как держась за руки, шли на очную ставку Валя Воробьева и Сеня Савельев. – И как идут красиво, Серомышин, ну прямо семья. Кончилась твоя стажировка. За работу, браток.

 

Глава третья Очная ставка

 

– С удовольствием поработаю. Давно я с этим Сеней Савельевым познакомиться хотел поближе, – потирая ладони рук, мечтательно произнес Серомышин.

На музыкальный в виде барабанной дроби стук в дверь кабинета, Дюжев ответил молчанием. Стук повторился.

– Кто там еще работать мешает? – сердито отозвался Дюжев.

Дверь со скрипом отворилась, просунулась стриженая Сенина голова:

– Можно войти?

– Можно Машку за ляжку. Можно козу на возу. Ты что в армии не служил? В милиции и вооруженных силах говорят – разрешите. И почему опаздываете на очную ставку гражданин Семенов?

– Преступницу Воробьеву к вам тащил, товарищ дознаватель, убежать хотела.

– Преступником человека назвать может только суд. Газеты читать надо. Воробьева у нас подозреваемая. Заводи ее сюда.

Сеня проворно, держа за руку, провел Воробьеву в кабинет и встретился с проницательным взглядом сидящего у окна Серомышина.

– Здравствуйте, Сергей Клавдиевич, – заулыбался Сеня.

– Мы что знакомы? – удивился Серомышин.

– Как же мне не знать своего участкового. Я вас глубоко уважаю за всё, что вы сделали на обслуживаемом участке.

– И что я такое сделал?

– Порядок навели. Собаки все в намордниках гуляют и на поводках. Вы когда выпимши домой идете всегда этих собачников гоняете. Когда вы идете по участку ни одной собаки не видно. Я ведь из – за этих собак спорт бросил. А благодаря вам опять хочу начать.

За Серомышиным действительно водилась слава грозы четвероногих друзей человека, после того как год назад от них пострадал его любимый кот, вернувшийся с прогулки без хвоста. Кошек и котов, Серомышин относил к животным стоящим на более высокой ступени развития, нежели остальные млекопитающие. Гуляющие коты, по мнению Серомышина, являлись гражданами свободной кошачьей республики. Со своей иерархией, кошачьим президентом в каждом дворе. Дикие коты в отличие от одичавших собак никогда не собирались в стаи, гордо добывая пищу по одиночке и соблюдая суверенитет соседей. Все это импонировало Серомышину, но к чему клонил Семенов было неясно.

– Ну, с нарушителями правил выгула собак я действительно строг как никогда, но причем здесь спорт не понял?

– А помните Шарикова из книги Булгакова «Собачье сердце» как он котов не любил?

– А ты что еще и книги читаешь? – вновь удивился Серомышин.

– Да зачем книги, фильм такой был еще советский. Так я вот также собак не люблю!

– Тебя что из кота сделали, как Шарикова из собаки? – хохотнул Дюжев.

– Вы меня не поняли. Я раньше спортом занимался. Бегал по утрам и вечерам. Бегать было невозможно, обязательно какая – нибудь шавка побежит сзади да укусит. Я и с палкой бегал, чтобы от них отбиваться и с газовым баллончиком и с пистолетом. Ничто не помогало, так бегать и бросил.

– С каким пистолетом бегал? – нахмурился Серомышин.

– Что? Так это… ни с каким. С газовым… Словом, спасибо вам, Сергей Клавдиевич. Теперь опять бегать начну. Да что мы все о грустном, давайте же приступим к очной ставке.

– Чего то я не понял, ты под дурачка косишь или правда такой? Я теперь не участковый. Я дознаватель. Опять теперь собаки разведутся. Но в целом мы с тобой, Сеня, на этой почве близки. Собак я не долюбливаю. Городских. На природе их надо содержать. В городе хозяева их только мучают. Гулять негде. Гадят. Весной от подснежников – экскрементов не пройти.

– Вот, вот… Сергей Клавдиевич, вот, вот, – с энтузиазмом закивал головой Сеня. – Я совершенно убежден в том, что собаки – сволочи. А кот – венец творения и представитель Высшего Разума.

– Согласен, Сеня. Кто не благоговел перед котом при жизни, умрет позорно, как собака.

– Да, Сергей Клавдиевич. Все что делает кот правильно. Кота следует обожать, лелеять и кормить. А еды для кота много не бывает.

– Более того, Сеня. Кот может спать везде, а ты – где позволит кот. Спихнул кота с дивана – испортил себе карму. Орать на кота – себе хуже.

– А мне коты не нравятся, – вступила в разговор Воробьева. – Орут по начам в марте так жалобно, что самой кричать хочется – хоть к мужикам беги.

– Не согласен, – возразил Семенов. – Кот не орет ночами, а издает Божественное Благозвучие.

– Зато изгадили ваши коты все подъезды, – включился в дискуссию Дюжев.

Семенов укоризненно покачал головой:

– Не согласен, Александр Валентинович. Кот не ссыт. Кот окропляет Божественной Росой Избранные участки.

Серомышин с умилением смотрел на Семенова. Этот человек начинал ему нравиться все больше.

– Слушай Сеня, – обратился Серомышин к Семенову, – ты оказывается непросто сантехник и виртуоз по вскрытию дверей, а еще и прекрасный зоолог. Заходи ко мне домой, я тебе своего кота покажу.

– А я вам своего…

– Короче, хватит, – прервал разговор Дюжев, – скорешились вы уже на кошачье – собачьей почве. В мире животных по телеку посмотрите. Начинаем очную ставку. Ты, Серомышин сиди, слушай, запоминай как это делается, а не о котах думай.

Сдвинув лежащие на столе бумаги в общую кучу на угол стола и рассадив по стульям участников следственного действия, Дюжев продолжил работу:

– Объявляю правила очной ставки: потерпевший и подозреваемая сидят напротив друг друга и поочередно рассказывают мне о своем преступном прошлом и обстоятельствах содеянного. Вопросы типа «почему небо голубое а трава зеленая» отклоняются. Самостоятельно, без разрешения открывать рот вообще запрещается. Ясно?

– Да – а…

– Ээ – э…,‑прозвучали неуверенные отклики участвующих.

– А если все ясно, начинаю. Перед началом очной ставки разъясняю участникам их права. У потерпевшего прав много. Он может их почитать на досуге. Но у дознавателя прав больше, поэтому перечислять не буду ввиду не существенности вопроса. Что касается подозреваемой, то она может вообще молчать, отказаться от дачи показаний, но лучше этого не делать, а реализовать свое право на защиту, правдиво рассказав свою версию событий. Кроме того, вы Воробьева имеете право на помощь адвоката. Распишитесь в протоколе, что вы от защитника отказываетесь, он ведь вам не нужен?

– Это еще, почему отказываюсь? Хочу адвоката, – капризно сложив трубочкой губы, возразила Воробьева.

– Откровенно говоря, адвоката я вам Валя вызывал, но он уехал на дачу. Имей в виду, Серомышин, адвоката мы обязаны предоставить каждому подозреваемому. Проблема в том, что не всегда они к нам хотят идти, за мизерную государственную оплату. Я, например, еще с утра вызвал для Воробьевой замечательного адвоката, опытнейшего юриста Глеба Осиповича Пайтона. Но он недавно услышал в теле новостях, что в ближайшее время страны Балтии вступят в блок НАТО, и уехал на дачу копать траншеи. Если Эстония граничащая с Ленинградской областью вступит в НАТО, говорит он мне, то их танки будут стоять в Нарве, рядом с Ивангородом. Это 150 километров от Петербурга. Два часа хода и танки НАТО уже на Дворцовой площади. Поэтому говорит, уезжаю строить оборонительные сооружения. Я ему говорю: Глеб Осипович, вам то что? Россию все – равно уже продали. Давайте лучше в очной ставке поучаствуем. А он мне: как вам не стыдно, вы же российский офицер. Россия не продается. Кто к нам с мечом придет, мы всех засусаним, запартизаним. И уехал. Другому позвонил – нетрезв с утра. Где я вам, Валя теперь адвоката найду?

– Ну… я не знаю…

– Вот именно. Адвокат, Валя, вам сейчас не нужен, во – первых, даже если он будет бесплатный, за счет государства, он все равно будет вымогать у вас деньги – 1000 долларов. Меньше они стервецы не просят. Глеб Осипович и больше попросит – траншея да блиндаж дорого стоят. А в вашем положении лучше приберечь деньги для возмещения ущерба потерпевшему. Во – вторых, любой вызываемый за счет государства адвокат всегда работает на милицию, и поможет он не вам, а мне, подсказав как лучше вас посадить. А если он мне не поможет, а вздумает помогать вам, я такого адвоката ближе чем на пушечный выстрел не позову, и он не заработает своей корки государственного хлеба. Так что Валя, не дурите мне голову – ставьте подпись об отказе, или ведите своего адвоката, который обдерет вас как липку. Как говорят узбеки – альтернативы нет.

– Да не нужен мне никакой адвокат, – неожиданно согласилась Воробьева. – Я сама все законы знаю, опер Жук рассказал. Где тут расписаться?

Когда подписи были, наконец, поставлены, Дюжев приступил собственно к очной ставке:

– Опуская вопросы, знаете ли вы друг друга и в каких отношениях находитесь, ввиду ясности ваших ответов, перехожу к главному. Кратко расскажите, Семенов, обстоятельства угона автомобиля, которым вы управляли по рукописной доверенности, а я запишу ваши показания.

– Ну, значит, вечером это было, а может ночью, – начал рассказ Семенов. – Еду я, между прочим, трезвый по улице Гашека в сторону дома и едва не под колеса мне бросается эта незнакомая женщина. Чуть не придавил ее с перепуга. Остановился. Что случилось? – спрашиваю без мата. Куда скачешь как горная лань? Подвезите, говорит, денег нет, трамваи не ходят и все такое прочее. Без денег, говорю, не повезу. А она мне: да я потом отдам, или натурой берите. Вижу: худая – кости одни, больная наверное. Жалко стало. Садись говорю, довезу. Только отъехали, купите мне, говорит, воды в ларьке – язык обсох от пешеходной жизни, или хотя бы сока томатного – витаминов в организме нет. А я как раз сам пить хотел, селедки у друга объелся. Вышел из машины у ларька, а ключ зажигания оставил на хранение этой Воробьевой – привык доверять женщинам. И поплатился за доверчивость – шага сделать не успел, как машина моя уехала. Но не далеко. Хорошо что столбов много. Профессиональная угонщица, а ездить не умеет. Отстреливать таких надо, товарищ дознаватель, – закончил было Семенов, но встретившись с посуровевшим взглядом сидящего в углу кабинета Серомышина, добавил: – Не отстреливать конечно, но изолировать от общества лет на семь.

– А вас кастрировать надо, кобелей, – возмутилась Воробьева.

– Что? Да я тебя…

– Все реплики отставить, – хлопнул ладонью по столу Дюжев. – Подозреваемая Воробьева, подтверждаете ли вы показания потерпевшего?

– Нет, не подтверждаю. Все было не так и по – другому.

– Слушаю вас.

– Возвращалась я от подруги домой по темной улице Гашека. Шла быстро, только бы, думаю, никто не пристал. Сами знаете, сколько маньяков и извращенцев развелось. Подъезжает этот Семенов на своей древней машине. Садитесь, говорит в мою машину, подвезу вас девушка. А от самого перегаром разит как от пьяной лошади. Я говорю ему, отстаньте мужчина, сама дойду. А он свое: садитесь говорит немедленно я вам денег дам, а не сядешь, угрожать начал – вызову милицию и сдам по подозрению в занятии проституцией. Я, говорит, внештатный сотрудник у них. Запугал окончательно. Думаю, ладно, пусть довезет, только бы не изнасиловал, хотя с виду вроде мужик не опасный. Села в машину. Только отъехали, сразу и началось: сексуальные домогательства с насилием и угрозами и все такое прочее. Поняла я что попала. Решила этого Сеню успокоить. Формально дала согласие на все его притязания, а сама жду момента как бы сбежать. Семенов успокоился, остановился у ночного ларька. Посиди говорит, я сейчас презервативов куплю штук десять. Вышел из машины, двигатель не выключил. А дверь с моей стороны заблокировал чтобы я не сбежала. Я занервничала, запсиховала, руками задергала, задела рычаг включения скоростей – машина и поехала. У него ведь коробка передач автоматическая. Рукой тронешь – и поехал. Последнее что помню: столбы, стекла и издевательства этого человека, которого вы называете странным словом потрепевший. Какая я угонщица? Я кроме велосипеда никогда ничего не угоняла… Ой. То есть не ездила я сама ни на чем. Один раз на мопеде попробовала – два часа из придорожных кустов доставали. Надругаться надо мной этот Сеня хотел, а теперь еще и убить грозится. Так и запишите в своем протоколе: не виноватая я ни в чем. Он сам пристал.

– Потерпевший, что вы можете пояснить по поводу показаний подозреваемой, обратился Дюжев к Семенову.

Обалдевший от показаний Воробьевой Семенов, открывал и закрывал рот, пуская пузыри бормотал:

– Врет она… Врет, подлая…

– У вас, Семенов, действительно в машине автоматическая коробка передач, тронув рычаг которой, машина может поехать?

– Да, но…

– Никаких но. Все ясно. Настаиваете ли вы на своих показаниях?

– Конечно.

– А вы, Воробьева?

– Ессе… ственно.

– В таком случае если вопросов у вас друг к другу нет, очная ставка закончена.

После того как протокол был прочитан и подписан, Дюжев, попросив Воробьеву выйти из кабинета и подождать в коридоре, обратился к Семенову с предложением:

– Вам, Савелий, да и мне тоже лучше бы закончить это дело примирением сторон и сдать его в архив с последующим уничтожением.

– Как это?

– Возни будет меньше. А если серьезно, закон позволяет дело прекратить с согласия прокурора, так как преступление это не относится к категории тяжкого. Если вы конечно напишете заявление о том, что с Воробьевой примирились.

– Не буду я ничего писать. Не согласен я. Чего ради мне с ней примиряться?

– А вот это, батенька, зря. Доказательств вины Воробьевой нет. Наоборот ее оправдывать надо, а вас привлекать к ответственности.

– Не понял?

– Что тут понимать? С ее слов выходит, что вы поймали девушку на дороге, обманным путем затащили ее в автомобиль, совершили попытку изнасилования. После чего она, воспользовавшись вашим отсутствием, попыталась скрыться от вас на вашем же автомобиле, спасая свою честь и достоинство. И находилась она при этом в состоянии крайней необходимости, что исключает состав преступления в ее действиях и говорит о наличии такого состава в ваших. Мог быть и второй вариант, когда ваш автомобиль с включенным двигателем начал самопроизвольное движение в результате случайного включения рычага автоматической коробки передач. Но и в первом, и во втором случае никакого угона нет, а есть лишь покушение на изнасилование с вашей стороны.

– Что? Какое достоинство? Какая там честь? Какое изнасилование? Что вы мне тут втираете? Проститутка она и воровка! И двигатель у меня был выключен.

– Я вам здесь не втираю, а ответственно заявляю: насиловать нельзя никого, а проституток тем более – их купить можно, что усиливает вашу ответственность. А был ли у вашей машины запущен двигатель, выяснить невозможно – свидетелей нет. Покупатели ночного киоска не установлены, а продавец ничего не видела. Все неустранимые сомнения, согласно закону должны быть истолкованы в пользу подозреваемого и обвиняемого. Любой адвокат, даже Глеб Осипович, развалит это дело в пух и прах. Между тем, Воробьева может обратиться по совету того же Глеба Осиповича в прокуратуру, и запросто привлечь вас к ответственности за сексуальные домогательства и покушение на изнасилование. Все доказательства налицо. Многочисленные гематомы, ссадины на теле Воробьевой и порванная одежда – произведенные либо в результате аварии, либо вашими руками насильника. Прокурор может расценить это как угодно. А, учитывая, что в прокуратуре трудятся в основном женщины, исход дела изначально предрешен не в вашу пользу по причине их солидарности по этим вопросам. Кроме того, вас, скорее всего, привлекут к уголовной ответственности за заведомо ложный донос по обвинению в угоне непричастного к этому лица, на основании тех доводов, что я привел выше. И тогда ваше дело, Сеня – труба. Но не расстраивайтесь: по – первому разу дадут условно. Хотя конечно судимость будет.

– Это что же получается? Я пострадал, у меня угнали машину, разбили ее, и меня же будут судить?

– Все возможно под луною. Закон хитрая вещь.

– Вы мне что не верите? Я же пострадавший.

– Я вам, Сеня, верю. И как юрист и как человек. Но во избежание осложнений лучше это дело закончить примирением. И мне проблем меньше, и вам хорошо. У меня показатель в работе будет – преступление раскрыто, преступник как бы установлен, но потерпевший его простил. И вы избежите ответственности.

– Да я согласен. Хотя и не понял ничего. Мне бы только с этой Воробьевой деньги за ущерб получить.

– А это, пожалуйста, через суд в гражданском порядке.

– Знаю я эти суды. Три года проходишь и толку никакого. У нее же ни работы, ни имущества. Что с нее получишь?

– О чем тогда сыр – бор? Простить надо девушку и впредь ездить аккуратнее.

– Нет, такого я не прощу. Я ее лучше грохну.

– А это еще одна статья – угроза убийством. Впрочем, я этого не слышал. Странный вы человек. Кошек жалеете, а девушку убить готовы.

– Кот другое дело. Кот не царапается, кот метит вассалов.

– Опять вы за свое.

– Что же мне делать? Может что посоветуете, Александр Валентинович?

– Воробьева вам за ущерб хоть что – нибудь предложила вообще?

– Предложила такое, что лучше бы не предлагала. Сказала, что ничего у нее нет, но может расплатиться сексом.

– Ну, Сеня, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Берите с нее что предлагает. И дело прекращаем за примирением. Пишите заявление.

– Издеваетесь, товарищ дознаватель?

– Я принимаю все возможные меры по окончанию расследования. Давайте так договоримся: дело я все равно прекращу – судебной перспективы здесь нет. Но Воробьевой скажу, что дело готовлю в суд. Напугаю капитально. Пусть нервничает и расплачивается как может. Вот бумага – пишите заявление и можете быть свободны. Будут вопросы звоните. Телефон прежний – 02.

Семенов обреченно, под диктовку Дюжева написал заявление о прекращении дела и с понурым видом покинул кабинет.

– Позовите мне Воробьеву, крикнул ему вдогонку Дюжев.

– Вот так, Серомышин, надо расследовать преступления. Нечего тут рассусоливать по два месяца. Учись, браток.

– Методика мне, Саша, в целом понятна. Дай только я с Воробьевой сам закончу разговор.

– Действуй, Сережа. Пугани ее для верности и получи согласие на прекращение дела. Это требование закона.

– Мне можно зайти? – заглянула в дверь Воробьева.

– Заходи, детка. Сергей Клавдиевич с тобой пообщается – мой заместитель. А я вас оставлю ненадолго – в туалет схожу. После очных ставок, Серомышин, всегда освобождай желудок – мой тебе профессиональный совет.

– Меня теперь посадят, Сергей Клавдиевич? – пропищала Воробьева, когда Дюжев вышел.

– Все зависит от тебя, Валя. У меня к тебе предложение. Обязательно побывай в гостях у Сени Семенова. Обсуди с ним возмещение ущерба, сказки ему порассказывай, массаж там сделай или еще чего. Но главное выясни: есть у него дома оружие или что поинтереснее. Узнай с кем он общается, о чем говорит. Действительно ли любит котов или прикидывается. Через неделю ко мне зайдешь, все расскажешь.

– А вы мне чем поможете?

– Дело закрою.

– А не обманете?

– Слово офицера.

– Все разузнаю.

Серомышин проводил Воробьеву до выхода из кабинета и, подойдя к окну, удовлетворенно наблюдал, как Семенов дожидавшийся на улице, взял Валю под руку и повел ее по направлению к своему дому. Со стороны они смотрелись как счастливая семейная пара.