Начальный этап имперских реформ системы

УПРАВЛЕНИЯ В КАЗАХСТАНЕ (1780–1790-е годы)

 

Приход Екатерины II к власти, как известно, не был вполне за- конным (если не сказать больше), поэтому вполне понятно ее стрем- ление обеспечить признание своей власти на всем пространстве Рос- сийской империи. Соответствующие шаги были предприняты и в отношении Казахстана.

Неудивительно, что первая же грамота Екатерины II, адресо- ванная хану Младшего жуза Нурали и его подданным, по стилистике и содержанию в большей степени напоминала не прежние импера- торские указы казахским правителям (в частности, указы импера- триц Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны), а манифест самой Екатерины II от 28 июня 1762 г. по случаю ее вступления на престол [ПСЗРИ, 1830, т. XVI, № 11581, с. 3]. В этой грамоте точно так же, как и в манифесте, подчеркивалась божья воля на занятие новой импе- ратрицей престола, равно как и желание всех «верных подданных». Также Екатерина II обращала внимание хана на то, что подданные уже принесли «торжественную присягу» ей самой и ее сыну-наслед- нику Павлу Петровичу. Примечательно, что (опять же в отличие от предыдущих императорских актов казахским правителям), грамота хану Нурали 1762 г. не содержала практически никаких обязательств со стороны вассального правителя кроме довольно абстрактного «при всех случаях служить верно» [КРО, 1961, № 249, с. 638]. Таким обра- зом, можно сделать вывод, что настоящий документ выполнял имен- но роль оповестительного манифеста, а не традиционной грамоты, закреплявшей вассальный статус казахских правителей по отноше- нию к Российской империи с соответствующими правами и обязан- ностями.

Несомненно, новая императрица в первые месяцы (а возможно

и годы) своего правления преследовала цель всего лишь обеспечить себе признание со стороны казахов, удостовериться, что они призна-

 

83

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

ют ее законной правительницей, наследницей предыдущих монар- хов. В пользу этого свидетельствует и сохранившийся текст присяги влиятельного казахского султана Среднего жуза Аблая, принесенной тогда же, в 1762 г. Как и грамота Нурали-хану, присяга содержит лишь требование «нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови» самой императрице Ека- терине II и ее сыну — великому князю Павлу Петровичу [КРО, 1961,

№ 254, с. 646]. Соответственно, от присягавшего подданного в этот период не требовалась ни уплата ясака, ни предоставление войск для имперских военных предприятий, ни даже уведомление о каких-либо проявлениях неблагонадежности со стороны влиятельных правителей казахских жузов.

Лишь на рубеже 1760–1770-х годов Екатерина II и ее сановники вновь обратили внимание на ситуации в Казахстане и стали предпри- нимать первые шаги по дальнейшему закреплению его статуса в со- ставе Российской империи. Причем они стали предприниматься не столько по инициативе императрицы и центральных имперских вла- стей, сколько с подачи самих же казахских правителей.

Так, Нурали, хан Младшего жуза, не пользовавшийся поддержкой значительного числа своих подданных, первым обратился к Екатери- не II с прошением выдать ему грамоту, по которой он признавался бы в ханском достоинстве. Вполне вероятно, что российские власти уже были готовы отказаться от старинной практики взаимодействия русских государей со своими тюрко-монгольскими вассалами, в со- ответствии с которой каждый новый монарх подтверждал полномо- чия хана-вассала особым актом: в Московском царстве — шертной грамотой, в имперский период — императорским указом. Однако в глазах самих казахских ханов эта практика оставалась по-прежнему актуальной, что и подтверждается прошением Нурали, надеявшегося с помощью такого документа упрочить свои позиции внутри Млад- шего жуза. Соответственно, в 1770 г. такая грамота была ему дарована [КРО, 1961, № 273, с. 695].

Подобные инициативы казахских правителей, несомненно, яв- лялись свидетельством того, что они признали власть Екатерины II как легитимной государыни и, соответственно, стали обращаться к ней по тем же вопросам, по каким взаимодействовали и с ее предше- ственниками на российском троне. Скорее всего, не последнюю роль в формировании такой позиции казахских ханов и султанов сыграл и тот факт, что она сумела сохранить власть и получить признание как внутри империи, так и на международной арене. Тем не менее вско-

84

Глава II. Начальный этап имперских реформ системы управления в Казахстане…

ре лояльность казахских правителей Екатерине II подверглась ново- му испытанию во время событий 1773–1775 гг., известных как «кре- стьянская война» под предводительством Е.И. Пугачева. Самозванец, выдававший себя за императора Петра III, действовал в Поволжье и Приуралье — как раз на территориях Российской империи, погранич- ных с казахскими кочевьями. Неудивительно, что самозванец издал целую серию указов, обращенных к правителям Казахстана, особенно Младшего жуза.

Объективно оценивая ситуацию, Е. Пугачев адресовал свои ука- зы не только хану Нурали [Документы, 1975, № 2, с. 24], но и наибо- лее влиятельным султанам жуза, в частности Досали, двоюродному брату хана (племяннику Абулхайра) [Там же, № 16, с. 32]. В отличие от грамот своей «супруги» Екатерины II, в своих указах самозванец высказывал вполне конкретные требования по отношению к казах- ским правителям как своим вассалам. Так, в именном указе хану Нурали он требовал присылки ему своего сына «в доказательство верности своей», т.е. в качестве аманата-заложника, что являлось достаточно распространенной практикой в отношениях российских властей с казахскими правителями в 1730–1740-е годы. А в именном указе султану Досали Пугачев требовал присылки войск для своих боевых действий, хотя речь и шла о довольно формальной цифре все- го в 200 человек.

Сами же казахские правители занимали двойственное положение в период движения Е. Пугачева, что нашло отражение и в официаль- ной документации — их переписке и с руководством восставших, и с официальными властями. Так, уже с самого начала восстания, де- монстрируя свою лояльность законной имперской администрации, хан Нурали, а также его брат Айшуак-султан стали информировать оренбургского губернатора И.А. Рейнсдорпа и командование Яицко- го казачьего войска о появлении восставших, их намерениях и проч. [КРО, 1964, № 5, с. 15–16; Казахи, 2004, с. 187–194]. Аналогичным об- разом, докладывал хан о ходе восстания (а также об участвовавших в нем самих казахов, включая и Досали-султана) оренбургским и астра- ханским военным властям [КРО, 1964, № 8, с. 17; № 13, с. 24; № 15, с. 25–27]. В то же время ханы и султаны отправляли послания Е. Пу- гачеву, в которых титуловали его «всепресветлейшим, державней- шим, великим императором, самодержцем всероссийским и проч., и проч., и проч. областей повелителем, высоким государем Петром Федоровичем» [Там же, № 11, с. 21–22; Казахи, 2004, с.  196–197; Пу-

гачевщина, № 202, с. 169–170; № 203, с. 170–171] (см. также: [Васи-

85

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

льев, 2014 в, с. 124]1. Сходной была позиция и Досали-султана, лично

«засветившегося» среди восставших и отправившего в качестве залож- ника к самозваному императору своего сына Сеидали (см.: [Бекмаха- нова, 1968, с. 40, 59–61]). Несмотря на это, равно как и на доносы на него со стороны хана Нурали (для которого энергичный родственник являлся конкурентом в борьбе за власть и влияние в Младшем жузе), Досали также умудрялся вести переписку и с «Петром III», которого в своих посланиях признавал императором [КРО, 1964, № 10, с. 18–19; Казахи, 2004, с. 197–198], и с официальными властями, которым также изъявлял верность, а пребывание сына в лагере восставших объяснял тем, что того, дескать, они захватили в плен [КРО, 1964, № 9, с. 17–18]. Аналогичной позиции придерживались и султаны Среднего жуза, мно- гие из которых прямо признавали Е. Пугачева императором, при этом поддерживая контакты и с законной имперской администрацией2.

Имперские власти оказались в сложном положении, с одной сто- роны, имея на руках несомненные доказательства «двойной игры» казахских правителей, с другой — осознавая, что в тот момент они не имели возможности наказать их, поскольку имперская система управ- ления Казахстаном была далекой от совершенства. Именно поэтому они предпочли сделать вид, что верят заверениям казахских ханов и султанов в лояльности. В доказательство своего доверия императри- ца Екатерина II выдала хану Нурали и его братьям, султанам Ерали и Айшуаку, грамоты с благодарностью за помощь в борьбе против Е. Пугачева [Там же, № 33, с. 74–76; № 36, с. 78]. Одновременно она направила рескрипт оренбургскому губернатору И.А. Рейнсдорпу, в котором предписывала ему также наградить хана и султанов «похваль- ными грамотами» за верность правительству, проявленную во время восстания [Там же, № 37, с. 78–79]. Учитывая тот факт, что импер- ским властям было прекрасно известно о реальном отношении на- граждаемых казахских правителей к движению Е. Пугачева, фразы о том, что они «помнили долг присяги и подданства», о пребывании «в непреклонной верности» и «удержании киргиз-кайсак от противных поползновенностей» выглядят едва ли не иронией. Однако принимая

1 В сентября 1773 г. Нурали лично встречался с Е. Пугачевым, которому при- нес присягу как императору (см.: [Бекмаханова, 1968, с. 53–54]).

2 О подобной политике своих предков автору в порядке личной консульта- ции любезно сообщила в октябре 2012 г. доктор ист. наук, гл. науч. сотрудник ИРИ РАН Н.Е. Бекмаханова, сама являющаяся прямым потомком Аблая, хана Средне- го жуза.

 

86

Глава II. Начальный этап имперских реформ системы управления в Казахстане…

во внимание вышеупомянутые проблемы в организации имперского управления казахскими жузами, такое отношение к хану и султанам представляется единственно правильным.

Еще несколько раньше возникли новые обстоятельства, которые могли привести к уменьшению лояльности казахских правителей по отношению к Екатерине II и вообще к Российской империи. Дело в том, что некоторые из них в значительной степени связывали полити- ческое будущее своих владений с признанием не российского, а ки- тайского сюзеренитета, и в правление Екатерины II вероятность пе- рехода казахских жузов (в особенности Среднего) под власть империи Цин была очень велика.

В 1757 г. Китай захватил и присоединил Джунгарское ханство, правители которого в течение долгих десятилетий претендовали на сюзеренитет над казахскими жузами. Став в известной степени пра- вопреемником ликвидированного государства, империя Цин унасле- довала и его претензии на власть над Казахстаном. Вскоре под конт- ролем китайских властей оказалась значительная часть территории Старшего жуза, и границы империи Цин придвинулись вплотную к владениям ханов и султанов Среднего жуза.

Важно отметить, что казахские правители едва ли не первыми проявили инициативу о приобретении статуса «внешних вассалов» империи Цин, т.е. таких, которые управлялись собственными мо- нархами и по собственным законам, но при этом включались в чис- ло имперских сановников и в качестве таковых получали жалование, причитающиеся одеяния и разного рода привилегии. Среди послед- них значительное место занимало право активного взаимодействия с цинскими пограничными властями, упрощенный режим погранич- ной торговли и т.п., что было достаточно выгодным для казахов.

Еще в 1757 г. с прошением о принятии его в китайское поддан- ство (точнее — вассалитет) обратился Аблай, один из влиятельных султанов Среднего жуза. Во многом его подвигла на это обида на рос- сийские власти, которые упорно не соглашались признавать его в хан- ском достоинстве, хотя в самом жузе он признавался ханом. Вполне возможно, что центральные власти Российской империи были вве- дены в заблуждение отчетами П.И. Рычкова, видного представителя оренбургской администрации, непосредственно ведавшего контакта- ми с казахами, согласно которым

Аблай салтан, по одному своему над тамошним народом усилова- нию давно уже пишется ханом. Однако ж в таких случаях когда он

 

87

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

со здешней стороны в посылаемых к нему письмах имянуем бывает только салтаном, а не ханом, из того никакого неудовольствия не по- казывает [Тоёкава, Бекмаханова, 2007, с. 173].

Недовольство, как видим, Аблай испытывал, и выразилось оно в при- нятии им китайского сюзеренитета, причем его примеру последовал и другой влиятельный султан среднего жуза Абу-л-Файз, сын хана Абу-л-Мамбета. Оба султана уже в 1760-е годы получили от империи Цин титулы ванов (высокий китайский титул, нередко жаловавший- ся кочевым вассалам Китая, обладавшим ханским достоинством), а их сыновья — титулы гунов [Noda, Onuma, 2010, р. 12, 23, 32, 40, 44,

53–57, 61, 70] (см. также: [Валиханов, 1985 а, с. 116]).

Следует отметить, что опыт китайцев во взаимодействии с коче- выми вассалами к этому времени насчитывал уже не одно столетие: впервые он подчинил себе племена хунну и родственных им тюр- ко-монгольских народов уже во II в. до н.э., так что механизмы управ- ления ими были в Китае отработаны до мельчайших подробностей. В XVIII в. среди китайских кочевых вассалов и подданных находи- лись, в частности, монголы, тибетцы и джунгары (с 1720-х годов до упразднения Джунгарского ханства в 1757 г.). Соответственно, име- лась тщательно разработанная нормативная база по управлению ими: до конца XVII в. это был особый свод законов «Цааджин бичиг», раз- работанный китайскими властями специально для монгольских под- данных [Цааджин бичиг, 1998], а в XVIII–XIX вв. его сменило «Уложе- ние палаты внешних сношений» («Лифаньюань цзэ-ли») [Бичурин, 1828, с. 203–339; Липовцев, 1828]. Учитывая, что для управления каза- хами специального кодифицированного акта цинские власти не изда- вали, есть основания полагать, что последний свод распространялся и на них, а отдельные вопросы решались путем издания специальных указов и подзаконных актов пограничных властей.

Пример Аблая и Абу-л-Файза получил дальнейшее распростра- нение среди казахских правителей, чьи претензии на ханский титул Российская империя также не признавала. Соответственно, они по- старались найти поддержку со стороны китайцев. Очень активно в этом направлении действовали сыновья султана Борака (убийцы хана Абулхайра) — Даир и Хан-Ходжа. Первый из них соперничал еще с Аблаем за власть в Среднем жузе, подчеркивая, что, в отличие от последнего, является ханским сыном, внуком, правнуком и т.д. (см.: [Валиханов, 1985 а, с. 116; Ерофеева, 2003, с. 78–79]). Не добившись желаемого, Даир самовольно провозгласил себя ханом, обратившись

88

Глава II. Начальный этап имперских реформ системы управления в Казахстане…

за признанием к китайскому императору [Андреев, 1998, с. 37; Noda, Onuma, 2010, p. 49–50]. Его брат Хан-Ходжа после смерти отца был усыновлен в четырехлетнем возрасте вышеупомянутым султаном Абу-л-Файзом, после смерти которого, в 1783 г. был избран в ханы, получив также китайский титул вана, т.е. имперского князя [Цинская империя, 1989 б, № 180, с. 111–112]. Примечательно, что хотя русские (оренбургские) власти и не признавали его в ханском достоинстве, они в течение всего его правления поддерживали с ним контакты так же, как и империя Цин [Андреев, 1998, с. 42, 44; Ерофеева, 2001, с. 130; Noda, 2011, р. 67]. После смерти Хан-Ходжи, в 1799 г., указом импера- тора Цзяцина его наследником с ханским титулом был признан его сын Джан-Ходжа, естественно, также в глазах российских властей считавшийся узурпатором [Цинская империя, 1989 б, № 191, с. 125].

Не приходится сомневаться, что, как и во время пугачевско- го восстания, казахские правители старались наладить отношение с обеими империями — Российской и Цинской — и, соответственно, в конечном счете склониться на сторону той, подданство которой влек- ло больше выгод для самих казахов. В результате во второй половине XVIII в. в Среднем жузе сложилась довольно своеобразная система двойного подданства ханов и султанов монархам как Российской, так и Цинской империй. Надо сказать, что подобная система, учитывая специфику представлений кочевых народов о подданстве и вассалите- те, была широко распространена среди тюрко-монгольских народов Центральной Азии. В частности, в XVII–XVIII вв. население Алтая и Тувы имело такое же двойное, а иногда даже и тройное подданство, подчиняясь, а значит выплачивая дань (нередко чисто символиче- скую) сразу трем сюзеренам — России, Китаю и Джунгарскому хан- ству. Этот феномен уже привлекал внимание исследователей, получив название «двоеданничество» [Боронин, 2000 а; 2000 б; 2003].

Закреплялся вассалитет казахских султанов от империи Цин тра- диционными для «кочевых империй» символическими (и не только символическими) действиями — уплатой дани и отправкой ко двору сюзерена заложников. Так, в посланиях казахских султанов, именую- щих себя монгольским термином «албату» [Noda, Onuma, 2010, р. 12, 40, 70], т.е. данниками цинских императоров, неоднократно фигу- рирует термин «тарту» в значении «дань» (маньчжурское «белек/бел- ге») [Ibid., р. 77–78], которая передавалась пограничным властям для императора Цин. Судя по контексту упоминания, она вполне может быть соотнесена с монгольской «девяткой», также являвшейся симво- лической данью маньчжурским императорам еще с XVII в. Еще боль-

89

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

ше сближает статус казахов с подчиненными Цин монголами и тот факт, что сами себя казахи именуют монгольским словом «албату», т.е. податное сословие в отношении своего китайского сюзерена. Что же касается заложников, то и Аблай, и Абулфайз, и другие казахские правители неоднократно делали попытки отправить своих сыновей к императорскому двору, однако цинские власти «великодушно» от- правляли их обратно. По-видимому, китайские правители и сановни- ки были уверены, что казахские ханы и султаны и без такой гарантии сохранят верность империи Цин — для этого у них было немало ос- нований.

Во-первых, казахские правители регулярно получали причитав- шиеся им атрибуты власти (специальные головные уборы, одеяния и проч.), а также жалование. Затем, им предоставлялось право об- щаться на равных с цинской пограничной администрацией, а кроме того, как уже упоминалось, значительные льготы на ведение торговли с китайскими партнерами: как на подданных китайских императоров, пусть и из числа «далеко проживающих внешних вассалов» [Цинская империя, 1989 а, № 83, с. 144] на них не распространялись многочис- ленные таможенные обременения и проч. Во-вторых, не приходится сомневаться (и в отечественной исследовательской литературе на это уже обращалось внимание), что казахские правители использовали свой вассалитет от империи Цин, равно как и получаемые от нее титу- лы, как средство давления на своих «прежних» сюзеренов — россий- ских монархов и, в особенности, их региональных представителей.

Значительным преимуществом политики цинского подданства по отношению к кочевым подданным в глазах казахов, несомненно, являлась официальная инкорпорация вассальных правителей в систе- му имперской элиты, присвоение вассалам имперских титулов и зва- ний с соответствующими атрибутами власти, жалованием, возмож- ность прямой торговли с китайцами и проч. Всего этого не предлагали российские имперские власти, которые не интегрировали казахских правителей в имперскую сановную систему. Впрочем, уже вскоре, приняв во внимание угрозу со стороны Китая, имперские власти и лично Екатерина II предприняли ряд шагов, которые позволили эф- фективно противостоять опасности перехода казахов под власть им- перии Цин, а затем и еще больше укрепить позиции имперских вла- стей в Казахстане.

Уже во второй половине XVIII в. российские имперские власти начали постепенный процесс интеграции казахской правящей элиты в имперскую сановную структуру, завершившийся в середине XIX в.,

90

Глава II. Начальный этап имперских реформ системы управления в Казахстане…

тем самым предложив «альтернативу» казахским ванам и гунам в виде прав, льгот и привилегий российских имперских чиновников. Дума- ется, не случайно, первые шаги в этом направлении были предпри- няты уже в начале 1770-х годов, т.е. буквально сразу же после того, как империя Цин впервые даровала свои титулы казахским прави- телям — хану Абу-л-Мамбету и султану Аблаю. Так, в датированном 1770 г. «патенте» Екатерины II хану казахского Младшего жуза Нура- ли, подтверждавшем его ханское достоинство, предписывалось всем подданным императрицы (не только казахам!) «в сем достоинстве его признавать и пристойное по тому при всяких случаях отдавать ему по- чтение» [КРО, 1961, № 273, с. 695] (см. также: [Васильев Д.В., 2014 б, с. 123]). Впрочем, это пока еще не означало, что хан Нурали, равно как и другие казахские правители, становились частью российской сановной элиты: речь шла всего лишь о признании хана всеми уров- нями российских властей без привоения ему каких-либо российских чинов, титулов и регалий. Тем не менее первый шаг в этом направле- нии был сделан, а впоследствии, в начале XIX в., эта тенденция была активно продолжена.

Правда, поначалу в своей политике в отношении казахов в силу ряда причин Екатерина II сделала ставку на силовое воздействие. Ве- роятно, в этом сыграли свою роль и «двоеданничество» ряда ханов и султанов Российской и Цинской империям, и их заигрывание с са- мозваным Петром III, а также, несомненно, и личные представления императрицы (немецкой принцессы, воспитанной в традициях за- падноевропейского Просвещения) о казахах. В своей переписке с по- граничными властями она нередко именовала своих кочевых поддан- ных «варварами», «дикими народами» и т.д. (см., напр.: [КРО, 1964,

№ 29, с. 66]).

Соответственно, в 1770-е годы, когда восстание Е. Пугачева до- стигло своего пика, она прямо предписывала оренбургскому гене- рал-губернатору генерал-поручику И.А. Рейнсдорпу

поступить с злодействующими киргиз-кайсаками со всею стро- гостью, отправляя на ближния их улусы для поисков достаточные команды, какие и можете истребовать от ближних к Вам воинских начальников, и стараясь чрез то не только сим варварам отметить за учиненные ими злодейства, но и для будущего времени привесть та- мошния границы в возможную от них безопасность, которая, по их состоянию, тем больше и утверждена быть может, чем чувствитель- нее и сильнее они претерпят от производимых против их поисков [Там же, № 37, с. 79].

 

91

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

Однако получив конкретные предписания, генерал-губернатор (как нередко и его предшественники в Оренбуржье) существенно превы- сил предоставленные ему полномочия и стал использовать военную силу против «неблагонадежных» казахов так часто и в таких масшта- бах, что уже в 1776 г. Екатерина II повелела ему отказаться от военного воздействия на кочевых подданных империи, заменив его диплома- тическими переговорами. Убедившись, что Рейнсдорп неспособен на иной формат взаимодействия с казахскими правителями и не может обеспечить их полной лояльности Российской империи, в 1782 г. им- ператрица отозвала его с должности генерал-губернатора (правда, под предлогом его неэффективных действий против Е. Пугачева) [Семе- нов, Семенова, 1999, с. 101].

Таким образом, восстановив определенный порядок в Поволжье и смежных регионах после пугачевского восстания и приобретя неко- торое представление о специфике взаимодействия с казахскими пра- вителями, Екатерина II поняла, что для выстраивания эффективных отношений со своими кочевыми подданными она нуждается в адми- нистраторах, обладающих не только (и не столько) военным, сколько дипломатическим опытом. В результате обязанности по обеспечению лояльности казахских правителей российской короне были возложе- ны на О.А. Игельстрома, с именем которого связывается целая эпоха русско-казахских отношений, а также первые существенные рефор- мы в системе имперского управления Казахстаном, имевшие след- ствием сближение казахов с населением российских регионов в поли- тико-правовом отношении.