П.К. Эссен, султан Шигай и хан Джангир

Резким контрастом активной деятельности П.К. Эссена в Млад- шем жузе, его многочисленным проектам и предложениям по реор- ганизации управления казахами выглядит его политика по отноше- нию к Букеевскому ханству (Внутренней Орде). На протяжении всего правления в Оренбуржье П.К. Эссен действовал в отношении Букеев- ского ханства довольно пассивно, не делая попыток как-то повлиять на выбор его правителей или внести принципиальные изменения в систему его управления. Даже при прямом обращении к нему букеев- ских казахов по земельным спорам и другим проблемам П.К. Эссен, как правило, своей властью приостанавливал действие спорных до- кументов, но окончательных решений ждал от центральных органов власти [Аполлова, 1960, с. 363].

А ведь как раз в этот период во Внутренней Орде шла ожесто- ченная борьба между двумя претендентами на ханский трон: Шига- ем, братом вышеупомянутого Букея, и его племянником Джангиром, сыном Букея. Их противостояние приходится как раз на начальный этап правления Эссена в Оренбургском крае и, кроме того, представ- ляет интерес для исследования, поскольку ярко отражает переходный этап истории Казахстана в составе Российской империи на рубеже XVIII–XIX вв., когда казахи активно инкорпорировались в имперское политико-правовое пространство, и местные правители стали перед необходимостью адаптации национальных политических и правовых традиций к имперским стандартам, чего не сумел вовремя сделать сам Шигай, но что понял и реализовал Джангир.

186

Глава IV. Букеевское ханство как «поле» для имперских реформаторских экспериментов

Шигай родился в 1751 или 1754 г. и был четырнадцатым (а по дру- гим сведениям — двадцать пятым) сыном Нурали, хана Младшего жуза, сына знаменитого Абу-л-Хайра — первого казахского хана, при- нявшего русское подданство [Ерофеева, 2001, с. 118, 135; 2003, с. 87]. Уже в конце XVIII в. он стал одним из ближайших сподвижников сво- его брата Букея, поддержав его в намерении переселиться в русские владения [Зиманов, 1981, с. 26]. Когда Букей в 1812 г. был официаль- но утвержден российскими властями в достоинстве хана Внутренней Орды, но по состоянию здоровья не мог в полной мере исполнять свои обязанности, фактическим правителем новообразованного хан- ства стал именно Шигай [Там же, с. 92; Ханыков, 1849, с. 46]. Наравне с ханом он официально давал рекомендации Оренбургской погра- ничной комиссии по кандидатам на должности родовых управителей и старшин [Шахматов, 1946, с. 20]. Неудивительно, что он многими рассматривался как вероятный преемник своего брата.

Однако старший брат Шигая предпочел видеть наследником сво- его третьего по возрасту (но старшего по происхождению [Ерофеева, 2001, с. 134]) сына, Джангира, и незадолго до смерти, в 1815 г., обра- тился к российским властям с просьбой утвердить его волю, что и было охотно выполнено: Джангир получал образование в Астрахани

«по европейскому образцу» и всецело находился под русским влияни- ем. Естественно, Шигай не был обрадован сложившейся ситуацией, и Букей в порядке компромисса предложил следующий вариант: до достижения Джангиром совершеннолетия (он родился в 1804 г. и, сле- довательно, к моменту смерти отца ему было только 11 лет) управлять Внутренней Ордой будет Шигай, который затем передаст власть сво- ему племяннику. Формальным поводом для утверждения Шигая в качестве правителя стало прошение тридцати пяти родовых старшин ханства [Ханыков, 1849, с. 47].

Надо сказать, что регентство Шигая — один из очень редких слу- чаев в истории государств, управлявшихся потомками Чингис-хана и исключительный в истории казахских ханств [Быков, 2001, с. 418]. Во-первых, сами факты признания законным ханом малолетнего ца- ревича были нечастыми: каждый Чингисид имел право на ханский трон, поэтому, как правило, не было недостатка в претендентах, уже достигших совершеннолетия. Если же в силу политических причин ханом и провозглашался малолетний потомок Чингис-хана, то реген- тами при нем обычно становились его мать и кто-то из влиятельных сановников не из ханского рода. Несомненно, были причины для по- добной практики: если регентом становился Чингисид, то он, имея

187

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

права на трон и сосредоточив в руках фактическую власть, мог сам стать ханом, отстранив юного монарха. Так, в 1290-е годы Ногай, вре- менщик Золотой Орды, открыто выступил против своего повзрослев- шего ставленника — хана Токты, не пожелавшего довольствоваться лишь номинальной властью, и объявил ханом себя [Тизенгаузен, 1884, с. 96–104]. В первой половине XVI в. монгольский царевич Барс-Бо- лад, стремясь стать ханом, долгое время не допускал к власти своего племянника Дарайсуна под предлогом его малолетства, хотя, по неко- торым сведениям, тому к концу регентства дяди было уже около 40 лет [Лубсан Данзан, 1973, с. 287–288]!

Неудивительно, что ханша Атан, мать Джангира, и его сводные братья с самого начала стали подозревать Шигая, ставшего регентом при малолетнем племяннике, в аналогичных намерениях, и эти подо- зрения не были лишены оснований. Уже вскоре после того, как Ши- гай формально возглавил Внутреннюю Орду, он предпринял попытку стать ее легитимным монархом в соответствии с древними степными обычаями: в августе 1816 г. он организовал в верном ему роду Байулы курултай — съезд знати, на котором и был избран в ханы [Зиманов, 1981, с. 93]. Ободренный своим триумфом, Шигай попытался полу- чить поддержку и российских властей: в октябре того же года он на- правил от имени родоправителей и старшин Внутренней Орды про- шение оренбургскому военному губернатору Г.С. Волконскому об официальном утверждении его в ханском достоинстве, однако проше- ние было решительно отклонено [Ерофеева, 2001, с. 135]. Естествен- но, сторонники Джангира не желали мириться с посягательством Шигая на права сына Букея, хотя формально завещание предыдущего хана являлось лишь одним из оснований для претензий на ханскую власть, и далеко не всегда курултай избирал именно «наследника по завещанию» [Ханыков, 1849, с. 47; Харузин, 1889, с. 19], и побужда- ли Джангира также обращаться к оренбургским властям с просьбами об утверждении в ханском достоинстве, да еще и жаловаться на дядю, который-де относится к нему недоброжелательно и старается лишить трона [Зиманов, 1981, с. 94; Иванов, 2001, с. 19–20].

Впрочем, российские власти в борьбе Шигая с Джангиром заняли

двойственное положение. С одной стороны, они отклоняли ходатай- ства Шигая об утверждении в ханском достоинстве, с другой — когда Джангир вскоре после смерти отца выразил намерение лично возгла- вить ханство, оренбургский губернатор распоряжением от 29 апреля 1816 г. отказал ему, подтвердив властные полномочия Шигая, прав- да именно как султана-регента, в качестве какового тот и принес

188

Глава IV. Букеевское ханство как «поле» для имперских реформаторских экспериментов

присягу 24 октября 1816 г. в Уральске. Джангиру было рекомендова- но смириться с ситуацией и выказывать всяческое уважение своему дяде [Зиманов, 1981, с. 92–93; Иванов, 2001, с. 20–21; История, 2002,

№ 157, с. 224–225]. Позиция российских властей формально объясня- лась тем, что двоевластие во Внутренней Орде беспокоило их, и они старались его избежать [Зиманов, 1981, с. 93]. Однако, на наш взгляд, она свидетельствовала об обратном: подтверждая формальные пра- ва на трон Джангира и фактические властные полномочия его дяди, оренбургская администрация, «разделяя и властвуя», контролировала обоих претендентов.

Для Шигая же такое решение российских властей выглядело не слишком обнадеживающим, но все же закрепляло за ним полноту вла- сти во Внутренней Орде на ближайшие годы. Доверие к нему импер- ских властей было дополнительно подтверждено в июне 1819 г.: новый оренбургский губернатор П.К. Эссен намеревался ввести в ханстве должность пристава, но Шигай и другие влиятельные ордынцы вы- ступили против, и он отменил решение, подтвердив в своем личном письме Шигаю, что полностью доверяет ему и одобряет проводимую им политику [История, 2002, № 138, с. 208]. Такое отношение позво- ляло регенту не ограничиваться борьбой за власть с племянником, а заняться прямыми обязанностями правителя ханства.

Оценка экономической деятельности Шигая достаточно про- тиворечива. Ряд исследователей отмечают положительные послед- ствия правления Шигая для экономики Внутренней Орды. Согласно ведомости 1819 г., поголовье скота превысило 5 млн голов, т.е. около 20 голов на душу населения — самый высокий показатель в истории ханства [Рязанов, 1926, с. 192]. Отмечается и значительное внимание Шигая к аграрному сектору: в течение его правления в ханстве дваж- ды было проведено межевание земель, упорядочены земельно-право- вые отношения [Гиззатов, 2009; 2012, с. 70–97].

Однако имеются и другие сведения. Уже в 1818 г. казахи из Внут- ренней Орды начали перекочевку обратно в казахские степи из-за нехватки земли [Шахматов, 1946, с. 18]. В 1819–1820 гг. за Урал от- правилось более 1600 кибиток, несмотря на запрет российских вла- стей [Вяткин, 1941, с. 246–247; История, 2002, № 152, с. 220]. В 1821 г. Ширгази, хан Младшего жуза, обратился к министру иностранных дел К.В. Нессельроде с прошением о разрешении еще группе султанов и старшин Внутренней Орды перекочевать в Зауралье [История, 2002,

№ 153, с. 220–221]. Некоторые подданные Шигая залезали к русским купцам в долги, которые не в состоянии были вернуть, а когда послед-

189

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

ние обращались к правителю, Шигай в отчаянии просил Оренбург- скую пограничную комиссию разъяснить ему, как взыскать долги с тех, кто не в состоянии их выплатить [История, 2002, № 156, с. 224;

№ 197, с. 266–267].

Однако даже экономические проблемы Шигай порой старался обращать себе на пользу. Так, когда нуждавшиеся казахи из Внут- ренней Орды стали поступать в наемные работники к астраханским промышленникам, регент организовал выдачу «отпускных билетов». Такие билеты были введены оренбургскими властями для казахов Младшего жуза, нанимавшихся в русских поселениях пограничной линии в 1817 г. (нормативное закрепление эта практика получила лишь в 1820 г., когда вышел соответствующий именной указ императора) [ПСЗРИ, 1830, т. XXXVII, № 28228, с. 159]. Сбор за выдачу билетов Шигай забирал себе, что вскоре вызвало неудовольствие оренбург- ской администрации: 30 марта 1818 г. регенту было сделано внушение, чтобы он прекратил выдачу билетов и взимание сбора [Зиманов, 1981, с. 103–104].

В политической и административной сфере Шигай был последо- вателем своего брата Букея. В силу поддержки сначала Букея, а затем и Шигая российской администрацией власть правителей Внутренней Орды практически никем не ограничивалась [История, 1979, с. 141]. Ни Букей, ни его брат не опирались на какие-либо представительные органы, не создали эффективной системы местного управления — все преобразования в этой сфере были произведены уже ханом Джанги- ром [Зиманов, 1981, с. 104, 118, 121, 127–128]. Тем не менее исследова- тели отмечают, что укрепление ханской власти во Внутренней Орде (достигшей своего пика при Джангире) началось именно при Шигае [Харузин, 1889, с. 21].

Естественно, далеко не все влиятельные родоплеменные вожди в ханстве были довольны этими процессами, поэтому стала форми- роваться оппозиция Шигаю, с которой у него не всегда была воз- можность справиться. Например, Исатай Тайманов, возглавивший в 1830-е годы антиханское и антироссийское движение во Внутренней Орде, стал проявлять неповиновение уже в правление Шигая, кото- рый дважды его арестовывал в 1817 и 1823 г. по обвинению в уголов- ных преступлениях. Но принимаемые регентом меры были настолько неэффективны, что во время второго ареста Исатаю удалось бежать из-под конвоя, когда его отправили в Оренбург для суда. Вернувшись, он без особого труда убедил своих подчиненных, что обвинения про- тив него сняты, и продолжал исполнять обязанности родового стар-

190

Глава IV. Букеевское ханство как «поле» для имперских реформаторских экспериментов

шины [Рязанов, 1927, с. 16]. Надо полагать, столь нерешительные меры, принимаемые Шигаем в борьбе с политическими противника- ми, объяснялись его нежеланием портить отношения с влиятельными родоплеменными вождями, поскольку именно на их поддержку он намеревался опереться в дальнейшей борьбе за ханский трон. Дело в том, что к 1822 г. Джангир достиг совершеннолетия и вновь предъявил права на ханский трон. Шигай развил бурную деятельность, чтобы удержать власть, к которой привык за годы правления и по-прежнему считал себя наиболее законным претендентом на трон.

Однако в отличие от Джангира, который с юности приобщив- шись к политическим, экономическим и культурным ценностям ев- ропейской России, связывал свое будущее исключительно с сотруд- ничеством с имперскими властями, Шигай продолжал надеяться, что сумеет добиться трона, опираясь на казахские правовые традиции. Именно поэтому он решил апеллировать к воле вышеупомянутого хана Ширгази: поскольку Внутренняя Орда была создана из родов и племен, входивших в Младший жуз, этот хан в какой-то мере являл- ся сюзереном Шигая3. 22 октября 1822 г. посланцы правителя Внут- ренней Орды прибыли в ставку Ширгази-хана с прошением не пре- пятствовать ему добиваться ханского достоинства, т.е. фактически продемонстрировали свою поддержку. Однако, когда об этом узнал Джангир, он поступил также: его сторонники, в свою очередь, прибы- ли к Ширгази с аналогичной просьбой. Хану Младшего жуза, к этому времени обладавшему лишь тенью прежней власти (до официального лишения которой ему осталось к тому же всего два года), было лестно, что два претендента на трон ищут его одобрения. Поэтому он удовлет- ворил прошение сначала Шигая, а затем и Джангира. Однако вскоре, опасаясь, что его заподозрят в двоедушии, принял третье решение: объявил, что не будет никому из них препятствовать претендовать на трон [Горихвостов, 1957, с. 112]. Таким образом, апелляция к воле но- минального сюзерена не помогла ни Шигаю, ни Джангиру.

Несмотря на приверженность национальным правовым традици-

ям, Шигай не мог не осознавать необходимость получения поддерж- ки российских властей. Поэтому в конце 1822 г. он инициировал по- вторное обращение своих сторонников в Оренбургскую пограничную комиссию, в котором не только доказывал законность своих прав на

3 Подобная практика обращения правителей в случае споров к «старшим ханам» была широко распространена в средневековых тюрко-монгольских госу- дарствах.

191

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

трон, но и старался очернить Джангира. Однако последнему, исполь- зуя свои связи в административных кругах, вскоре удалось доказать, что обвинения дяди не имеют оснований; более того, когда стали про- водить расследование, оказалось, что значительная часть подписей родоплеменных предводителей Внутренней Орды на прошении Ши- гая была подделана. В результате оренбургские власти окончательно склонились на сторону Джангира в споре за ханский трон [Зиманов, 1981, с. 94; Иванов, 2001, с. 22]. Тем не менее до официальных рас- поряжений из Санкт-Петербурга оренбургский военный губерна- тор П.К. Эссен еще и осенью 1822 г. вполне однозначно приказывал Джангиру продолжать подчиняться дяде-регенту:

Рекомендую Вам, степенный султан, охранять таковые благонаме- ренные расположения, наблюдать строгое повиновение к установ- ленной в Орде власти и приобресть через то внимание начальства и преданность народа [История, 2002, № 161, с. 229].

Шигай не собирался сдаваться и, по некоторым сведениям, по- пытался обратиться непосредственно к императорскому двору. Одна- ко этим он лишь ухудшил свое положение. Если раньше его поддержи- вали приверженцы национальных казахских обычаев, опасавшиеся чрезмерной «европеизации» Джангира, то теперь они убедились, что и Шигай не меньше склонен связывать свое будущее с адаптацией к имперским политико-правовым реалиям [Касымбаев, 2001 г, с. 108]. В результате Джангиру без особого труда удалось снискать поддержку большинства родовых управителей и старшин Внутренней Орды, ко- торые подписали очередное прошение о возведении Джангира в ханы. 22 июня 1823 г. был издан именной указ императора Александра I о признании сына Букея в ханском достоинстве. Однако Шигай все еще медлил с передачей власти племяннику, поэтому губернатор Эс- сен организовал церемонию его интронизации в ноябре того же года и издал специальное предписание о том, что Джангир вступает в долж- ность правителя Внутренней Орды, а Шигай должен передать ему все дела [Иванов, 2001, с. 22–23; История, 2002, № 166, с. 234; № 169, с. 236]. Официально Шигай отказался от властных полномочий толь- ко в 1824 г., и 16 июля того же года Джангир был официально возведен в ханы, в качестве такового принеся присягу русским властям в Ураль- ске [Ханыков, 1849, с. 47].

Несмотря на активную борьбу за власть, Шигай все же сумел не

выйти за границы своих полномочий и не предстать в глазах россий- ских властей мятежником. Поэтому после смещения с  должности

192

Глава IV. Букеевское ханство как «поле» для имперских реформаторских экспериментов

регента его назначили султаном-правителем так называемого При- морского участка — вновь созданного административного района в составе ханства. И хотя сам Шигай умер уже в ноябре 1825 г., этот пост был сохранен за его прямыми потомками [Зиманов, 1981, с. 129].

Итак, как видим, Джангир сумел сделать ставку на сближение с российской администрацией, принятие имперских политических и правовых ценностей. Шигай же, также не сбрасывавший со счетов необходимость взаимодействия с российскими имперскими властя- ми, тем не менее продолжал действовать в рамках казахских («чин- гисидских») политико-правовых традиций, так и не став «своим» для российской администрации. Его уход с политической арены, таким образом, наглядно продемонстрировал распространение имперской политико-правовой системы в Казахстане и успех тех представителей казахской элиты, которые вовремя шли на сближение с имперскими властями и становились проводниками их политики, адаптируя к ней национальное государственное и правовое наследие.

Позиция П.К. Эссена во время борьбы Шигая с Джангиром за власть, надо полагать, в полной мере устроила хана-победителя, ко- торый и в прежних распоряжениях губернатора вовсе не усматривал личной неприязни к нему. Напротив, став ханом, он находился в по- стоянном контакте с оренбургским губернатором и, по-видимому, считал свои с ним отношения дружескими, позволяя себе время от времени обращаться к Эссену с личными просьбами. Так, в 1824 г., намереваясь в очередной раз жениться, он попросил губернато- ра одолжить ему денег на свадьбу, а в 1826 г. — походатайствовать о разрешении присутствовать на коронации императора Николая I [История, 2002, № 186, с. 252–253; № 202, с. 290–291]. Характерно, что, когда оренбургским губернатором стал В.А. Перовский, откры- то выражавший неприязнь к Джангиру, последний подобную прось- бу адресовал уже не оренбургским, а астраханским властям [Там же,

№ 270, с. 373–374]…

Возможно, во многом откровенно осторожные действия П.К. Эс- сена по отношению к Букеевскому ханству были связаны с тем, что оно находилось в двойном подчинении астраханских и оренбургских губернаторов, и Эссен не мог реализовывать свои полномочия в отно- шении его во всей полноте. Неудивительно, что он достаточно либе- рально относился к тому, что букеевские казахи неоднократно пере- кочевывали за Урал, на территорию Младшего жуза — ведь эта часть Казахстана находилась под его полным контролем [Там же, № 145, с. 213–214; № 147, с. 215–216]! Но и в этих случаях П.К. Эссен оста-

193

Почекаев Р.Ю. Губернаторы и ханы

вался верным себе и требовал неукоснительного соблюдения установ- ленного порядка: перекочевки допускались только с официального разрешения, нелегальные же пресекались, а нарушители наказыва- лись — причем не только казахи, но и русские [История, 2002, № 326, с. 441–442; КРО, 1964, № 116, с. 204]. Так, в 1827 г. он инициировал подробное расследование дела о даче взятки букеевскими султанами представителям Пограничной комиссии, чтобы те позволили переко- чевку без официального разрешения (впрочем, основные подозрева- емые по итогам следствия были признаны невиновными) [История, 2002, № 327, с. 443; № 332, с. 447–449].

Только в наиболее острых ситуациях равновесие в отношениях между П.К. Эссеном и ханом Джангиром нарушалось. В 1827–1829 гг. во Внутренней Орде началось политическое движение против хана; один из его главных предводителей, султан Каип-Гали, был сначала арестован, но затем освобожден и вновь возглавил восстание, разрос- шееся с новой силой. Желая сложить с себя ответственность за беспо- рядки, Джангир в переписке с МИДом фактически обвинил Эссена в том, что тот освободил опасного мятежника, а губернатор, в свою оче- редь, утверждал, что это именно хан ходатайствовал об освобождении Каип-Гали [Там же, № 350, с. 466–467; № 392, с. 510]!

В целом же политика П.К. Эссена в отношении Букеевского хан- ства была вполне «конъюнктурной» и не вызывала никаких конфлик- тов с центральными властями. А время от времени губернатор нахо- дил случай выказать и особое рвение при исполнении высочайших поручений. Ярким примером являются его действия, когда император Николай I презентовал хану Джангиру десять породистых жеребцов: несмотря на многочисленные обязанности, Эссен взял под личный контроль создание конного завода в Букеевском ханстве, постоянно требовал от подчиненных отчета о том, как продвигается эта работа [Там же, № 214, с. 300; № 224, с. 318].

Эссен имел личные неприязненные отношения с отдельными ка- захскими правителями, но нельзя сказать, что вообще все казахи оце- нивали его отрицательно, даже несмотря на то что он был одним из тех оренбургских начальников, которые не колеблясь применяли во- енную силу в случае беспорядков, и неоднократно направлял в Степь карательные отряды [Материалы, 1940, № 146, с. 451–452] (см. также: [Васильев Д.В., 2014 б, с. 204–207]). Находить поддержку среди насе- ления Младшего жуза и Внутренней Орды Эссену позволяло то, что он всегда старался признать заслуги казахов, лояльных к империи и ходатайствовать об их награждении. В числе таких награжденных как-

194

Глава IV. Букеевское ханство как «поле» для имперских реформаторских экспериментов

то оказался даже сын самого Срыма Датова — казахского бия, актив- но выступавшего против имперской политики в Младшем жузе еще в правление О.А. Игельстрома [История, 2002, № 392, с. 513; ИКРИ, 2006 б, с. 231, 253, 573]. Кроме того, П.К. Эссен старался противодей- ствовать практике долгового закабаления казахов купцами погранич- ной линии. Для этого он издал распоряжение о том, что торговля меж- ду русскими и казахами должна осуществляться либо в виде обмена, либо только за наличный расчет. Если же купцы станут что-то предла- гать казахам в обмен на долговые расписки, то пограничные власти не станут им содействовать во взыскании долгов [История, 2002, № 155, с. 223; № 158, с. 225].

Таким образом, можно сделать вывод, что П.К. Эссен в большей степени являлся все же «техническим исполнителем», который если и проявлял инициативу в управленческой деятельности, то в преде- лах своей компетенции, и всегда старался согласовать свои действия с вышестоящими властными структурами. Как раз в таком качестве Эссен воспринимался имперскими властями и устраивал их. Думает- ся, именно это обеспечило его «долгожительство» во главе Оренбург- ского края, дальнейший карьерный рост, но вместе с тем и довольно незначительный интерес со стороны как современников, так и позд- нейших исследователей.

 

§ 2. «Правительство не только ничего не выиграло, а много потеряло от Джангерова управления»: