Начиная с человеческого опыта

Приведя это явное свидетельство продолжения существования в квакерстве двадцатого века опыта богослужения, подобного, если не полностью тождественного опыту Друзей в семнадцатом столетии, могу ли я снова напомнить своим читателям намеренно установленное ограничение и приглушенный тон моей презентации, принятые в первых двух частях этой книги. Позвольте напомнить мои доводы. Я хотел избежать, насколько это возможно, религиозного языка, который способен стать помехой объективному восприятию квакерского богослужения многими людьми; либо на почве того, что это – неуместные суеверия, находящиеся за пределами их опыта и интересов, либо на том, еще более серьезном, основании – что это вызывает в их умах негативную реакцию. В качестве еще одной причины моего осторожного подхода, я приведу желание откликнуться на просьбу Питера Бергера о том, чтобы во всяком современном размышлении о религиозной деятельности мы начинали с человеческого опыта, ища в нем «сигналы трансцендентности» с надеждой помочь людям прийти к вере.

По моему личному опыту, часть меня тепло откликается на описание квакерского богослужения семнадцатого века, и поэтому также откликается на то, как Хью Донкастер заново формулирует этот опыт. Но также верно и то, что мне трудно безоговорочно использовать религиозный язык, на котором ранние Друзья, а также и Хью Донкастер описывают свое осознание соединения с Богом. Я убежден, что не одинок в этом, и что мои сомнения разделяют другие Друзья, но эту трудность можно преодолеть, подойдя к нашему опыту богослужения с отправной точки, предложенной Питером Бергером.

Мой долгий и разнообразный опыт участия в квакерских собраниях по всей Британии и в нескольких местах за границей убедил меня в существовании нескольких обоснованных точек зрения, с которых можно рассматривать квакерское богослужение. И я также убежден в том, что они, в конечном счете, дополняют друг друга, и что если их использовать с уважением к честности и искренности придерживающихся их Друзей, они могут рассматриваться в качестве граней одной истины общего единства и жизни Общества, которое будет богаче благодаря разнообразию существующих в нем убеждений.

Проблема религиозного языка

Но почему некоторым Друзьям оказывается трудным безусловно говорить о соединении с Богом? Я считаю, что наше затруднение во многом зависит от слов, которыми мы пользуемся для описания фундаментального опыта, разделяемого всеми Друзьями. Мы все убеждены в том, что жизнь имеет смысл и цель: источником этого убеждения служит осознание в человеке постоянного стремления к созидательной трансцендентности. Для многих из нас трудность состоит в том, что использование религиозного языка для описания этого убеждения, по нашему ощущению, склонно предполагать осознание такого явного присутствия Бога в жизни, какое не всегда бывает в нашем реальном опыте. Часто Бог кажется ужасающе отсутствующим. Хочу подчеркнуть слово кажется, поскольку я убежден в реальности глубины значения выражения «соединение с Богом». Оно может быть также известно многим людям, которые сначала не чувствовали себя способными принять его, из-за того что эти слова не значили для них ничего, что они могли бы отождествить с собственным опытом.

Чтобы помочь им, как и нам самим, достигнуть этой позиции, требуется свежий взгляд на природу религиозной веры посредством доступного для нас сегодня нового понимания. Моим подходом к этому будет рассмотрение нескольких причин, по которым у людей в двадцатом столетии возникают особые проблемы с религиозной верой. Я буду тогда искать помощь в рассуждении Алистара Ки о природе религиозного опыта, который, как он подчеркивает, всегда является интерпретацией человеческого опыта. Но, чтобы честно передать полноту квакерского понимания, мы должны будем пойти дальше, чем Алистар Ки. Я думаю, что двигаться дальше нам поможет призыв Питера Бергера искать сигналы трансцендентности. Затем я предлагаю применить развитие идей обоих этих мыслителей к тому, как квакеры относятся к Библии и, особенно, к ее свидетельству о жизни Иисуса. Наконец, я расширю этот подход, чтобы захватить наш опыт жизни вообще и богослужения в частности.

Ради справедливости к Алистару Ки следует сказать, что именно служит основной мыслью его книги, из которой я привожу цитаты. Основная мысль заключается в отказе от идеи о том, что вера в Иисуса как в того, кто открыл людям путь трансцендентности, предполагает признание Бога как сверхъестественной личности, в которую мы должны верить. Я понимаю, что своим использованием его великолепного описания обычной основы религиозного опыта я мог передать неверное впечатление о цели его книги. Хотя я не разделяю главного довода Алистара Ки, я действительно признаю силу его убедительности. Автор производит особенно большое впечатление, когда описывает трудность, а во многих случаях и невозможность, веры в сверхъестественное существо для современных людей. У меня вызывает сочувствие то, что он говорит.

Квакеры двадцатого века – дети своего времени, так же как их предшественники в семнадцатом столетии были детьми своего века. Хотя мы отделены от них и их собратьев всего-навсего тремястами лет, маленькой частичкой времени на фоне долгой истории человечества, тем не менее, немыслимая пропасть отделяет наше мышление от их мышления. Мы смотрим на мир совершенно другими глазами и с абсолютно иной точки зрения.

Влияние современной мысли

«Наше видение мира, - Говорит Алистар Ки, - было сформировано развитием современных наук». (34) В семнадцатом веке современная наука все еще пребывала в состоянии младенчества, хотя даже тогда она проявляла себя, как весьма живой и резвый ребенок. С того времени быстрое развитие человеческого знания все ускорялось, достигнув ошеломительной быстроты в наше время. Последние тридцать, или около того, лет произвели полную революцию в нашем понимании мира естественной природы вещей вообще и, в частности, человеческого существа. Отрасли науки стали настолько специализированными, что ученым одной специальности трудно идти в ногу со знаниями ученых другого направления. А что касается среднего человека, он лишь смутно сознает происходящее и отчаянно старается усвоить обрушивающееся на него новое знание.

Сама религиозная позиция находится под продолжающейся и непрерывной атакой со всех сторон, и до самого основания был потрясен простой тип веры людей семнадцатого века в сверхъестественное существо, с которым они могут иметь личные, доверительные взаимоотношения. Религиозные люди могут немного утешиться тем, что наука (а также и религия в этом вопросе) склонна быть скромнее, чем некогда, но это лишь слегка изменяет давление, которое она оказывает на религиозную веру. Атака на религию не ограничивается физическими науками. Религиозная позиция постепенно подрывается развитием исследований истории, философии, психологии и других дисциплин. В то время как многими различными способами свет из этих направлений помогает расширить религиозную перспективу, все-таки остается правдой и то, что в целом их влияние вызвало в людях снижение склонности к религиозной вере или явной потребности в ней.

В результате всего этого, позиция и статус религиозных людей в жизни нации полностью изменились с тех пор, как квакеры впервые вышли на сцену. Из составляющей части большинства, разделявшего всеобщую популярную веру в Бога как сверхъестественное существо, с которым было возможно войти в реальные личные отношения, квакеры, наряду с другими религиозно настроенными людьми, опустились до позиции групп меньшинства, мировоззрение которого расценивается большинством, как эксцентричное, неуместное, суеверное и устаревшее. И, более того, это мировоззрение оказывается неэффективным для мотивации людей на ответственное моральное поведение – воздействие, которым некогда оправдывалось сохранение религиозного отношения к жизни.