Зачем же притягивать сюда Бога?

Итак, в середине двадцатого столетия мировоззрение большинства людей в Британии носит светский характер, у них нет ни желания, ни потребности верить в Бога. Можно было бы описать ситуацию подробно, но это кажется мне скучным. Я предпочитаю сосредоточиться на описании двух своих реальных встреч с молодыми людьми, явившими для меня все наилучшее в молодом поколении. Они проявляли глубокий интерес ко всему, происходящему вокруг них, разбирались в политике и социальных отношениях, были общительными и ответственными в своем отношении к жизни. Они были серьезными без напыщенности, оживленными и взволнованными перспективой внести свой полезный и весомый вклад в то будущее, которое простиралось перед ними.

Первым из них – молодой семейной паре я послал черновик своей книги, посвященной Знакомству с квакерством, поскольку мне хотелось узнать их мнение о тексте. Я сделал это отчасти из-за того, что они считали себя агностиками, но, главным образом, потому что я уважал их отношение к жизни, которое было искренним и честным. Они оказались настолько любезны, что выразили общее одобрение написанного, и стали рассуждать о нем дальше. Помимо нескольких конструктивных критических замечаний, их основным комментарием было: «Но зачем же притягивать сюда Бога?».

Вторым случаем было общение с девушкой, встретившейся мне в одном амстердамском доме, где я остановился у голландских Друзей. В тот вечер, когда я приехал, она сидела с их ребенком. В ходе беседы выяснилось, что у нас с ней очень много общего. Я – сын священника англиканской церкви, а она родилась в семье голландского церковного служителя достаточно строгих взглядов. Мы обменялись историями о том, каково это – быть воспитанным священнослужителями. Мы оба «росли у всех на виду», как сказали бы американцы: семейные молитвы дважды в день, долгие чтения из Библии. Регулярные дозы церковных служб, не только по воскресеньям, но и дополнительно на неделе. Кроме того, существовали рекомендации относительно личного благочестия и жесткие требования строгого морального кодекса поведения. Тема секса никогда не затрагивалась, кроме туманных намеков, которые было нелегко понять, однако, у нас обоих сложилось в детстве впечатление, что секс – это большой грех. Мирские радости резко осуждались, отчего они начинали казаться более привлекательными. Она, в частности, с возмущением рассказала об одном из аспектов своего детства – стогом запрете, налагаемом на малейшее следование моде, что сильно вредило ее социальной жизни.

На этом этапе ее истории я не смог удержаться от замечания о том, какое у нее короткое платье; девушка немедленно объяснила, что больше не считает себя верующей. Это произошло следующим образом. Около года назад она оказалась в ситуации сильного личного разочарования и стресса. Переживая время кризиса, она вспомнила, что христианин может всем поделиться с Господом в молитве. Она сделала это. «И знаете, что я обнаружила, - спросила она, - там ничего нет, все, что касается религии – одна громадная мистификация. Я перестала быть верующей, и знаете, стала намного более счастливой».

Отрицание религии

Отрицательное отношение к религии со стороны этих молодых людей раскрывает две основные темы. Первая – то, что совершенно необязательно и даже неуместно привлекать концепцию Бога, чтобы придать жизни ощущение смысла и цели. Такое ощущение, если оно есть, обеспечивается самой жизнедеятельностью. Вторая тема – то, что религия не только сдерживает полноту жизни, но, кроме того, не выполняет своих обещаний обеспечивать полную безопасность, когда это необходимо. Религиозные люди подвержены приступам депрессии так же, как и те, у кого нет никакой веры. К этим главным возражениям примешивается смущающее чувство, которое в век науки преследует интеллигентный людей – что стоит признавать идеи, которые могут быть проверены. Религиозные идеи и концепции, как известно, трудно проверить каким-либо объективным способом. Смущение этих людей усиливается из-за сильного подозрения, что религиозные чувства, а в особенности – концепция Бога, это ничто иное, как проекция человеческих желаний, страхов, вины и потребностей. Насколько глубоко бы ни было возможное недопонимание Фрейда, своими открытиями он нанес популярной религии смертельный удар. Следует признать, что я остро ощущаю мощное давление этих и подобных аргументов, которые удерживают многих современных людей от принятия религиозного подхода к жизни. На самом деле, во времена депрессий и сомнений я изо всех сил старался очистить свое мировоззрение от каких-либо религиозных интерпретаций опыта, раз и навсегда отрицая все, что хотя бы отдаленно напоминало концепцию Бога. Но почему-то у меня это никогда не получалось в полной мере. Я сознаю, что, возможно, причиной стало мое воспитание – я вырос в любящем окружении, где Бог воспринимался как аксиома. И все же это не предотвратило радикального изменения моих взглядов, после которого, как мне кажется, мои родители, будь они живы, уже не считали бы меня религиозным человеком. В то же время, подобное окружение уже не способно привлечь активный религиозный интерес других членов моей семьи.

Я думаю, что возможно, достиг бы большего успеха в освобождении от своего религиозного мировоззрения, если бы не открыл для себя Общество Друзей. Впервые познакомившись с квакерами, я был привлечен тем, что они не предлагают никакого законченного набора веры, убеждений и догм, который человеку необходимо либо полностью принять, либо полностью отвергнуть. Для квакеров религиозный опыт вовсе не похож на то, что я считаю религиозным. Однако, Общество никогда не скрывало того факта, что его корпоративный опыт указывает на возвышенные идеи и на сильное ощущение реальности Бога. Тем не менее, квакеры подчеркивали то, что отправную точку для религиозного опыта следует искать в обычном повседневном опыте. Это подчеркивается тем фактом, что квакеры никогда не устанавливали четкой границы между тем, что считалось священным, и тем, что представлялось мирским.

Кроме того, квакеры уделяли особое внимание ценности и важности каждого человека. И как следствие, человеческие качества, о которых мы говорим как о личности, а также возможность их усиления в отношениях с другими людьми, были неотъемлемой частью квакерского религиозного опыта. Концепция истины не была возвышена настолько, чтобы почти исчезнуть из поля зрения земного человека – ее, наоборот, следовало искать в повседневности и через обычную жизнь.

Благодаря своим честным и открытым беседам с большим количеством молодых и пожилых квакеров, а также чтению обширной литературы Общества, особенно его книги «Христианская Вера и Практика», я открыл разнообразие опыта, который на практике сильно отличался от моего собственного опыта, но, тем не менее, имел ту же основу и ингредиенты. Прежде всего, это был продолжающийся призыв к поиску истины, жизни, любви, Бога, называйте как вам угодно, в повседневном опыте самой жизни и посредством этого опыта. Это звучит до странности похоже на сделанное Питером Бергером описание «индуктивной веры», которое начинается с фактов человеческого опыта и переходит от них к заключениям о Боге через процесс поиска сигналов трансцендентности. Поиск подобных сигналов, которые указывали бы на религиозную интерпретацию человеческой ситуации, особенно привлекает тех из нас, для кого многие из великих религиозных терминов, по той или иной причине, перестали быть полезными, живыми метафорами, способными передавать значение действительно существующих вещей.