Исследование внутренней жизни

Чтобы подойти к пониманию природы молчания, составляющей основу квакерского богослужения, я попытаюсь сказать несколько слов о том, что имею в виду, когда говорю об исследовании сокровищ внутренней жизни. Хотя это звучит скучно и, возможно, неубедительно, на самом деле, у каждого есть собственный опыт такого внутреннего путешествия. Мы проживаем свою жизнь на многих уровнях, которые в разной степени присутствуют и действуют постоянно; некоторые из них осознанны, но большинство – неосознанны. Некоторые правильно называть периферийными, к другим мы применяем слово глубокие.

Это проявляется, когда нам приходится принимать какое-либо решение. Можно привести простой пример. Я хочу выйти прогуляться и должен решить, надеть ли мне пальто и взять ли с собой зонтик. Учитывая неустойчивость нашего климата, мне следует дополнительно продумать этот вопрос. Для начала я смотрю в окно на небо. Предыдущий опыт подскажет мне, чего ожидать. Если рядом кто-то есть, я спрошу мнение этого человека. Мне, возможно, удастся вспомнить прогноз погоды, и я, определенно, учту приблизительное время, которое проведу на улице, а также и то, куда я направляюсь. Эти операции моего ума происходят в быстрой последовательности: в действительности, я только смутно их сознаю, поскольку они превратились в почти автоматические реакции, через которые я прихожу к принятию решения. Никоим образом невозможно сказать, что я вовлечен в процесс глубокого размышления.

Сравните, что происходит, когда от меня требуется принять решение, от которого зависит вся моя будущая жизнь и жизнь моей семьи. Например, стоит ли мне переходить на новую работу, если при этом детям придется поменять школу? Правильно ли срывать семью с места, или нам всем нужно приключение? Происходит процесс, подобный только что описанной простой последовательности, но в этом случае задействованы все способности, которыми я обладаю, моя личность полностью вовлечена. Решая проблему, я знаю, что делаю это на всех уровнях, и, в конце концов, на самой глубине; процесс становится путешествием во внутреннюю сторону моей жизни.

Когда я оглядываюсь на подобное упражнение, меня, возможно, поразит ощущение того, что мое решение было принято в том месте, которое я могу описать только как глубину или центр своего существа, и посредством того, что, в конечном счете, было вне моего сознательного контроля. Это решение вполне могло быть и весьма рискованным, что я инстинктивно, равно как и осознанно, понимал. В то же самое время, я убежден, что это не только лучшее решение, которое я мог тогда найти, но также и то, которое было для меня абсолютно правильным. Более того, в каком-то странном смысле, оно было дано мне свыше. Так что волнения долгих часов интеллектуальной борьбы, обсуждений и споров, плюс сумятица эмоционального напряжения, сменяются ощущением внутреннего мира. Видимо, это одновременно и превосходит обычный человеческий опыт, и все-таки неотделимо от него.

 

Центр тишины и спокойствия

Этот факт осознания глубокого, спокойного места в центре человеческого существа живо представил мой друг, описавший мне свой опыт, последовавший за семейной ссорой, в которую он был вовлечен. Обстоятельства были самыми обычными. Он поехал со своей семьей в деревню на отдых, и они остановились в маленьком коттедже. Как это часто бывает в семейной жизни, небольшая разница во взглядах, раздувшаяся из-за сдерживаемых эмоций, которые были вызваны поведением детей, быстро переросла в ссору по высшему разряду. В перенапряженной атмосфере участники вышли из себя, и последовало шумное препирательство. Во все это мой друг, как он честно признал, полностью вовлекся; наконец, он не мог больше этого переносить, и тогда, накричав на всех последний раз, он выскочил из дома и захлопнул за собой дверь.

Оказавшись снаружи, он пошел быстрым шагом в направлении ближнего холма, раздраженно пыхтя о собственной правоте и о полной тупости своей семьи. Чем выше он взбирался, тем больше открывалась ему красота окружающих просторов. Когда она дошла до его сознания, он понял, что она его успокаивает. Наконец, на вершине холма он сел, чтобы насладится полным обзором окрестностей. Внутри него постепенно росло глубокое спокойствие, пока он вбирал то, что видели его глаза – каким красивым все было. У него возникло сильное чувство слияния с окружающей природой: он почувствовал себя частью благой земли.

Неизбежно он сравнивал свое теперешнее состояние с недавней сумятицей в своей семейной жизни в долине внизу. Теперь он обнаружил, что видит эту ссору в новом свете. С некоторым усилием он припомнил события, которые привели к ссоре; какими тривиальными они теперь показались. Чем больше он размышлял над инцидентом, тем больше сознавал степень своей ответственности за него. После глубокого размышления проявилась перспектива более глубоких вещей. Ссора была ничем иным, как внешним событием – здоровым высвобождением агрессивных чувств, к которым склонны все человеческие существа. Он знал, что глубокая любовь и привязанность, которые составляли основу его семейной жизни, оставались неповрежденными этим поверхностным взрывом. Наконец, он узнал эту истину внутри себя, где он открыл тихий спокойный центр, ставший доступным для него, когда он действительно успокоился.

В своем рассказе об этом совершенно обычном опыте мой друг придал большое значение своему отклику на естественную красоту природы, которая явилась для него, в этом случае, способом проникнуть внутрь собственной жизни. Подобным же образом, природа влияет на бесчисленное количество людей; ее творческая изысканность и ее грандиозная, но простая, красота вызывают сильное чувство слияния с ней. Когда люди отдаются этому чувству полностью, они неизбежно открывают внутреннее спокойствие, которое так трудно описать словами, но которое составляет часть их собственной реальности. Франсис Томпсон, описывая человеческое осознание своей гармоничности с природными вещами, говорит: «Их звук – шепот, они говорят в молчании». (14) Эта молчаливая речь природы мягко взывает к молчанию в нас.

 

Роль личных взаимоотношений

Для меня и, как я подозреваю, для многих Друзей, одним из наиболее сильных признаний путешествия в свой внутренний мир, становятся взаимоотношения с другими людьми. Время от времени, общаясь с другим человеком, я вдруг сознаю, что происходит чудо. Передо мной стоит уникальная, неповторимая индивидуальность, живой фокус бесчисленных лет эволюционного процесса. Трепетное чувство поднимается из глубин моего существа; в то же самое время я обостряется ощущение моей собственной подлинной природы. Тот факт, что мы можем общаться друг с другом, усиливает глубокое чувство восхищения. 

Когда человек, с которым я общаюсь, состоит со мной в глубоких личных, любящих отношениях, наше общение становится невероятно интенсивным. Мы не приходим к своим друзьям с заранее составленной в уме повесткой дня из вопросов для обсуждения, хотя у нас и могут быть определенные вещи, которыми мы особенно хотим с ними поделиться. Часто бывает, что разговор начинается на уровне незначительной беседы. Слова текут естественно, и постепенно все более важные вопросы занимают наше внимание. Мало-помалу, незаметно обмен идеями и опытом переходит на все более глубокий уровень, пока не будет достигнута точка, где язык совершенно неспособен передать богатство общения. Мы вступаем в легкое, естественное молчание, но разрыва отношений не происходит; они теперь настолько глубоки, что это невыразимо словами. Общение продолжается и углубляется в окружающем нас живом молчании. Оно может продолжаться несколько кратких мгновений или более длительный период: важно то, что оно происходит.

Впоследствии, размышляя над своим опытом, мы оба сознаем, что наша встреча произошла не на уровне ума, обмена идеями, взглядами, пониманием и чувствами. Мы знаем, что каждый из нас отдал другому все свое существо и подобным же образом был открыт для собеседника. Каждому будет ясно, что его личность была неизбежно обогащена и расширена встречей, которая произошла на самом глубоком уровне нашего существа. Мы были вместе в жизни и любви, и были собой. Таким образом, очень человеческое событие приобретает трансцендентное качество, которое каждый из нас может смутно осознавать на месте, но чье воздействие не может полностью открыться, пока не пройдет время. Когда его значение доходит до нас, мы бываем не в состоянии преодолеть чувство трепета и восхищения перед тайной человеческой любви и дружбы, ощущаем тепло их мощи и наполняемся несказанной радостью от их красоты.

Наше принятие решений, то, как мы учимся жить с собственной агрессивной стороной, наше наслаждение природой, наши личные взаимоотношения и весь наш обычный и необычный жизненный опыт включает элементы путешествия к центру нашего существа, в котором мы, наконец, успокаиваемся и замолкаем. Внутренняя жизнь одновременно проста и, тем не менее, сложна и загадочна. Один из наиболее значимых подарков от религии человечеству был сделан через проникновение в эту сторону нашей природы. И, тем не менее, странно, что при всей умудренности нашей культуры, мы так мало знаем об истинной природе внутренней жизни. Это так, невзирая на годы научной работы и совсем недавние знания, ставшие нам доступными через глубины психологии. Джулиан Хаксли видит потребность в переоценке человеческого религиозного опыта, в качестве части «полного изучения внутреннего мира человека, великого проекта «Исследования Ума», который может и должен соперничать с исследованиями космоса и превосходить их по интересности и важности». (15)

За свое более чем трехсотлетнее, существование Общество Друзей внесло собственный вклад в эту область исследований своим постоянным акцентом на потребности людей осознавать тихий центр глубоко в человеческой личности. Его квакеры знают скорее по действительному опыту, чем из процесса рассуждений. Для квакеров необходимой частью существования стала культивация внутренней жизни через регулярную практику периодов молчания. Она известна им, как путь в то спокойное место, которое служит жизненным ядром человеческого существа – глубокий фокус его подсознания. Из этого центра исходит всякая творческая энергия, и в него человек должен постоянно возвращаться за обновлением в приливах и отливах жизни.

 

Значение богослужения

До сих пор моей целью в этом разделе было показать, что, хотя на первый взгляд намеренная практика молчания может показаться неестественной, особенно в занятый, шумный век, она, напротив, является самым естественным и, поистине, необходимым человеческим состоянием. Более того, она – часть ежедневного опыта каждого человека, хотя люди не всегда понимают, что это так. Мы должны теперь рассмотреть уникальное применение, которое квакеры нашли молчанию, сделав его основой своего корпоративного богослужения. На этом этапе следует попытаться частично объяснить слово богослужение, чтобы показать, как я его использую на данной стадии нашего рассуждения. Делая это, я должен напомнить своим читателям намеренные ограничения, которые я поставил себе в описании типичного квакерского собрания и в обсуждении роли молчания в индивидуальной и общинной жизни Друзей. Следуя линии индуктивного подхода к вере, я подчеркивал человеческий фактор квакерского опыта.

Помня об этом, я хочу сначала рассмотреть богослужение, как индивидуальную форму человеческой деятельности, когда мы намеренно ставим себя в позицию повышенного внимания к тем вещам в жизни, которые имеют для нас большее значение. В этом смысле богослужение означает пребывание в присутствии наших ценностей. Это – действие вспоминания, в процессе которого мы более полно сознаем их подлинное значение для нас. Концентрируя на них внимание, мы даем им возможность войти в наше сознание и стать частью нашего действительного существования. Мы выносим их на передний план своего ума, за счет этого позволяя им усиливать власть над нами, а также выверяем свои приоритеты.

 Одно из самых живых ощущений этого действия возникло у меня, когда я спокойно сидел в течение, по меньшей мере, часа перед картиной голландского художника Вермеера, вбирая в себя ее совершенную красоту. В галерее в Бостоне было много картин других художников, но мне хотелось видеть только эту, поскольку мое время было ограничено, а надежда оказаться снова в этом американском городе была невелика. Комната была полна людей, но я забыл о них так же, как забыл о течении времени. В результате этого действия концентрации, образ данного конкретного шедевра нестираемо запечатлелся в моей уме, который остался навсегда обогащенным этим опытом. Я знаю, что мое обычное видение и наблюдение обострились в этом опыте. У меня появилось осознание величия художника и его картины, и я с трепетом ощутил свет его вдохновения и творчества. Затем мне было дано нечто, что я могу описать только как, в буквальном смысле, выход за пределы обычного повседневного мира. Довольно простое светское действие стало для меня истинным опытом богослужения.

Всегда опасно давать конкретные примеры того, что оказалось кому-то полезным. Отчасти из-за того, что наше видение пользы так субъективно и личностно, что описывая его легко показаться слишком много о себе возомнившим. И отчасти из-за того, что разнообразие человеческих вкусов настолько велико, что глубоко значимое для меня может показаться неприемлемым для других. Я полностью признаю, что рассматривание картин вообще и, в частности, картин голландцев семнадцатого века – утонченное хобби. Однако я хочу сказать о том, что на каком-то уровне опыт богослужения происходит во время и посредством великого множества кажущихся «нерелигиозными» событий, и мы вправе использовать слово богослужение для их описания. В сказанном до сих пор я упоминал воздействие, которое оказывает природа на многих людей. Очевидно, что созерцание ее чудес может привести их к осознанию трансцендентного качества в обычной человеческой жизни. Хотя я не испытываю симпатии к математике, мои друзья математики уверяли меня том, что концентрация на ее понятиях вызывает у них глубоко внутри почтение и ощущение трепета, которое они выражают в молчаливом восхищении.

В своей книге «Главенство добра» Айрис Мэрдок развивает идею, которая занимает меня сейчас, когда я пытаюсь описать значение богослужения. Она пишет: «Я думаю, как внутри, так и вне религии существует место для созерцания добра не только обученными экспертами, но и простыми людьми; внимание, которое не ограничивается планированием конкретных добрых дел, но является попыткой посмотреть прочь от себя, на отдаленное трансцендентное совершенство, источник незамутненной энергии, источник новой и совершенно непредугаданной добродетели». (16)

Богослужение и личность

Действо богослужения должно вовлекать всю личность и не может быть ограничено впечатлениями, полученными через наши органы чувств, хотя оно и основывается на них. Этот взгляд открывает такую широкую перспективу, что необходимо найти точку фокуса. Она, как я верю, может быть найдена в сфере личных отношений, именно в них я вижу наиболее адекватную модель (см. стр.64 – английского текста, прим. пер.) богослужения. Именно здесь мы, скорее всего, можем обрести значительно большее понимание истинных, прекрасных и добрых вещей. Все подлинные отношения предполагают естественное дарение и принятие: мы считаем возможным предъявлять требования к нашим друзьям, зная, что в другое время мы с радостью откликнемся на их требование в отношении нас. В периоды трудностей и напряжения мы естественно обращаемся к своим друзьям за поддержкой, которая неизбежно включает элемент жертвы. Любить и быть любимым – непреходящая истина жизни. Это – опыт, который, больше, чем какой-либо другой, вызывает чувство удивления, восхищения и почтения. В то время как любящие отношения – это неотъемлемая часть самой жизни, они постепенно выходят за пределы повседневных мирских событий. Для меня они служат одним из сигналов трансцендентности.

Мы не можем не вступать во взаимоотношения с людьми, поскольку это – неизбежное следствие нашего человеческого состояния. Хорошие или плохие, личные отношения придают окраску нашей жизни. В своих лучших проявлениях, они освобождают нас и избавляют от страха; в худших проявлениях, они производят самое разрушительное воздействие на человеческую личность. Вследствие того, что некоторым людям трудно добиться удовлетворяющих отношений, а опыт других либо сильно ограничен, либо негативен, мы должны будем вернуться к этому вопросу позже. В настоящий момент я хочу подчеркнуть то, каким образом хорошие любящие взаимоотношения реализуют человеческое предназначение, и как они наиболее живо и полно постигаются во время молчания в глубине нашего существа.

То, что я сказал о личном действе богослужения равно применимо к богослужению с другими. Отправной точкой каждого квакерского собрания становится совместная встреча отдельных людей. Мы приносим себя такими, какие мы есть. Мы предлагаем собранию дары своего жизненного опыта, которые включают плоды наших частных моментов внимания и достигнутых через молчаливое исследование глубин нашего существа решений.

Итак, собираясь вместе на богослужение, квакеры, по меньшей мере, сознательно выделяют время, когда они могут искать цели, которые делают жизнь достойной проживания, концентрируются на этих целях, и одновременно, также молча, свидетельствуют об их ценности.

Как я сказал раньше, квакеры делают невероятное заявление о том, что, невзирая на все признаки обратного, жизнь – хороша, и она вызывает восхищение. К этому добавляется последующее, но связанное с предыдущим, утверждение, касающееся высшей ценности любви и правды. Пребывая вместе в присутствии этих ценностей, концентрируя на них все свое внимание и открывая свои личности их влиянию, квакеры становятся людьми, чья жизнь едва уловимо изменяется благодаря этому опыту, и в ком создается новая энергия. Поэтому от Друзей можно ожидать выражений признательности, благодарности и радости, вместе с невысказанным пониманием того, что они призваны жить в добровольном послушании данному им свету.

С социологической точки зрения можно сказать, что квакеры собираются на богослужение в поисках поддерживающей силы группы взаимопомощи для поощрения друг друга в убеждениях, которых они придерживаются, в противовес враждебному, по большей части, миру. Я не вижу в истории или современной практике Общества Друзей ничего, противоречащего этому определению. В то же самое время, я равно убежден в том, что это лишь частичное объяснение того значения, которое квакеры придают своему богослужению. Они собираются в этом совместном действии, потому что через богослужение им становится доступно нечто большее, в другой и более богатой форме, чем это может открываться в уединении.

 

Совместное богослужение

Из семнадцатого столетия пришло три прекрасных образа, которые указывают на некоторые черты этого превосходного качества, открывающегося в совместном спокойном пребывании на богослужении. Первый – от Роберта Баркли, который сказал: «как много свечей, зажженных и поставленных в одном месте, прибавляют свет и делают его ярче, так и много людей, собравшихся вместе в единой жизни, увеличивают Славу Божью». (17) Этим Баркли подчеркивает общее просветление, которое может возникнуть в сплоченном собрании. Его современник, Томас Стори, привлекает внимание к обновлению и глубокой радости, которую Друзья обретали вместе на своих собраниях, ведь «когда много маленьких ручейков и потоков сбегает в надлежащее место и образует реку, она становится глубже и мощнее; так же и собрание с людьми, сплоченными живым Богом в чувстве наслаждения его небесным и живым присутствию». (18) Наконец, Исаак Пенингтон замечает влияние людей друг на друга в собрании: «ибо тепло Жизни в каждом сосуде греет не только по отдельности, но они все подобны куче свежих и живых углей, разогревающих друг друга». (19)

Эти простые иллюстрации, выведенные из природных вещей, мощно передают чувство общности людей, которые были просветлены, глубоко обновлены и согреты совместным действом богослужения. Сегодня слова эти столь же верны в отношении квакерского богослужения, как это было верно для раннего периода Общества Друзей. В них заключено измерение созидательной любви, которую мы сознаем благодаря опыту личных отношений. Это с радостью высказала современница-Друг, когда я спросил ее, что происходит в ее душе, в то время как она принимает участие в собрании. Она ответила, что чаще всего думает о том, как много в комнате людей, которых она любит, и которые любят ее. Естественным для себя образом эта женщина-Друг выразила важный принцип, лежащий в основе квакерского богослужения, а именно – любящие взаимоотношения в местном сообществе Друзей, составляющих молитвенные собрания.

То, как именно отдельные участники на квакерском собрании входят в любящее единство друг с другом, остается тайной. Еще раз мы можем обратиться за помощью к жившему в семнадцатом столетии Другу, Джорджу Кейту, который предположил, что «…если даже и лишь двое соберутся вместе… мера жизни в одном тайными и несказанными путями достигнет меры жизни в другом… да, и жизнь в другом так соединится и сольется своей мощью, силой и добродетелью с другой жизнью, что каждый присутствующий почувствует силу и добродетель двойной меры жизни, то, как она была удвоена в них, словно бы их собралось трое…». (20)

Было бы неразумно слишком буквально понимать арифметику Кейта, поскольку это означало бы, что живая сила собрания возрастает пропорционально его размеру, а это не правда. Правда в том, что тайными путями, в том смысле, что они не совсем ясны для нашего понимания, нечто, находящееся вне уровня сознания, но все-таки принадлежащее нормальной жизни, действительно переходит от человека к человеку на квакерском собрании, если люди открыты этому. Было сделано много попыток объяснить это, например, терминами телепатии, экстра-сенсорного восприятия, групповой динамики, теории Юнга о коллективном бессознательном и так далее. Все эти идеи, а также другие, не вошедшие в данный список, ценны тем, что они проливают свет на процесс, посредством которого отдельные молящиеся становятся настолько слитыми друг с другом, что они, в подлинном смысле, превращаются в единое целое – живое, любящее содружество, сплоченное собрание. Как в случае с глубокими личными отношениями, богослужение, в конечном счете, ускользает от нашего анализа и объяснения.

Рассказом о Друге, чьим первым действием на собрании бывает сознательное вспоминание чуда любви, которое она получает от многих и отдает многим присутствующим в комнате, я показал один из множества способов войти в атмосферу и дух активности совместного молчаливого богослужения. Мы рассмотрим их более внимательно, когда будем думать о квакерском отношении к молитве и медитации.