Квакерское отношение к Библии

Это верно и в отношении квакерского восприятия Библии. На протяжении всей истории Общества высоко ценились Писания как Ветхого, так и Нового Заветов. О Джордже Фоксе говорили, что, если бы Писания были утеряны, их можно было бы восстановить из его памяти. Это, вероятно, преувеличение, но остается верным то, что и Джордж Фокс, и все ранние Друзья, подобно своим современникам, обладали феноменальным знанием Библии. Близкое знакомство с содержанием Писаний оставалось присущим жизни Общества вплоть до начала двадцатого столетия, когда оно постепенно стало утрачиваться. Сегодня Общество Друзей далеко ушло от детального знания Библии. И здесь не место для обсуждения причин этого ухода или попытки оценить его последствия.

Сейчас я хочу сказать о том, как квакеры всегда относились к Библии. Они никогда не считали ее Словом Бога, в котором он непогрешимо раскрыл людям свою природу и цели. Писания скорее виделись как самое важное литературное произведение, собиравшееся на протяжении долгих лет. Оно состояло из весьма честного описания человеческого поведения в его наилучших и наихудших проявлениях, и поэтому было уникальным собранием вариантов человеческого опыта, которые были истолкованы библейскими авторами таким образом, чтобы раскрыть в высшей степени ценное религиозное понимание. Не все интерпретации мы считаем уместными сегодня, но уникальность Библии основана не на конкретных отрывках, а на том факте, что моральные ценности и социальная справедливость могут открываться через целостное – растущее и развивающееся толкование человеческой жизни в терминах углубляющейся чувствительности к любви, благу, красоте. Для христиан это находит воплощение в свидетельстве Нового Завета о жизни Иисуса. Общее влияние Библии состоит в том, чтобы представлять людям религиозно истолкованное наблюдение человеческого опыта и раскрывать неповторимо важное измерение жизни, которое человек назвал Богом. Многие квакеры, как мне кажется, согласились бы принять подобный подход и к писаниям других великих мировых религий.

Сигналы трансцендентности

Попытавшись определить природу так называемого религиозного опыта, теперь я считаю возможным более внимательно рассмотреть «сигналы трансцендентности», выделенные Питером Бергером в его книге, на которую я уже ссылался ранее. Как и в случае с моим кратким перечислением утверждений из книги Алистара Ки, я надеюсь в крайне сжатой форме дать честное описание всего рассуждения Питера Бергера. Насколько я его понял, он отобрал пять феноменов, которые обнаруживаются в сфере нашей естественной реальности, но при этом указывают за ее пределы. (39)

Питер Бергер, во-первых, приводит склонность человека к порядку, поскольку человечество постоянно создает «защитную структуру значения, воздвигаемую на фоне хаоса». (40) Его вторым «сигналом трансцендентности» служит довод игры. Люди играют в игру, намеренно отдаляясь на какое-то время от тяжелых фактов жизни; они учреждают рукотворный мир с его собственными правилами и на короткое время приостанавливают действие правил и предположений серьезного мира. В игре человек переходит из одного времени в другое, и таким образом на мгновенье выводит за скобки реальность того, что мы «все смертны».

В схожем, хотя и не полностью тождественном, духе выдержан и третий сигнал Питера Бергера, заключенный в «надежде», которая служит еще одним необходимым элементом в человеческой ситуации. В окруженном со всех сторон смертью мире человек продолжает оставаться существом, которое говорит «нет» смерти.

В качестве своего четвертого сигнала Питер Бергер использует «аргумент осуждения», которое люди ощущают, когда что-то существенным образом попирает их чувство морали. Осуждение таких действий бывает абсолютным и безусловным и выходит за пределы этого мира. Пятым и последним сигналом для Питера Бергера служит юмор. Мы все сталкивались с ситуациями, настолько трагическими, что смех был единственным способом не сойти с ума. Ведь юмор предполагает, что ситуация не вечна и будет преодолена – юмор высмеивает «серьезные» дела мира и тех сильных, кто их вершит.

Питер Бергер не утверждает, что эти пять сигналов – единственные указатели на религиозное толкование человеческих ситуаций. Они действительно представляются мне способом, благодаря которому многие неспособные смириться с более привычным подходом к религии люди (включая, по крайней мере, какую-то часть меня), могут найти через эти и другие, имеющие для них особое значение, сигналы, путь избавиться от заточения преобладающей клаустрофобии атмосферы механистической интерпретации жизни.

Кэтлин Блисс хорошо выразила эту позицию, когда сказала: «вдумчивые люди повсюду ищут понимания человеческого измерения, достаточно глубокого и достаточно сильного, чтобы противостоять тем направлениям в современной жизни, которые пугают человека». (41)

Религия и личность

Во всяком квакерском молитвенном собрании встречается великое разнообразие человеческого опыта, сфокусированного в личностях присутствующих. Ресурсы некоторых будут, вероятно, более богатыми, нежели у других, но каждый, по-своему, сможет сделать свой, особенный и уникальный, вклад. Как я сказал ранее, каждый из нас приносит на собрание самого себя, как дар, как уникальное и неповторимое человеческое существо. Что это значит? Отвечая на этот вопрос, я сначала привлек неквакерские источники, чтобы показать, что описываемый мной подход к религиозной вере – не просто квакерская причуда, но то, что признают другие христиане.

Гарри Уильямс, радостный монах, с такой чувствительностью раскрывший данные вопросы, был прав, когда сказал: «мужчин и женщин следует считать людьми с неведомыми чертами характера, потребностями и вдохновениями … ибо с невероятной силой и глубиной чувств мужчины и женщины проводят время в поисках своей подлинной сути». Что значит – быть личностью? Гарри Уильямс отвечает, что это значит «быть полностью живым, как тело и душа», он предполагает, что для достижения успеха в поиске собственной сути человеку «следует ощущать единение с другим человеком на очень глубоком уровне – единение, означающее для них почти все, чем они являются». На вопрос о том, для чего существует человек, Гарри Уильямс ответил: «Человек существует, чтобы служить агентом созидательного добра. Создавая добро, мы и сами воскресаем из мертвых, и помогаем воскресению других, ведь истинное добро всегда животворно». (42)

Это измерение концепции личности и ее соотношения с религиозным мировоззрением развивается дальше унитарием Стефаном Спинксом, когда он замечает, что «сегодня, как и во времена Нового Завета, взаимоотношения между людьми снова признаны ядром всех форм религиозной жизни». (43)

С развитием современной биологии и ее поразительных открытий химической структуры физической жизни, соответствующие ученые начали создавать сложные модели из шнура и разноцветных пластиковых шаров, чтобы показать строение многокомпонентных молекул. Так было, например, с ДНК, когда использовали ее модель, чтобы помочь нам, неспециалистам понять биологическую структуру, через которую передается жизнь. Биолог знает, что сама модель не является молекулой ДНК, но передает довольно точное отображение истины. Сегодня у теологов популярен поиск модели, которая подобным же образом помогла бы передать образ того, что они имеют в виду, когда используют такие концепции как понятие Бога.

Для религиозных людей, включая квакеров, человеческая личность может служить живой и мощной моделью для концепции Бога, с учетом лишь того, что никакую аналогию не следует проводить слишком далеко. Ведь Бог не только считается индивидуальной личностью, подобно моей или вашей индивидуальности, но это также и основа существования. Мы уже заметили, что некоторым квакерам нетрудно воспринимать Бога в качестве трансцендентной реальности, в то время, как у других уверенности в этом меньше, и они могут только принимать те сигналы трансцендентности, которые указывают на религиозную интерпретацию человеческой жизни. В любом случае каждая из этих групп может оказаться в состоянии увидеть общую основу в модели человеческой личности, особенно в использовании языка, ассоциирующегося с личными отношениями. Как сказал Джон Маккуорри, другой англиканский теолог: «Мы используем слово «Бог», чтобы указать на что-то другим, так как считаем личностные категории более подходящими для выражения нашего опыта, чем неличностные категории». (44)