Примитивные прототипы аффективных реакций

Я не склонен также следовать интерпретациям, сфор­мулированным на более «научном» языке и связанным с
травмой рождения как первого проявления тревоги и глав­ной детерминанты индивидуальной судьбы человека (напри­мер, Rank, 1924). На этой идее «травмы» была выстроена целая психологическая доктрина, ее роль совершенно непропорционально преувеличивали, превратив «травму рождения» в злодея, повинного во всех последующих расстройствах психики.

Фрейд с характерной для него научной осторожностью подчеркивает, что в момент рождения сознание еще не присутствует, так называемая травма рождения не сохраняется в памяти, а потому «риск, связанный с рождением, еще не имеет психического содержания» (Freud, 1926а).

Ввиду постоянного возобновления этой дискуссии, я решил провести ряд прямых наблюдений, с тем чтобы полу­чить объективные и наиболее подробные протоколы поведе­ния младенца в момент рождения. С этой целью я присут­ствовал и вел тщательную запись во время тридцати пяти родов, проводившихся без применения анестезии или успо­коительных. В двадцати девяти случаях поведение ребенка было снято на пленку в момент рождения или непосред­ственно после него. Мы продолжали наблюдать новорож­денных в последующие две недели, повторно снимая на пленку их поведение при кормлении, а также их реакции на ряд стандартизированных стимулов.

Эти записи показывают, что реакцию младенца на соб­ственное рождение едва ли можно назвать травматической. При нормальных родах — а таковых подавляющее большин­ство — реакция младенца оказывается крайне быстрой, она

 

41

длится всего несколько секунд, и ее вовсе нельзя назвать бурной. Сразу после рождения младенец обнаруживает временную затрудненность дыхания и проявления негатив­но окрашенного возбуждения. Если младенца предоставить самому себе, эти признаки исчезнут буквально в течение нескольких секунд, уступив место полному покою. Так на­зываемая травма рождения, о которой столько говорили неверные интерпретаторы Фрейда, отличается кратковремен­ностью и малой выразительностью. Мы наблюдаем лишь краткую фазу возбуждения с проявлениями неудовольствия (см. Spitz, 1947а)¹. Для сравнения: введение нитрата серебра в глаз новорожденного (непосредственно после перерезания пуповины) вызывает гораздо более бурную и длительную реакцию неудовольствия, которая может продолжаться до полминуты.

Эти наблюдения также показывают, что в течение пер­вых часов и даже дней жизни можно обнаружить лишь одно проявление чего-то отдаленно напоминающего эмоцию. Это проявление представляет собой состояние негативно окрашейного возбуждения. Оно возникает, если новорожденный <1 подвергается воздействию стимулов, достаточно сильных, чтобы преодолеть его высокий барьер чувствительности (например, пошлепывание, упоминавшееся ранее в сноске). Возбуждение такого рода воспринимается как неприятное и в старшем возрасте. Простоты ради мы будет использовать термин «неудовольствие» также и при описании негативного возбуждения младенца. Однако противоположность прояв­лениям неудовольствия у новорожденного составляют от­нюдь не проявления удовольствия, которые вовсе не наблю­даются в этом возрасте. Противоположность проявлениям неудовольствия у младенца составляет покой. Негативное возбуждение младенца в ответ на излишнюю стимуляцию следует рассматривать как процесс разрядки в соответствии с описанием Фрейда (1895). В качестве такового это возбуж­дение является специфически психологическим процессом, оно демонстрирует действие принципа нирваны, согласно

' Разнообразные звуки, издаваемые младенцем при рождении, мож­но лишь отчасти отнести на счет механических причин, таким, как воз­никновение самостоятельного дыхания, и еще в меньшей степени они служат выражению неудовольствия. Главным образом эти звуки — ре­зультат добросовестных усилий акушера и повитухи ускорить начало самостоятельного дыхания путем легкого похлопывания младенца по попке.

которому возбуждение удерживается на постоянном уров­не, а любое напряжение, превышающее этот уровень, долж­но получить немедленную разрядку. Из этого развивается, постепенно обретая форму, психологическое функциониро­вание. Однажды установившись, психологическая функция в течение какого-то времени подчиняется принципу удоволь­ствия-неудовольствия до тех пор, пока принцип удоволь­ствия не уступит место (хотя и не полностью) регулирую­щим механизмам принципа реальности.

Важно отметить, что в самом начале организм и физио­логически, и психологически работает по принципу бинар­ной системы с «исключенным третьим» (закон противоре­чия), по одному из так называемых «трех законов мышления» (Baldwin, 1940). У нас есть достаточно причин, чтобы за­даться вопросом: не оказывают ли физиологические основа­ния, на которых в дальнейшем строятся психические функ­ции и в конечном счете процессы мышления, малоизученное пока, но значительное и длительное воздействие? Не могут ли они повлиять также на структуру логических законов?

Перейдем теперь к исследованию реакций новорожден­ного с точки зрения восприятия и поведения.

Примитивные когнитивные реакции

Прежде всего следует задать вопрос, каким образом новорожденный может воспринимать внешние стимулы, необходимые для его функционирования. Чтобы ответить на этот вопрос хотя бы предположительно, мы должны сначала сказать несколько слов о природе восприятия. В противном случае трудно будет понять, каким образом вообще можно рассуждать о восприятии у новорожденного, пусть даже на основании данных, полученных нами на сегодняшний день средствами экспериментальной физиологии и эксперимен­тальной психологии, не говоря уже о попытках сформули­ровать эти рассуждения с точки зрения концепции Фрейда об устройстве психического аппарата. Я не могу здесь всту­пать в дискуссию относительно множества проблем, возни­кающих при любом подходе к этой обширнейшей теме. Точно так же я не стану даже пытаться рассмотреть огромное количество сравнительно недавних экспериментов, посвящен­ных восприятию (этим, в частности, занимались Георг Кляйн, Э. фон Хольст, В. Розенблит, Зелиг Хехт, Райли Гарднер и

 

 

43

многие другие), тем более что ни один из этих опытов не был посвящен детям, не говоря уж о новорожденных.

Я совершенно сознательно ограничиваюсь здесь обсуж­дением исследований М. фон Зендена (1932), во многих отношениях совпадающих с данными, полученными Ризе-ном (1947) в опытах с шимпанзе: оба ученых открыли огром­ные области восприятия, на которые прежде никто не обра­щал внимания.

Фон Зенден обследовал шестьдесят трех субъектов, появившихся на свет слепыми и подвергшихся операции по удалению врожденной катаракты в возрасте от трех до со­рока трех лет. Фон Зенден сообщает, что их реакция на полученное «благо», то есть на внезапно возвращенный дар зрения, оказалась, мягко говоря, неожиданной. Ни один из пациентов не воспринял свое приобретение как благо. Выяс­нилось, что, несмотря на то, что они имели зрение, видеть они не могли. Их буквально приходилось учить пользоваться зрением; это требовало длительного, тщательного, добросовестного и тяжкого труда, который причинял больным огромные душевные страдания. Говоря о длительном процессе, мы имеем в виду месяцы и годы, причем многие из них так и не научились видеть, а некоторые даже выражали желание вновь ослепнуть.     Что означают эти открытия? Во-первых, они показывают, что данные пациенты научились строить свою жизнь без помощи зрения. Их отношения с окружающей средой, как неодушевленной, так и одушевленной, устанавливались с помощью доступных органов чувств, таких, как осязание, слух, обоняние и другие, менее нам известные. Используя эти невизуальные сенсорные модальности, слепые приобрели достаточный код значимых чувственных перцептов, то есть значимых знаков и сигналов. Эти сигналы и знаки были в дальнейшем соотнесены между собой, образовав сложную сеть мнемических следов и составив присущий этим пациентам «образ» мира. С помощью этого «образа» они могли ориентироваться, осуществлять процессы мыш­ления,  обходить препятствия, общаться и передавать сообщения.

Слепорожденные не могли ни регулировать, ни контро­лировать внезапно обрушившийся на них массивный поток бесчисленных визуальных стимулов, не могли они и преоб­разовать его в значимый код. Напротив, визуальные знаки оказались совершенно бессмысленными, они нарушили

функционирование существовавшего значимого кода сигна­лов, который до тех пор составлял мир этих пациентов; пользуясь терминологией теории коммуникации, эти непо­нятные визуальные стимулы воспринимались как сбивающий с толку невыносимый «шум».

Опыт «восприятия» слепорожденных, которым удалось вернуть зрение во взрослом или отроческом возрасте, мож­но mutatis mutandis применить к новорожденному и даже к первым шести месяцам жизни ребенка. Разумеется, между этими двумя категориями субъектов существует фундамен­тальное различие. Образ мира перенесшего операцию слепо­рожденного представляет собой уже сложившуюся органи­зованную систему сигналов, полученных от всех остальных органов чувств, за исключением зрения. После операции по удалению катаракты в эту систему взаимосвязей вторгается, повреждая ее, поток чуждых, никогда прежде не испыты­вавшихся, лишенных значения визуальных стимулов. Несча­стный пациент сталкивается с непосильной задачей реорга­низации всего процесса мышления. Его умственные и эмоциональные способности страшно перегружены, потому он и чувствует себя беспомощным, сбитым с толку.

Новорожденный, напротив, вообще не располагает ка­кой-либо картиной мира, нет таких стимулов от какого-либо из органов чувств, которые он мог бы признать в качестве сигнала; даже когда он достигает возраста шести месяцев, лишь очень немногие сигналы устанавливаются и обретают стабильность в качестве мнемических следов. Следователь­но, стимулы, воздействующие на органы восприятия мла­денца, будь то зрение или любое другое чувство, оказыва­ются ему абсолютно чуждыми. Любой стимул подлежит сначала преобразованию в значимый опыт, и только после этого он может превратиться в сигнал, к которому посте­пенно будут добавляться другие сигналы, складываясь в последовательную картину окружающего ребенка мира.

Ряд условий позволяет новорожденному осуществить столь сложную задачу.

1. Прежде всего надо назвать барьер восприятия — он за­щищает ребенка от большинства раздражителей, кото­рым обычно подвергаемся все мы. Эта защита состоит из нескольких моментов. Во-первых, на момент рожде­ния рецепторные пункты еще не получили энергию (Spitz, 1955b, 1957). Во-вторых, большую часть дня ребе-

 

45

 

 

 

нок проводит во сне или дремоте (Buhler, 1928). И на­конец, процесс освоения поступающих стимулов разви­вается постепенно в течение многих месяцев в прямом соответствии с созревающей способностью младенца к произвольным действиям.

2. Второй фактор вытекает из предыдущего: в результате подобной фильтрации процесс наделения стимулов зна­чением также является постепенным.

3. Третьим фактором становится особая окружающая сре­да, мир в себе, который мать создает вокруг младенца и который она же распространяет в разных направлени­ях. Прежде всего, мать непосредственно физически за­щищает ребенка от перегрузки любого рода раздражи­телями. Многое в нашей практике воспитания детей — колыбель, кроватка, тепло, пеленание и прочее — слу­жит защите его от внешних раздражителей.

4. Мать помогает ребенку справляться с внешними стиму­лами, предоставляя ему разрядку напряжения. Она кор­мит ребенка, как только он проголодается, меняет пе­ленки, когда он мокрый, укрывает его от холода, тем самым приспосабливая все условия для его удобства и смягчая неприятное напряжение.

5. Наиболее важный фактор, наделяющий ребенка спо­собностью постепенно выстраивать последовательную идеаторную картину мира, проистекает из взаимопони­мания матери и ребенка. Эту часть объектных отноше­ний я назвал «диалогом» (Spitz:2,1963b). Диалог пред­ставляет собой цикл из последовательности действие-реакция—действие в отношениях матери и ребенка. Эта крайне специфическая форма взаимодействия создает для ребенка его неповторимый особый мир со специфи­ческим эмоциональным климатом. Именно этот цикл дей­ствие—реакция-действие позволяет ребенку постепен­но преобразовать бессодержательные стимулы в значи­мые сигналы.

В полном соответствии с открытиями фон Зендена мы особо выделяем роль объектных отношений в возникнове­нии аффектов и организованного восприятия. Данные, по­лученные Зенденом, свидетельствуют, что восприятию не­обходимо учиться, координировать его и синтезировать, проходя через бесчисленные и мощные приливы, тихие за­води и быстрины объектных отношений.

Таким образом, мы не склонны говорить о восприятии младенца до тех пор, пока раздражители, которые воспри­нимаются органами чувств и передаются в центральную первичную систему, не приобрели значения благодаря соб­ственному опыту младенца. Это, однако, не означает, что до тех пор, пока не «наладится» восприятие, не могут откла­дываться и следы памяти.