Изменение поведения в результате опыта

К концу первой недели жизни ребенок начинает реаги­ровать на определенные сигналы. Появляются первые при­знаки целенаправленного поведения, то есть активности, сопровождающей психические процессы и протекающей по типу условного рефлекса.

В самом начале эти сигналы стимулируют глубокую чувствительность. Первым из таких сигналов, вызывающим реакцию, является нарушение равновесия. Если, начиная с восьмого дня, вынуть естественно вскармливаемого ребенка и положить его на одну руку в позе кормления (то есть в горизонтальном положении), младенец повернет голову в сторону груди человека, который его держит, будь то муж­чина или женщина (Buhler, 1928). И наоборот, если того же ребенка поднять из колыбельки в вертикальном положении, он не поворачивает голову (рис. 1)1.

Рис. 1. Реакция новорожденного на позу кормления

В течение последующих восьми недель распознавание подобных стимулов и реакция на них становятся все более специфическими. Фолькельт (1929), Рипин и Хетцер (1930) подробно изучили последовательные стадии восприятия этих сигналов в первые два месяца жизни. За их исследованиями

¹ Мид и Макгрегор (1951) сообщают, что балийцы кормят своих младенцев в вертикальном положении. Можно предположить, что реак­ция на нарушение равновесия у балийского малыша будет полностью противоположной той, что мы наблюдаем у западных младенцев.

последовала работа Рубинова и Франкла (1934). В ряде экспе­риментов эти исследователи продемонстрировали шаги, приво­дящие в конечном счете к распознаванию пищевого объекта. Рубинов и Франкл показали, что вплоть до начала вто­рого месяца жизни ребенок распознает сигнал пищи только тогда, когда он голоден. В сущности, он даже не узнает молоко как таковое или бутылочку, соску, грудь и т. д. Он «узнает», если можно так выразиться, сосок, когда тот оказывается у него во рту, и в ответ на этот стимул, как правило, начинает сосать. Однако даже эта элементарная форма перцепции требует соблюдения определенных усло­вий. Если ребенок озабочен чем-то другим¹, например, если он начал кричать из-за того, что его потребность в пище не была немедленно удовлетворена, то он не отреагирует не­медленно на сосок, даже если тот окажется у него во рту, а по-прежнему будет кричать. Требуется продолжительная оральная стимуляция, чтобы заставить ребенка вновь напра­вить внимание на ту самую пищу, из-за отсутствия которой он кричал и которая все это время была вполне для него доступна. То есть, если обобщить, мы имеем здесь дело с двумя поведенческими последовательностями.

1. В этот период ребенок распознает сигнал пищи, только когда голоден.

2. Когда он начинает кричать, требуя пищи, он не распоз­нает сосок у себя во рту и продолжает кричать (рис. 2).

Рис. 2. Младенец не воспринимает сосок во рту, когда кричит от голода

¹ См. замечательное обсуждение Эскалоны (1962) того, в какой степени состояние ребенка влияет на его чувствительность, и необходи­мости учета этого важного фактора при проведении и интерпретации результатов экспериментального исследования младенцев.

 

51

Что общего между этими двумя паттернами поведения? Хотя обе ситуации кажутся весьма разными, они вызваны одной причиной. Чтобы ребенок данного возраста (между второй и шестой неделями жизни) мог воспринять внешний стимул, требуется одновременное воздействие двух факто­ров. Первым фактором является сам внешний раздражитель, именно тот, который ребенок уже научился ассоциировать с ожидаемым удовлетворением потребности; второй стимул проприоцептивной природы — это потребность в пище, чувство голода, испытываемое младенцем.

Чтобы младенец «заметил» сосок, необходимо помес­тить его в рот ребенку, но одного этого недостаточно. До­казательство этой гипотезы дает нам второй эксперимент, в котором проприоцептивная система младенца наполнена ощущением неудовольствия, и в результате ребенок оказы­вается не в состоянии воспринять удовлетворяющий его потребность стимул внутри своего рта.

В этом возрасте ребенок сможет воспринять стимул «соска во рту», если будут выполнены следующие два условия: 1) проприоцептивный аппарат не инактивирован, не «затоплен» массивным напряжением неудовольствия и 2) ребенок голоден и тем самым его аппарат подготовлен к внешней перцепции. Второй опыт — невосприятие соска во рту, когда ребенок кричит от голода, — демонстрирует действие принципа нирваны; как только неудовольствие (напряжение) возрастает, оно должно быть снято путем разрядки (мо­торной, голосовой и т. д.). До тех пор пока напряжение сохраняется, внешняя перцепция не функционирует. Для вос­приятия необходимо прекращение как неудовольствия, так и разрядки; иными словами, действие самовозобновляющегося принципа нирваны должно быть прервано натиском извне. Толь­ко когда это произойдет, сможет возобновиться внешняя пер­цепция, и будет воспринят стимул удовлетворения потребности. Превосходная иллюстрация неумолимого действия принципа нирваны была получена много лет назад в экспе­рименте Вольфганга Кёлера (1925). Собаке предложили кусок мяса, от которого ее отделяла длинная и высокая проволочная ограда с проходом в обоих концах. В нормаль­ной ситуации собака прекрасно справлялась с этой пробле­мой, просто обегая изгородь и хватая мясо, но если она проводила несколько дней без пищи, то уже не в силах была удалиться от столь близко расположенной к ней добычи. Она отбегала от мяса с тем, чтобы обогнуть изгородь, и торопливо возвращалась, повинуясь необходимости оста-

ваться рядом с лакомым кусочком, — этот конфликт при­водил пса в изнеможение после отчаянных и бесплодных попыток вскарабкаться на изгородь.

Неспособность младенца воспринимать окружающую среду сохраняется на протяжении нескольких недель. К на­чалу второго месяца приближающийся к младенцу человек начинает занимать особое место среди окружающих его «ве­щей». Если подойти к голодному, плачущему ребенку в часы кормления, он притихнет, откроет рот или начнет делать сосательные движения. Никакая другая «вещь», за исключе­нием непосредственного осязания пищи во рту, не вызывает в этом возрасте подобной реакции. Однако эта реакция воз­никает только в часы кормления, когда ребенок испытывает голод. Что касается перцепции, на втором месяце жизни младенец реагирует на внешний стимул только тогда, когда он совпадает с интероцептивным восприятием голода. На данной стадии восприятие окружающего мира основано на напряжении, порождаемом неудовлетворенным влечением.

Рис. 3. Двухмесячный младенец следит глазами за перемещениями лица взрослого

Двумя или тремя неделями позже мы отмечаем дальнейший прогресс: когда ребенок замечает лицо человека, он сосредоточенно начинает следить за его перемещениями (рис. 3). В этом возрасте никакая другая «вещь» не вызывает у младенца такого поведения. Гезелл и Илг (1937) поясняют, что это происходит от того, что человеческое лицо предстает перед младенцем в бесчисленных ситуациях ожидания: в сущности, на первом месяце жизни лицо возникает в поле зрения младенца всякий раз, когда какая-то из его потребностей получает удовлетворение. Таким образом, человеческое лицо начинает ассоциироваться с облегчением при избавле­нии от неудовольствия и с ощущением удовольствия.

 

 

53

 

 

 

В нашем исследовании мы смогли добавить существен­ный элемент к рассуждениям Гезелла. Мы отметили, что в подавляющем большинстве случаев естественно вскармли­ваемый ребенок не отводит глаз от лица матери на протяже­нии всего кормления, пока не засыпает у груди (рис. 4); у детей, вскармливаемых искусственно, это явление не бывает ни устойчивым, ни надежно фиксируемым.

Рис. 4. Во время кормления естественно вскармливаемый ребенок неподвижно устремляет взор на лицо матери

 

Очевидно, кормление — это не единственное действие матери, во время которого ребенок может вглядываться в ее лицо. Мы редко задумываемся о том, что, какую бы помощь мы ни оказывали ребенку, поднимая его, подмывая, перепе­ленывая и т. д., он неизменно видит наше лицо анфас, мы сами фиксируем на младенце свой взгляд, двигаем головой и, как правило, что-то приговариваем. В результате именно лицо становится тем визуальным раздражителем, с которым ре­бенок чаще всего сталкивается в первые месяцы жизни. В первые шесть недель жизни мнемическии след человеческого лица откладывается в памяти младенца в качестве первого сигна­ла о присутствии того, кто удовлетворяет его потребности, и отныне ребенок будет следить

глазами за всеми перемеще­ниями этого сигнала.

 

 

 

 

ГЛАВА 4

КОЛЫБЕЛЬ ВОСПРИЯТИЯ

 

Для Я восприятие играет такую же роль,

какая в Оно принадлежит влечению.

Фрейд (1923)

В главе 3 я описал экспериментальный подход к про­блеме развития восприятия. Используя объективные данные, такие, как прямое наблюдение за поведением детей, экспе­рименты и нейрофизиологические данные, мы смогли шаг за шагом проследить прогресс младенца в области распознава­ния и узнавания перцепта. Стало очевидным, что удовлетво­рение потребности (то есть переживания удовольствия-не­удовольствия) играет важнейшую роль в распознавании этого первого перцепта.

Генетический подход является ведущим методологическим принципом данного исследования, поэтому теперь мы вер­немся к периоду, который, по моему мнению, предшествует событиям, описанным в предыдущей главе. В этот период в существовании младенца, безусловно, доминирует коэнес-тетическая система. Это возраст глубочайшей недифферен-цированности, когда аффект и перцепт, так сказать, еще неразделимы. Однако здесь экспериментальный метод не может адекватно служить нашим задачам, и мы вынуждены прибегнуть к реконструктивному методу, надеясь, что бу­дущие наблюдатели решатся систематически исследовать ситуацию и условия, присутствующие в начале жизни чело­века, поскольку, если бы удалось получить подобные дан­ные, мы бы достигли гораздо лучшего понимания той роли, которую аффекты будут играть в перцепции на более поздних стадиях. В целом я не склонен поощрять применение рекон­структивного интроспективного метода интерпретации при изучении поведения субъектов, еще не обретших речи, а потому неспособных сообщить какие-либо данные, подтвер-

 

 

55

 

 

 

ждающие или опровергающие наши выводы. Имея дело с еще не говорящим младенцем, мы можем прибегнуть к пря­мому наблюдению или к эксперименту, но ни тем, ни другим способом нельзя получить достаточно информации от ново­рожденного, поскольку его поведение остается случайным, неструктурированным, а реакции неустойчивы.

Поэтому мы выбрали довольно сложную процедуру. Во-первых, мы помещаем себя в субъективную ситуацию мла­денца и пытаемся предугадать, что и как он воспринимает. Затем мы соотносим эти предположения с доступными нам данными наблюдения и данными нейрофизиологии. Во-вторых, мы изучаем свои построения в свете определенных регрессивных феноменов у взрослых, в частности тех, кото­рые периодически наблюдаются при засыпании и пробуж­дении, во сне и в психозе. Наконец, наблюдения, подобные проведенным фон Зенденом (1932) над слепорожденными, перенесшими операцию, внесут свой вклад в наше понимание наиболее архаичных способов восприятия, которые мы с можем считать сходными с теми, которые имеются у младенца в первые недели жизни. Получая доступ к иным объективным данным, я буду рассматривать совпадение данных, полученных с помощью перечисленных здесь разных методов, если такая конвергенция и в самом деле может быть выявлена, в качестве подтверждения наших гипотез, полу­ченных путем реконструкции. Во избежание недоразумений сразу оговорюсь, что эту процедуру ни в коем случае нельзя смешивать с тем, что Э. Бибринг (1947) назвал «ретроекцией», — этот удачный, хотя и несколько неожиданный, тер­мин означает приписывание младенцу фантазий и желаний взрослого.

Итак, мы начнем с попытки реконструкции и зададимся вопросом: как выглядит мир восприятий младенца до начала дифференциации? Оглядываясь на собственное детство, мы получаем первый намек: помните, какой широкой казалась любая улица, каким большим выглядел дом, каким огром­ным — сад? Если же мы придем на то же самое место через двадцать лет, мы поразимся, как все успело «съежиться». «Съеживание» происходит из-за того, что сами мы выросли. «Мера всех вещей — человек», — говорит Протагор.

Фрейд прекрасно сознавал эти искажения апперцепции. В «Толковании сновидений» (1900) он уже отмечал, что Свифт использовал подобные искажения в «Путешествиях Гулливера». Позднее Левин (1953а) говорил об искаженном

восприятии новорожденного, в частности занявшись его нейрофизиологическим аспектом. Он говорил о «диплопии, амблиопии младенца со слабой аккомодацией и нечетким восприятием глубины и цвета» (Lewine, 1953а, с. 183).