ШР: «Я в порядке. Буду через 15»

-Твоя мама чересчур заботлива? - спрашивает Томас. Я фыркаю.

-Это слово я обычно использую, когда у меня хорошее настроение.

-Тебе нужно вернуться?

Я должна бы ответить «да». Мне не нужно оставаться с ним. Томас знает, где проходят поминки. Он мог бы подойти прямо к Стэну и попросить его отвезти его домой. Моя голова раскалывается и я начинаю думать, что мама была права, намекая на ланч.

Раскаты грома становятся громче. Вероятно, ливень начнется в любую минуту. Я слишком долго стояла молча. Мне нужно что - нибудь ответить.

 

 

Я поднимаю взгляд на Томаса, готовая отвтить, что да, мне нужно вернуться. Вместо этого я слышу свой собственный голос:

-Не хочешь пройтись?

Его глаза удивленно распахиваются. Над головой грохочет гром. Он сумасшедший, если согласится.

Но Томас сглатывает и кивает.

-Да, - говорит он. - Я бы не отказался.

 

***

Я оставляю свой кошелек у ее могилы. Я говорю Томасу, что не хочу нести его, пока мы гуляем, но на самом деле мне нужна передышка от шквала смсок.

Мы отходим от могилы, направляясь к густой роще деревьев. Позади кладбища есть ручей, который расширяется из маленького озера вдалеке, прежде чем снова сужается в узкий канал, который течет до самого залива. Ручей не меньше тридцати футов в ширину и достаточно глубокий, чтобы в нем плавать. Я приходила играть сюда с братьями, когда была маленькая. Я до сих пор помню, как пыталась их догнать, желая увидеть лягушек и песчаных крабов, прежде чем они мутили воду палками и камнями.

Жара давит на меня. На моей шее собирается пот.

-Тебе знакомо это место, - тихо говорит Томас.

-Я раньше здесь играла.

-Здесь тихо.

Мне на запястье падает дождевая капля.

Он, конечно, прав, но я не помню, чтобы здесь было тихо. Я помню своих братьев, толкающихся и бросающих друг друга в траву с напускной агрессией. Сейчас здесь нет даже легкого ветерка, чтобы колыхать траву. Земля замерла в ожидании грозы.

Здесь, вдали от могилы своей матери, Томас немного успокоился. Возможно, он ощущает груз ее смерти не так остро, когда не поставлен перед фактом. Мы достигли края ручья, и вода здесь течет так медленно, что кажется, она замерла. Мы могли бы пройти дальше, туда, где он действительно уходит в залив, но Томас подбирает камень и бросает его через поверхность воды. У него получается четыре скачка, прежде чем камень исчезает.

Он делает это так легко, что это почти кажется волшебством.

-Зделай это снова.

Новый камень оказывается у него в руке, и Томас бросает его с еще большей силой, чем первый. Только три скачка, но он улетает гораздо дальше. Еще один камень, еще один бросок, еще несколько скачков.

Спустя мгновение я понимаю, что в его движениях нет никакого волшебства. Они полны гнева.

Возможно, он может прочесть мои мысли, потому что говорит:

-До сегодняшнего дня я не осознавал, что все до сих пор думают, что это сделал я. Мне действительно нечего на это ответить. Я даже не могу это отрицать.

-Включая тебя? - Томас поворачивается, чтобы посмотреть на меня в упор.

Я встречаюсь с ним взглядом и выдерживаю его. Капли дождя проступают на его щеках, словно слезы. Если он и убийца, то очень привлекательный.

-Я не знаю, - говорю я.

Томас отворачивается и снова смотрит на воду. Камень, который отказывается в его руке на этот раз, гораздо больше, размером с картофелину. На секунду он взвешивает его в руке, крепко сжимая пальцами.

На мгновение я представляю, как он бъет меня им по черепу. Эта мысль приходит так внезапно, что я перестаю дышать.

 

 

Затем он отводит руку назад и бросает его, сильно, как бейсбольный мяч. Камень полностью преодолевает ручей и приземляется на другом берегу.

Мое дыхание звучит так громко, что я уверена, что он его слышит. Я потею. Я не могу сказать, или это от жары, или от страха в моем сознании.

-Значит, ты храбрая, - говорит Томас.

Храбрая? Я могу пересчитать по пальцам одной руки те случаи, когда кто - либо называл меня храброй.

-Не думаю, что кто - нибудь, кто сейчас находится в церкви, назвал бы меня храброй в данный момент.

Томас находит еще один увесистый камень и бросает взгляд в мою сторону.

-Как, еще раз, зовут твоего брата? - спрашивает он. - Дэнни?

-Да.

Еще один камень отправляется в полет через ручей. Этот улетает дальше и врезается в дерево, отдаваясь эхом, словно выстрел.

-На пути в участок он сказал, что я должен быть готов к тому, что они отправят меня на электрический стул.

Я морщусь.

-Если бы они действительно считали тебя виновным, ты бы сейчас не разгуливал на свободе. Я, вероятно, ставлю свою жизнь на это предположение.

Томас фыркает.

-Это, скорее, заслуга Стэна, чем моя.

-Стэн хороший человек.

Опять же, возможно, Томас вовсе не считает Стэна хорошим человеком. Но он кивает.

-Он кажется нормальным. Я знаю, что мама сходила по нему с ума. Он мог бы выставить меня на улицу, но не сделал этого.

Потрясенная, я поворачиваюсь к нему с широко раскрытыми глазами. Горизонт слегка наклоняется, а потом оседает. Мне приходится сморгнуть.

-Он позволяет тебе жить вместе с ним?

-Ага. - Томас пожимат плечами. - Я найду работу и свое собственное жилье. Но пока... я не знаю, куда еще мне пойти.

«Найду собственное жилье». Я снова поднимаю на него взгляд. Он молод, хотя и не слишком.

-Сколько тебе лет?

-Восемнадцать. - Он издает звук отвращения. - Достаточно взрослый для них, чтобы судить меня, как взрослого. И превращать мою жизнь в ад. - Он пристально меня осматривает. - Ты в порядке?

Я убираю волосы с шеи и киваю.

-Просто жарко.

Трава здесь длинее и она щекочет мне лодыжки. Я дергаю ногой и почти спотыкаюсь. Проклятые каблуки.

Его глаза следуют за моим движением и он хмурится.

-Ты же не пьяна, верно?

-Нет!

Но, если честно, я чувствую себя пьяной. На мгновение у меня возникает странное видение, где я пытаюсь вспомнить, не оставляла ли я его одного с моим напитком, а потом осознаю, что вовсе ничего не пила.

Томас все еще наблюдает за мной.

-А сколько лет тебе?

 

 

-Семнадцать. - Я медлю. - Ты уже закончит школу?

-Ага. - Я не могу понять, или это он делает паузу, или мой мозг стал воспринимать его слова медленее. - А ты все еще в старшей школе?

Я снова киваю.

-Иду в выпускной класс в следующем месяце. Томас подходит ближе, сузив глаза.

-Ты уверена, что с тобой все в порядке? Да. Нет. Понятия не имею.

-Мы можем присесть?

-Конечно. Вот. - Томас расстилает свой пиджак на траве. - Садись. Это так неожиданно, что я глупо моргаю.

Нет, погодите. Это мое зрение. Все становится размытым.

Я хлопаю себя по боку, ища свою сумку. Где мой кошелек? Мне нужен мой кошелек. Где он? Остался у могилы. Так?

-Мне нужно... Томас хмурится.

-Тебе нужно..?

Мне нужно, чтобы он меня поймал. Мой мир погружается во тьму.

 

 

5 глава. ТОМАС

 

Я чуть не упускаю ее. Шарлотта падает так внезапно, что почти оказывается на траве, прежде чем я замечаю, что она падает. Я подхватываю ее, прежде чем она успевает удариться головой, затем осторожно укладываю на траву.

Она полностью обмякла. Ее голова скатывается в сторону, а глаза, кажется, закатились. Дерьмо.

Что это такое? Приступ? Но она не дрожит. Хотя она и вся потная, но ее кожа прохладная на ощупь. Липкая. Она похожа на мертвую.

Мне нужно немедленно остановить поток этих мыслей.

По привычке я хлопаю себя по карманам, ища мобильник. Его нет - нет, уже несколько дней. Конфискован этими чертовыми копами.

Я опускаюсь рядом с ней, прижимаясь щекой к ее губам. Не могу понять, дышит ли она.

-Шарлотта. Шарлотта.

Ее грудь вздымается, но едва - едва, так что я не уверен, что вижу это не только потому, что так сильно этого хочу. Она липкая от пота, даже сильнее чем я заметил пару минут назад. Капельки собираются у нее в декольте, на шее и вокруг бровей.

Я слегка ее встряхиваю. Похоже, что я трясу куклу с болтающимися конечностями.

-Шарлотта. Ничего.

Еще несколько дождевых капель касаются ее груди, смешиваясь с потом.

У нее есть телефон? Разве она не просматривала сообщение на телефоне у могилы?

Я отшатываюсь от нее, прежде, чем эта мысль успевает сформироваться в моем сознании. Я не хочу отводить взгляд в сторону. Я не хочу видеть имя моей мамы на надгробии.

Я не промахиваюсь. Вещи Шарлотты лежат в траве, прямо рядом с холмиком свежей земли. Мраморная плита кажется устрашающей, отпечатываясь в моей памяти вместе с другими вещами, которые я не хочу видеть.

Я представляю себе маму, сидящую там, держащую мобильник, смотрящую на меня и тяжело вздыхающую.

 

 

«Честное слово, Томми, ты так легко попадаешь в неприятности».

Я выбрасываю эту мысль из головы и поднимаю телефон с травы, затем мчусь обратно к Шарлотте. Дождь начинает лить со всей силы, шурша по траве. Она такая потная - может быть, это переохлаждение? Или обезвоживание? Неужели здесь так жарко? Понятия не имею.

Пульс. Я не проверил пульс. Я прижимаю пальцы к ее шее одной рукой, а другой нажимаю кнопку на ее телефоне. Мои собственные руки начали потеть, и мне требуются две попытки, чтобы разблокировать телефон.

Он запрашивает пин - код. Чертов пин - код!

Стоп. Есть кнопка экстренного набора. Я набираю девять - один - один, затем осознаю, что так и не нащупал пульс.

Мобильник гудит. Нет сигнала. Естественно, ведь мы находимся черт знает где.

-Черт возьми, - бормочу я. Я думаю о том, как Дэнни упал у церкви, и какая - то ничтожная, дрянная часть моего сознания гадает, случилось ли и это по моей вине тоже.

Я все еще не могу нащупать пульс. Дерьмо, я не могу нащупать пульс.

Из моего горла вырывается всхлип. Я не могу пройти через это снова. Не могу.

Затем я замечаю браслет из серебра и бирюзы у нее на запястье, который я принял за странный хиповской браслет. Так и есть, но он обернут вокруг стальной бирки с одним из тех медицинских оповещений для оказания скорой помощи.

Я отодвигаю камни, чтобы прочесть надпись на бирке. «Диабет Первой Степени».

Диабет. Я ничего не знаю о диабете, кроме того, что нужно делать уколы. Ей нужен сахар? Или же у нее слишком много сахара в крови?

Я прижимаю голову к груди Шарлотты и слушаю. Ну вот. Вдох. Сердцебиение. Медленное, но есть.

Я подхватываю ее на руки, прежде чем у меня созревает ясная мысль, что делать. Я не могу ее здесь оставить. Мы на приличном расстоянии от церкви, но я все равно бегу. Ее голова свешивается мне на плечо, а одна рука безжизненно свешивается.

Гром грохочет снова и небеса развергаются.

Вода пропитывает ее лицо, грудь, платье. Она уже застилает мне глаза. На мгновение у меня возникает сумасшедшая надежда, что от этого Шарлотта придет в себя.

Ее веки трепещут, потом замирают. Я уверен, что это рефлекс.

Мы почти выбрались из линии деревьев. Может быть, кто - нибудь нас увидит и придет на помощь.

-Держись, - шепчу я, мой голос напряжен от усилий нести ее. - Мы уже почти там.

Затем мы выбираемся из рощи, и дождь поливает нас во всю силу. Я стряхиваю воду из глаз. Внезапно прямо передо мной оказываются копы. Они так же удивлены при виде меня, как я удивлен видеть их.

Они приходят в себя первыми. Пистолеты взведены. Целясь в меня.

-Опусти ее! - орет один. Он блондин, примерно тридцати лет. Его тон предвещает пулю в лоб, если я не опущу Шарлотту на землю.

Я не могу поднять руки, но немного приподнимаю Шарлотту, показывая им, что ей нужна медицинская помощь.

-Она без сознания. Ей нужна ско...

-Опусти ее!

Это орет уже другой, с более темными волосами. В его голосе слышны нотки паники. Я ненавижу этот город. Я делаю шаг вперед.

 

 

Они поднимают оружие. Легкое движение, но, скорее всего, это щелчок предохранителя. Сигнал тревоги звенит в моем мозгу. Они действительно меня пристрелят.

-Хорошо, - говорю я, буквально перекрикивая шум дождя. - Ладно.

Я осторожно кладу Шарлотту на землю, затем поднимаю взгляд. Светловолосый полицейский убирает пистолет в кобуру и подходит ко мне, хотя другой все еще продолжает целиться. Мои челюсти сжаты и я цежу каждое слово.

-Ей. Нужна. Ско...

Его кулак появляется из ниоткуда. Я падаю на землю.

Теперь, вероятно, «скорая» понадобится мне.

 

***

Час спустя я сижу все в той же комнате допроса. Скоро мне понадобится кружка с моим именем на ней.

Я хочу выбраться из этого чертового костюма. Он не нравился мне и раньше, а теперь, когда он весь помят и пропитан потом, он нравится мне еще меньше. Моя челюсть болит и я мечтаю об упаковке льда или о баночке ибупрофена. Я слегка шевелю ею и морщусь.

Я хочу выдвинуть обвинения о нападении, но еще больше хочу убраться отсюда. Детектива напротив меня, должно быть, не было на похоронах. Он одет в рубашку - поло и джинсы, вместо костюма и галстука. Однако рубашка не дает ему никакого преимущества, так как он выбрал оранжево - розовый цвет. Полицейский жетон приколот к его ремню, а еще у него толстые, седеющие усы.

Я не могу вспомнить его имя. Он листает папку. Я хочу сбить его очки для чтения с его лица.

-Расскажи еще раз, - произносит он, растягивая слова. Его акцент не совсем южный, но близок к этому. Полагаю, мы находимся где - то недалеко от Вирджинии. - Что ты сделал с мисс Рукер?

-Я с ней ничего не делал. Мы просто разговаривали. И она потеряла сознание. Вы не скажете, с ней все в порядке?

Он делает быструю пометку в папке, затем смотрит на меня поверх очков.

-И почему она стала с тобой разговаривать?

-Вы спрашиваете меня об этом уже в шестой раз. Я нашел ее у могилы моей мамы, и мы начали разговор.

Детектив изучает меня какое - то время, затем закрывает папку и кладет ее на стол. Он наклоняется вперед и кладет ручку посередине папки.

Впервые его голос становится суровым.

-Позволь мне кое - что тебе объяснить, сынок.

-Я вам не «сынок».

Он хмыкает, и этот звук вовсе не кажется дружелюбным.

-К счастью для тебя. - Он берет ручку, потом кладет ее обратно. - Здесь не так много людей, которые беспокоются о тебе. Понимаешь меня?

-Поверьте, я заметил.

-Когда тебя подозревают в убийстве, это выглядит довольно подозрительно, когда ты уводишь молодую девушку в лес одну, понимаешь? Особенно, когда только один из вас имеет возможность оттуда выйти.

-Я ее не уводил, - цежу я. - Это она меня повела. Я уже говорил вам это. - Я кладу скованные наручниками - да, в наручниках - руки на стол. - Зачем бы, черт возьми, мне вести ее в лес?

-Что ж, почему бы тебе не рассказать мне об этом самому, сынок? Зачем бы тебе это делать? Я готов сорваться. Моя голова гудит. Я никогда не был агрессивным парнем, но, внезапно, мне хочется врезать этому человеку.

 

 

Проблема в том, что он только этого и ждет. Я вижу это в его глазах. Он хочет, чтобы я сорвался и набросился на него. Тогда у них будет хорошая причина отправит меня в тюрьму. Должно быть, он намеренно меня провоцирует.

Мои мысли возвращаются к Шарлотте, к тому, как безжизненно болталась ее рука. Я бы хотел, чтобы кто - нибудь сказал мне, что с ней случилось. Ее глаза закатились, прямо как у... Хватит. Мне нужно перестать думать об этом. Я не хочу видеть и ее смерть тоже.

Я откидываюсь на спинку стула и глубоко вздыхаю. Внезапно, я чувствую себя ничтожным. Загнанным в ловушку. Мой голос очень глухой и я словно разговариваю со своими руками.

-Я хочу поговорить со Стэном.

-Извини, но это невозможно.

-Ладно. Тогда мне нужен чертов адвокат.

-Если за дело возьмется адвокат, сынок, я уже не смогу тебе помочь. Ты это понимаешь?

-Я понимаю, что вам нужно перестать называть меня сынком, или я... Он наклоняется вперед.

-Или ты что?

Я стискиваю зубы и стараюсть, чтобы мой голос звучал спокойно.

-Просто привидите мне адвоката. Я больше не стану с вами разговаривать.

Он берет папку и уходит, и я ожидаю, что мне придется ждать здесь какое - то время. Когда они сунули меня сюда в первый раз, я просидел час, прежде чем кто - то пришел, чтобы со мной поговорить. Уверен, что все это, своего рода тактика.

Какая - то часть моего сознания задумывается над тем, сочла бы мама это предсказуемым.

«Видишь, Томас? Я же говорила тебе, что ты не должен таращиться на женский зад перед похоронами».

Прости, мама. Она была такая знойная.

Ключ гремит в двери, а затем она распахивается. Входит Стэн. Он выглядит немного потрепанным. И весьма раздраженным.

-Томас.

В этот раз я ничего плохого не сделал, но все равно не могу смотреть ему в глаза. У него тоже был не самый лучший день, и отчасти это моя вина.

-Я просил адвоката.

-Я знаю, что просил. Я хочу с тобой поговорить.

-Что ж, звучит так, будто ты хочешь меня убить.

Я опускаю плечи и смотрю на пластиковую поверхность стола. Комната маленькая, и я слышу, как он дышит.

-Полагаю, ты заново обдумываешь свое решение о том, чтобы позволить мне жить у тебя? Долгое время он молчит. Достаточно долго, чтобы я поднял на него взгляд.

-О чем ты думал, Том? - тихо произносит Стэн. - Пожалуйста, просто скажи, о чем ты думал. Я не знаю, что сказать, но его тихий голос подавляет часть моей ярости. Я знаю, что это маме в нем тоже нравилось. Даже в гневе он сдержан.

-Ты можешь сказать мне, Шарлотта в порядке? - спрашиваю я мягко. - Никто не хочет мне говорить.

Стэн кивает.

-С ней все будет в порядке. У нее был инсулиновый шок, но спасателям удалось вернуть ее в чувство. Возможно, проведет пару часов в больнице, но с ней все будет хорошо. - Он вздыхает. - Слава Богу.

Я не знаю, благодарит ли он Бога в общем, или он думает, что я мог бы что - то с ней сделать и рад, что я был прерван.

 

 

-Я не... - Я медлю. - Я ничего не делал. Она была у могилы, когда я подошел. Слушала музыку. Она сказала... сказала, что чувствовала себя плохо, потому что никто не пришел почтить память.

Стэн медленно кивает, как будто то же самое он слышал от кого - то другого - может быть, от самой Шарлотты.

Он откашливается.

-Зачем вы пошли в лес? Я закрываю глаза.

-Я не мог там оставаться.

-У ее могилы?

-Да.

-Значит, это была твоя идея прогуляться.

Это была моя идея? Или Шарлотты? Я не могу вспомнить.

-Я не знаю. Я просто знаю, что мы гуляли. И, казалось, она знала путь.

Я знаю, что Шарлотта чувствовала себя спокойно рядом со мной, в то время как все остальные казались похожими на кипящий котел, наполненный гневом, ненавистью и подозрением.

Ага, как будто я могу это сказать. Это прозвучало бы так, будто мне самое место в психушке. Но опять же, возможно, в моем случае психушка всего в одном шаге от тюрьмы.

Голос Стэна очень низкий, очень тихий.

-Ты понимаешь, что любой полицейский в этом городе только и ищет повод запереть тебя в камере?

-Нет. Это совершенно укрылось от моего внимания. Его глаза внезапно вспыхивают гневом.

-Не шути над этим. Я говорю серьезно, Том. Они не хотят, чтобы ты разгуливал на свободе. Так что отправляться на прогулку в лес с Шарлоттой Рукер - вероятно, самая глупая вещь, которую ты мог совершить.

-И что с того, что у нее есть придурок - брат, который хочет превратить мою жизнь в ад? Ладно. Как угодно. Я не стану с ним связываться.

-Три брата, - срывается Стэн. - И все трое полицейские. И их отец тоже. А Шарлотта - несовершеннолетняя, так что не имеет значения, станет она выдвигать обвинения или нет. Все зависит от ее родителей, и в данный момент они именно этим и занимаются. Они проходят токсикологический тест в больнице, чтобы убедиться, что ты ей ничего не давал. Кто - то говорил об изнасиловании. Теперь ты понимаешь?

Моя кровь застывает.

-Я ее не трогал.

-Ты ее нес.

Я яростно качаю головой.

-Я ее не трогал. Не так. Я думал, она умирает. И ее мобильник не работал.

Все это я рассказал полицейскому в розовой рубашке, но знаю, что он ни на секунду мне не поверил.

Со Стэном у меня был шанс.

-Значит, вы просто пошли прогуляться и она потеряла сознание.

-Да!

-Почему твой пиджак был на земле? Я моргаю.

-Что?

-Они нашли твой пиждак на берегу ручья. На нем был ее волос. Почему она лежала на твоем пиджаке, если потеряла сознание?

 

 

Его голос ровный, без осуждения. В этот момент я понимаю, как Стэн мог стать настолько опытным детективом. Тем же тоном он мог бы заказывать куринную нарезку в гастрономе.

-Она спросила, может ли она сесть, - говорю я.

Изнасилование. Боже. Бедная Шарлотта. Надеюсь, она им расскажет. Надеюсь, ей не придется через это пройти.

Я хмурюсь и смотрю на Стэна.

-Как полицейские узнали, что мы будем там? Стэн смаргивает.

-Что?

-Как они узнали? Они просто были там, с оружием наготове. Как они узнали?

Стэн переводит взгляд на зеркало на стене. Я не идиот. Я знаю, что это двойное зеркало - я только не знаю, кто с другой стороны.

Его взгляд возвращается ко мне, но теперь он становится более пристальным.

-Я не знаю.

-Довольно своевременно, ты не находишь? Стэн хмурится.

-На что ты намекаешь?

-Я пытаюсь понять, была ли это спланированная засада, чтобы вернуть меня обратно в камеру.

Стэн чуть вздыхает, как будто постоянно слышит это от других.

-Полиция так не работает.

-Значит, они совершенно случайно прогуливались по кладбищу?

-Том. - В голосе Стэна звучит предупреждение. Я указываю на себя.

-Или это входит в обязанности полицейских, бить кого - то по лицу?

Я не знаю, кто находится с другой стороны зеркала, но им не нравится, что я задаю эти вопросы. Я почти что ощущаю их растерянность сквозь стекло.

Может быть, Стэн тоже это чувствует. Он смотрит на зеркало на стене позади меня.

-Кто - то из них тебя ударил? - спрашивает он спокойно.

-Нет, черт возьми, я сделал это сам, бреясь. Его взгляд возвращается ко мне.

-Я серьезно. Кто - то из них бил тебя?

-Это не важно.

-Это важно.

-А важно ли то, что на тебя устраивают засаду? Потому что это то, на что это было похоже. Голос Стэна усталый.

-Не было никакой засады, Том.

-Как угодно.

Я взмахиваю рукой. Никто мне не верит. Никто обо мне не беспокоится. Это не важно. Ничего не имеет значения.

-Не было никакой засады. - Стэн выдерживает мой взгляд. - Полицейские не патрулировали кладбище. Офицеры, которые вас нашли, - это два других брата Шарлотты. Они пошли проверить ее, потому что она не ела обед.

Ее братья. Теперь я понимаю тот удар.

-Разве у тебя с собой нет пистолета, Стэн? Почему ты просто не пристрелишь меня и облегчишь им задачу?

Он вздыхает.

Я вскакиваю со стула и оборачиваюсь, чтобы смотреть на зеркало.

 

 

-Вы там? - ору я. Никто ничего не говорит, но я знаю, что они там. - Почему вы просто не пристрелили меня там, в лесу? Я ведь так опасен, верно? Вам недостаточно было того, что вы уже раз утащили меня оттуда? Не могли допустить, чтобы убийца посетил могилу собственной матери...

Мой голос срывается и я чуть не падаю. Раскаяние бьет меня жестко, быстро и гораздо больнее, чем пуля. Я прижимаю руки к животу, будто меня ранили, и мне приходится удерживать свои кишки.

Я даже не осознаю, что зажмурился, пока рука Стэна не оказывается на моем плече, и он ведет меня обратно к стулу.

В комнате так тихо, что люминесцентные лампы трещат над головой.

Наступает такая тишина, что когда кто - то кричит по ту сторону зеркала, мне не составляет труда разобрать слова.

-Мы не стреляли, потому что боялись задеть Шарлотту. Ну, конечно.

Мои щеки мокрые. Я сдерживался в камере, когда был один, но здесь, в этом проклятом аквариуме, мои эмоции видны, как на большом экране. Это унизительно, но, может быть, они ничего не видят. Я не поднимаю руки, чтобы вытереть глаза, потому что это будет слишком очевидно.

-Я хочу получить адвоката, - говорю я Стэну. Слова звучат глухо, но мне удается сохранить голос спокойным. - Просто оставьте меня в покое и приведите кого - нибудь, кто может мне помочь.

Стэн не отвечает. Слезы высыхают на моих щеках, но некоторые проложили себе путь к моему воротнику. Я опускаю голову, чтобы вытереть лицо о плечо, и цепочка наручников гремит.

-Я могу тебе помочь, - говорит Стэн.

-Ты не хочешь мне помогать.

Он делает вид, будто я ничего не отвечал.

-Возможно, мне понадобится час, - говорит он. - Тебе придется посидеть тут.

Я ничего не отвечаю. Я даже на него не смотрю. Теперь Стэн кажется мне врагом. Я ему не доверяю.

-И больше никаких криков, - говорит он очень тихо. - Ты понял? Вообще ни единого слова. Он сидит здесь так долго, что я понимаю, что он не уйдет, пока я не дам ответ.

Я смотрю на него.

-Ладно. Как угодно.

Затем он уходит, и я остаюсь наедине со своими мыслями.

 

***

Стэн отсутствует не час. А три часа.

К тому времени, как он возвращается, я раздражен и умираю с голоду и сижу на полу в тесной комнате в углу. Яркий свет вызвал головную боль. Плечи болят, а запястья онемели от того, что так долго были скованы вместе. Я едва чувствую свои ноги.

-Мы уходим отсюда, - говорит Стэн. Он бросает на стол ветровку. - Поднимайся. Идем. Я поднимаю на него взгляд и изумленно моргаю.

-Что?

-Я сниму наручники. Идем. Ты, наверное, голоден. Я - да.

-Подожди. Они меня отпускают?

-Да. - Он, кажется, раздражен по этому поводу. - Шевелись, пока они не передумали. Я шевелюсь.

 

 

Стэн оставляет наручники на столе, затем дает мне ветровку.

-Надень это.

Я беру ее. На спине большими желтыми буквами написано «ПОЛИЦИЯ».

-Зачем? Там все еще идет дождь? Он выглядит удрученным.

-Просто надень ее. Нам придется прорываться.

Я понятия не имею, что это значит, но недостаток еды не дает моему мозгу никаких подсказок. Я сую руки в рукава, и Стэн берет меня за руку, будто собирается меня вести.

-Я сам могу идти, Стэн.

-Надень капюшон. И постарайся не отставать. Ни с кем не говори. Просто иди, прямо к машине. Готов?

Вероятно, каждый полицейский в этом участке знает, кто я такой.

-К чему вся эта..?

-Молчи. И иди. - Он набрасывает на меня капюшон. Вся курка слишком мне велика, и капюшон полностью закрывает лицо.

Я чувствую легкое головокружение. Может быть, я уснул и все это лишь сон.

-Ты ведь не устраиваешь мне побег, или вроде того, верно? - шепчу я. Он испепеляет меня взглядом.

-Иди, парень.

Полицейский участок более заполнен, чем раньше, но никто особо не обращает на нас внимания. Капюшон ветровки скрадывает угол обзора, заставляя меня чувствовать себя, как лошадь в шорах. Тем не менее, я пытаюсь незаметно подглядывать.

-Сейчас смена дежурства, - говорит Стэн низким голосом. - Просто продолжай идти.

-Ты же не...

-Шшш! Ни слова.

Его голос такой напряженный, что я гадаю, действительно ли он устраивает мне побег. Я сжимаю челюсти и продолжаю идти.

Прежде, чем я успеваю это понять, мы проходим через первую распашную дверь, и оказываемся в небольшом вестибюле, прежде чем проталкиваемся через тяжелую пожарную дверь на свежий воздух. Брошюры о жестоком обращении супругов и реабилитации наркоманов обрамляют стены. В этом небольшом пространстве блаженно тихо и нет никаких людей.

Я вздыхаю.

-Вся эта драма была вовсе ни к чему. Никто на нас даже не взглянул.

-Я беспокоюсь не о полиции, - говорит Стэн. - Тебе позволили уйти. Я посвящу тебя в детали, когда мы будем дома.

-Тогда к чему вся эта конспирация?

-К этому. - Он толкает дверь, и мой мир наполняется вспышками и шумом.

 

 

6 глава. ШАРЛОТТА

 

Я под домашним арестом. Я бы предпочла тюремную камеру. Или даже больницу, в конце концов. По крайней мере, там бы меня не стали проверять каждые пятнадцать минут.

На самом деле, мама отправила меня в кровать. Сейчас даже нет семи вечера, а я заперта в своей комнате. Можно подумать, что мне двенадцать лет и меня застукали тайно встречающейся с местным хулиганом.

Эта мысль бъет меня по голове. Помимо инсулинового шока, это довольно точное описание того, что произошло.

 

 

Нет. Это не так. Мы не скрывались. Не прятались. И у нас нет романтических отношений. Я шла рядом с ним, достаточно близко. Я все еще чувствую его запах, какое - то слабое сочетание сандалового дерева и шалфея. Когда Томас снял пиджак, он оказался сложен крепче, чем я ожидала. Костюм скрывал настоящие мускулы.

«Значит, ты храбрая».

Его голос грубый и горький, но в его тоне было невольное уважение. Воспоминание об этом заставляет мои щеки краснеть.

В больнице я тоже краснела, и не могла это подавить. Мэтт не позволил мне дослушать до конца. Его голос мог бы разрезать лед.

-Мы пытаемся обвинить этого парня в убийстве, а ты была с ним одна, теряя от него голову. Я не теряла голову. Я падала. Существенная разница.

Я готова была наорать на Мэтта, но потом Бен сказал:

-Мы думали, ты мертва, Шэр. - Он сглотнул. - Когда он вынес тебя из леса... мы думали, он несет труп.

Страх в его голосе подавил всякое желание спорить.

Я снова расхаживаю взад - впред, борясь со скукой и беспокойством. Теперь мои показатели инсулина в норме. Мне не нужно быть в постели в семь вечера. Словно младенцу.

Не могут же они, в самом деле, думать, что я тут сплю, но больше делать нечего. Мама никогда не позволяла мне иметь телевизор в моей комнате, говоря, что это отдаляет меня от семьи. Хотя у Дэнни в комнате стоит телевизор, и когда я об этом упоминаю, она говорит:

«Дэнни уже взрослый и зарабатывает себе на жизнь. Он купил его на собственные деньги». Тогда я спрашиваю, могу ли я преобрести телевизор на собственные деньги, и получаю строгий взгляд. Мне следовало бы сказать ей, что Дэнни смотрит порно в своей комнате.

Да. Именно это мне и следует сделать.

Мой мобильник гудит, и я подскакиваю к нему. Я бы продала почку за смартфон, потому что тогда, по крайней мере, у меня был бы доступ к Интернету и было бы чем себя занять. Но смс тоже сойдет.

Это от Николь. Моей лучшей подруги.

Самое время, учитывая, что я послала ей двадцать сообщений, оставшихся без ответа. Я написала ей обо всем, что произошло, но ответа так и не получила. Я знала, что просто должна подождать, когда закончится обеденное время - ее родители не позволяют ей пользоватся «техническими приборами» за столом.

НК: «Все еще взаперти?»

Мои пальцы порхают по кнопкам.

ШР: «Это жестоко. По крайней мере, это дает мне время продумать план побега». НК: «А случай на похоронах имеет отошение к тому, что тебя показывают в местных новостях?»

Что? Меня показывают в новостях?

Я осматриваю комнату, как будто каким - то чудом телевизор появился на краю моего комода.

Мобильник вибрирует у меня в руке. Звонит Николь.

Я понятия не имею, поднимутся ли сюда мои родители и заберут его, если услышат, как я разговариваю, так что отвечаю как можно тише.

-Алло? - шепчу я.

Голос Николь тихий и насмешливый.

-О, милашка, я говорила тебе удалить ту фотку с фейсбука. Теперь твои сиськи показывают по всем новостям.

-Какую фотку? Что происходит?

 

 

-Фотку с озера. Ту, на которой ты в пурпурном бикини и спасательном желете. Тебе нужно включить телек.

Что? Я знаю, о какой фотке она говорит. Она с прошлого лета, и я слегка загорела. Почему она в новостях?

-Сейчас ты смотришь? - спрашивает Николь.

-У меня здесь нет телевизора! - цежу я.

-Плевать. Найди. Вылези из окна и посмотри у соседей.

Я открываю дверь своей спальни и выглядываю. В коридре тихо. Дверь комнаты Дэнни закрыта, но это может значить что угодно. Если бы она была открыта, я могла бы заглянуть туда, чтобы посмотреть, но она заперта... Всмысле, он действительно может смотреть там порнуху.

Внизу я слышу шум текущей воды и грохот посуды. Мама, должно быть, убирается после ужина. Мой отец всегда смотрит телевизор после ужина, так что я уверена, что он включен, но, обычно, он избегает новости. Слава Богу!

Боже. Если моя бабушка увидит меня по телевизору в бикини... Николь все еще «ведет прямой репортаж».

-Теперь они показывают какого - то парня, которого уводят из полицейского участка. Хитрый лис. Это тот парень, о котором ты мне писала?

Мой мозг, наконец, подключается. По новостям показывают меня и Томаса? Мне нужно найти телевизор.

-Я не знаю, - шепчу я. - Что там происходит сейчас?

-Его уводят с парковки. Они говорят, его имя Томас Белвезер. Думаешь, они везут его в тюрьму? Может быть, ты могла бы нанести ему супружеский визит.

Только Николь стала бы думать о сексе с потенциальным убийцей в такой момент.

-Я даже не могу выбраться из собственной спальни. Более чем уверена, что ему придется спать одному.

-И это все, что тебя останавливает? Что тебя заперли? Хочешь сказать, что ты бы нанесла ему супружеский визит, если бы не попала в неприятности?

Жар приливает к моим щекам, прежде чем я могу это подавить.

-Скажем, я не стала бы выгонять его из постели ради того, чтобы поесть крекеры. Затем я останавливаюсь. Что со мной такое?

Я прикрываю за собой дверь и возвращаюсь в свою комнату.

-Что происходит сейчас?

-Его запихнули в машину. Это просто цирк. Ты уверена, что на кладбище больше ничего не произошло?

Моя письменная версия случившегося была не очень подробная, но я не могу представить, что что - нибудь в нашем взаимодействии в лесу могло вызвать такой ажиотаж у СМИ.

-Это полицейская машина?

-Нет, обычный седан.

Это не значит, что это не полицейская машина. Если бы я ее видела, я бы могла сказать. Я гадаю, могли ли его увезти в более надежное место.

-Он в наручниках?

-Нет. Не похоже. Он полицейский? На нем ветровка с надписью «ПОЛИЦИЯ».

-Нет. Он не полицейский. Кто с ним? Ты их узнаешь?

Мы знакомы достаточно давно, так что она знает большинство друзей моих братьев и некоторых их коллег.

-Нет, - говорит Николь. - Кто бы это ни был, он не в форме. Старше. Около сорока, наверное. Его адвокат?

 

 

Если Томас не в наручниках, вероятно, это значит, что его отпустили. Отпустили. Я была уверена, что мой отец позаботится о том, чтобы Томас оказался в числе смертников к субботе.

Ладно, не совсем так. Но я никак не ожидала, что Томас так скоро окажется на свободе.

-Он свободен, - шепчу я.

-Его преследует грузовик с прессой. Не уверена, что это можно назвать свободой. Она резко прерывается и на линии повисает тишина.

-Николь? Ничего.

-Ник? Что про...?

-Шшш!

Я затыкаюсь.

-Прости, - наконец говорит она. - Я хотела послушать. Очевидно, в этот раз его ни в чем не обвинили. О, и он заполняет жалобу о претеснении прав.

-Обалдеть.

Дэнни с ума сойдет и будет мычать, словно рожающая корова прямо посреди гостиной. Мэтт, вероятно, будет делать то же самое по всему городу. Я уже предвижу это.

-Полиция отказалась делать какие - либо заявления, - сообщает Николь.

-Естественно.

-О, смотри - ка, опять твоя фотка. По крайней мере, на этой ты полностью одета. Я все еще не понимаю, почему упоминаюсь в истории Томаса.

-Что они говорят?

-Они совершенно точно скачали их из Интернета. Даже не понимаю, зачем они вообще взламывали твою страницу в фейсбуке...

-Николь! Ради бога! О чем они говорят?!

-О. О том, что он... - Она замолкает. Она. Меня. Просто. Убивает.

-Что? - требую я.

Ее голос становится менее веселым.

-Что он заманил тебя в уединенное место и напал на тебя. - Она медлит. - Ты мне этого не говорила, Шэр. Я не знала, что он ранил тебя. Я не хотела шутить о супружеском визите. Николь сумасшедшая, но у нее самое большое сердце из всех, кого я знаю. Сейчас она, вероятно, профильтровывает свои мысли, чтобы ни одна из них не затрагивала секс в тюремной камере, и представляет себе, как гладит мою руку, в то время как я рыдаю в подушку.

-Нет. Николь. Этого не случилось. Я не ела ланч. Было жарко, и я не следила за своими показателями. Мой уровень сахара упал и я потеряла сознание.

Она ничего не говорит. На линии полная тишина.

-Это правда, - настаиваю я. - Никакого нападения не было.

-Они сказали, что он тебя заманил. Я тяжело вздыхаю.

-Я объясню.

И я объясняю. Это занимает минуту или пять.

Когда я заканчиваю, я уверена, что она снова думает о супружеском визите.

-Он плакал? - говорит она мягко. - Он, должно быть, такой чувствительный.