История Ост-Индской компании VI: от акционерного общества до государства в государстве

Ранее: часть V

Как можно заметить, из нашей истории резко пропали голландцы. Еще в 1670-х они были ключевой силой в регионе, а в 1700-х их уже не видно и не слышно. Что случилось?

И вот здесь стоит вернуться в 1694 год, когда голландский штатгальтер Вильгельм III Оранский после смерти своей супруги стал полноправным королем Англии. На тот момент Англия пятый год вела войну с Францией, ситуация сложилась истинно медведевская: «Денег нет, но вы держитесь!». Кроме того, английская элита уже частью разуверилась в голландском принце, и один за другим зрели заговоры, имевшие целью новую реставрацию Стюартов.

И Оранский сделал действительно гениальный ход, который повлиял не только на судьбу Англии, но и на судьбу всего остального мира. В 1694 году Вильгельм принял предложение Уильяма Патерсона, который выступил от имени частного (голландского, заметим в скобках) синдиката и предложил ссудить короне 1 миллион 200 тысяч фунтов стерлингов в долг под 8% и гарантированных выплат по 4 тысячи фунтов в год. Личность основных спонсоров синдиката хранилась в тайне (но не была ни для кого секретом). Так появился Банк Англии. Чуть позже Банк получил право выпускать бумажные деньги под гарантии Правительства. Таким образом, если бумага обналичивалась, то Правительство должно было покрыть стоимость этой бумаги банку из собранных им налогов. По выражению Патерсона, банк делал деньги «из ничего».

Первым управляющим Банка Англии стал Джон Хублон, один из директоров Лондонской бакалейной компании. «Бакалея» тут не в современном понимании, ранее это была Гильдия Перца. То есть связи Хублона с голландской и английской ОИК очевидны. Отец Джона, Джеймс Хублон, был женат на Мари Дюкен, дочери Жана Дюкена-младшего. Жан Дюкен-младший — это фламандский купец (из Геннегау), протестант, еврей, сбежавший в 1627 году в Лондон. Кстати, из этой же семьи происходил и знаменитый французский адмирал Авраам Дюкен (приходился Жану троюродным племянником, отцом будущего адмирала был судовладелец Авраам Дюкен из Дьеппа).

В 1693 году через итальянских банкиров-евреев Хублон добился у испанского короля Карла II права на торговлю с испанскими колониями в Америке и права поиска и подъема затонувших испанских галеонов в водах Карибского моря (любопытный договор, да?). Ну и на сладкое — его младший брат Авраам Хублон был одним из директоров английской Ост-Индской компании.

Обычно банк либо не имеет поддержки от государства, либо эта поддержка сильно размыта. Но не Банк Англии — он претендовал на еще не собранные налоги, то есть на прерогативу правительства. Поскольку деньги правительству требовались сейчас, а отдавать их оно собиралось потом, Банк требовал держать его в курсе всех действий правительства, а также ввел в правительство своих представителей. Банковский капитал срастался с госаппаратом. Банкиры охраняли интересы государства, государство охраняло интересы банкиров.

Но и это еще не все. Как сделать колеблющуюся элиту лояльной? В разных странах это делали по-разному. Петр I подвергал изменников пыткам и казнил. Прусский король Фридрих Вильгельм I, заставив дворян-юнкеров платить налоги, дал им красивую приманку в виде офицерской службы в армии. Оранский решил поступить хитрее. Он предложил английской элите… азартную игру на деньги.

Когда-то величайший прохвост и кардинал Джулио Мазарини, став первым министром, привез из Италии финансистов, одним из которых был Лоренцо Тонти. И вот в 1653 году Лоренцо вышел к Мазарини с предложением — организуем банк, который будет действовать следующим образом: банк принимает вклады, выдает заемщикам облигации, и выплачивает проценты, скажем, 6% в год. Заемщики собираются ежегодно и получают процент в течение всей жизни. Если кто-то из них умер, то его доля делится между оставшимися в живых. Кредит считается погашенным после смерти последнего заемщика. Сумма займа не возвращается.

То есть Тонти предложил нечто среднее между банковским вкладом, страхованием жизни, рентой и лотереей. К несчастью (или к счастью?) в благословенной Франции такие финансовые прожекты требовали не только одобрения короля, но и Парижского парламента, который, усмотрев в этом методе спекуляцию, нововведение запретил. В парламенте объявили «что это смертельно опасная игра, и кончится все тем, что заемщики будут убивать друг друга, чтобы сорвать куш». Во Франции идея не прижилась, а вот в Голландии пошла на «ура».

Оранский решил внедрить опробованный уже финансовый механизм в Англии, но с одной поправкой — он предложил выплачивать не 6%, а 8% в год. Именно эти 2 процента, как бы ни смешно это звучало, и стали в конечном итоге причиной падения Голландии и возвышения Англии.

Первыми в тонтину начали играть голландцы, но на английской территории. Поскольку Банк Англии предлагал на 2 процента больше, голландцы предпочли вкладывать средства не в собственные банки, а в Банк Англии. Далее в игру втянулись и англичане, причем высшие слои общества (им было что поставить на кон). Они понесли в Банк Англии свои средства и свои драгоценности, чтобы получать ренту по повышенной процентной ставке. И тем самым обменяли свои накопления в серебре, золоте и драгоценностях на ежегодные выплаты. То есть появился реальный финансовый крючок, за который Оранский мог держать английскую элиту и обеспечить себе ее лояльность.

С другой стороны, Банк Англии, получив столь значительные средства, мог зарезервировать 8% ежегодно, а остальное пускать на свои цели. Например, если в банк принесли 1 000 000 фунтов, то на счетах достаточно было иметь 80 000 фунтов для погашения процентов, а 920 000 фунтов освобождались для дела — выдачи кредитов и тому подобных вещей.

Таким образом, у банкиров появились средства, на которые они могли развивать производство и торговлю, вкладывать в свои или заграничные ценные бумаги. И Банк Англии выбрал именно производство и торговлю. Не потому, что банкиры в Англии вдруг стали святыми, а по более приземленной причине. Налоговая нагрузка в Англии была минимальной, в 1680-е годы она составляла 2.9-3.7%, но уже 1740-м возросла до 13.2%. В то же самое время в Голландии налоговая нагрузка в среднем составляла в 1670-х годах 26%, а к 1740 году возросла до 33,5-34%. Таким образом, в Англии вкладываться в промышленность и торговлю было выгоднее, чем в Голландии.

Это привело к постепенному оттоку денег из Голландии в Англию. Банк Англии начал торговать и своим собственным долгом — по повышенной процентной ставке, что опять-таки привлекло спекулятивный капитал из Голландии. Этот процесс шел весь XVIII век, усиливая Британию и ослабляя Голландию.

Сказав о положительной стороне подобного рода инвестиций, нельзя умолчать и об отрицательной. В Голландии к тому времени было набрано столько долгов (и долгов на уплату долгов), что львиная доля государственного бюджета тратилась на выплаты по процентам и их покрытие. Англии этот путь еще предстояло пройти, в подобную долговую яму она попадет позже, уже в XX веке.

Именно поэтому мы с начала XVIII века наблюдаем стагнацию голландской Ост-Индской компании и резкий рост британской ОИК. У англичан наконец-таки появились большие средства — их можно было вложить в строительство кораблей, найм персонала, обширные закупки, торговую и военную экспансию. Причем ирония судьбы в том, что деньги эти были большей частью… голландскими, а чуть позже и французским, испанскими, немецкими, австрийскими. То есть в развитие Англии, желая этого или нет, вкладывались практически все державы Европы.

Разумеется, процесс шёл медленно, результаты подобной политики оказались зримыми только через 50 лет, но начало было положено.

Отсюда следует и тот факт, что обладая гораздо большим количеством денег, чем конкуренты, британская ОИК стала в какой-то момент основным торговым партнером Индии и Китая в Азии. Нужно понять, что английская Ост-Индская компания стала так же важна для индийских правителей, как и Индия самой Компании. По сути, почти весь XVIII век Англия перекачивала в Индию европейское серебро и золото, чтобы приобрести индийские товары, продать их на европейском рынке, получить новую порцию серебра и золота, чтобы опять потратить его в Индии. Приток серебра и золота стимулировал индийскую промышленность (в Индии и Китае ткацкие станки появились почти на век раньше, чем в самой Англии) производить больше товаров и развиваться в соответствии потребностям основного клиента.

Естественно, что резко возросший товарооборот между Европой и Индией как магнитом тянул к себе всякого рода пиратов, корсаров и других представителей «рынка, который ничего не производит, но потребляет все, что производит капиталистический». Следует понять: пираты, корсары, корсарская политика — это нищие и политика нищих. Когда Англия была ничем и денег там не было в принципе, тогда блистали имена Дрейка, Фробишера, Хокинса, Клиффорда. Кстати, по той же причине пираты в Сомали выбрали такой же рискованный промысел. У них в стране нет ничего, грабить попросту некого и нечего, но мимо проплывают богатые корабли с кучей денег и вещей, которых на родине нет и никогда не будет. Пираты и корсары — это паразиты, которые присасываются только к здоровому организму. Англия, развивая свою торговлю и производство, одновременно малую толику средств опосредованно инвестировала в корсаров и пиратов, которые питались малой частью растущего британского богатства. Но суммы захватов кораблей и товаров были просто несравнимы с доходами от торговли самой Компании.

Как только у страны появляются деньги, доходные колонии, производство и морская торговля — на первый план выходит задача не нападения на чужую торговлю, а защиты своей собственной. Как мы уже говорили, профессиональные корсары сидят в банках и офисах — поезда и фургоны с деньгами захватывают любители.

Теперь вернёмся к пиратам Ангриа, о которых мы начали разговор в четвертой части. Итак, в октябре 1721 году в Бомбей прибыл коммодор Томас Мэттьюс с кораблями — 60-пушечным «Лайон», 50-пушечным «Солбери», 44-пушечным «Эксетер» и 20-пушечным «Шорхэм». Задача, поставленная отряду, была проста — прекратить пиратство Ангриа в регионе. Быстро договорились с португальцами, новоприбывшие собрали соединенное войско — 6000 солдат. Бомбейский флот компании соединился с отрядом Мэттьюса и проследовал к Кулабе, форпосту Ангриа на Малабарском берегу. Кулабу прикрывала сильная крепость Алибаг, расположенная на острове. Прибывшие к ней англичане и португальцы с удивлением обнаружили, что у крепости нет слабых мест, некуда даже высадить десант — стены уходили в воду. При этом 24-фунтовки форта прочно контролировали вход в гавань Кулабы.

На военном совете Мэттьюс выступал против десанта, однако английский губернатор Бомбея Роберт Коэн и португальский вице-король Франсиско Хосе де Сампайо э Кастро настаивали на высадке полуторатысячного десанта. На суше же, выше Кулабы, португальцы были должны высадить 2,5 тысячи солдат и пройти пешим маршем к городу, внезапно атаковать его, захватить, разместить батареи на берегу, и далее совместно с десантом англичан атаковать Алибаг.

Уже по предварительным наброскам было видно, что план чрезмерно переусложнен и что-то обязательно должно сорваться. Так и получилось.

Утром, 29 ноября, корабли Роял Неви и британской ОИК начали бомбардировку крепости. Тогда же португальцы высадили десант под командованием дона Антонио де Кастро и генерала Северы. Однако во время движения к городу они были атакованы 25 тысячами маратхов, которые фактически окружили португальский отряд.

Высаженные во время отлива на острове Алибаг 1500 англичан уперлись в стену и не могли двигаться ни туда, ни сюда, поскольку лестницы, которые они взяли, не доставали до края стены. Отлив продолжался, и корабли были вынуждены отойти чуть дальше, что резко снизило точность их огня. А потом из крепости вырвались пираты, которые при поддержке артиллерии атаковали британцев. В переломный момент из крепости вышли боевые слоны, одетые в кольчужные доспехи со стальными пластинами. Внезапное появление этих монстров привело английский отряд в совершеннейший беспорядок, строй бойцов Компании сломался, а в промежутки стали врываться пираты, вооруженные длинными кривыми ножами, насаженными на пики. Они вскрывали англичан от пуза до горла, кровь хлестала во все стороны, и вот этого солдаты уже не выдержали. Европейцы кинулись к лодкам, по пути десятками и сотнями погибая от ножей и пуль пиратов.

Что касается португальского отряда, то он организовал круговую оборону, но и тут слоны, на спинах которых стояли пушки, стрелявшие картечью, произвели на португальцев ужасное действие. Выстрелы в ноги, казалось, не приносили слонам вреда, а подбрюшья были защищены железными пластинами. Отряд из 10 боевых слонов с пушками и стрелками на закрепленных сверху островках, выстроенный в четкую линию, слон к слону, сломал и оборону португальцев. Люди Северы дрогнули, в линии появились разрывы, куда ворвалась сначала маратхская конница, а потом и пираты, вооруженные пистолетами и пиками. Началась резня, португальцы бежали к берегу, оставив врагу всю артиллерию и амуницию.

Тех, кому повезло добраться до лодок, с моря атаковали галливаты Ангриа. В результате потери составили до 3000 убитыми, ранеными и пленными. Португальский отряд укрепился на самом берегу и оказался в ужасном положении — его отрезали и с моря, и с суши. В конце концов португальцы пошли на сепаратные переговоры с маратхами, которые за выкуп позволили им сесть на корабли и убраться обратно в Гоа. Без португальцев у англичан после потерь на Алибаге оставалось только 1000 солдат, и Мэттьюс с Коэном, клеймя иберийцев самыми последними словами, ушли в Бомбей.

В январе эскадра появилась в Бомбее, и Коэн был смещен со своего поста. Его заменил Уильям Фиппс, который счел за лучшее договориться с Ангриа, выплатив ему дань. Более того, Фиппс договорился с пиратами, что они не будут трогать британские суда, но продолжат нападать на португальские.

Вид на крепость Алибаг

Португальский вице-король, узнав о подобном условии, дал своим силам в Индии предписание: «В случае нападений на англичан кого бы то ни было — никакой помощи им не оказывать».

Заключив договор, Фиппс сразу же стал строить специальные противокаперские суда, быстроходные и с сильным вооружением, однако разведка Ангриа тоже не дремала, и три из них были сожжены еще на стапелях. К тому же из Лондона пришло указание — борьбу с пиратами прекратить. Правление ОИК сочло траты на противопиратские кампании слишком большими, за последние 10 лет они обошлись в кругленькую сумму, составляющую 500 тысяч фунтов.

7 октября 1729 года Каноджи Ангриа умер, ему наследовал его сын, Сукходжи, и, по признанию англичан, он, «нарушив все договоры, нападал на все корабли, какие видел».

В 1730 году люди Сукхонджи на 4 грабах и 15 галливатах перехватили и уничтожили у Кулабы гребные фрегаты британской ОИК «Бомбей» и «Бенгал». В 1732 году 40-пушечный корабль Ост-Индской компании «Окхэм» выдержал тяжелый бой с 5 грабами и 3 галливатами маратхов и еле смог отбиться.

В 1733 году Сукхонджи умер, и у Ангриа началась междоусобица. В результате северную часть пиратской империи получил младший сын Сукхонджи, Манаджи, а южную часть наследовал Самбхаджи. Разделение это, безусловно, ослабило пиратскую республику. Тем не менее нападения продолжились, и в 1735 году был захвачен корабль ОИК «Дерби», шедший с грузом золота для закупок в Индии. Это была самая мощная пощечина британской ОИК.

Понимая, что прямые действия не приносят успеха, британцы решили договориться с теми, кто прикрывал пиратов Ангриа — с маратхами. Первые контакты с императором маратхов начались в 1740 году. Но лишь после смерти императора Саху, в 1749-м, англичане нашли союзника в лице нового правителя Рамараджи. К тому времени Самбахаджи умер, и ему наследовал Туладжи. В том же 1749 году Туладжи около Бомбея с 5 грабами атаковал и захватил 20-пушечный корабль ОИК «Ресторейшн», посланный для борьбы с пиратами Ангриа. Это просто взбесило руководство ОИК.

В 1751 году Туладжи выдержал бой с отрядом коммодора Лайля — а это, ни много ни мало, 64-пушечный «Виджилант» и 50-пушечный «Руби». В 1754 году пираты захватили три голландских корабля — 50-пушечный, 36-пушечный и 18-пушечный. К 1750 году военные корабли Ангриа контролировали всю западную Индию до самого Кохина. Во время войны Англии и Франции только четыре военных корабля патрулировали берег и сопровождали индийские торговые суда. Маневренные корабли Ангриа, держась вне пределов досягаемости тяжелых пушек, хватали добычу на виду у конвойных кораблей. Только военные суда могли не опасаться нападений. В ходе жестоких схваток 1754 года корабли Ангриа захватили голландское судно, груженное боеприпасами, и взорвали два больших корабля Вест-Индской компании.

Чуть ранее, в 1750-м, прибывшие к Ангриа от Рамараджи послы потребовали, чтобы пираты платили императору ежегодную дань. Это не нашло понимания у Туладжи, тот «разрезал послам носы вдоль, чтобы они не лезли в его дела, и отослал обратно». Англичане получили свой шанс.

Ссора с маратхами на суше, безусловно, ослабила пиратов. В 1754 году флот ОИК (один 44-пушечный корабль, один 16-пушечный и два бомбардирских корабля) захватил остров Свирадург и разрушил несколько их фортов на побережьях. А в 1755-м из Англии прибыла эскадра вице-адмирала Уотсона в составе 3 линейных кораблей, 2 фрегатов, 5 бомбардирских кораблей. Задача у нее была одна — решить, наконец, проблему пиратов Ангриа.

В феврале 1756 года Уотсон с флотом ОИК подошел к последней твердыне Ангриа — крепости-острову Геррах (Геррия). При этом атаку англичан поддержали союзные им маратхи — 12-тысячный отряд, выделенный императором Рамараджи, чтобы отомстить Туладжи за обращение с послами. Командовал сводным отрядом один полковник, который вскоре станет очень известен — Роберт Клайв.

Уотсон решил расположить свои корабли двумя колоннами. Первая колонна состояла из 24-пушечного фрегата, 60-пушечника, 64-пушечника, 56-пушечника, 50-пушечника и 44-пушечного фрегата ОИК. Задачей этой колонны было отразить возможные атаки пиратского флота. Вторая колонна состояла из трех фрегатов ОИК, от 12 до 16 пушек, и пяти бомбардирских судов. Задача этой колонны — борьба с береговыми батареями пиратов и обстрел крепости.

Бой с береговыми батареями длился два с половиной часа. Постепенно орудия Ангриа замолкали, огонь слабел. Корабли атаковали и сожгли весь флот Ангриа — три 20-пушечных граба, девять 12-пушечников, 13 галливатов, 30 мелких судов. Два корабля было уничтожено на стапелях. Высадившиеся войска довершили дело — пираты пытались было сдаться маратхам, однако отряд Клайва (700 англичан и 300 сипаев) отказался брать пленных — уничтожили всех, включая детей и женщин. В Геррахе было взято 250 орудий калибром от 24 до 6 фунтов, 6 медных пушек, а также золота и драгоценностей на 130 тысяч фунтов. Пираты Ангриа перестали существовать.

Британский историк Роберт Орм (Orme) писал:

«Целых пятьдесят лет это пиратское государство грабило и захватывало громадное количество судов всех европейских наций и Индии, британская Ост-Индская компания ежегодно выплачивала Ангриа по 50 тысяч фунтов, чтобы пираты не нападали на английские корабли. Никакой корабль не мог без военного прикрытия пройти спокойно мимо областей, занятых Ангриа».

Прежде чем перейти к следующей части, поговорим о положении в Индии, ибо именно это, а не английская хватка или французская удаль, оказалось определяющим в последующих событиях. Отрывок из обширной книги А.Б. Каплана «Путешествие в историю, Французы в Индии», который многое объясняет:

«В 20-х годах XVIII века субадары Декана, Бенгалии, Ауда и других провинций Индии превратились в независимых монархов и почти не считались с волей Великого Могола. Наместник в Декане Низам-ул-мулк был вынужден заключить с пешвой Баджи Рао соглашение в 1731 году, по которому пешва получил право проходить через владения низама со своими войсками. В 1737 году пешва с большой армией подошел к стенам Дели и опустошил окрестности столицы империи. Низам-ул-мулк вновь стал союзником Мухаммад-шаха. Однако объединенные войска Моголов и Низам-ул-мулка оказались бессильны против маратхов.

В то время как войска Великого Могола терпели поражение за поражением в войне с маратхами, на землю Индии вступили полчища персидского шаха Надира. Его давно манили сокровища Моголов, особенно легендарный бриллиант «Кох-и-Нур», Тщательно подготовившись к нападению, в мае 1738 года персы перешли границу. Свирепый деспот, державший в страхе свое разноплеменное войско, Надир-шах был выдающимся военачальником. Ни один восточный полководец не уделял столько внимания огнестрельному оружию. Пехотинцы довольно метко стреляли и могли по европейскому обычаю, сомкнув строй, отразить кавалерийскую атаку. Непривычной для индийцев оказалась и легкая «верблюжья артиллерия».

Северная Индия фактически не оказала никакого сопротивления Надир-шаху. Основательно разграбив этот край, завоеватель зимой 1739 года двинулся на Дели. Здесь царила паника: император Мухаммад-шах метался от одного советника к другому, но могольские вельможи быди полностью поглощены внутренними распрями. Низам-ул-мулк питал вражду к главнокомандующему всеми войсками Дауран-хану, интриговал против наваба [*Наместник провинции. В период распада Могольской империи отдельные навабы превращались в фактических правителей своих провинций] Ауда Саадат-хана, который с 50-тысячным войском пришел защищать Дели, и в то же время правитель Декана тайно переписывался с Надир-шахом. Другие приближенные Великого Могола вели себя немногим лучше. Даже когда персы приблизились к Дели, враждовавшие клики не прекратили междоусобиц. Распри продолжались и во время генерального сражения при Карнале 24 февраля 1739 года.

Когда «верблюжья артиллерия» Надир-шаха в упор расстреливала войско Дауран-хана, Низам-ул-мулк не тронулся с места. Индийцы все равно сражались упорно. Но Великий Могол Мухаммад-шах был смертельно перепуган и сам приехал с повинной к Надиру.

Надир-шах понимал, что титул императора Моголов теперь не представляет никакой ценности, и потому сохранил на троне старую династию. Его интересовали сокровища Дели. Небольшое столкновение персов с жителями Дели стало предлогом для разграбления столицы.

Иранский хронист Мухаммад-Казим, воспевший подвиги Надир-шаха, так описывал эти события. «Пламенный гнев счастливца вскипел, и он приказал произвести поголовное избиение всех жителей Дели. Победоносное войско, услышав эти полные [гнева] слова, сразу в числе ста тысяч человек с оружием в руках атаковало кварталы, улицы, базары и дома жителей той местности и занялось убийством. Детей и взрослых, юных и старых, кого бы ни находили, не стеснялись убивать и лишать жизни; луноликих девушек и целомудренных женщин пленили рукою предопределения и пустили дым бесчестья из имущества каждого богатого человека». Шесть часов озверелые орды Надир-шаха грабили и убивали. 20 тысяч жителей Дели погибло. Сам повелитель персов наблюдал за кровавым зрелищем. Даже в этот страшный момент знатные моголы продолжали сводить личные счеты, направляя гнев Надир-шаха на своих врагов. Низам-ул-мулк сумел выжить, он усердно собирал сокровища Дели для завоевателя. Надир стал обладателем самых дорогих бриллиантов в мире, в том числе «Кох-и-Нура». Он увез из Дели драгоценностей на сумму 700 миллионов рупий, угнал в Иран десятки тысяч людей.